Вера и знание

Было время в истории человечества, когда религиозное объяснение мира и человека было единственным и всеохватывающим; вера в высшие силы не отделялась от живого ощущения их вездеприсутствия. Но это время прошло давным-давно, – рядом с верой в самые далекие времена начало развиваться знание – сначала частичное, не очень уверенное в себе, а затем знание встало развиваться все быстрее, все энергичнее и увереннее. Уже в дохристианскую эпоху вера стала оттесняться знанием – и этот процесс привел вскоре к такому внутреннему разложению древнего мира, что он стал гибнуть. Христианство спасло мир от этой гибели и внутреннего разложения, возродило человечество тем духовным обновлением, которое оно принесло миру, а вместе с тем оно положило и новые основы для научного и философского исследования. К сожалению, то «обновление ума» (), которое принесло в мир , не дало миру всего, что могло и должно было войти в мир от света, который засиял для мира во Христе. Подлинное и творческое «обновление ума» как бы сосредоточилось только в области богословия, отдав всецело так называемому «естественному разуму» исследование и истолкование природы и человека. Это пагубное разделение, чуждое раннему христианству, получило особенно острое свое выражение на заре «новой» эпохи, т. е. в XV и XVI веках, – и после этого разграничения веры знания стало как бы «само собой разумеющимся», можно сказать – традиционным, бесспорным. В нашу же эпоху, христианский мир, не найдя правильного соотношения между верой и знанием, перешел за последнее столетие уже к открытому оттеснению веры знанием. Действительно, необычайные достижения научных исследований во всех областях, головокружительные успехи техники – все это породило такое умонастроение, такую установку духа, при которой для веры остается ли какое-либо место? У многих людей, особенно тех, кто с жаром и упоением изучает науки, работает в области техники, как бы иссякают самые источники религиозных переживаний, – люди теперь так заняты одной земной жизнью, ее сложными темами, исследованием и техническим овладением сил природы, что только какое-либо трагическое потрясение (как напр., обе мировых войны) или то оцепенение, которое несет с собой в мир смерть, вновь ставит перед всеми религиозный вопрос. Но для тех, кто возвращается к религиозной жизни или только ищет ответа на религиозные вопрошания, неизбежно возникает необходимость найти такое взаимоотношение между верой и знанием, при котором одно не вытесняло бы другое. Не может современный человек отбросить все то, что принесла миру наука, но как же соединить с этим не простое признание «Высшей Силы», но всю полноту христианской веры, жизни в Церкви?

Этот вопрос слишком важен и значителен, чтобы его решать «кое-как», «между прочим». Выяснению его, краткому анализу основных тем, с ним связанных, и посвящен настоящий этюд.

Учение о Боге, как Творце мира и о Промыслителе Божием

2 . По христианскому учению мир создан Богом, Который дал миру те законы, которые определяют жизнь мира. Эти законы вечны, потому что исходят от Бога, – в силу того же они неизменны и постоянны. Однако, творение мира Богом не надо понимать так, как будто мир движется, как некий механизм, будто христианское учение не признает в мире его собственной активности, его известной самостоятельности. Уже в библейском рассказе о творении мира мы находим весьма ясное указание на эту самодеятельность мира. Вот что мы читаем в книге Бытия (гл. I ст. 11–12) о третьем дне творения: «и сказал Бог: да произведет земля зелень, траву… дерево. И произвела земля зелень, траву, дерево…». Это замечательное место прямо говорит о собственной активности земли («произвела земля»), хотя и вызванной к жизни словом Божиим. Но, по мудрому указанию св. , «глагол Божий звучит для мира и ныне», – т. е. и ныне, по воле Божией, существует собственная активность «земли» – та самая активность, Которую наука кладет в основу принципа эволюции.

Создав мир и определив его законы, не мог, конечно, предоставить мир самому себе, как бы забыть о нем – творение мира естественно переходит в «промышление о мире». И тут мы впервые встречаемся с острым противлением некоторых деятелей науки этому воззрению, – я имею в виду то учение, которое принято называть деизмом. Деизм признает, что Бог создал мир, но отвергает всякое участие Бога в жизни мира, т. е. отрицает Промысел Божий. Что это богословски неразумно, это ясно само собой: как можно думать, что Тот, Кто создал мир, что Он по создании мира уже не думает о мире, не заботится о нем, как бы забыл о нем? Это «настолько неразумно, что собственно тут нечего и спорить: если признавать, что мир не сам собой существует, а создан Богом, стоящим над миром, то просто нелогично отвергать участие Бога в жизни мира. Но почему же некоторые ученые все же отвергают это участие Бога в жизни мира? Какие мотивы руководят ими при этом?

Деизм есть создание английской религиозной мысли; одним из виднейших защитников деизма был знаменитый Ньютон, создатель новой механики. Ньютон был убежденным христианином, признавал бытие Божие и самую неизменность законов природы выводил из неизменности Божества. Но, будучи одним из творцов «механического понимания природы», которое сыграло, несомненно, очень большую роль в развитии научных идей в XVIII и XIX веках, Ньютон исходил из того убеждения, что все в мире объясняется из самого же мира. Всякое естественное явление имеет, по этому взгляду, естественную же причину. Мировая жизнь есть бесконечная цепь причин и следствий, – тут все «естественно». И именно потому, думают ученые, наука и возможна: если бы в мире действовали какие-либо (сверхъестественные) силы, то научное познание мира было бы невозможно. Но наука не только возможна, но она существует, она прогрессирует и все глубже и дальше проникает в тайны природы, и это не значит ли, что в мире действуют только естественные силы?

Никто не станет, конечно, отрицать реальности в мире естественной причинности, но разве это исключает участие Бога в жизни мира? Вникнем в этот вопрос глубже, и мы увидим, что из признания действия в мире естественных сил вовсе не вытекает отрицание Промысла Божия в мире; не вытекает, поэтому, как увидим дальше, и отрицания чуда. О том, что в мире могут действовать силы, превосходящие «естественный» строй природы – об этом мы будем иметь случай говорить позже.

Границы причинности (учение Курно)

3 . Принцип всеобщей причинности (так называемый детерминизм), как легко убедиться, вовсе не исключает случайности и даже ее создает. Французский ученый Курно (середина XIX в.) впервые показал это с неотразимой ясностью, развив учение о так называемых «независимых причинных рядах». Возьмем простой пример, иллюстрирующий это: по рельсам железной дороги движется поезд согласно определенному расписанию; железная дорога в одном месте пересекается шоссе, по которому ездят автомобили, грузовики и т. п. Обычно, когда к месту пересечения двух путей подъезжает поезд, шлагбаум опускается и движение по шоссе прекращается. Но, если шлагбаум не опущен или его вовсе нет, может случиться (к сожалению, часто и бывает), что в один и тот же момент должны оказаться в одной и той же точке пространства и поезд и грузовик, что неизбежно приводит к катастрофе. Ведь движение поезда подчинено своей причинности, а движение грузовика – своей, – обе причинности независимы одна от другой, и их катастрофическая встреча есть чистая случайность, вытекающая как раз из независимости причинных рядов. Но мы знаем, что этой катастрофической встречи может и не быть – либо машинист затормозит поезд, либо шофер приостановит грузовик. В обоих этих случаях ни машинист, ни шофер не попирают закона причинности – ведь самое столкновение поезда и грузовика есть, в данном случае, чистая случайность, которую можно предотвратить, т. е. ее можно избежать, если опасность во время заметят или машинист или шофер.

Строгий детерминизм или строгая подчиненность всех процессов в мире закону причинности вполне, таким образом, соединима с случайностью, а следовательно, и со вмешательством людей в регуляцию этих случайностей без нарушения законов причинности. Но если мы, управляя, автомобилем, можем вовремя затормозить, чтобы не столкнуться с другим автомобилем, выехавшим из-за угла, – то почему же Бог, Творец вселенной, не может, не нарушая законов причинности, создавать такиее сочетания событий, которые могут иметь благоприятные последствия для тех или иных людей? Сколько раз в жизни бывало и бывает, что «случайная» встреча двух людей, ведущая к их взаимному знакомству, начинает собой целый ряд чрезвычайно важных фактов, в основе которых лежит все же «случайная встреча». Почему мы не можем предположить, что «случайная» встреча была, в действительности, делом Божиим? Если родители «подбирают» знакомых для своих детей в расчете, что это будет иметь доброе влияние на них, почему не может этого сделать?

Но, скажут нам, как отличить случайную в точном смысле слова встречу двух рядов от встречи, в которой было действие Божие? Ведь внешне оба типа встреч протекают одинаково, т. е. внешне они оба кажутся случайными; как же узнать, что в одной из них было действие Божие? Внешне это обычно и нельзя узнать, но каждый человек, если он оглянется на свою жизнь, почти всегда с уверенностью может сказать, что те или иные события в его жизни вовсе не были случайными, а несомненно определялись чем-то высшим, вели к какой-то определенной цели. Вообще нельзя чистой случайности придавать такое огромное значение, какое ей отводят, например, в естествознании; наш знаменитый русский ученый Пирогов справедливо высмеивал «обожание случая», как он выражался. Факты целесообразности в истории живой природы, в развитии людей и целых народов могут быть столь поразительны, что их никак нельзя сводить к «чистой случайности».

Пусть так, скажут нам, пусть через регуляцию различных причинных рядов может входить в жизнь мира; пусть в этом смысле мы можем признать принципиальную возможность «чуда», но что нам удостоверяет реальность чуда, т. е. удостоверяет, что в таком-то определенном случае действовал именно Бог, т е. что тут была не «чистая» случайность, а было целесообразное вмешательство Божие? Если верующие в Бога люди утверждают, что у них нет никаких сомнений, что в данном случае именно Бог создал то сочетание фактов, которое было столь для них целесообразно, – то почему неверующие в Бога этого не видят, не понимают? Или вере присущ особый свет, который помогает почувствовать участие Бога в жизни данных людей?

Войдем для уяснения этого глубже в сущность религиозной веры, но сначала попробуем разобраться в психологии познания.

Психология познания

4 . При предварительном различении веры и знания мы указали на то, что они обращены к разным сферам. Вера есть обращенность нашей души к Богу, к горнему миру, к невидимой, запредельной реальности, – а знание обращено к миру видимому и ощутимому, оно всецело основывается на опыте, а затем на тех идеях, которые возникают из опыта. Из такого определения веры и знания, как двух сфер духовной жизни, находящихся в разных, так сказать, этажах, вытекает само собой, что они никак не могут придти в столкновение друг с другом. Все это верно – но лишь при первом приближении к вопросу о вере и знании. Стоит несколько глубже вникнуть в природу веры и знания, как нам сразу представится возможным конфликт между ними – притом в двух разных условиях. Первого типа конфликт мы, для ясности, назовем конфликтом косвенным, второго типа конфликт – прямым. Разберем оба эти типа – они помогут нам ближе войти в сущность веры и знания – и обратимся сначала к первому типу.

Мы уже упоминали, что знание основывается почти всегда «на опыте», т. е. оно имеет дело с такими «предметами» или явлениями, которые доступны нашим внешним чувствам (зрению, слуху и т.д.). Но вследствие этого они доступны одновременно многим людям сразу: если я в химическом каком-нибудь опыте вижу, что в жидкости образуется осадок, то это образование осадка может наблюдать сколько угодно людей. Это придает знанию, основанному на опыте, такую убедительную очевидность, что этот тип усвоения истины начинает казаться единственным. Действительно, мы уже с детства привыкаем к этому типу усвоения истины, – привыкаем называть знанием именно то и только то, что «очевидно», что «доступно всем». Правда, если какой-нибудь путешественник, забравшийся в неисследованные до него страны, даст описание того, что он видел, то можно ли верить ему? Ведь он был только один, других свидетелей не было с ним? Верно, но мы хорошо сознаем, что записи такого путешественника может проверить любой новый путешественник. Именно эта возможность проверки освобождает ученых от необходимости, чтобы при их различных исследованиях присутствовали другие люди: описание, сделанное одним человеком, принимается за истину, ибо легко может быть проверено другими людьми. В настоящее время существует так много ученых, так много исследователей во всех областях, что проверка, действительно, и производится многими наблюдателями.

Все это создает определенные навыки души – истина кажется тем бесспорнее для нас, чем она осязательнее, очевиднее, чем легче допускает проверку. Все, что неосязательно, не очевидно с первого взгляда, что нельзя проверить, – легко может быть объявлено фантазией. И так как фантазий в истории разных наук было тоже немало, то в итоге многовековой научной работы у всех, кто интересуется знанием, создается «критическая установка», создается большая строгость в отношении точности приводимых учеными фактов.

С тех пор (уже больше трех веков), как к изучению физических, позже химических, а ныне и биологических процессов, стали применять математику, научный критицизм не только окреп, но даже приобрел некоторые черты своего рода сектантства – так велика стала требовательность и даже придирчивость нашего ума. Само по себе это явление есть выражение зрелости научной жизни нашего времени, – но увы, именно достигши зрелости, критическое направление сразу обнаружило и свое вредное действие на наше сознание.

Это вредное действие проявляется прежде всего в том, что всё, что не очевидно и не может быть доступно проверке, сразу заподазривается в своей истинности. Вот, например, до сих пор в науке, существующей уже более 150 лет, а именно в психологии, есть спор, который так и остается неразрешенным – и именно вследствие чрезмерного критицизма. Спор шел и идет о том существует ли душа человека? Что существуют различные душевные явления (образы воспоминаний, мысли, разные чувства, желания), об этом никто не спорит, но о душе, как таковой, сейчас просто не принято говорить (в силу чего уже давно стали говорить, что современная психология есть «психология без души»). Почему? Потому что прямого восприятия души (как бы отдельно от душевных явлений), действительно, нет; выходит, что слово «душа» не означает никакой реальности, а есть просто слово, удобное для обозначения совокупности разных душевных явлений. Но такое рассуждение в корне неправильно – ибо если мы не воспринимаем в себе души отдельно от душевных явлений, то и самые-то душевные явления предстоят нам всегда в некоем живом целом – что и есть душа! Никогда и нигде нам не дано отдельно воспоминание, отдельно мысль или желание, но все это есть, по прекрасному выражению американского психолога Джемса (James), «поток» психической жизни. Только чрезмерным критицизмом и должно объяснять «психологию без души».

Но еще хуже выходит, например, при изучении социальных явлений. Положим, я пошел в гости к своему другу; в течение получаса мы говорили с ним о погоде, о политике, о ценах на продукты и т. п. Неужели этим и ограничивается социальное общение, только в этом оно и состояло? Конечно, нет, ибо его подлинная реальность не может быть внешне усвоена. Посидев у друга полчаса, я ушел освеженным, словно я внутренне напитался чего-то от него, словно какие-то невидимые, неосязаемые процессы и определили наше «общение». В этих невидимых неосязаемых процессах в действительности и заключена самая «суть» общения, – и глубоко ошибся бы тот, кто счел бы сутью его, наоборот, ту болтовню, которой мы были заняты. Надо поэтому уметь освобождаться от привычки считать истинным только то, что «очевидно», что доступно одновременно другим, допускает проверку, – надо стремиться к тому, чтобы овладевать и той стороной бытия, которая неосязаема, не очевидна.

Сущность веры

5 . Но вредное действие чрезмерного (и упрощенного) критицизма сказывается с особой, можно сказать, роковой силой тогда, когда дело идет о предметах высшего порядка, т. е. о предметах религиозного порядка. То, что принято называть религиозной верой, есть, ведь, тоже своего рода знание – но знание, иное и по тому, как оно развивается, и по тому, на чем оно основывается. Мы не должны прилагать к этому «знанию веры» тот критицизм, который верен (и то с известными, как мы видели, ограничениями) в отношении внешнего мира: предметы веры, если мы следуем внешнему критицизму, как бы уходят от нас, становятся уже совершенно закрытыми и недоступными нам.

Для полной ясности будем отличать в вере «знание Бога» и «знание о Боге"3. Было бы еще проще отличать «веру в Бога» от наших «верований», т. е. тех учений, понятий, идей, которые входят, например, в состав христианского вероучения. Вера же в Бога или «знание Бога» есть живое, непосредственное, непререкаемое чувство Бога, Его бытия, Его реальность и близость к нам. Французские богословы и мыслители называют это «чувством присутствия» (sentiment de la presence) Бога. Конечно, такое живое и непререкаемое чувство Бога вовсе не присуще всем верующим, – у многих, даже искренно верующих есть лишь некая светоносная идея, которая все освещает им, но все же только идея, а не живое «ощущение» Бога. Между тем первосущность веры в Бога («знание Бога») есть именно ощущение или чувство Бога, сознание, что Бог для нас реальнее всякой «видимой» реальности, реальнее всего мира. По учению многих богословов, вера в Бога вообще предшествует всякому ощущению, познанию видимого бытия. «Самое первое, самое реальное для нас есть Бог», говорил один западный богослов, – и это верно, но надо иметь в виду, что живое, непререкаемое чувство Бога, столь легко дающееся детям или свыше вдохновенным душам, для нас, пребывающих в плену видимых, осязаемых вещей, дается обычно лишь в итоге духовной и молитвенной жизни. Первоначально мы просто «узнаем» многое о Боге – когда родители, воспитатели говорят нам о творении мира, о Спасителе, распятом и воскресшем, о Божией Матери и святых, – и все это есть «верования» наши, но еще не подлинная вера. И верования (знания о Боге) нужны душе – им присуща особая светоносная сила, которой освещается и озаряется весь мир, вся жизнь, – но религиозная жизнь, которая не идет дальше «верований», еще не дошла до той своей вершины, где не нужно «доказывать» бытие Божие, но где оно охватывает нашу душу, как правда, как добро, как Первореальность.

Вера в Бога или знание Бога дается нам обычно в итоге духовной и молитвенной жизни, но она не создается нами, она есть откровение Бога в нас. Сам открывается нам, и оттого непререкаемо и невыразимо словами живое ощущение Его присутствия. Но Бог не открывается душе человеческой так сказать насильно, а только там и тогда, где и когда душа ищет Бога, где она раскрывается навстречу Ему. Бывают, впрочем, такие потрясения (внезапные несчастья, чья-либо смерть, особенно часто на войне), когда душа, уже трепещущая, стоящая как бы на пороге Богосознания, может вдруг с такой силой пережить близость Бога, что она, словно ослепленная светом свыше, уже не хочет глядеть на мир, ищет только Бога. Но это сравнительно редкие случаи, – вообще же говоря, Бог открывается душе лишь через молитвенную и духовную жизнь. «Блаженни чистие сердцем, сказал Господь, ибо они узрят Бога». Чтобы чувствовать Бога, нужно чистое сердце, свободное от пороков, мелких и больших страстей, любящее чистоту и правду. Но не менее нужно, чтобы ум не мешал движению сердца, т. е. чтобы в нем не было тех или иных неверных идей, учений. Оттого так и важно правильное религиозное воспитание и образование, что они приуготовляют сердца и ум к восприятию Бога, к встрече с Ним, когда придет для этого момент.

Если такова природа религиозной веры, то можно сказать, что она «очевиднее» для нас всякой внешней очевидности и в этом смысле она превосходит всякое внешнее знание обилием света, сознанием твердой и непреложной истины. Но вера живет внутри души; извне можно пройти мимо нее, так сказать, не заметив ее, – вера есть та внутренняя жизнь души, в которую извне нельзя заглянуть. Но в вере есть зато нечто иное и большее: вера может легко передаваться другим людям, – она зажигает в ищущих душах, в чистых сердцах ответный огонь. Апостолы, проповедуя всем народам Христово учение, привлекали к вере не убедительностью тех или иных аргументов, даже не чудесами, – но огонь веры, живший в них, зажигал ответный огонь у слушателей. Огненная сила, присущая вере, есть сила, перед которой бледнеет всякая иная сила – ума или физического действия. Достаточно прочитать несколько глав из книги «Деяния Апостолов» (эту книгу можно было бы назвать «пятым Евангелием», ибо там рассказана история распространения христианского благовестия), чтобы почувствовать, что необычайное распространение христианства по всему миру было связано именно с тем, что огонь веры у Апостолов зажигали ответный огонь у тех, кто внимал им чистым сердцем. Это дивное свойство веры, возможность, что от одной верующей души возгорается свет веры у других людей, даже не переживших того, что например, пережили Апостолы, и есть тайна Христовой Церкви. И доныне огонь веры возгорается в душах, мы питаем, воспламеняем друг друга – и сердца людей открываются для новой жизни во Христе.

Но свет, который освещает нашу душу благодаря вере в Бога, по-новому освещает нам и весь мир, человека в мире, – тут именно и совершается то «обновление ума» во Христе, о котором говорил Ап. Павел ().

Косвенный конфликт знания и веры

6 . Если мы можем подняться до того, чтобы глядеть на мир «в свете Христовом», то весь мир предстанет нам как бы пронизанным лучами, исходящими от Бога. В свете веры мир вовсе не живет какой-то своей отдельной обособленной жизнью (хотя ему и дана от Бога сила самодеятельности), – мир держится Богом. Св. Отцы часто выдвигают ту мысль, что если бы мир не сохранялся Богом, не находился под его попечением, т. е. был бы предоставлен самому себе, то он давно распался бы и обратился в небытие. Та картина мира, которую рисует там современная наука, неверна не в том смысле, что она говорит о чем-то мнимом, нереальном. Нет, все верно в описаниях явлений, в формулировке законов, управляющих миром, но все это есть лишь повесть о поверхности мира, о его оболочке. В научном подходе к миру не хватает ощущения Божьего присутствия в мире, Его постоянного участия в мире; наука даже не подозревает часто того, что великий созерцатель духовного мира (Св. Исаак Сириянин) назвал «пламенем вещей», – той подлинной глубины в жизни мира, где мир пронизан светом Божиим.

В силу этой ограниченности внешнего знания, когда оно сознает себя единственной и высшей формой знания, когда оно распространяет свои требования «очевидности», доступности всем для проверки на то, что для внешнего взора не очевидно, не допускает такой простой проверки, тогда и возникает то, что мы назвали «косвенным конфликтом» веры и знания. Вера открывает нам бытие настолько глубже, полнее, яснее, что внешнее знание мира, само по себе и цельное и нужное, должно быть признано подчиненным вере – но, конечно, не внешне, а внутренне. Поэтому чувство истины, если оно развивается на одном внешнем познании мира, неполно и недостаточно, – и наоборот, то чувство истины, которое развивается через веру, проникает во все глубже, светит мне, озаряя своим сиянием полноту бытия.

Фактически огромное большинство людей созревает духовно и умственно именно на внешнем знании, – и это было бы не плохо, если бы они параллельно врастали в мир религиозной жизни. Но обычно этого нет или почти нет, вследствие чего наше созревание и определяется почти всецело тем подходом к миру, к истине, который соответствует только внешнему знанию. Даже те, у кого было религиозное воспитание, часто переживают Бога, как нечто отвлеченное, как чистую (увы, не светоносную) идею. Чтобы пробудить в таких людях сознание неполноты и ограниченности внешнего знания, нужен какой-то сдвиг, может быть глубокий удар. Только тогда может человек сказать себе вместе с Псалмопевцем: «из глубины воззвах к Тебе, Господи», – а пока он не упадет в эту глубину, он находится во власти внешнего подхода к бытию.

Так и возникает, как видим – косвенно, – конфликт веры и знания. Мы называем такой конфликт «косвенным», потому что свет веры оказывается у многих столь ослабленным (в силу внешнего подхода ко всему), что они не могут ничего противопоставить самоуверенному сознанию, созревшему на внешнем знании.

Теперь мы несколько подготовлены к разрешению поставленного выше вопроса о том, как нам убедиться в реальном вхождении Бога в жизнь мира, как убедиться в реальной, а не одной принципиальной возможности чуда.

О реальности чудес

7 . Принципиальную возможность чуда мы признали, исходя из анализа случайности. Случайны все «встречи независимых причинных рядов», – и если нам, людям, возможно, не нарушая закона причинности, регулировать встречи отдельных причинных рядов, то, конечно, это возможно и для Бога. Но возможность чуда – это одно, а реальность его – совсем другое; как ни важно признать первое, но для религиозного сознания гораздо важнее второе, – т. е. для религиозной души важно почувствовать, что пришел нам на помощь и совершил то чудо, о котором мы Его просили.

Если мы возьмем случай какого-нибудь необычайного исцеления больного, о которой; верующие говорят, что это было чудо, т. е. было прямым действием Бога, то надо сказать, что внешне такие чудеса всегда могут быть истолкованы, как явления совершенно естественные. Врачи давно привыкли ссылаться на то, что всякое излечение болезни создается vis medicatrix naturae («целебная сила природы»). Почему и откуда у природы есть эта «vis medicatrix», врачи не интересуются, они ее просто принимают, как факт. Поэтому даже когда врачам приходится иметь дело с поразительным, почти мгновенным исцелением от тяжкой болезни, у врачей всегда остается внешняя возможность сводить и такие случаи к «естественным силам» организма. В последние десятилетия было выдвинуто даже особое понятие «исцеляющей веры», которое будто бы заменяет понятие чуда. Это понятие «исцеляющей веры» опирается на достаточно в наше время изученное влияние самовнушения, действие которого бесспорно может быть очень глубоко и сильно. Внушение тоже может иметь такое огромное, прямо потрясающее влияние, что как будто теперь вместо чуда надо просто говорить о внушении и самовнушении. Наука в явлениях внушения и самовнушения как будто нашла ключ к «научному истолкованию» того, что раньше считалось чудом.

Не отрицая огромного влияния внушения и самовнушения на человеческий организм, даже признавая, что еще недостаточно изучена вся полнота того, что здесь может иметь место, мы должны сказать, что сводить все «чудеса» к действию внушения или самовнушения совершенно невозможно. Но с особой ясностью это выступает в тех случаях, когда мы имеем дело со случаями, при которых невозможно ни внушение, ни самовнушение. Я беру из бесчисленных случаев, сюда относящихся, случай, мне лично хорошо известный, – он относится к чудесному исцелению, имевшему место в моей семье.

Мой младший брат (мы жили тогда в глубокой провинции на юге России) заболел тяжкой формой менингита (мозговое заболевание). Болезнь развивалась очень остро, врачи, бывшие в нашем городе, после тщетных попыток спасти малыша, категорически заявили матери, что на спасение никакой надежды нет. Мать послала телеграмму о. Иоанну Кронштадтскому с просьбой молиться об исцелении мальчика, на что последовал ответ о. Иоанна, что он молится, что необходимо отслужить молебен в местном храме. Через день началось внезапное улучшение в состоянии мальчика, через два дня болезнь его совершенно покинула. Когда он вырос, никаких следов от болезни, кроме общей нервности, не осталось.

Исцеление произошло по молитве (о. Иоанна), оно было ответом свыше на эти молитвы. В порядке обычного хода болезни исцеление было невозможно, но Бог, услышав молитвы, исцелил мальчика, не отменяя естественных законов природы, а лишь дав, очевидно, то направление «естественным силам организма», которого уже не могли вызвать ни усилия врачей, ни vis medicatrix naturae. Естественные силы детского организма были за десять дней тяжкой болезни (с очень высокой температурой) настолько надорваны, что организм сам уже не мог победить тяжкого недуга. И ясно, что в данном случае не могло быть ни внушения, ни самовнушения. Нельзя, конечно, молитвенный подвиг о. Иоанна Кронштадтского свести к внушению, – но и самовнушения здесь тоже не могло быть: мальчик, лежавший в агонии, ничего не мог «внушать самому себе» – он был все десять дней без сознания, было ему только 3 года! Мать, молившаяся у кровати сына все дни, тоже ничего не могла внушать своему мальчику, – и только молитва о. Иоанна, находившегося более, чем за тысячу верст от нас, привела к тому, что Господь исцелил больного.

Для очей веры не нужны даже все эти рассуждения, которые должны победить упорство неверия, – для очей веры вся картина, только что нарисованная, говорит просто и ясно, что Господь, по молитвам о. Иоанна, исцелил мальчика. Для очей веры не нужен такой разбор возможных «естественных» объяснений исцеления мальчика, ибо им открывается вездеприсутствие Божие, Промысел Божий. Для очей веры вовсе не исчезает понятие чистой случайности, но факты чистой случайности – едва ли не самые темные точки бытия, как бы аккумулирующие излучения мирового зла и противящиеся свету, исходящему от Бога. Во всяком случае для религиозного восприятия «чистая случайность» никак не может быть источником добра, целесообразности именно потому, что за «чистой случайностью» стоит потемнение вселенной, созданной грехом. На все это строгий поклонник современного естествознания, для которого неизбежно «обожание случая», по ядовитому выражению Н. И. Пирогова, может, конечно, сказать: «То, что вы говорите, есть подлинно чистейшая фантазия». Да и говорить всерьез об «очах веры» не захочет он. Но всякий непредубежденный человек поймет, что все это уже только отговорки.

В одном из малых своих очерков Л. Толстой, говоря о молитве, высмеивает молитву и говорит, что она сводится к следующему: «Боже, сделай, чтобы дважды два было не четыре, а пять». Смеяться можно, конечно, над чем угодно, но о молитве можно сказать, что она есть самое высокое, благоговейное устремление человеческого духа ввысь и никогда не может иметь тот нелепый характер, который ей приписывает Л. Толстой. К сожалению, реальность участия Бога в жизни мира, Его вездеприсутствие, Его помощь людям навсегда могут остаться закрыты для людей «помраченного ума», как говорит Ап. Павел, т. е. для тех, чей взор скользит лишь по поверхности бытия, не замечая того, что стоит за этой поверхностью, как ее глубина.

О «прямых» конфликтах веры и знания

8 . В разъединенности того, что открывается вере, и того, что считает реальным воспитанный на внешней «очевидности» ум мы видели косвенный конфликт веры и знания и показали его неосновательность. Перейдем теперь к «прямым» конфликтам их. Но существуют ли они на самом деле? Легко показать, что такая «прямая» противоположность того, что утверждает знание, и веры относится собственно не к науке в строгом и точном смысле, а к разным научным теориям, к научно-философским обобщениям и гипотезам. Эти теории и гипотезы, эти научно-философские обобщения вполне законны и часто очень полезны, как полезен бывает полет фантазии для работы ума. Но в том-то и дело, что это есть фантазии, гипотезы, а не наука. Гипотеза Дарвина о том, что человек развился путем естественной эволюции из обезьяны, есть как раз пример такой научной фантазии, которая может иметь весьма полезное значение для научных исследований, но которую никак нельзя отожествлять с наукой (в точном смысле этого слова). Те, кто хотя бы немного знакомы с тем, что называется «кризисом трансформизма» (т е. теории Дарвина об эволюции), знают, что хотя основательные и серьезные ученые горячо стоят за принцип эволюции, но ныне почти все признают, что гипотезу Дарвина невозможно сейчас научно защищать. Я говорю об этом лишь мельком, хотя вопрос о происхождении человека имеет самое существенное значение для понимания «загадки человека», а еще больше для всего религиозного сознания. Но вопрос этот так сложен, что здесь разбирать его нет никакой возможности. Для изучения «прямых» конфликтов веры и знания я избираю более легкий для анализа вопрос – о «бессмертии души», тем более, что для религиозного сознания он имеет еще большее значение, чем вопрос о происхождении человека.

Душа и тело человека

9 . Верование, что со смертью и разложением тела человек не исчезнет, что душа его приобщается к вечности – есть одно из самых распространенных верований человечества. Иногда эти верования имели наивный характер, иногда более серьезный, но некое настойчивое стремление человеческого духа к утверждению жизни за гробом мы найдем всюду, вплоть до великих философов (как известно, величайший греческий философ Платон посвятил особый диалог «Федон» вопросу о бессмертии духа). Нередко религиозные и философские школы учили о решительной противоположности души и тела и видели в смерти, т. е. в отделении души от тела освобождение души. По-иному учили индусские религиозные верования: для них была ясна необходимость тела для жизни души, и они учили о том, что после смерти душа, покинув тело, в котором она жила, переселяется в другое тело, чтобы в нем жить и действовать4. Это учение о «душепереселении» или «перевоплощении» не может быть принято, но оно стоит как бы у порога той великой истины, которую принесло миру – а именно истины о воскресении в теле. Христианство признает в своем благовестии о воскресении, что в будущей жизни человек воскресает, как индивидуальность, в полноте душевной и телесной жизни. Христианство твердо учит о том, что за гробом душа продолжает жить, но жизнь эта – неполная, ущербленная, – полная же жизнь настанет тогда, когда мы воскреснем в теле. Этим учением христианство возводит тело на такую высоту, придает телу такое значение, какого мы не находим ни в одной религии, не находим и в науке, тяготеющей к так называемому материализму. Если сопоставим здесь научные фантазии с тем, что дает христианство, то нам сразу будет ясно, насколько глубже и полнее учение христианства.

Исследователи человеческой природы любят говорить: мы не знаем никакой жизни человека вне тела. Это верно и неверно: верно в том смысле, что жизнь души после смерти закрыта для нас, что нам дано знать человека, его природу, лишь в единстве души и тела. Но может ли наука серьезно утверждать (как это особенно усердно проповедуют защитники материализма), что с распадом и разложением тела человек исчезает совсем, что никакой жизни души за гробом нет? Такое утверждение будет не научным утверждением, а чистой фантазией – по той прежде всего причине, что мы и в живом человеке не имеем прямого восприятия его души. На каком же основании мы можем утверждать, что со тела душа не живет, раз мы чужую душу вообще прямо не воспринимаем? С другой стороны, простое рассуждение показывает нам более, чем вероятность, но можно сказать, неизбежность жизни души после смерти. В самом деле – мы можем отнимать от тела те или иные его органы (руки, ноги, глаза и т. п.), а от души мы ничего отделить не можем – она остается вся в своей неделимости и целости. Нельзя куда-то устранить мысли, оставив чувства, или наоборот, ибо душа целостна, неразложима. Явление памяти, с другой стороны, освещает нам тот факт, что прошлое продолжает жить в нашей душе, – и даже то, что казалось совсем забытым, может в ней неожиданно вспомниться. Как же может замереть душа, если она не знает в себе «частей», неделима, неразложима»?

Но, скажут нам – наше сознание справедливо называют «мозговым» сознанием – и если мозга и нервов нет, какое может быть сознание? Да, «мозговое сознание» после смерти невозможно до воскресения, но разве в обмороке, когда мозг, лишенный крови, не дает места сознанию, – душа теряется или что-либо теряет? Разве когда мы «приходим в себя» не раскрывается вся та же полнота души?

Как в глубоком сне душа живет, но не сознает себя, не так ли и после смерти (которую всегда сравнивают со сном) душа живет, не обладая «мозговым» сознанием? Я не хочу усложнять своего изложения вопросом о том, не является ли само «мозговое» сознание проявлением и функцией более глубокого нашего самочувствия, в лоне которого «возникает» наше «мозговое» сознание. Рассмотрение этого вопроса показало бы нам, что «мозговое» сознание действительно не является первичным, исходным в жизни и в самочувствии души и что временное (до воскресения во плоти) затухание «мозгового сознания» не означает, что душа, так сказать, засыпает и замирает (до воскресения). Этот вопрос, в известном смысле даже решающий в отношении темы о «бессмертии души», не может быть надлежаще освещен и решен без целого ряда психологических анализов, которые здесь невозможны.

Итак, если мы соберем воедино все, что может противопоставить научное знание о человеке христианской вере в то, что жизнь продолжается за гробом и закончится воскресением, то кроме скромного положения, что здесь на земле душевная жизнь предстоит нам связанной бесконечными связями с телом, науке нечего сказать. Из этого положения решительно никак не вытекает, что душа не может жить после распада и разложения тела; единственно, что могла бы сказать наука об этой жизни за гробом: мы ничего не знаем и не можем ничего ни утверждать, ни отрицать.

А между тем, какое огромное, исключительное значение для всей нашей духовной жизни имеет само по себе верование в жизнь после смерти и в воскресение! Даже в индусском учении о «карме» выступает уже со всей силой убеждение, что наши дела не безразличны для нашей судьбы после смерти, а в христианском учении, где нет места для перевоплощения (как в индуизме), каждый человек несет за собой в иной мир все, что он сделал в жизни. Эта мысль о реальности будущей жизни впервые бросает свет на смысл нашей жизни на земле, указывая на то, что мы призваны к вечной жизни.

Таким образом в вопросе о «бессмертии души» научное знание не может позволить себе ни скептического отношения к вопросу о будущей жизни, ни, тем более, прямого отрицания будущей жизни. Но нельзя отрицать, что наше сознание, как бы скованное нашими внешними восприятиями, нашей погруженностью в мир вещей, останавливается с недоумением перед великим христианским благовестием о воскресении человека в целости его душевно-телесной жизни. Между тем, именно идея воскресения, а не просто «бессмертие души» (как часто ду-мают) собственно и есть христианская идея. Душа бессмертна, это верно, но это есть лишь часть более общего и более важного учения о том восстановлении всего человека, которое и есть воскресение. Необходимо сделать несколько разъяснений по этому вопросу, – тем более уместных, что в воскресении мы действительно уже выходим за пределы «естества», как оно предстает нам в опыте. Тем самым мы можем коснуться последней нашей темы – о соотношении знания и веры там, где вера ведет за пределы того, что принято считать «естественным».

Участие Бога в жизни мира, как нарушение законов «естества»

10 . Среди чудес, которые творил Господь на земле и которые ныне творятся во имя Божие по молитвам нашим, огромное большинство их, как мы говорили, вовсе нарушает законов «естества», как они нам известны. Все исцеления, даже воскрешение Лазаря, который после этого чуда, прожив некоторое время, умер, – происходили в пределах «естества» – и ключ к пониманию того, что здесь нет нарушения закона причинности, мы нашли в том соотношении понятий случайности и причинности, которое было развито нами выше (§ 3). То, что Господь, как Владыка неба и земли, изменял обычный ход событий, не означает ли просто, что Ему, как Господу, были ведомы такие свойства «естества», которые для нас недоступны?

Может быть, – но есть в христианстве такое событие, притом имеющее для него коренное значение, в котором мы находим явное нарушение законов естества, можно сказать, их решительное подчинение некому высшему началу. Мы говорим – о воскресении Самого Господа, о том преображении человеческой Его природы, о котором говорят Евангелия в главах, посвященных явлениям Христа после Его воскресения. В этих событиях перед нами предстает подлинное изменение человеческого естества, не имеющее никакой аналогии с тем, что мы наблюдаем в доступном нам мире. Научное знание должно здесь, по-видимому, отступить и предоставить «очам веры» давать те основания, которыми можно было бы изъяснить великую тайну Воскресения. О том, что воскресение Господа есть основное и центральное для христианства событие, от которого и пошло само – нужно ли об этом много говорить? Вера в Воскресшего Спасителя есть основа всей нашей веры, всей нашей жизни – без этой веры нет и не может быть христианства. Но если знание отступает здесь перед столь глубоким веросознанием в христианстве, то надо сказать, что и само христианство, со всей силой утверждая реальность Воскресения Господа, вовсе не берется разгадывать тайну того, как оно было возможно. Если в вопросе о чудесах, в которых не совершается нарушение законов природы, не так трудно было принять принципиальную возможность таких чудес и центр тяжести вопроса заключался в том, можно ли принять реальность того или иного чуда, как действительного вхождения Бога в мир (а не просто «чистой случайности» в сочетании «независимых причинных рядов»), то в вопросе о воскресении Спасителя, наоборот, труден вопрос о самой возможности его, а вопрос о его подлинности и реальности, как мы сейчас увидим, решается и просто и категорично. Возможность воскресения умершего по плоти Спасителя остается «метафизической тайной», превышающей силы нашего разума, но реальность Его воскресения предстает перед нами с такой силой, что в свете ее евангельское благовестие о всеобщем воскресении перестает быть трудным для принятия его всей нашей душой.

Реальность воскресения умершего по плоти Спасителя засвидетельствована тем, что она не только всецело завладела умом и сердцем последователей Его, но особенно тем, что она вошла в душу учеников Господа в своем победном сиянии с такой силой, что их проповедь зажгла неугасимым доныне огнем бесконечные массы людей. Эта сила веры в Воскресение живет доныне в человечестве, покоряя себе все чистые сердца, – и конечно, основанием всего этого безмерного в своем объеме роста христианства может быть только одно – то, что Христос действительно воскрес.

Если вчитаться в главы, посвященные в Евангелии Воскресению Христову, то становится ясным, что, несмотря на многократные предупреждения Спасителя о Его смерти и воскресении, ученики никак не могли понять смысл этого. Когда Христос умер на кресте и Его тело положено было в гроб, не кончилось ли для них все? Растерянность, глубочайшая смущенность были у них так велики, что когда жены мироносицы, бывшие у гроба Христова, сказали им, что тела Христова во гробе нет, что Ангел возвестил им о воскресении Спасителя, они не поверили им: «Слова их показались им пустыми» (). Когда Господь явился ученикам, «они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа», и Господь сказал им: «осяжите Меня и рассмотрите, ибо дух плоти и костей не имеет, как видите Меня» и «взяв пищу, ел перед ними». Недоверие Апостолов, столь реально здесь изображенное, лучше всего показывает, что ни о какой «галлюцинации» в этом явлении Христа не может быть и речи, – а недоверие Фомы, как известно, длилось 7 дней, пока он сам не увидел Господа.

Если не быть во власти предубеждений и относиться к тексту Евангелий и Деяний Апостольских с открытой душой, то для сомнений в реальности воскресения Христа не остается никакого места. Апостолы не просто «поверили в это», но они жили тем святым вдохновением, которое родилось в их душе, когда они убедились, что Христос «воистину воскрес», – и от этого их вдохновения родилось и все , зажегся тот пламень, который доныне пылает в сердцах верующих.

Пусть остается и останется тайной, как была побеждена смерть в воскресении Спасителя, но реальность этого преодоления законов нашего естества переживается и ныне со всей силой. Кто не знает песнопения (на утрени), которое начинается словами: «воскресение Христово видевше…»? Да, видит его во всем блистании Божества и свидетельствует о реальности воскресения Христова – очами веры это дано видеть без колебаний и сомнений.

Заключение

11. После всего сказанного мы можем утвердить ряд положений, которые резюмируют рассуждение о соотношении веры и знания:

1 . Христианская вера не только не противится знанию, но она легла исторически в основание важнейшей научной идеи о единстве вселенной, о вечности законов, которым подчинена жизнь мира.

2 . Закон всеобщей причинности, лежащий в основе знания, создает возможность случайности, – разумея под случайностью встречу двух причинных рядов, – встречу, которая сама по себе не подчинена какому-либо закону.

3 . Как для людей возможно, на этой основе, предотвращать «встречи», могущие иметь катастрофический характер, так и входит в жизнь мира, регулирует ее, не нарушая Им же созданной причинности явлений.

4 . Это ведет к признанию принципиальной возможности чуда.

5 . Чудо, как таковое, остается для внешнего взора простой случайностью. Чтобы узреть чудо, как таковое, нужно глядеть на мир «очами веры».

6 . Слабое развитие духовной жизни, чрезмерное внимание к внешней очевидности является причиной косвенных конфликтов веры и знания. Эти конфликты рассеиваются сами собой по мере того, как мы возрастаем в духовной жизни.

7 . И в прямых разногласиях веры и знания мы имеем обычно дело с необоснованными утверждениями деятелей науки, в которых повинна не сама по себе наука, а те научные гипотезы и фантазии (сами по себе допустимые), которые усваивают себе ту авторитетность, которая присуща лишь точному знанию.

8 . Во всех (мнимых) расхождениях веры и знания дело идет о естественных силах, власть над которыми принадлежит Богу и проявляется в чудесах. Но есть чудо, основное для христианской веры, в котором действительно преодолевается «естество» – чудо воскресения Спасителя.

9 . Но если тайна воскресения Спасителя остается для нас закрытой и мы не можем сказать, как оно возможно, то самая реальность его остается бесспорной по той силе веры, которая воспламенила души Апостолов и от их веры зажгла огонь веры, который остается доныне неугасимым.

10 . Великая ценность знания не может быть оспариваема, но знание не в состоянии за оболочкой бытия разглядеть вездеприсутствие Божие. Только очам веры доступно это вездеприсутствие Бога, Который заботится и промышляет о мире.

Темы веры и знания и их соотношения друг с другом зачастую представляют собой немалые трудности для людей, серьезно занимающихся изучением Библии Цель данной работы состоит в том, чтобы рассмотреть определенное количество вопросов, относящихся как к вере, так и знанию в стремлении упрочить наше понимание этих двух важных и связанных концепций

Вера и убеждение

Соотношение веры и убеждения являет собой непростое дело, поэтому я признаю, что в такой краткой работе, как эта, вряд ли будет возможным установить четкое соотношение этих двух понятий к полному удовлетворению читателя. Слово "вера" употребляется по-разному, что еще более усложняет возможность ясного восприятия Мы должны признать, что слова могут иметь различные значения, и что каждое из этих различных значений может оказаться верным и употребительным Например, есть такая поговорка: "Лучше быть красным, чем мертвым" Очевидно, что в данном случае "красный" не относится к одному из Цветов радуги, но употребляется для обозначения коммунистических воззрений Было бы неправильно сказать, что слово "красный" не может употребляться в таком значении.

Это же верно в отношении слова "вера" Часто люди говорят о различных мнениях, истинность которых не может быть установлена: "В конце концов, это всего лишь вопрос веры". Также, если кто-то неуверен относительно того, какие предпринять действия, ему обычно советуют: "Просто начни с веры". Я не утверждаю, что слово "вера" нельзя использовать в таком выражении, потому что, несомненно, оно в нем употребляется; однако, я утверждаю, что это не является библейским значением "веры".

Сложность этого вопроса увеличивается, когда мы обращаемся к двусмысленности концепции "убеждения" или "мнения". Давайте рассмотрим различие в значениях слова "убеждение" в следующих предложениях: "Я убежден, что завтра будет дождь" и "Я убежден, что дважды два - четыре." Большинство из нас согласится, что вместо слова "убежден" в первом предложении можно подставить слово "полагаю", но немногие сказали бы: "Я полагаю, что дважды два - четыре".

Убеждение с точки зрения его прочности относится к суждению, в поддержку которого мы готовы представить достаточные основания. Таким образом, я могу сказать: "Я убежден, что завтра будет дождь" и быть готовым дать основания для этого мнения. Обратите внимание, что различие между этими двумя типами убеждения зависит от оснований этих убеждений. В книге "Критика религии и философии" (1958, с. 132-134) Вальтер Кауфманн перечислил то, что, по его мнению, составляет семь причин убеждения. Утверждению можно верить, потому что:

1. В его поддержку были выдвинуты аргументы.
2. Вы встретили его в книге, газете и т.п. и против него ничего не было высказано.
3. В его пользу могут говорить различные факторы. (Одним из них может стать распространенность мнения в окружении человека, следовательно, оно принято посредством "осмоса".)
4. Новое убеждение хорошо согласуется с нашими прежними убеждениями.
5. За непринятие какого-либо убеждения может возникнуть наказание (остракизм, разочарование родителей, пытка).
6. За принятие убеждения может последовать положительное вознаграждение.
7. Убеждение может быть принято, потому что оно радует нас или отвечает психологическим нуждам.

Из приведенного перечня только первый пункт делает убеждение прочным, в то время как пункты 2-7 могут считаться "основаниями", чтобы считать убеждение слабым. Термины "слабое" и "прочное" относительно убеждения, которые я предлагаю к использованию, в общем соответствуют иррациональному и рациональному убеждению в работе Фрая и Леви (1941, с. 216). Рациональное убеждение это "разумное мнение, основанное на адекватном доказательстве" (1941, с. 323). Иррациональные убеждения это: (а) убеждения, произведенные не "разумом" как таковым, но некими нерациональными причинами, такими как эмоции, предрассудки, имущественные права, власть, привычка и склонность воспринимать сказанное; и (б) убеждения, произведенные неадекватными или недостаточными причинами.

Библейская вера разделяет основной элемент прочного (рационального) убеждения в том, что человек готов дать основания для своей веры. 1 Послание Петра 3:15 понятно говорит о том, что библейская вера должна основываться на здравом размышлении. Однако библейская вера включает в себя нечто большее, чем простую готовность дать отчет. Вера включает концепцию доверия, что проявляется в поступках на основании того, во что мы верим. Вера требует наличия убеждения (в смысле работы разума); таким образом, вера может включать слабое убеждение (где задействована только деятельность разума) и прочное убеждение (когда человек готов дать отчет в своих интеллектуальных убеждениях). И, тем не менее, вера больше, чем все это. Сэмюэл Томпсон писал:

Отличительная черта веры в противовес простому убеждению это желание действовать как один из ее составляющих. Убеждение это действие разума, а веру описывали как "действие разума, внушенное волей". Но вера больше действия разума, и воля совершает нечто большее, чем внушение. Вера не есть просто согласие с тем, что что-либо является истинным, она есть наша готовность действовать на основе того, что, по нашему убеждению, является истинным. Вера это воля, которую добродетель подвела к действию. Вера это решение (1955, с. 74).

Веру, следовательно, можно описать как "убеждение в том, что", но она также включает в себя действие (доверяться или полагаться).

Из этого не следует делать вывод, что концепцию доверия можно в каждом случае заменить концепцией убеждения. Итак, когда Иисус сказал в Евангелии от Марка 5:36: "Не бойся, только веруй", мы могли бы сказать: "Не бойся, только имей веру" или "Не бойся, только доверься". Также, когда Иисус сказал в Евангелии от Марка 11:23: "Имейте веру Божию", мы могли бы сказать: "Верьте в Бога" или "Доверьтесь Богу". Некоторые случаи убеждения не позволяют подобной замены. В Евангелии от Иоанна 12:42-43 сказано, что многие начальники уверовали в Иисуса, но они не исповедовали Его, потому что возлюбили славу человеческую и боялись быть изгнанными из синагоги. Эти начальники имели убеждение (действие разума), но мы бы не сказали, что они имели библейскую веру, потому что они не желали действовать на основе того, во что они верили. Таким образом, мы бы не сказали, что они доверяли Иисусу (ср. Иак. 2:18-19).

Самый ясный пример обоих элементов веры в одном и том же контексте содержится в одиннадцатой главе Послания к Евреям. В шестом стихе сказано: "... надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть" (выделено мной - Д.Л.). Начиная с седьмого стиха автор отмечает, что определенное количество замечательных ветхозаветных персонажей полагались на то, во что они верили. Они действовали на основе своего убеждения. Обратите внимание на слова, обозначающие действие - "приготовил" (ст. 7) и "повиновался" (ст. 8).

Вера и доказательства

Неверно утверждать, что вера означает отсутствие доказательств. Бог не хочет, чтобы мы принимали за истину то, что не имеет достаточных доказательств. Подобное утверждение оспаривается как христианами, так и неверующими. Некоторые говорили, что если утверждение покоится на достаточных доказательствах, то это утверждение становится вопросом знания, в то время как вера имеет отношение к тому, что не имеет доказательств. В соответствии с таким ходом мыслей, знание начинается, когда начинаются доказательства, и заканчивается, когда заканчиваются доказательства. Вера начинается после того, как заканчиваются доказательства. Таким образом, если человек желает придерживаться учения X, и доказательства таковы, что это учение может быть истинным, а может и не быть таковым, человек может совершить "прыжок веры" (то есть, перепрыгнуть через доказательства) и принять учение X, даже если у него нет достаточных доказательств. Ричард Робинсон, мыслитель-атеист, утверждал, что описанная выше картина веры представляет собой христианскую веру. Согласно его словам, вера есть

... убеждение в том, что есть бог, вне зависимости от того, какие в этом вопросе могут быть доказательства. "Веруй" в христианском контексте означает "заставь себя поверить, что есть бог, не принимая во внимание доказательства". Христианская вера это привычка насмехаться над разумом в формулировании и утверждении своего ответа на вопрос, существует ли бог (1964, с. 121).

Возможно, некоторые и придерживаются такой точки зрения, но это не библейская вера. Библейская вера это разумная вера. Ничто в Библии не учит тому, что вера безрассудна. Таким образом, если библейская вера должна быть разумной, то мы должны признать закон рациональности, который предусматривает, чтобы мы делали только такие выводы, которые подтверждаются адекватными доказательствами. Бертранд Рассел сформулировал это следующим образом: "Придавайте любой гипотезе, которая стоит того, чтобы потратить на нее ваше время, только такую степень доверия, которую обеспечивают доказательства" (1945, с. 816).

Под "доказательством" я понимаю довод (или доводы), используемые в попытке подтвердить точку зрения, что данный вывод истинен. Томпсон писал: "Под доказательством мы понимаем то, что это слово предполагает в буквальном смысле, "показать", "проявить" или "вывести на свет". Доказательство показывает основу, на которой покоится истинное утверждение" (1955, с. 44). На этой же странице Томпсон отметил, что доказательство включает доводы, которые включают в себя рассматриваемый довод (или доводы): если вывод предполагается утверждением, и это утверждение истинно, тогда предполагаемый довод также должен быть истинным. О доказательстве можно сказать, что оно "адекватно, когда оно убедительно настолько, насколько это возможно, когда дальнейшее исследование истины рассматриваемого предположения бессмысленно" (Дэвис, 1978, с. 19).

Библия (собрание фактической информации о Боге и Его воле в отношении человека) составляет адекватное доказательство. Так как Бог не может лгать, нельзя с успехом оспаривать целостность Писания. Вера приходит после знания Слова Божьего (Рим. 10:17). Таким образом, вера основывается на доказательствах. Нигде в Писании не говорится о том, что кто-либо был призван к вере без доказательств этой веры. Иоанн сказал, что знамения в его Евангелии были для того, чтобы "вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его" (Иоан. 20:30-31). Более того, Иоанн писал: "Сие написал я вам, верующим во имя Сына Божия, дабы вы знали, что вы, веруя в Сына Божия, имеете жизнь вечную" (1 Иоан. 5:13). В первой записанной проповеди, последовавшей за воскресением Христа (Деян. 2:22-40), Петр призвал к четырем видам доказательства: (1) чудеса (ст. 22); (2) пророчества (стихи 25-28); (3) воскресение (стихи 27-32) и (4) события тех дней (ст. 33). Петр продолжил словами: "Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли" (Деян. 2:36).

Наш верховный пример, Иисус, говорил о необходимости сбора доказательств. В каждом случае Он встречал искушения со стороны дьявола словом "написано". Особенно интересно второе искушение. Сатана привел слова из Псалма 90:11-12, призывая Иисуса броситься с вершины храма. Иисус ответил словами из Книги Второзакония 6:16, тем самым подчеркнув, что при изучении конкретного вопроса необходимо принимать во внимание полноту библейского учения.

Если библейская вера разумна, то мы должны не только собирать доказательства по конкретному вопросу, но и обращаться с ними правильно. Быть рациональным означает делать только оправданные выводы, то есть, мы должны воспользоваться принципами обоснованного мышления. Поступить противоположно означает принять воззрение, будто библейская вера может "переступить" через доказательства, то есть, будто вера есть "прыжок в неизвестность". Это - ложное восприятие христианской веры. Внимательно изучите следующие отрывки: 1 Петра 3:15; 1 Фессалоникийцам 5:21; 1Иоанна 4:1.

Кто-нибудь может возразить, что были случаи, когда Иисус призывал людей веровать без достаточных доказательств. Иисус сказал Фоме в Евангелии от Иоанна 20:29: "ты поверил, потому что увидел Меня: блаженны не видевшие и уверовавшие". Некоторые могут утверждать, что Иисус объявляет благословение тем, которые верят без свидетельств, так как "видение" это средство сбора доказательств; однако, в этом отрывке Иисус похвалил тех, которые уверовали, не увидев. Хотя Иисус похвалил людей за то, что они, не видя, веруют, из этого не следует, что Он похвалил людей за веру без достаточных доказательств. У Фомы должно было хватить мыслительных способностей поверить в воскресение Иисуса из мертвых, и это основывалось на собственных утверждениях Христа и свидетельстве остальных апостолов; однако, он отказывался верить, не увидев Иисуса сам (Иоан. 20:25). Самаряне поверили (не слыша и не видя сами) благодаря свидетельству самарянки (Иоан. 4:39). Когда они лично услышали Иисуса, они поверили, но не из-за свидетельства женщины, но потому, что услышали Его своими ушами.

Вера и сомнение

Неверно утверждать, что сомнение это неотъемлемая часть сущности веры. Библия во многом свидетельствует о ложности такого утверждения. Павел отметил в Послании к Римлянам 14:23: "А сомневающийся (diakrinomenos), если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех". Также, Иаков писал: "Но да просит с верою, ни мало не сомневаясь (diakrinomenos), потому что сомневающийся (diakrinomenos) подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой" (1:6). Павел утверждал относительно веры Авраама: "Не поколебался (diekrithe) в обетовании Божием неверием, но пребыл тверд в вере, воздав славу Богу, И будучи вполне уверен, что Он силен и исполнить обещанное" (Рим. 4:20-21). Слово "поколебался" имеет общий корень со словами "сомневаясь" и "сомневающийся" (Иак. 1:6). Еще одно свидетельство того, что вера Авраама не была верой сомнения, проявляется в выражении "будучи вполне уверен" (от слова plerophoretheis, которое описывает основание для его веры в Бога). Авраам был полностью убежден (то есть, уверен), что Бог исполнит обещанное.

Могут возразить, что вера Авраама содержала элемент сомнения (основываясь на Послании к Евреям 11:8, где об Аврааме сказано: "Верою Авраам... пошел, не зная [выделено мной - Д.Л.], куда идет"). То, что Авраам не был "вполне уверен" относительно конечного пункта своего путешествия, ни в коем случае не отрицает веру Авраама. Следует сказать, что вера Авраама не содержала никакого элемента сомнения, учитывая то, что он был убежден, что Бог исполнит Свое обещание, хотя он и не знал другого, - а именно, куда Бог хотел его привести. Очевидно, что, так как Авраам не знал, куда он направлялся, у него были сомнения относительно того, куда он шел; однако, относительно того, что Бог собирался сделать, вера Авраама была непоколебима. Он верил Богу и действовал на основе того, что сказал Бог.

Важно отметить, что нет ничего плохого в том, что у человека возникают сомнения по поводу его веры. Томпсон отмечал, что "сомнение не истребляет веру; сомнение испытывает веру. ... У веры есть собственный ответ на сомнение, ибо сомнение это возможность веры исследовать себя и свою причину" (1955, с. 78). Иногда мы обнаруживаем, что наша вера необоснованна. Например, родители учат ребенка тому, что крещение необходимо для спасения. Ребенок верит тому, что говорят родители, и, возможно, действует на основе учения родителей. Только какое-то время спустя ребенок (теперь уже будучи более взрослым) начинает исследовать свою точку зрения и поступок, который за ней последовал. В этом нет ничего плохого, так как свидетельство, представляемое людьми, может быть многократно подвержено сомнению. Итак, молодой человек начинает поднимать вопросы относительно определенного убеждения или действия. Он обнаруживает, что то, чему его учили, согласуется со Словом Божьим, и поэтому он по-прежнему имеет право придерживаться своей веры. По прошествии этого процесса сомнений он может быть уверен в своей вере, так как эта вера теперь основывается не только на свидетельстве его родителей, но на определенных утверждениях Слова Божьего. Так как Бог существует и Он совершенен в Своей целостности, то Слово Божье должно быть истинно. Таким образом, любая вера, основанная на Слове Божьем, должна быть истинной и надежной и не представлять повода для дальнейших сомнений.

Эта концепция библейской веры являет собой противоположность учениям некоторых, утверждающих, будто вера всего на один шаг удалена от уверенности - то есть, что вера предполагает подобие "прыжка" в неизвестность. Такую концепцию можно избежать, если мы будем помнить, что вере должно предшествовать знание. Мы признаем, что эта точка зрения непопулярна в современном обществе. Фрэнсис Шеффер отмечал: "Знание предвосхищает веру, это крайне необходимо для понимания Библии. Сказать, и это следует сделать любому христианину, что только вера в Бога, основанная на знании, есть истинная вера, означает сказать то, что производит взрыв в мире двадцатого столетия" (1968, с. 142).

Вера и свидетельство

Вера может основываться на свидетельстве других людей. Хотя некоторые не смогли или не захотели распознать этот факт, Библия учит тому, что человек может иметь веру (и знание), основанную на свидетельстве другого. Попросту неправда то, что человек не может быть уверен в чем-либо, пока не испробует это лично. Томас Пейн в книге "Век разума" писал, что явленное одному человеку и "раскрытое любому другому человеку есть откровение только для этого человека". Явленное перестает быть откровением, когда его рассказывают другим людям, а потому другие необязаны этому верить. Внимательное изучение Библии показывает, что это не так.

После того как Господь явился Марии Магдалине, она рассказала об этой встрече другим, бывшим с Господом, но они "не поверили" (Мар. 16:9-11). Некоторое время спустя Господь явился двоим ученикам, и они рассказали остальным, "но и им не поверили" (Мар. 16:12-13). Когда Господь явился одиннадцати, Он "упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили" (Мар. 16:14).

Таким образом, Иисус отрицает точку зрения, что человек может знать только то, чему он лично является свидетелем, и установил общий принцип того, что знание может быть достигнуто на основе свидетельства, заслуживающего доверия. Этим самым поднимается вопрос относительно того, когда свидетельство заслуживает доверия. Очевидно, что есть такое явление, как лжесвидетельство. Любое убеждение, основанное на лжесвидетельстве, непременно будет ложным убеждением, и ни в коем случае такое убеждение не может быть привязано к библейской вере. Так как Бог не может лгать (1 Цар. 15:29; Евр. в 6:18) и так как Бог говорил посредством святых людей Божьих (2 Тим. 3:16-17; 2 Пет. 1:20-21), то мы с уверенностью можем принять свидетельство Библии как безошибочное. Если мы можем это сделать, то мы можем как верить истине, так и познавать ее.

Вера и знание

Люди издавна принимали различные точки зрения в вопросе веры и знания. Это неизбежно, до тех пор пока эти понятия будут противопоставляться друг другу. Тертуллиан прояснил это разделение, когда спросил: "Какое отношение имеют Афины к Иерусалиму?" Для него философия была антагонистична христианству. Августин и Ансельм последовали этой традиции в их призыве верить для того, чтобы понять. В этом смысле вера была начальным (и, возможно, единственным) способом добраться до истины. Довольно интересно, что в исламской религии царствовал разум. Авиценна и Аверроэс (Ибн-Рушд) в средние века настаивали, что разум ведет к абсолютной истине и что вера есть ничто иное, как короткий путь для неспособных мыслить. Фома Аквинский предпринял попытку примирить эти крайности, утверждая, что как вера, так и знание являются путями к истине; однако, он утверждал, что один и тот же человек не может одновременно верить и познавать одну и ту же истину посредством природного разума. Таким образом, даже в размышлениях Фомы Аквинского был разрыв между верой и знанием. Последователь его учения не желает верить в то, что он может познать, и не претендует на знание того, во что можно только верить.

Попытки занять позицию веры или знания по-прежнему продолжаются (и, вероятно, будут продолжаться) - с неудачными последствиями. Томпсон отмечал:

Те, кто принимают сторону знания в противовес вере, склонны предполагать, что когда вера вступает в конфликт с тем, что они воспринимают как знание, заблуждение покоится в доводах веры. Те, кто встают на сторону веры в противовес знанию, склонны рассматривать как ложный всякий довод знания, который не соответствует их собственной системе веры (1955, с. 76-77).

Проблема всех стремлений противопоставить веру и знание исходит из непонимания правильного библейского учения. Библия учит тому, что вера и знание дополняют друг друга, и когда на первый взгляд они кажутся противодействующими, то что-то не так с тем, что принимают за веру или считают знанием или с обоими понятиями. Это так, потому что оба эти понятия имеют отношение к истине (хоть и не одинаково), а истина абсолютна в своем постоянстве. Если знание и вера неразделимы, это должно быть от того, что они некоторым образом связаны. Разум (знание) и воля (вера) дополняют друг друга. Знание без веры приводит к теориям. [Дополнительные комментарии см. Томпсон, 1955, с. 76-79.]

Библия понятно и различными способами учит тому, что нельзя противопоставлять веру и знание. (1) Вера и знание никогда не противопоставляются в Новом Завете. Вера противопоставляется видению, а не знанию или разуму. В Послании к Евреям 11:1 мы читаем: "Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом". Также, Павел писал во 2 Послании к Коринфянам 5:7: "Ибо мы ходим верою, а не видением". Эти стихи наглядно показывают, что вера противопоставлена "видению", или зрению. Зрение это разновидность чувственного восприятия и, следовательно, способ достижения знания. Таким образом, вера противопоставляется не знанию, а способу обретения знания. Это не означает, что вера и зрение не могут действовать совместно. Иисус сказал Фоме: "ты поверил, потому что увидел Меня" (Иоан. 20:29). Вера Фомы основывалась на свидетельстве его органов чувств, а именно, на его зрении. Затем Иисус сказал Фоме: "Блаженны не видевшие и уверовавшие" (Иоан. 20:29, выделено мной - Д.Л.). Это показывает, что вера может быть там, где нет зрения, но, обратите внимание, в этом стихе не сказано, что вера может быть там, где нет знания.

Некоторые уверовали в Иисуса не потому, что они Его видели, а по причине других доказательств. Примером служат самаряне, которые "уверовали в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала" (Иоан. 4:39). Эта женщина -самарянка поверила, потому что лично видела Иисуса, и, таким образом, попадает в ту же категорию, что и Фома (который поверил на основе своего зрения). Однако, самаряне поверили, основываясь на свидетельстве женщины, а потому попадают в категорию тех, которые уверовали, но не видели. Эти самаряне, а также "еще большее число", после уверования, основанного на свидетельстве женщины, "уверовали по Его слову, А женщине той говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос" (Иоан. 4:41-42).

Эти примеры показывают, что ходить по вере и ходить по видению это две разные вещи. Человек может поверить и узнать то, что нельзя увидеть, как сделали самаряне, которые вначале уверовали, не видя. Их убеждение основывалось на личном свидетельстве. Ходить видением означает принимать только те истины, которые можно увидеть или продемонстрировать (возможно, даже каким-то другим органом чувств). Коротко говоря, это управляется тем, что можно непосредственно увидеть. Есть множество вещей, которые можно познать и которые нельзя увидеть непосредственно, например, существование Бога (Рим. 1:20-21). Далее, я могу узнать и поверить в то, что Ной построил ковчег, что Иону проглотила огромная рыба и т.п., даже если я никогда не "видел" этих событий. Но, так как вера приходит от слышания, а слышание - от слова Божьего (Рим. 10:17), я могу ходить по вере - то есть, принять Бога и Его слово и верить тому, что говорит Писание.

(2) Вера и знание могут иметь один и тот же объект. Например, давайте рассмотрим следующее: (а) Бога можно познать и в Него можно верить. "А Мои свидетели, говорит Господь, вы и раб Мой, которого Я избрал, чтобы вы знали и верили Мне, и разумели, что это Я: прежде Меня не было Бога, и после Меня не будет" (Ис. 43:10). (б) Истину можно познать и в нее можно верить. "Которые запрещают людям жениться, запрещают употреблять те или иные виды пищи, созданной Богом для того, чтобы верующие и знающие истину ели с благодарностью" (1 Тим. 4:3, НЗСП). (в) Божественность Христа можно познать и в нее можно верить. "И мы уверовали и познали, что Ты - Христос, Сын Бога живого" (Иоан. 6:69; ср. 4:42). (г) Иисус говорил, что можно познать и верить в одно и то же. "А если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем" (Иоан. 10:38). (д) Павел говорил: "Я знаю, в Кого уверовал" (2 Тим. 1:12). (3) Знание предшествует вере. Вера никогда не предшествует знанию, но вместо этого она обязана ему. Согласно Посланию к Римлянам 10:17, вера приходит после того, как люди получают знание Слова Божьего. Что касается библейской веры, где нет слова, там не может быть и веры. Где нет доказательств, там не может быть и веры.

Жители Верии были благоразумнее фессалоникийцев в том, что они: (а) охотно приняли слово и (б) ежедневно исследовали Писание с целью определить, было ли то, чему их учили, "точно... так" (Деян. 17:11). Результатом их позиции и действия было убеждение (Деян. 17:12). Обратите внимание на то, что они уверовали только после того, как получили знание Слова Божьего. Иудеи в день Пятидесятницы поверили, что они убили Самого Мессию, которого они ожидали, и узнали, что они были виновны в этом, основываясь на "твердом знании" того, что Иисус был Господом и Христом (Деян. 2:22-36).

Кто-то может возразить, что точка зрения на веру и знание, представленная мной, ошибочна, так как утверждать, что если А знает Б, то А должен оправдать истинное убеждение о Б. Таким образом, если А знает Б, то А верит Б, но отсюда не следует, что если А верит Б, то А знает Б. Большинство философов, включая меня самого, готовы принять эту точку зрения на знание. Разве же это не противоречит точке зрения, которую я высказал, - что знание предшествует вере?

Этот вопрос зиждется на различии в "убеждении" и "вере", которое было рассмотрено выше. Придерживаться убеждения означает согласиться с истинностью какого-либо предположения, которое на самом деле может оказаться ложным; следовательно, некоторые убеждения не тождественны знанию. Однако, иметь веру означает не только иметь "убеждение" в смысле "убеждение в том, что" (должно быть истинным), но также в смысле "убеждение в" (которое есть доверие). Что касается библейской веры, она может основываться только на свидетельстве Слова Божьего. Где нет свидетельства, там не может быть и веры. Человек может ходить по вере, только когда он знает Слово Божье. Если человек может знать, что Бог существует, что Он совершенен в Своей полноте, и что Библия преподает определенную истину, то он может познать эту истину. Зная это, человек может предаться этой истине - то есть, доверить этой истине свою жизнь. Другими словами, он может ходить верой и жить, принимая Бога и Его Слово такими, какие они есть.

Об авторе

Дэвид Лайп, бакалавр искусств в Университете Фрида-Хардемана, г. Хендерсон, штат Техас. Степень магистра в аспирантуре Института религии Хардинга, г. Мемфис, штат Теннесси. Степень доктора философии - в Техасском университете. Ныне -преподаватель в Школе изучения Библии при Университете Фрида-Хардемана.

БИБЛИОГРАФИЯ

Davis, Stephen T. (1978), Faith, Skepticism, and Evidence (Cranbury, NJ: Associated University).
Frye and Levi (1941), Rational Belief (New York: Harcourt and Brace).
Kaufmann, Walter (1958), Critique oj Religion and Philosophy (Princeton, NJ: Princeton University Press).
Robinson, Richard (1964), An Atheist"s Values (Oxford: Basil Blackwell).
Russell, Bertrand (1945), A History of Western Philosophy (New York: Simon & Schuster).
Schaeffer, Francis (1968), The God Who Is There (Downer"s Grove, 1L: Inter-Varsity Press).
Thompson, Samuel (1955), A Modern Philosophy oj Religion (Chicago, 1L: Regnery).
Vine, W.E. (1940), An Expository Dictionary of New Testament Words (Old Tappan, NJ: Revell).

О.Д.Хвольсон заслуж.профессор Петроградского Университета
Вступительная лекция, прочитанная в начале осеннего семестра 1915г

прежде чем приступить к чтению лекций по тому отделу физики, который указан в расписании ваших занятий, я ежегодно посвящаю один или два часа какому-нибудь общему вопросу. Так я намерен поступить и в этом году.

Тема моей сегодняшней беседы будет следующая: знание и вера в физике. Я хочу выяснить, какую роль играет в этой науке знание и какую роль играет вера. Нашу беседу я разделю на три части. Первую я посвящу разбору некоторых общих вопросов; вторая будет трактовать собственно о знании и вере в физике, а третья, которую я считаю наиболее важной, коснется некоторых выводов из того, к чему мы придем в части второй.

Вопросы о том, что такое вера и знание, каково их отношение друг к другу, где их границы-это вопросы очень старые, которым посвящены многочисленные работы выдающихся философов. Я, конечно, не стану перечислять этих философов, и не место было бы здесь разбирать их учения. Я укажу, в виде примеров, только на то, что еще в 4-м столетии Блаженный Августин писал об этих вопросах; много позже, в 13-ом столетии, над этими же вопросами работал Фома Аквинский и Дунс Скотус; а в более близкое к нам время Юм, Кант, Джон Стюарт Милль, Гамильтон и Джемс. Из русских авторов я могу указать следующих: П. Бакунин написал в 1886 году статью „Bеpa и знание"; М. Соколов в 1883 г. „Вера, психологический этюд". Но больше всех работал над этим вопросом наш профессор философии А. И. Введенский, который напечатал в 1893 г. статью "О видах веры" и который вопрос о знании и вере подробно рассматривает в своей знаменитой "Логике".

Нет, конечно, никакой надобности входить в анализ различных философских учений, весьма разнообразных и сугубо друг другу противоречащих. У нас тема узкая и сравнительно простая: знание и вера в физике. Весьма вероятно, что выводы, к которым мы придем, mutatis mutandis, относятся и ко многим другим наукам.

С первого взгляда и при отсутствии вдумчивого отношения к вопросу, может показаться, что знание и вера две совершенно различные области познания, cтрого разграниченные и ничего общего между собой не имеющие. Но стоит лишь немного подумать, чтобы понять, что знание и вера тесно переплетаются и что нет возможности, сколько нибудь точно, определить их границы.

Конечно, не трудно привести грубые примеры чистого знания и чистой веры. Вы все знаете, что сегодня суббота; вы все знаете чему равняется (а+b) 2 , вы знаете, как читается закон Ома, вы знаете, что в стекле синий луч преломляется сильнее, чем красный, что магнитная стрелка отклоняется электрическим током. В этих примерах чистого знания, вера не играет никакой роли. Наоборот, вера в Бora, в религиозные догматы - вот случаи чистой веры. Но стоит только перейти от этих крайностей к анализу наших собственных повседневных переживаний, чтобы понять, как тесно между собою переплетаются знание и вера. Я не привожу доказательств, потому что в нижеследующем вы их найдете в достаточном числе.

Поверхностное рассуждение легко может привести к наивной мысли, что наука и есть та область, в которой знание столь же нераздельно царствует, как вера в религии. Я постараюсь показать, что это неверно, что даже не так то легко точно указать, где собственно в нашей науке область чистого знания не переплеталась бы с верой.

Не трудно дать понятиям о знании и вере характеризующие их определения. Ясно, прежде всего, что знание и вера суть частные случаи того, что мы называем убеждением или уверенностью, которые являются как бы их общим знаменателем. Чем же они отличаются друг от друга? Это довольно просто. Вера имеет характер чисто субъективный; она покоится на основаниях, достаточных только в субъективном отношении, т.е. достаточных для того лица, которое верит. И нет возможности сделать веру обязательной для другого лица. По этому, безрассудной и бесцельной является всякая попытка насильно заставить кого ибо верить во что либо. Знание также связано с субъективной уверенностью, но в то же время оно понятно, обладает и объективной обязательностью, и поэтому может быть передаваемо от одного лица к другому.

Можно было бы сказать, что знание относится к достоверному, а вера к недостоверному. Впрочем, я думаю, что это упрощенное определение вряд ли выдержало бы строгий критический анализ.

Приступая к нашей теме, я прежде всего позволю себе поставить такой вопрос: не рано ли с вами беседовать о знании и вере в физике, в виду того, что вы, простите, ведь очевидно еще мало знакомы с этой наукой? Не лучше ли отложить эту беседу до того времени, когда вы будете более знакомы с физикой, когда вы будете кончать университет? Нет, такое откладывание не нужно, ибо я буду основываться только на том, что вам всем безусловно известно. Такое откладывание, было бы вредно, ибо беседа через четыре года, может быть, оказалась бы запоздалой, и цель которую я имею в виду, предлагая вам эту беседу, не была бы достигнута. А цель эта заключается в следующем: я хочу оградить вас от ошибочных, скороспелых выводов, от неверного толкования материала науки; я хочу предупредить неправильное с вашей стороны возвеличивание знания и пагубное умаление веры. Было бы смешно предположить, чтобы я, всю жизнь посвятивший пауке, стал умалять роль знания. Вполне ясно и несомненно, что знание - это светоч нашей жизни, это для нас источник высших наслаждений; знание поднимает нас высоко над будничной жизнью, и только в нем мы можем надеяться найти удовлетворяющие нас ответы на запросы нашего пытливого ума, желающего познать окружающий нас мир для того, чтобы хоть сколько ни будь приблизиться к последней заветной цели, к высшей из всех существующих проблем, к разгадке тайны нашего собственного бытия. И все-таки я скажу: не следует преувеличивать значение знания и необходимо выяснить роль тесно с ним связанной веры.

Поставим, прежде всего, вопрос: откуда вообще мы берем знание, из каких источников мы его черпаем? Таких источников два.

Во-первых, существует знание, основанное на нашем личном опыте, на наших наблюдениях. Но вы все знаете, что опыт и наблюдения могут быть ошибочны. Ведь это элементарная, всем известная, прописная истина, что мы познаем внешний мир через посредство наших органов чувств, что внешний мир действует на наши органы чувств, вызывая в них определенные раздражения, которые нами воспринимаются как некоторые ощущения и затем проектируются в пространстве и времени. Иначе говоря, эти ощущения приурочиваются к определенным местам пространства и к определенным моментам времени, в виде определённых образов явлений или событий. Но только наивный реализм, уничтожаемый первым дуновением критического ветерка, принимает эти образы и эти явления за несомненную реальную действительность, безошибочную и не требующую критического анализа. Наш опыт и наши наблюдения, к сожалению, часто бывают ошибочны. Стоит только вспомнить, как разноречивы бывают на суде показания достоверных и добросовестных свидетелей. Мы ошибаемся в наших наблюдениях и мы неверно интерпретируем то, что было нами воспринято К этому надо прибавить те постоянные, так сказать узаконенные ошибки, которые всем вам известны под названием обманов органов чувств. Кто же из вас не знает об обманах оптических и обманах акустических, которые всегда правильно и неизменно повторяются. Итак, мы видим, что первый источник знания, т. е. личный опыт и наблюдения, целиком основан на доверии к самому себе. Ясно, что уже здесь довольно отчётливо входит элемент веры.

Второй источник знания - это устное или письменное сообщение другого лица. Но ясно, что такое знание уже целиком основано на доверии, на вере в субъективную добросовестность источника, и в объективную правильность сообщаемого. Поэтому такое знание уже нераздельно связано с значительной дозой веры.

В средней школе трудно отличить знание от веры, преподается элементарное и достоверное, и в то же время доверие к учителю безгранично и, можно сказать, бессознательно. В высшей школе дело обстоит несколько иначе. Доверие студента к профессору уже не безгранично, к нему примешивается критический анализ и, иногда, некоторый, весьма полезный и желательный скептицизм. Тут элемент веры выступает уже в более сознательной форме.

Вспомним, кстати, как шатко все то, что мы в обыденной жизни называем знание, как быстро меняется содержание этого знания без того, чтобы объективно что-нибудь изменилось. Знание должно было бы отождествляться с истиной; но тут является великий вопрос: что такое истина? Вы все знаете, кто однажды поставил этот вопрос и к Кому он был обращен; но вы тщетно стали бы искать ответа на тех страницах Евангельского предания.

После этих предварительных замечаний я перехожу, наконец, к физике. Я ставлю вопрос: Где мы в физике имеем знание и какую роль играет в ней вера?

В физике имеется огромное необъятное содержание; в нем следует отличать две стороны, в зависимости от той точки зрения, с которой мы это содержание рассматриваем. Я прошу вашего внимания, хотя дело довольно простое.

Первая сторона, не представляющая в сущности никакого для нас интереса, заключается в следующем. Мы имеем перед собой постепенно, исторически, сложившийся факт, что в физике, в данный момент, имеется такое-то содержание. Можно наполнить многие сотни томов этим содержанием, если бы излагать все явления, когда либо наблюденные, все законы, которые были найдены, все теории, которые были построены, все гипотезы, которые были предложены. Знакомство с этим содержанием, т.е. с самим фактом, что такое содержание существует, что физика что-то и то-то утверждает, это - почти чистое знание. Я повторяю, речь идет не о самих явлениях, законах и т. д., а только о том, что об этих законах и явлениях говорит физика. Но если мы здесь захотим выделить действительно чистое знание, то нам даже эту область придется еще несколько сократить. Откуда вы узнаете, что в современной физике имеется такое-то содержание? Вы это узнаете от учителя или из учебника. Таким образом знание сводится к тому, что учитель или учебник утверждают. Но учитель и учебник могут ошибаться и, несомненно, иногда ошибаются, превратно излагая то или другое место содержания науки. Строго говоря, вы ведь можете только сказать: мы знаем, что учитель или учебник изложил то-то. Вот это и есть то знание, которое от вас требуют, на экзамене. Здесь уже входит доверие к учителю или к учебнику; вы предполагаете, что он правильно излагает современное содержание науки. Но ведь несомненно, что разные преподаватели и разные учебники неодинаково излагают содержание науки, что разногласия бывают не только в общих взглядах, но и в самом содержании того, что излагается.

К этой первой стороне, к этому знанию с примесью доверия, мы возвращаться не будем.

Нечто совсем другое представляет вторая сторона – содержание физики как предполагаемая истина. Вы, конечно, понимаете весьма глубокую и важную разницу между этими двумя точками зрения. Я приведу пример. Есть в физике глава: о сжимаемости газов. Первая сторона будет такова: вы знаете, что в содержание физики входит разбор явления сжимаемости газов и что при этом упоминаются такие - то факты, законы, объяснения и т. д. Это есть знание с маленькой примесью доверия к учителю или к учебнику. Вы предполагаете, что этот вопрос был правильно изложен. Вторая сторона соответствует предположению, что газы действительно обладают указанными свойствами, что вы имеете здесь дело с объективной истиной, совершенно независящей, ни от преподавателя, ни от учебника.

Может казаться что в этой второй стороне мы имеем дело только с верой и что здесь вовсе нет места знанию. Но это, конечно, не так. Разберем несколько подробнее содержание физики, чтобы точнее установить роль знания и роль веры.

Содержание физики может быть разделено на три части. К первой части относятся явления качественного характера ко второй – законы количественные; к третьей - объяснения явлений. В третьей части следует отличать: а)объяснения основанные на доказательстве, что данное явление или закон есть логически выводимое следствие уже известного; б) объяснения на основании какой либо гипотезы. В этом ряду часть 3 (а), как мы увидим, сейчас не представляет для нас никакого интереса, так как она не имеет самостоятельного значения

Итак, мы имеем следующие части 1. Явления качественного характера 2. Законы количественные. 3. Объяснения. (а) Логические следствия уже известного. (б) Гипотезы.

На чертеже схематически или, если угодно, символически показано, какие роли играют знание и вера в трех главных частях физики, номера которых, , отмечены на оси абсцисс ОМ. Положим, что ординаты прямой FE соответствуют полному знанию или полной вере, без примеси другого элемента. Прямые АD и СЕ схематически изображают, какие роли играют знание (AD) и вера (СЕ) в указанных трех частях физики. В части 1-ой знание (ОА) не вполне господствует; к нему примешивается некоторое количество веры (ОС). Во второй части вера (LН) уже значительно преобладает над знанием (LK); наконец, в части 3(b) знание падает до нуля, а вера (DE) господствует и только ею держится весь научный материал этой части физики.

Все это я теперь и постараюсь выяснить. Начнём с первой части, в которой мы имеем дело с фактами качественного характера: рассматриваются разного рода явления, условия их возникновения, и вообще описываются свойства вещества. Но здесь, прежде всего, следует вот на что обратить внимание. Если явление наблюдалось другим лицом, то мы, очевидно, уже не можем обойтись без того, чтобы отнестись с доверием к этому, почти всегда совершенно нам чужому, незнакомому наблюдателю. Если мы сами наблюдали явление, то опять-таки мы не обойдемся без доверия к самому себе, к нашему умению правильно наблюдать, правильно интерпретировать то, что мы видим. Итак, ясно, что даже в части первой вера играет некоторую роль. Необходимо принять во внимание, что весьма часто происходит следующее: один наблюдатель находит какое-нибудь явление; другой этого явления не находит, не видит, он оспаривает правильность наблюдений первого, и на этой почве возникают, иногда весьма продолжительные, споры. Где же причина таких разногласий? Оказывается что таких причин может быть, главным образом, три.

Причина первая. Всякое явление есть результат многих действующих причин, от которых зависит течение, облик и характер явления. Назовем эти причины факторами. Наблюдатель связывает то, что он наблюдает с каким либо определенным фактором, между тем, как впоследствии нередко оказывается, что данное явление связано с совершенно другой причиной, другим фактором. Здесь дело вовсе не касается объяснения явления, которому посвящена часть третья, здесь идет речь о самом явлении, т. е. о тех условиях при которых явление возникает и которые нераздельно связаны с его описанием. Я приведу для ясности несколько примеров. Положим, кто-нибудь наблюдает, что если сжимать такое то тело, получается то или другое явление. Он полагает, что это явление есть следствие именно сжатия, т.е. приближения молекул тела друг к другу. Другой наблюдатель подтверждает это явление, третий также. Но впоследствии оказывается, что другие наблюдатели не подтверждают существования этого явления. В конце концов выясняется, что рассматриваемое явление вовсе не есть следствие сжатия, как такового, а следствие того изменения температуры, которым сопровождается всякое сжатие. Возьмём другой пример. Некий ученый открывает какие либо особые свойства азота, второй, третий ученые подтверждают это открытие, но четвертый и пятый не находят указанного свойства азота. В конце концов оказывается, что первые наблюдатели брали азот из воздуха, а последние пользовались азотом, химически приготовленным. Наконец, обнаружилось, что то явление, которое было приписано азоту, принадлежит аргону, который, как вы знаете, примешан к атмосферному воздуху. Еще один пример. Допустим, какой ни будь наблюдатель находит что такой то газ необычайно сильно отступает от закона Мариотта, что он очень сильно сжимается. Одни подтверждают другие не подтверждают этого явления. В конце концов оказывается, что этот газ обладает удивительным свойством в необыкновенно большом количестве приставать к стенкам сосуда, вследствие чего кажущаяся сжимаемость, понятно, гораздо больше действительной. Я привел эти три примера, не трудно было бы привести сотни и тысячи примеров такой неправильной интерпретации того, что наблюдается.

Вторая причина возможного разногласия результатов наблюдений различных исследователей заключается в том, что могут существовать факторы, нам вовсе незнакомые, еще не открытые. Припомните, что не так давно открыты радиоактивность, лучи Рентгена и т. д. Несомненно, что еще много есть тайн в природе; много еще есть таких факторов, наличность которых нами и не подозревается. Условия возникновения явления могут быть, поэтому, совсем не те, которые в данном случае предполагались.

В третьих, разногласия могут происходить от той роли, которую при наблюдении явления могут играть разного рода обманы наших чувств. Но, само собою разумеется, существует огромное число физических явлений, которые можно назвать безусловно достоверными. Отклонение магнитной стрелки под влиянием тока - это уже относится к чистому знанию. Можно привести еще не мало примеров, но все же вы не можете не согласиться со мною, что даже в первой из трех частей физики, в описании явлений и условий их возникновения, уже является, как графически и символически изображено на чертеже, элемент веры.

Вторая часть физики – это область количественных законов. Здесь, как изображено на рисунке, вера уже значительно преобладает над знанием. И действительно, спросите себя, откуда мы знаем о существовании физических законов, т.е. об определенной зависимости между двумя физическими величинами x и у ? Возьмём пример: зависимость количества теплоты Q , выделяющейся в проводнике при прохождении через него электрического тока силы i . Эта зависимость выражается известной вам формулой Q = Ci 2 , в которой С есть множитель пропорциональности. Откуда мы знаем об этом законе? Как его проверить? Проверить закон можно только путем измерения. Мы должны измерить ряд сил тока i 1 , i 2 , i 3 , i 4 , и т.д., и мы должны измерить соответствующие количества теплоты Q 1 , Q 2 , Q 3 , Q 4 и т.д., выделяющейся в проволоке. Но вы знаете, что всякое измерение неизбежно сопряжено с ошибками и обладает лишь некоторой определенной степенью точности. Неизбежные ошибки наблюдений происходят от свойств измерительных приборов, от недостатков наших органов чувств и от недостаточного навыка и умения производить наблюдения. Закон на опытах подтверждается всегда лишь приблизительно, в пределах ошибок наблюдений. Мы, напр., увеличиваем силу тока, стараясь это сделать в отношении 1:2:3:4, и получаем количества теплоты приблизительно в отношении чисел 1, 4, 9, 16 и т. д. Где же тут закон? Что нам дает право из этих только приблизительных чисел выводить закон? Чем мы руководимся? А вот чем:

Во-первых , мы верим в существование закона.

Во-вторых , мы верим, что закон должен быть прост.

Мы убеждены, что закон вида i 2 гораздо более вероятен, чем закон, напр., вида i 2,004 . Между тем опыт не даёт нам возможности решить, который из этих двух законов более справедлив. Достоверности достичь путем измерения совершенно невозможно. Всегда остается сомнение в том, действительно ли закон существует в той форме, которую мы ему приписываем.

Закон всемирного тяготения, как известно, выражается формулою:

Но несмотря на все подтверждения этого закона тою частью астрономии, которая называется небесною механикой, мы все-таки не можем достичь безусловной уверенности в том, что приведенная формула не должна быть заменена другою, вида

где α весьма малая, дробная величина. Возможны и другие формы, напр.,

,

где p и q числа, большие двух, и а и b весьма малые числовые величины. Допустима также мысль, что сила f зависит не только от масс m и m` притягивающихся тел и от их взаимного расстояния r , но также от их относительных скорости v и ускорения w . Так, напр., была предложена формула, вида

,

где a и b два постоянных числа, и даже была построена видоизмененная небесная механика; в основе которой была положена эта последняя формула.

Следует, далее, иметь в виду, что почти каждый физический закон верен лишь в определенных пределах. Обратимся, напр. к закону Мариотта. Было время, когда предполагали, что газы вполне точно следуют этому закону и никто в этом не сомневался, он удовлетворял нашему априорному убежденно, что закон должен быть простым. Однако он оказался неверным. Бывают случаи, когда закон может быть выведен теоретически, и как раз он относится к закону нагревания проводников электрическим током, о котором мы говорили. Но в этом случае закон, в сущности, сливается с исходным положением и его достоверность одинакова с достоверностью основ, из которых он выводится.

Итак, вы видите, что в законы мы должны и можем почти только верить, и что, следовательно, во второй из выше указанных частей физики вера играет уже огромную роль. Конечно, здесь несомненно имеется также наличность и знания, существуют достоверные законы. Но отыскать и указать их гораздо труднее, чем вы это, вероятно, предполагаете. Bы, например, укажите мне на закон сохранения массы и на закон сохранения энергии, как на законы достоверно установленные. Однако, за последнее время наука дошла до того, что она даже рядом с этими законами ставит вопросительные знаки. Конечно, если закон незыблемо установлен, если с точностью известны пределы, в которых он верен, то мы имеем дело с чистым знанием. Но такое знание во второй части физики не легко найти и вы видите, что в этой части, трактующей о законах физики, вера несомненно сильно преобладает над знанием.

Перейдем теперь к третьей части физики, которая занимается объяснением явлений. Здесь объяснение (см 3(а) стр. 6) может сводиться к доказательству, что данное явление представляется логическим следствием того, что уже раньше было известно и в науке утвердилось. Объяснение сводится, в данном случае, к тому, что мы новое явление логически связываем с тем научным материалом, который уже раньше был найден. Достоверность вывода будет полная, если он сделан правильно, т. е. без ошибок, но достоверность объяснения при этом очевидно будет такая же, как и достоверность исходного материала. Отсюда ясно, что часть 3,(а) не имеет для нас самостоятельного значения.

Главная сущность физики, как науки, заключается в части 3(b), в построениях, основанных на определенных гипотезах. К необходимости введения гипотез мы приходим следующим путём. Мы объясняем какой-нибудь факт b ; факт с и т. д. Мы имеем таким образом цепь фактов. Где же эта цепь кончается? Несомненно какой ни будь гипотезой, т.е. предположением о существовании в природе какого-либо агента или свойства вещества, которые являются основной причиной для целой группы явлений,

В этой области мы уже имеем исключительно только чистую веру. Ни о каком знании здесь не может быть и речи. Это видно уже из того, что весьма часто определенную гипотезу одни ученые принимают, т. е. в нее верят, а другие ученые ее отвергают, в нее не верят Еще лучше это иллюстрируется тем фактом, что для объяснения одной и той же группы явлений весьма часто существует множество различных гипотез, между которыми предоставляется выбор, нередко зависящий от личных свойств, от наклонностей и априорных убеждений того, кто этот выбор делает. Здесь чистая вера, и о знании не может быть и речи, так как при его наличности гипотеза перестала бы быть гипотезою, т. е., таким предположением, которое по существу представляет из себя нечто недостоверное. Когда от гипотезы приходится отказаться, тогда рушится все то научное здание, которое на ней построено На моем веку было много примеров быстро развивавшихся отдельных частей нашей науки, основанных на какой-либо гипотезе, а затем от такого здания ничего не оставалось

Курьезнее всего, что в этой области бывают случаи, когда не только нет знания, но когда и вера отсутствует. Это тот случай, когда составляются гипотезы на время, в надежде, что они хотя бы в некоторых своих чертах соответствуют действительности. Такие гипотезы могут принести науке большую пользу. Они получили особое название: их называют рабочими гипотезами.

Исчезновение гипотезы возможно в двух случаях. Во-первых, когда открывается явление, которое безусловно противоречит гипотезе, с ней не совместимой, тогда, понятно, от гипотезы приходится отказаться. Затем бывают случаи, когда гипотеза постепенно приближается к достоверности, и тогда уже мы имеем действительное знание. Такое приближение гипотезы к достоверности может происходить двумя путями. Во-первых, когда мы имеем огромное, безграничное число подтверждений всего того, что на данной гипотезе построено. Сюда относится напр., гипотеза о вращении земли вокруг своей оси и вокруг солнца Затем бывают случаи, когда непосредственное наблюдение убеждает нас в правильности гипотезы, когда то, что предполагалось делается для нас непосредственно воспринимаемым. Сюда относится, напр. молекулярная гипотез, которая ныне перестала быть гипотезой. Я буду иметь случай показать вам через некоторое время одно явление, в котором почти ощущается присутствие молекул (броуновское движение). В указанных двух случаях гипотеза перестает быть гипотезой и вера переходить в знание. Но число таких случаев весьма ограничено.

В виде примера того, как с течением времени меняется отношение ученых к какой- либо гипотезе, я укажу на всем вам известную гипотезу об эфире. Не так давно было время, когда эту гипотезу считали одной из наиболее близких к достоверности. Величайший физик второй половины прошлого столетия, Вильям Томсон (Лорд Кельвин), писал, что мы об эфире больше знаем, чем о материи. С тех пор прошло каких-нибудь 20 лет и взгляд на эфир совершенно изменился. Надо сказать, что в настоящее время эфиром в науке вовсе не пользуются и потому теперь большое число выдающихся ученых совершенно отрицают существование эфира

Итак, ясно, что ко всем гипотезам мы должны относиться с величайшим скептицизмом. Гипотезы - это область чистой веры и ни о каком знании в этой области не может быть и речи.

Теперь я скажу самое главное: именно в части 3,b заключается истинная сущность физики, как науки. Части первая и вторая, т.е. явления качественного характера и количественные законы, содержат лишь тот разрозненный, сырой материал, т.е. кирпичи, из которых строится здание науки. Истинная наука не заключается в перечне явлений и законов, а в построении теории явлений, т.е. в соединении большого количества фактов и законов в одно стройное целое, достойное названия научного здания; фундаментом его служит определенная гипотеза. Существуют гипотезы основные, на которых построена громадная часть наших научных зданий. Существует кроме того весьма большое число более мелких гипотез, придуманных для объяснения небольшого числа явлений. Вот в этой-то части, которая составляет истинную сущность физики, как науки, и которая превращает физику из конгломерата разрозненных фактов и законов в стройное научное здание, в этой основной области, как вы видите, знанию нет места и играет роль исключительно только одна вера.

Я думаю, вы убедились, какую громадную роль играет в нашей науке вера и какую сравнительно малую роль играет действительное знание.

Я перехожу к последней части, к выводам из всего предыдущего. Прежде всего я ставлю вопрос к чему приводит неправильная оценка той роли, которую знание играет в науке. Я думаю что она приводит к великим и опасным заблуждениям. Тот, кто полагает, что в науке вера никакой роли не играет, и что наука преисполнена знанием, что мы очень многое, а может быть и все, или почти все, знаем, тот переоценивает познавательную способность человека, безгранично расширяет область якобы познаваемого и, сам того не замечая, впадает в грубейшие ошибки. Он начинает страдать как - бы манией умственного величия, полагая, что для него уже не существует мировых загадок, что у него готово для них полное решение. На такой то почве вырос тот печальный плод научного недомыслия, который называется материализмом и который в настоящее время уже кончает свое бесплодное существование. На этой же почве выросло не менее печальное современное заблуждение, так называемый монизм. Около середины прошлого столетия, на почве быстрых и действительно больших успехов естественных наук, в том числе физики и химии, расцвёл материализм, полагающий, что все без исключения наблюдаемые явления возникают только благодаря разнообразным свойствам материи. Сюда же были отнесены и все явления жизни, психики, сознания и т.д. Тогда-то появилась прелестная мысль, что мысли суть такие же выделения мозга, как, напр., желчь есть выделение печени. Путем дальнейшего вырождения возник современный монизм, который, как вы знаете, ни допускает никакой двойственности, а тем более множественности первоисточников всего совершающегося в мире. Это жалкое заблуждение зиждется на горделивом предположении, что разум человека может все охватить, ибо для него нет ничего недоступного. А это не верно! Разум человека имеет свои пределы, за которыми лежит то, что остается навсегда для него скрытым, и только наивное непонимание той роли, которую играют в жизни человека маленькое наше знание и огромная, всюду проникающая вера, может привести к мысли, что человек когда либо поймёт то, что лежит за этими пределами.

Не трудно указать на ряд вопросов, лежащих вне этих пределов. Я ограничусь указанием четырех. 1. Проблема пространства и времени; вопрос о их конечности или бесконечности, одинаково непостижимых, одинаково приводящих к неразрешимым противоречиям. 2. Проблема жизни; вопрос о разнице между живым и мертвым. 3. Проблема сознания, наличность которого каждым из нас ясно ощущается. 4. Проблема свободы воли.

Можно было бы указать и другие. Много тайн человечеством разгадано; спрашивается, не будут ли и эти проблемы разрешены со временем? Это вопрос веры. Но несомненно существуют пределы, за которые разум человека проникнуть не может. Конечно, нельзя запретить работать над разгадкой этих проблем, ибо слишком велика жажда человека проникнуть за те завесы, за которыми скрываются от нас величайшие тайны. Но непростительно думать, что мы уже перешагнули через пропасть, отделяющую от нас недоступное нашему познаванию, как это считает своим догматом современный монизм, утверждающий, что на все вопросы найдены ответы, что никаких мировых загадок уже более не существует. Наивной и опасной ошибкой следует, поэтому, признать отрицание трансцендентного, т.е. лежащего вне пределов познаваемого, а следовательно и отрицание всего сверхъестественного. Конечно, представляется величайшею нелепостью всякая попытка перетянуть сверхъестественное в область естественного, т.е. воспринимаемого нашими органами чувств. Сюда относится спиритизм, оккультизм и т. под. заблуждения. Но, как самодовлеющая сущность, трансцендентное, не познаваемое опытом, есть предмет веры. Безусловно отрицать трансцендентное и относиться к нему с насмешливым высокомерием может лишь тот, кто не понимает роли знания и веры в науке. Я старался вам показать как не велико наше знание и как громадна роль веры, избрав ту науку, которою я сам занимаюсь в течение более 40 лет.

Если вы поняли роль веры в науке, которую наивные люди отождествляют с знанием, то вы, я в этом уверен, преисполнитесь терпимостью ко всему, что составляет предмет веры, и, подвергая спокойному анализу ваши личные переживания, поставите веру на подобающее ей место.

Да, личные переживания - вот, по моему убеждению, тот глубокий, неисчерпаемый источник, из которого для каждого из нас вырастает вера во всех её формах и разновидностях, начиная от всегда шаткой веры в самого себя и до веры в Бога, безразлично как бы каждый не понимал по своему этот объект чистейшей веры.

Оканчивая, я возвращусь к началу и еще раз укажу на ту цель, которую я имел в виду при сегодняшней нашей беседе.

Я хотел повлиять на вас, чтобы вы не придавали науке того значения, которого она не имеет. Значение науки так велико, что оно не может быть выражено никакими словами. Это тот светоч, без которого мы окружены безнадежной темнотой. Но не следует переносить это значение за те пределы, через которые не проникают и никогда не проникнут лучи этого светоча; не следует науку класть на Прокрустово ложе, полагая, что она всё может, что она дает или даст ответы на все вопросы.

Беру на себя смелость сказать: остерегайтесь, чтобы этот светоч не сыграл для вас роли того огня, в котором гибнет ночная бабочка. Запомните твердо ту роль, которую в науке играет вера, и сохраните навсегда в себе этот чудный дар -- способность верить, без которого жизнь невозможна.

Наименование параметра	Значение
Тема статьи:	Знание и вера
Рубрика (тематическая категория)	Философия

Вторжение в сферу неизведанного издавна сталкивало человеческую веру и знание. Надежда – обычная установка на их достижение. Вера представляет собой существенную ведущую установку на достижение человеческих ценностей. Её сила зависит от двух сторон – актуальности потребностей и вероятности их удовлетворения. Вера формирует и конкретизирует предмет своего устремления в образном и понятийном виде. Это – предваряющая гипотеза искомого знания, замена его. При отсутствии путей достоверного познания человек может остановиться на знании, порождённом верой, и если будет появляться знание, противоречащее представлениям веры, может возникнуть конфликт.

Взаимоотношение религиозной веры и науки в философском плане является весьма существенным. Древнеиндийская философия утверждала, что знание выше веры – религия должна идти к науке. Но наука также может идти к религии, в случае если только её подвигают к тому научные факты.

Знание – идеальный образ бытия, который формируется как результат познания и одновременно является предпосылкой его дальнейшего развития, производством новых знаний, превосходящих исходные.

Виды знаний:

ü Перцептивное знание – знание на непосредственном контакте органов чувств человека и воспринимаемых объектов. На их базе складываются знания-представления, которые бывают вербализованы, то есть выражены в речи. Перцептивное знание характеризуется целостностью, осмысленностью, константностью, предметным характером.

ü Рациональное знание – опосредованное, отвлечённое, обобщённое знание. Оно опосредовано чувственным знанием и накопленным практическим опытом. Опираясь на перцептивное и практическое знания и отвлекаясь от конкретного многообразия явлений, оно обобщает его в понятиях, суждениях, умозаключениях.

ü Предметно-практическое знание связано с задачей жизнеобеспечения человека, продолжения его рода. Труд, быт, семейно-брачные отношения – первые объекты практического знания.

Существует классификация, разделяющая массив знания в соответствии с критерием научности:

ü Обыденное знание – вид живого практического знания, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ формируется в процессе жизнедеятельности и общения людей.

ü Донаучное знание определяется как ʼʼпалеомышлениеʼʼ или ʼʼэтнонаукаʼʼ (народное знание). Оно сложно и богато по содержанию и включает в себя сложные системы счёта͵ солнечные и лунные календари, комплексы медицинских, географических, астрономических, технических и т.д. знаний, передаваемых устной традицией, ритуалами и практическими действиями.

ü Специализированное вненаучное знание включает в себя такие разновидности как: псевдонаука, антинаука и девиантная наука. Псевдонаука имеет своим содержанием продукты интеллектуальной деятельности, существующие на грани науки (уфология, астрология, парапсихология и т.п.). Антинаука пропагандирует мистические учения, спиритуализм, представления о тайных природных силах, которые неподвластны традиционному научному исследованию и раскрываются лишь с помощью мистического откровения или медитации. Под девиантной наукой принято понимать знание, отклоняющееся от общепринятых в науке норм (лысенковщина).

Знание и вера - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Знание и вера" 2017, 2018.

- Границы познания. И. Кант: вещи в себе и явления, знание и вера

Границы человеческого познания исследует И. Кант. На им же поставленный вопрос "Что я могу знать?", Кант отвечает, что познаваемы лишь явления (феномены), а вещи в себе (ноумены) находятся за пределами возможности познания, ибо они никогда не даются в опыте. Кант... .

- Возможности и границы познания. Знание и вера

Из всех видов познавательной активности человека (обыденной, игровой, художественной, научной) самым мощным и эффективным является научный. Достижение науки огромны и неоспоримы. Но это не означает, что он не ограничен никакими границами и ему в перспективе доступно все.... .

- Наука как система знаний. Знание и вера. Вненаучное знание и его формы.

- ПОНЯТИЕ ИСТИНЫ.ОБЪЕКТИВНОСТЬ ИСТИНЫ И КОНКРЕТНОСТЬ. ДИАЛЕКТИКА АБСОЛЮТНОЙ И ОТНОСИТЕЛЬНОЙ ИСТИНЫ. ИСТИНА И ЗАБЛУЖДЕНИЕ.ЗНАНИЕ И ВЕРА. КРИТЕРИИ ИСТИНЫ.

ИСТИНА – соответствие знаний действительности. Это правильное отражение действительности в мысли. Истина всегда объективна, это означает, что содержание знаний определяется объективно существующими явлениями и не зависит от воли и желания субъекта. Например:... .

- Познание,Знание. Субъект,объект,результат познания. Знание и вера.

- Знание и вера

Познание как творчество. Явное и неявное знание. Рациональное познание взаимосвязано не только с чувственным познанием, но и с различными психологическими и внерациональными его факторами. В структуре познавательного процесса, интерпретированного как... .

- Специфика вненаучного познания. Знание и вера

Чем выше роль науки в жизни общества, тем меньше внимания получает так называемое вненаучное познание. Оно проходит по реестру как неразвитое, поверхностное, а подчас и ложное познание. Но человечество в своем развитии упрямо демонстрирует, что наука может многое, но... .

- Вопрос #18. Проблема познаваемости мира. Знание и вера. Гносеологический оптимизм, скептицизм, агностизм. Взаимосвязь субъекта и объекта познания. Практика и познание

Одним из важнейших разделов философии является гносеология («gnosis» – знание, «logos» – учение, наука). Гносеология – философское учение о природе познания, его структуре и важнейших закономерностях, формах и методах поиска истины и др. Познание – это процесс получения... .

- Истина и заблуждение, знание и вера

Проблема истины - центральная в гносеологии. Интерпретация этой темы требует ответа на два вопроса: 1) о средствах и путях достижения истины, т.е. о познавательных способностях человека; 2) о формах существования истины. Общепризнанной в рамках гносеологизма является... .

Какого человека воспитывает современная школа? Знающего, физически сильного, способного к конкуренции и победам. Конечно же знания необходимы современному человеку, но без веры они могут пойти во зло. А.Д.Сахаров - академик Российской академии наук, ужаснулся через несколько лет, увидев результат своего труда - водородную бомбу. Нам нужны умные, но безнравственные люди? Нам нужны умные мошенники? Несомненно нельзя отделить обучение от воспитания. Эти две задачи должна взять на себя школа. Причем вторая задача несравненно важнее первой, так как не все будут айвазовскими, менделеевыми, толстыми или Достоевскими, но все должны стать Людьми. Необходимо дать ребенку знания, но и убедить его в необходимости соблюдения морально-нравственных норм. Именно убедить, через практическое усвоение навыков морально-нравственного поведения. К сожалению современные дети лишены не только навыков такого поведения, но и элементарных знаний о нем. Мальчики не умеют дружить не только с девочками, но и между собой.. Девочки считают, что внешняя красота несравненно важнее внутренней красоты и чистоты и вообще всех знаний Мира.

Учась в Москве в аспирантуре, я встретил одного 10-летнего мальчика, который мне с легкостью ответил на вопрос «что такое время?» (Его сверстники мне отвечали, что время это секунда, час, лето, зима осень и.т.д.) Он же мне сказал - Время - это бесконечность. Оно не имеет начала и конца. На вопрос что же такое бесконечность ответ тут же - процесс. На вопрос что такое процесс - переход количественных изменений в новое качество. Несомненно этот ребенок был одарен природой. Я познакомился и подружился с его родителями. Он закончил школу в 15 лет и стал одним из самых молодых студентов МГУ а потом и самым молодым аспирантом. Но в этом человеке было только знание. На просьбу матери сходить в аптеку он ответил - сходи сама - тебе не так уж и плохо - мне надо заканчивать монографию. Похороны бабушки он провел дома за письменным столом - писал очередную статью в какой-то сборник. Во время похорон отца не пролил ни слезинки - уехал на какую-то конференцию в провинциальный университет. Вот вам безнравственное знание. Могло ли такое произойти в верующей семье? По моему нет.

Современные педагоги и психологи пытаются решить задачу передачи знаний молодому поколению. Но таким образом они в лучшем случае решают только половину проблемы.
Церковь, община во все времена воспитывала своих братьев и сестер. Воспитывала, прививая им благочестие, трудолюбие, ответственность, ощущение братства, любви к Богу и ближнему. Все это воспитание всегда было основано на вере.

Попробуем проследить соотношение знания и веры в современной психологии.

Ученых сплачивает в научное сообщество, как мы уже видели, приверженность единому взгляду на окружающий мир, единому методу получения нового знания, а не следование какой-либо идее, верованию, что свойственно для верующих людей.

Так как реальность, изучаемая ученым, необыкновенно сложна, он встает перед необходимостью выделять в реальности некоторые изучаемые области, исследуемые в первую очередь в соответствии с критериями научной истины. Этот выбор осуществляется на основе научных взглядов, господствующих в науке в данный момент времени, и основанной на использовании некоторых убеждений, фундаментальных метафизических установок относительно человеческого бытия.

Таких установок в их идеальном, предельном виде в философии выделяют две:

• материалистическое понимание природы бытия,
• идеалистическое понимание природы бытия.

Они находят свое конкретное выражение в оппозиции знания и веры, иррационального и рационального.

В широком смысле вера - это знание, принимаемое без эмпирического, рационального обоснования. Веру можно подразделить на два вида религиознуюи прагматическую.

Религиозная вера наиболее полно используется в богословии, в религиозных философских трактатах. Она является высшей формой человеческого знания, полученного через божественное откровение.

Религиозная вера абсолютна и не требует рационального доказательства. Познать Бога в полной мере невозможно. Бог настолько велик, что человеческий разум не в состоянии охватить его. Своим студентам на вопрос «Что такое Бог?» я отвечаю как христианин - это справедливость, любовь, гармония. В случае неудовлетворенности моим ответом я привожу следующий пример:

Представь себе - ты идешь по лесной тропинке и видишь на своем пути муравейник. У каждого муровья есть своя цель - одни несут в общую кучу стройматериалы, другие охраняют муравейник, третьи - ухаживают за потомством. Словом, за многие тысячи лет муравьиная «цивилизация» выработала свою иерархию отношений. Ты стоишь и наблюдаешь за жизнью муравьев. Ты можешь помочь муравью - подтянуть щепку поближе к муравейнику, отогнать жука - «муравьиного льва» (питается в основном муравьями строя ловушки для муравьев), пытающегося проникнуть в него. А можешь уничтожить эту «цивилизацию» бросив в нее окурок. Знает ли муравей о тебе? Может ли муравей проникнуть в твои планы? Конечно нет! Так и человек перед Богом - как муровей перед человеком. Но сдесь есть одно принципиальное отличие - Бог всемогущ! Он безгранично милосерден, всеведущ и вездесущ. Человек - опьянен гордыней (Я - царь природы), жадностью (Дайте мне, мне, мне и еще раз мне!), завистью (Почему ему а не мне!) и т.д. Попытайся избавиться от этих грешных пороков. Признай силу Бога и сможешь приблизиться к нему. Если муровей поднимет голову и скажет человеку - «тебя нет!». Человек наверняка проявит свою силу. Он не даст муравью свободу воли. Бог допускает свободу мысли, речи, действия. Но в этом случае надо признать право Бога на избирательное излияние Божественных благ и чудес. Хочешь испытать благодать - очисти помыслы, не мудрствуй лукаво, верь в Творца слепо, без лишних доказательств. Не искушай Бога говоря Ему - «покажи свою силу». И познаешь Бога!

Прагматическая вера представляет собой определенную научную гипотезу, стройные логические и эмпирические доказательства которой отсутствуют. Таковыми являются, например, все математические аксиомы: о не пересекающихся параллельных прямых, о треугольнике, сумма внутренних углов которого равна двум прямым. На этих постулатах была построена геометрия Евклида. Прагматическая вера сопутствует человеку в его обыденной жизни. Человек верит в целительное искусство врача. В этом случае вера покоится на нашем (человеческом) признании умения врача бороться с болезнью.

Проблема соотношение веры и знания в различных философских концепциях

• Проблема соотношения знания и веры, рационального и иррационального, в более узком значении - науки и религии имеет давнюю историю.

В размышлениях философов разных направлений и ученых конца ХХ века все чаще можно встретить рассуждения о том, что научной мысли нужна вера, как правой руке левая рука, и неумение работать обеими руками не следует считать особым преимуществом. Обосновывается это тем, что в научном и в религиозном познании задействованы в принципе разные структуры человеческого существа. В науке человек действует как "чистый ум"; совесть, вера, любовь, порядочность - все это "подмога" в работе ума ученого. Но в религиозно-духовной жизни ум - это рабочая сила у сердца.

О. Конт утверждал, что знание и вера не мешают друг другу, и ни одна из них не может заменить или уничтожить другую, так как в "глубине" знание и вера образуют единство.

В настоящее время усиливается интерес к проблеме иррационального , то есть того, что лежит за пределами досягаемости разума и недоступно постижению с помощью известных рациональных (научных) средств, и укрепляется убеждение в том, что наличие иррациональных пластов в человеческом духе порождает ту глубину, из которой появляются все новые смыслы, идеи, творения.

Взаимный переход рационального и иррационального - одно из фундаментальных оснований процесса познания. Рациональное (мышление) взаимосвязано не только с чувственным, но и с другими - внерациональными - формами познания.

Известный немецкий психолог К.Г.Юнг выделял четыре способа познания мира разделив их на две группы. В первую группу - рациональную - входит познание через ощущение и «чистый разум» - мышление. Вторая группа включает в себя иррациональные способы познания мира - интуицию и чувства. Среди них особенно важную роль играет интуиция и инсайт (внезапное озарение) - способность прямого, непосредственного постижения истины без предварительных логических рассуждений и без доказательств. Бога познать можно только интуитивно.

Исследования Гилберта и Гёделя в математике показали принципиальную открытость для чувственного, внерационального познания любой, даже самой формализованной системы знания, какой не является ни одна естественнонаучная (тем более гуманитарная) дисциплина. Это значит, что вера, интуиция, эстетическое чутье, озарение (инсайт) и т.д. принципиально неустранимы из научного и обыденного мышления.

Более того, с середины XX в. исследованиями теологов более очевидными стали гносеологические обоснования догматики и вероисповедных принципов. Исследования философов - М. Элиаде, Р. Отто, Ж. Дерриды и др. - священного, сакрального показали сложность познавательного и практико-литургического процесса, где вера, интуиция и знание, образ и ценность образуют сложное единство.

Таким образом, знание и вера, рациональное и иррациональное в жизнедеятельности человека, в его познании окружающего мира, в его практической деятельности представляют собой неразрывное единство, необходимое для целостного, полноценного, полнокровного миропонимания каждого человека. И эта полнокровность должна находить свое выражение и в профессиональной деятельности человека, личности, понимающей и преобразующей окружающий мир.

Воспитывая человека знающего, но не верящего и неверующего, мы тем самым скрываем от него не только великую тайну существования Бога, но и лишаем его разум возможности увидеть мир в его полноте и многообразии, превращаем его в робота с заложенной стандартной программой, разработанной министерством образования, лишаем его интуитивного и чувственного познания. Имеем ли мы на это право? Неужели в рациональном мире нет места Богу? Мир, созданный Богом, отрицает его. С таким утверждением может согласиться только атеист. Бог ему судья.