Жизнеописание св. Стефана Пермского. Отрывки из жития святого стефана пермского. Отрывки из жития святого Стефана Пермского, на которые сделаны указания в нашей «Истории

Значительный вклад в развитие Древнерусской агиографической литературы конца XIV - начала XV в. внес талантливейший писатель Епифаний Премудрый. Большую часть своей жизни (31 год) он провел в стенах Троице-Сергиева монастыря. Епифаний совершил путешествие по христианскому Востоку, побывал на Афоне, где познакомился с лучшими образцами византийской, болгарской и сербской литератур. Разносторонность интересов сблизила его с знаменитым художником Феофаном Греком.

"Житие Стефана Пермского" было написано Епифанием, по-видимому, вскоре после смерти Стефана в 1396 г. Цель жития - прославить миссионерскую деятельность русского монаха, ставшего епископом в далекой коми-пермяцкой земле, показать торжество христианства над язычеством. Тщательно собрав фактический материал о Стефане, Епифаний оформляет его в изящный и торжественный панегирик. "Житие Стефана Пермского" открывается риторическим вступлением, далее следует биографическая часть и три плача (пермских людей, пермской церкви и "Плач и похвала инока списающа"). Во вступлении Епифаний пространно говорит о мотивах, которые побуждают его взяться за перо: "...аще ли не написана будут памяти ради, то изыдеть из памяти, и в преходящая лета и преминующим родом удобь сиа забвена будут"... Сообщает об источниках, которыми он располагал, приступая к работе, и о встретившихся трудностях. В биографической части дан ряд конкретных сведений о жизни и деятельности Стефана. Он родился в Устюге, в семье соборного клирика. Научившись грамоте, прочитал много книг Ветхого и Нового завета, внимательно слушал "чистые повести" и "учительные словеса", и сам "святыя книгы писаше хытре и гораздо и борзо". Он заранее готовит себя к будущей миссионерской деятельности: он "...изучися сам языку пермьскому, и грамоту нову пермьскую сложи, и азбукы незнаемы счини... и книгы русскыа на пермьский язык преведе и преложи и преписа". Более того, "желаа же болшаго разума", Стефан изучил греческий язык "и книгы греческий извыче...". Центральное место занимает в житии описание миссионерской деятельности Стефана. Он живет длительное время среди коми-пермяков и личным примером воздействует на язычников. Он ведет энергичную борьбу с языческими обрядами: разоряет "кумирню", срубает "прокудливую" (волшебную) березу, которой поклонялись пермяки, посрамляет волхва (шамана) Пама. Стефан проявляет большую силу воли, выдержку, терпение и убежденность, а также полное бескорыстие. Благодаря этим качествам он одерживает моральную победу. Стефан делает свою борьбу с Памом предметом широкой гласности. Он предлагает волхву войти с ним в горящий костер, опуститься в ледяную прорубь. От подобных испытаний Пам категорически отказывается и окончательно теряет авторитет у зырян. Одержав победу, Стефан защищает Пама от ярости пермяков, которые требуют его казни, добивается замены ее изгнанием.

Епифаний Премудрый по-новому подходит к изображению отрицательного героя. Противник Стефана Пам - это личность незаурядная, имеющая большое влияние на пермяков. Он стремится убедить своих соотечественников не принимать христианства, видя в Стефане ставленника Москвы. Речь Пама делает образ языческого волхва психологически убедительным, жизненно достоверным. Победа над Памом дается Стефану нелегко, отмечает Епифаний, и этим еще более подчеркивает значение личности победителя, его нравственного примера. Епифаний вводит в житие и элементы критики духовенства, церковных иерархов, добивающихся своих должностей путем борьбы с соперниками, "наскакивая" друг на друга, путем подкупа.

Главную заслугу Стефана Епифаний видит в его просветительской деятельности, в создании пермской азбуки и переводе на пермский язык книг "священного писания".Житие Стефана Пермского" нарушало традиционные рамки канона своим размером, обилием фактического материала, включавшим этнографические сведения о далеком Пермском крае, критику симонии ("поставление" на церковные должности за деньги); новой трактовкой отрицательного героя; отсутствием описания как прижизненных, так и посмертных чудес; композиционной структурой. По-видимому, Епифаний предназначал его для индивидуального чтения и, подобно своему другу Феофану Греку, писал, невзирая на канонические образцы.

Около 1417-1418 гг. Епифаний создал "Житие Сергия Радонежского". Оно написано с большой исторической точностью, но стиль изложения менее риторичен. Епифаний хорошо передает факты биографии Сергия, с лирической теплотой говорит о его деятельности, связанной с борьбой против "ненавистной розни", за укрепление централизованного Русского государства. "Божии угодники", хоть и отказывались от житейских волнений, а постоянно жили лишь для мира. По содержанию: родиося Сергий в Твери, когда еще был в утробе матери трижды прокричал в храме, потом не брал грудь в среду и в пятницу. С детства соблюдал все посты, держал себя в строгости. Наследство отдал младшему брату. Сначала ушел в пустыню с братом, тот покинул его, тогда позвал к себе старца игумена, кот и постриг его. Борьба с бесами. К нему начали ходить монахи. Когда умер игумен, им стал, по просьбам монахов, Сергий. Одевался бедно, учил монахов терпению и смирению даже во время голода. Когда пришел Мамай, Сергий благославил Дмитрия, и русский победили в битве. Исцелял людей, предвидел свою кончину.

Литературная деятельность Епифания Премудрого способствовала утверждению в литературе стиля "плетения словес". Этот стиль обогащал литературный язык, содействовал дальнейшему развитию литературы, изображая психологические состояния человека, динамику его чувств. Привнося торжественную риторику в биографию, Епифаний помимо рассказа о жизни героя произносил похвалу, возвеличивающую героя. С этой целью он соединял риторику и приёмы церковных песнопений (торжественные поучения до него произносились только в храмах). Назначение его стилистических формул можно объяснить тем, что автор считал, что прославить святого может только Бог. Поэтому он постоянно ищет образы и метафоры, чтобы прославить святого так же совершенно, как и Бог. Но противоречие всё равно не разрешалось. Отсюда и множество стилистических фигур, сравнений, аналогий в его житиях. Например, в житии Стефана Пермского автор долго ищет слова, способные охарактеризовать подвиг святого. Он использует множество синонимов, повторов. Он сравнивает Стефана с «евангелистом)), «мучеником», «исповедником» и т.п., но в конце концов говорит, что не может его порславить. На это способен лишь Христос. Помимо этого с помощью синтаксического параллелизма Епифаний добивался эффекта рифмы: например, в «Плаче пермских людей», когда они характеризуют Стефана-«тио лее былъ намъ законопродавецъ и законоположникъ, то же креститель, и апостолъ, и проповедникъ, и благовестникъ, и исповедникъ, святитель, учитель, чистителъ, посетитель, правитель» и т.д. Риторика Епифания позволяла достичь эффекта словесной неисчерпаемости. С помощью «плетения словес» антитеза автора и сподвижника достигла предельного развития. Жития Епифания стали образцом для книжников позднего средневековья.

7. Место и роль фольклора.

8. Возникновение и развитие теории «Москва – третий Рим»\ «Повесть о взятии Царьграда», «Повесть о Вавилоне-граде», «Сказание о князьях Владимирских».

В конце XV – начале XVI века начался особый период истории Руси. Она не только освободилась от татаро-монгольского ига, но и начала объединяться вокруг Московского княжества, превратившись в мощное централизованное государство с единоличной властью.

Создание единого православного русского государства произошло в скором времени после окончательного падения Константинополя (1453 г.). Русское государство как бы приняло эстафету от Византийской империи, физическое падение которой произошло вскоре после падения духовного. В период создания централизованного государства на Руси возникает самоуправляемая Русская Православная Церковь, которая становится хранительницей православия. Таким образом и возникает теория «Москва – третий Рим».

«Повесть о взятии Царьграда» Нестора-Искандера. Это произведение принадлежит к числу воинских повестей эпохи Куликовской битвы. Оно повествует о падении христианской Византийской империи в 1453 г. под натиском турок и превращении столицы православного мира Константинополя в мусульманский город. Повесть получила широкое распространение на Руси и была введена в ряд летописных сводов 16 в., повлияв на дальнейшее развитие воинских повестей. Произведение состоит из 2-ух частей. 1-пролог событий. Рассказ об основании Царьграда, знамении, которое предсказывало судьбу этого города (бой змеи и орла с победой первой-символа мусульманства; но потом люди убивают змея), о красоте и величии Константинополя. 2-основной сюжет-рассказ об осаде и захвате города турками. Эта часть соответствует канонам воинской повести. Описание сбора войск очень абстрактно. В центральном повествовании перечисляются военные события. Сюжет носит линейный характер, традиционный для воинской повести. Но он усложняется описаниями многих событий. Автор описывает каждый день приступа турок к городу, бои, советы императора с приближёнными о дальнейших действиях. И так описывается каждый день осады. Здесь проходит мотив судьбы, предопределённости с самого начала (знамение). Описания очень эмоционально напряжены, что усиливается и 2-умя знамениями-уход ангела-покровителя города-из церкви Софии (центрального собора), а затем-кровавый дождь. В последней части повествования-рассказ о гибели города и судьбе горожан. Сюда вводится и пророчество: как люди убили змея, задушившего орла, так в будущем христиане должны будут победить мусульман и возродить христианство в городе. Таким образом, военное событие становится частью истории христианского города, представленной в её важнейших событиях.

В тексте встречаются подробные описания 4-х героев: Константина, патриарха Анастасия, Зустунея и султана Магомеда. Образ главного героя традиционен для воинских поветей: Константин мужественен (решает погибнуть вместе с городом), до последнего вздоха защищает родной город. Но в его изображении просматривается и новый подход: автор стремится передать глубину его чувств через молитвы, плач, изображение проявлений его душевного состояния. Патриарх Анастасий постоянно поддерживает цесаря. Его образ сходен с образом Киприяна из «Сказания о Мамаевом побоище»-это поддержка борьбы против врагов православной церковью. Зустуней-второстепенный персонаж, но его особая роль в том, что он один откликнулся на просьбу Константина о помощи у иноземных государств. Это воплощение идеального образа воина, «храбр бе и мудр, и ратному делу преискусен». Необычным образом представлен Магомед. В начале всё традиционно-он «.безверен сый и лукавь». Но потом его характеристика меняется-он показан как могущественный правитель, собравший для похода огромные силы, опытный и терпеливый полководец. После захвата города он проявляет великодушие-прощает всех мирных жителей, а при виде головы Константина воздаёт ему должное: «Явно тя Богъ миру роди паче же и царя, почто всуе погибе\». В описании батальных сцен автор не стремится к детальному изображению событий, отсутствуют пейзажные элементы. Основу описаний составляют воинские формулы: «бысть сеча зла и преужасна». Повесть Нестора-Искандера, используя традиции, усложняет сюжет за счёт введения перипетий, тенденции к некоторому расширению круга действующих лиц и большей разносторонности их изображения, значительные изменения претерпевает изображение врага. Автор создаёт повествование, используя стилистические приёмы эмоционально-экспрессивного плана, применявшиеся ранее лишь в житиях. Таким образом, воинское повествование на Руси начинает усложняться, не без влияния данной повести. Идёт сближение облика главного положительного героя с образом идеального героя княжеского жития. Именно внелетописные повести этой эпохи являются предпосылками к созданию нового типа масштабной исторической повести.

Повести о Вавилонском царстве. Об изменении форм исторического повествования в XV в. свидетельствует появление повестей о Вавилонском царстве, сыгравших важную роль в создании политической теории Московского государства. В состав повестей входит «Притча о Вавилоне граде», в которой сообщаются легендарные сведения о царе Навуходоносоре, создании им нового Вавилона и запустении этой мировой державы и «Сказание о Вавилоне граде».

Обе повести возникли, вероятно, в Византии в период обоснования Константинополем своих прав на мировое первенство.

В «Сказании о Вавилоне граде» повествуется о трех юношах: греке, абхазце и русском, которые добывают знаки царского достоинства из запустевшего Вавилона для греческого царя Василия. Равное участие представителей трех христианских народов в этом подвиге подчеркивало мысль о равноправии трех христианских держав: Греции (Византии), Грузии и России. А когда Константинополь пал и Грузия почти утратила свою самостоятельность, все права на знаки царского достоинства должны принадлежать русским великим князьям.

Повести о Вавилонском царстве носят сказочный характер: здесь фигурируют волшебный меч-самосек, гигантский спящий змей, стерегущий богатства запустевшего Вавилона; чудесный кубок с божественным напитком, таинственный голос, дающий указания юношам, и т. п. Все это сближает повести о Вавилоне с волшебной сказкой. Только имена царей Навуходоносора и Василия историчны в этих повестях, все же остальное - художественный вымысел.

«Сказания о князьях Владимирских. Написано в конце 15-нач 16 в. В основе «Сказания» -попытка установить генеалогическую связь московских князей с основателем Римской империи - Августом-кесарем.

Брат Августа Прус был послан римским императором на Вислу - «от него же пруси прозвашася» (исторически «пруссы»-название литовского племени, населявшего нижнее течение Вислы). Призванный новгородцами князь Рюрик происходит из рода Прусова. Следовательно, политические права на единодержавную власть московские великие князья унаследовали от своих «прародителей» - от самого Августа-кесаря.

Затем «Сказание» сообщало о даре греческого императора Константина Мономаха киевскому князю Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) - царского венца, скипетра и державы. Этим венцом

Владимир венчается и нарекается «царь великия Росия». «Оттоле и доныне тем царъским венцем венчаются великий князи владимерстии, его же прислал греческий царь Константин Манамах, егда поставятся на великое княжение росийское». На самом деле Константин Мономах умер, когда Владимиру было всего два года.

Эта легенда, а ей в то время был придан характер исторической достоверности, служила важным политическим средством обоснования прав московских великих князей на царский титул и на самодержавную форму правления государством, содействовала укреплению внутриполитического авторитета этой власти и способствовала упрочению международного престижа Московского государства.

В 1523 г. старец псковского Елеазарова монастыря Филофей в своем послании к Василию III писал: «Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, уже твое христианское царство инем не останется».

Так лаконично и точно была сформулирована политическая теория суверенности Русского государства: «Москва - третий Рим».

Преподобный инок Сергиевой лавры Епифаний, изобразивший нам житие блаженного своего учителя Сергия, написал к назиданию верных и другое житие чудного его собеседника, святого Стефана, просветителя Перми. Трогательно выражается он в смиренном предисловии пространного жития сего:

"Полезно слышать и записывать, памяти ради, жития мужей праведных, когда достоверно было о них известно пишущим, ибо видение вернее слуха, а если слышанное не записано будет, то выйдет из памяти в последующие лета и с минующимися поколениями погрузится в забвение. Св. Василий Великий в поучении своем говорит: "Буди ревнитель право живущим и сих имена и дела напиши в своем сердце". Хотя я недостоин и не достиг той меры благочестия, чтобы невидимо писать мне на разумных скрижалях сердца, вознамерился, однако, на чувственной хартии изложить мое сказание; уподобился я бесплодной смоковнице, одни лишь листья имеющей, листами книжными только похваляясь, и не стяжал себе плодов добродетели; но, убогий инок, подвизаемый любовью, предпринял написать для воспоминания будущим родам нечто малое из доброго и чудного жития преподобного отца нашего Стефана, бывшего епископом в Перми, о рождении его и детстве, о юности и первых подвигах иночества, о священстве и святительстве, даже до самого его преставления.

Все сие снискал я, здесь и там собирая; иное слышал от учеников его верно дознав о его учительстве и управлении; другое же своими очами видел или от него самого слышал, ибо много раз с ним беседовал, прочее же принял от старых мужей, которых вопрошал о нем, как сказано в Св. Писании: "Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе" (Втор 32:7). Но молю вас, бо-голюбцы, дайте мне прощение и молитесь обо мне, ибо я груб умом и невежда словом, худой имея разум. Не бывал я от юности моей в премудрых Афинах и не научился плетениям риторским и витийственным глаголам, ни Платоновых, ни Аристотелевых бесед не стяжал; недоумеваю в простоте моей, но уповаю на Бога всемилостивого, которому все возможно; у Него прошу слова потребного во утверждение уст моих.

Сего ради преклоняю колена мои пред Отцом Господа нашего Иисуса Христа, от Него же всякое даяние благо и всякий дар совершенный свыше нисходит, и простираю руки мои к превечному, безначальному Сыну Божию и Слову, рекшему: "Просите и дастся вам", прошу, да подаст мне благодать и дар Святого Духа. Молю неизглаголанными воздыханиями и Пресвятого Духа, от коего источается всякая премудрость, и взываю: "Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою". Молюсь Святой, единосущной и нераздельной Троице, да мне пошлет благодать свою в помощь, и подаст мне слово твердое и разумное, и воздвигнет ум мой, отягченный унынием плотским, и очистит сердце мое, острупленное душевредными страстьми, дабы я мог что-либо написать в похвалу доблестного Стефана, проповедника веры, просветителя Перми и наследника апостолов.

Может Господь, если восхощет, и слепым даровать свет, и бесплодным плод, и бессловесным слово; обретаю в Ветхозаветном Писании, как древле Моисей-пророк ударил камень и потекли воды, как из жезла сухого произрос плод и как у волхва Валаама ослица бессловесная проглаголала человеческим языком. И ныне да удивит Господь милость свою над нищетою моею, чтобы кто-либо не вознегодовал на меня за мое невежество; смиренно припадая с умилением прошу читающих, если где-либо встретят речь нестройную, да не взыщут грубости моей, ибо не от премудрости своей подвигся я к составлению жития сего, но как раб неключимый простер недостойную руку и принудил худость свою приступить к описанию подвигов преподобного, уповая на помощь Божию и на молитвы святительские самого угодника Божия Стефана".

Первые годы святого Стефана

От страны полунощной, называемой Двинскою, из града Великого Устюга происходил преподобный; он был сын благоверного христианина Симеона, по прозванию Храпа, который служил клириком при соборной церкви, и благочестивой супруги его Марии. Будущее величие и апостольское призвание просветителя Перми было предсказано родителям матери его, когда она еще была трех лет. Праведный Прокопий, чудотворец Устюжский, остановил однажды младенца Марию на паперти церковной, когда благоговейно выходила она от вечернего пения, и, поклонившись ей до земли, сказал предстоявшим: "Вот идет мать Стефана, епископа Пермского, который будет муж великий в слугах Божиих". Мнимое юродство праведного Прокопия, поразившее тогда слышавших слово его, оправдалось впоследствии чудным исполнением. Предание местное сохранило нам и другое сказание о чудном детище сей Марии, на которое смотрели уже в первые годы его жизни как на нечто необычайное: как только отдан был он в научение грамоте, уже начал сам собою, по тайному влечению сердца, прилежно изучать язык зырян и охотно беседовал с сими язычниками на торжище, когда приезжали они в Устюг. Такое странное сближение отрока Стефана с народом языческим, которого сделался впоследствии просветителем, явно показывает, что с детства уже почивала на нем благодать Божия и неисповедимыми судьбами заранее приготовляла его на многотрудный апостольский подвиг.

Не по летам преуспевал Стефан в чтении Божественного Писания и до такой степени превосходил всех своих сверстников доброю памятью и разумением священных книг, что после одного лишь года учения мог уже исправлять должность канонарха в церкви и потом сделался чтецом соборным. Возрастая, он непрестанно упражнялся в славословии церковном и всего себя посвятил книгам божественным; ничто мирское его не привлекало, детей играющих он чуждался и избегал их тщетных увеселений: столь обильно было в нем дарование Божие при естественной остроте ума его и телесной красоте. В чистоте и целомудрии возрастал Стефан, мысленно стремясь от дольнего к горнему, и, по мире того как углублялся в чтение Ветхого и Нового Завета, наипаче убеждался в скоротечности суетного жития сего, - оно представлялось ему как бы ручная быстрина или злак сельный, скоро увядающий, и непрестанно памятовал он заповедь апостольскую: не любить мира, ни того, что в мире, но наипаче о том помышлять, что всем нам подобает явиться на судилище Христово. Глубоко проник в сердце его и глас евангельский, что если кто оставит отца или матерь, и братии, и домы имени ради Господня, сторицею восприимет и жизнь вечную наследует, а кто не отречется от всех сих, не может быть учеником Христовым. Исполнившись страхом Божиим, решился он оставить отечество и все блага мира сего, чтобы восприять на себя благое иго Господне и ангельский образ жития иноческого, в котором бы мог совершенно посвятить себя Богу и предаться учению книжному. Юный Стефан предпочтительно полюбил обитель Ростовскую Св. Григория Богослова, близ самой епископии, потому что в ней было много книг, которыми могла удовлетвориться духовная его жажда; здесь любознательному уму открылось обширное поле благочестивого мышления и богатый источник духовный; с ревностью углубился он в чтение священных книг, стараясь обрести в мудрой беседе с братиею то, что казалось ему неудобовразумительным с детства. Епископом Ростовским был тогда благоговейный Парфений; постригся же Стефан от руки духовного старца, священноинока Максима, по прозванию Калина, который был в то время игуменом Богословской обители; он обратил внимание на ревностного пришельца, наставляя его на подвиг иноческий послушанием, постом и молитвою, а наипаче чтением божественных писаний, из которых почерпал инок всякую добродетель и приобрел плод спасения.

Поучаясь день и ночь в законе Господнем, юный Стефан процветал в обители, как древо плодовитое, насажденное при источнике вод, которое в свое время приносит плод обильный, и поелику всем сердцем искал он единого Бога и заповедей Его, то Господь и даровал ему разум духовный не только для подвига молитвенного и жития иноческого по чистой совести, но и для просвещения братии своей от тьмы неведения. Когда встречал он старца мудрого и книжного, старался сделаться его собеседником и с ним водворялся, испрашивая у него толкование притчей и повести старческие о житиях святых, которым искал подражать. В обители Ростовской обретался тогда в числе иноков и тот Епифаний, которому суждено было впоследствии быть описателем жития его, тогда же еще только сотрудником в его подвигах на поприще иночества. День ото дня совершенствовался преподобный Стефан, подавая собою благой пример братии; при пламенной любви своей к науке никому не уступал он в ревности по церковной службе; прежде всех являлся на молитву в церковь и после всех выходил, и в свободное время трудился своими руками, быстро и четко переписывая у себя в келье священные книги, которые долгое время и после него хранились в Ростовской обители; за великую свою добродетель был он рукоположен в диаконы архиепископом Ростовским Арсением.

В тишине обители сам Господь внушил преподобному благую мысль быть просветителем зырян, косневших в грубом язычестве, которые с детства были ему присными, по близости их к родине его, Великому Устюгу; зная язык их, сложил он новую грамоту пермскую и изобрел буквы дотоле незнаемые для полного выражения звуков языка дикого; буквы сии заимствовал из алфавита славянского, применяясь отчасти к тем немногим знакам, которыми зыряне заменяли у себя недостаток письмен. Мало-помалу перевел Стефан несколько богослужебных книг на сей новый язык, пермский, или зырянский, в надежде будущего обращения язычников, и Господь, видя его благое намерение, избрал его самого на сей апостольский подвиг. Но, изобретая письмена новые, не отлагал он и древней мудрости и хорошо изучил язык эллинский: таким образом, свободно владел тремя языками: русским, греческим и пермским. Никогда не оставляла его мысль идти в Пермскую землю, учить людей некрещеных, и для сего, собственно, изобрел он грамоту, чтобы привести ко Христу неверных и обратить их от тьмы идолослужения. от глухих кумиров и волхвований бесовских к свету Христову; сердце его разгоралоа духом ревности при той мысли, что человеки, сотворенные Богом и почтенные образом Его и пюдобием, врагу поработились, и день и ночь помышлял он. каким бы средством извлечь их из работы вражией.

Движимый сим благочестивым желанием, пошел Стефан в престольную Москву, чтобы там принять благословение святительское на сей подвиг, но уже не обрел в живых великого ревнителя Христовой Церкви, митрополита всея Руси Алексия. Духовник великокняжеский, архимандрит Симонова монастыря Михаи ч, нареченный на кафедру митрополии, заведовал делами церковными с собором епископов, и по его внушению епископ Коломенский Герасим рукоположил благоговейного иеродиакона в пресвитеры, разрешив ему идти в землю Пермскую, ибо видел в нем избранный сосуд Духа Святого.

Старец уже многолетний, Герасим, посвятив юного Стефана, благословил его на доброе исповедание и утвердил святительскою беседою. Пришел к нему Стефан и говорил: "Благослови меня, владыка, идти в землю поганскую, глаголемую Пермь, к язычникам заблудшим и людям невинным; хочу учить их и крестить, если Господь мне поможет и будет споспешествовать твоя молитва; или обращу их и приведу ко Христу, или и сам голову свою положу за Христа и за доброе исповедание, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса. Итак, отпусти меня ныне, раба твоего, с миром и молитву сотвори, ибо мне да благовествую в странах языческих и да направит Господь стопы мои".

Подивился апостольской ревности и доброму его дерзновению святитель и, много побеседовав с ним о душеполезном, ввел его в церковь, назнаменовал крестом и в напутствие сказал: "Чадо Стефан, во Святом Духе сын и сослужитель нашего смирения, иди с миром и с благодатию Божиею; Господь славы да спутешествует тебе и даст тебе глагол, благовествующий силою многою; слово твое да будет растворено солию и да ведаешь ты, что каждому отвечать. Итак, возлюбленный, как храбрый воин Иисусов Христов, облекись по апостолу во всеоружие Божие, приими щит веры и шлем спасения и меч духовный - глагол Божий; не таи светильника под спудом, но поставь его на свещнике, да светит всем в странах Пермских во тьме языческой, доколе наконец сам как благий и верный раб Господень и делатель винограда его войдешь в радость Господа твоего. Не убойся убивающих тело, но душу не могущих погубить, ибо и своих апостолов послал Господь, как агнцев посреди волков, и обещал им, что Дух Святый внушит, что подобает им глаголать, и сам Он будет с ними до скончания века".

Раб Божий Стефан, ободренный святительскою беседою, смиренно отвечал: "Буди мне по глаголу твоему; радуюсь о словесах твоих и благ мне закон уст твоих паче тысяч злата и серебра, ибо исполнилось уже желание сердца моего". Святитель отпустил проповеднику частицы святых мощей, антиминсы и все необходимое для освящения церкви. Так направил путь свой Стефан к земле забвенной и непроходной, которая столько лет чаяла света Христова, и наконец, уже в позднейшие сии времена, смиловался о ней Господь, послав ей просветителя, чтобы утолить глад ее, не глад хлеба, но слова Божия. Пошел он в страну полунощную, которую не обходили ноги апостольские и куда дотоле не достигало вещание их, достигшее концов вселенной; там еще во всей силе царствовала мерзость языческая глухих кумиров и волхвований бесовских. При самом входе в землю сию, ему обреченную, пламенно помолился Стефан: "Владыко Боже вседержитель, услыши молитву мою и исполни желание мое, даруй мне, смиренному рабу Твоему, проповедать имя Твое святое посреди людей сих неверных; будь мне помощник, ибо все, что только восхощешь. можешь сотворить, можешь из самых камней воздвигнуть чада Аврааму; призови сих язычников в разум истины Твоей и прими их в соборную святую Твою Церковь!"

Обширна и малоизвестна была страна Пермская, разделенная великими реками, в которую стремился проповедник Христов; много разноплемененных народов ее населяли, большею частию племени финского, между которыми жили и русские пришельцы. Зыряне были то племя, к которому преимущественно обратился Стефан, ибо они обитали ближе к родине его, Великому Устюгу, и их собственно язык он изучил. Покоренные вольницею Новгородскою, так называемыми ушкуйниками, которые на быстрых ладьях смело спускались и подымались по рекам глухой страны, зыряне долго платили дань Великому Новгороду и недавно только перешли под власть великокняжескую; неохотно принимали они то, что приходило к ним из Москвы, ибо дань их умножилась с ее владычеством.

В грубом язычестве коснел народ, руководимый невежественными волхвами, которые имели сильное на него влияние, не только духовное, но и правительственное. По сохранившимся преданиям, два главных идола были предпочтительно уважаемы язычниками, Войпель и золотая баба, но неизвестно, в чем состояло служение сим кумирам, веровали они также духам добрым и злым, как бы имевшим власть над стихиями и человеками, которых умилостивляли жертвоприношениями. Однако сквозь тьму язычества сохранилось в народе темное предание о едином великом Духе, создателе неба и земли, хотя и не почитали они людей достойными возносить к нему молитвы. Зыряне называли Бога под общим именем Эн и не смели изображать его кумирами; сия уцелевшая мысль о единстве Божием послужила Стефану для обращения их в христианство. Веруя идолам, народ обращался к ним молитвенно через своих волхвов, испрашивая у них советов и знамений в будущем; жертвы приносились им в древесных кумирнях, посреди дремучих лесов, где стояли безобразные идолы, обвешанные шкурами пушных зверей и другими такого рода приношениями грубых жителей. К волхвам текло богатство народное, и они умели приобрести себе власть наследственную, которая переходила из рода в род; посему неблагоприятно смотрели на пришельца московского и всячески старались вооружать против него народ, объясняя враждебно охранительные грамоты великокняжеские, которые принес он с собою. С такими врагами должен был бороться Стефан в деле проповеди и все одолел твердою верою.

Проповедь Стефана

Первое зырянское селение, самое ближайшее к родине Стефана, в котором надолго он остановился для проповеди слова Божия, было Пырас, нынешний Котлас, в шестидесяти верстах от Устюга, при впадении реки Вычегды в Двину. Здесь наиболее, пред прочими местами, сей новый апостол перенес трудов и всякого рода лишений, доколе проповедь его не увенчалась некоторым успехом. Он предлагал ее на языке понятном для народа и потому имел успех, но нельзя довольно надивиться терпению Стефана, превышавшему прочие его христианские добродетели.

Современный писатель жития его так выражается о его трудах: "Много пострадал Стефан вначале от неверных; поношение, хулы и уничижения; иногда грозили ему смертию, обступив кругом и нанося удары, но Господь сохранял его. Случилось однажды, что хотели сжечь его, обложив соломою, и уже готов был огонь для запаления, но праведник воззвал к Господу словами псаломскими и молил спасти его от людей неверных, которых искал обратить, дабы прославили Господа и люди расточенные собрались во единое стадо Христово; Господь не только избавил его от руки врагов, но сильным и действенным его словом их самих обратил в сынов Божиих, под руководство доброго сего пастыря".

В селении Пырас ревностный проповедник мог только поставить крест и малую часовню в ознаменование, что и сия страна, дотоле языческая, приемлет благое иго Христово. После долгих вразумительных увещаний и подвигов успел он обратить многих из среды упорных язычников к вере Христовой и просветить их святым крещением. Почти все селение мало-помалу приняло христианство; но закоснелые идолопоклонники удалились от его проповеди в другое, более многолюдное селение Гам, по реке Вычегде, отстоявшее на двести верст, где было одно из главных языческих капищ. Туда за непреклонными последовал Стефан, чтобы в самом средоточии язычества сокрушить идолов и на пути распространять веру Христову, так как по обоим берегам реки Вычегды много рассеяно было селений зырянских.

Следуя путем сим, на стезю правую наставлял народ апостол Пермский, обличая словом своим прелесть идольскую, хотя и нелегко убеждались вначале язычники и, гневаясь на благодетеля, тщетною почитали его проповедь. Та же опасность, которая встретила его в первом селении Пырас, неоднократно попадалась и на пути. Однажды множество неверных пермян, обретя его одиноко сидевшим при дороге, с яростным воплем на него устремились; они с угрозою напрягли на него свои луки, некоторые даже пустили и стрелы; но страстотерпец, по слову псаломскому, не убоялся стрел, летящих на него, и как бы от стрел младенческих были ему язвы их; лук сильных изнемог, а немощный препоясался силою. Раб Божий говорил людям пермским: "Братия, сыны человеческие, к Богу Вседержителю обратитесь с верою и покаянием, дабы то оружие, которое вы на меня напрягли, не изострялось на вас самих; омойтесь крещением, и жива будет душа ваша. Мне же Владыкою моим не велено блюстися ваших стрел, но поведено идти, как овце в средину волков, и не бояться убивающих тело, но не могущих погубить душу. Не страшна мне смерть временная, ведущая к вечной жизни, но страшна душевная смерть и вечная мука".

Когда достиг он селения Гам, где находилась главная кумирница, решился Стефан совершить окончательный подвиг разорением капища и сокрушением всех его идолов. В дремучем лесу оно стояло, одинокое, никем не стрегомое, кроме страха приближавшихся к нему, но в проповеднике истины действовал только страх Божий. Не усомнился он запалить огнем кумирницу в отсутствие кумирников; совершив же сие силою Божиею, не бежал с поприща своей победы, но сел на месте подвига, ожидая пришествия кумирников, - таким духом был проникнут Стефан. Язычники, издали заметив пламя и дым, устремились к требищу и, увидев виновника запаления, спокойно их ожидавшего, как лютые звери ринулись на него, кто с дреколием, кто с обоюдоострыми топорами. Обступив его со всех сторон, с дикими воплями махали они над его главою оружием, осыпая ругательствами и угрожая умертвить, но не дерзали поразить его, ибо сила Божия была с ним. Как овца посреди волков, стоял посреди разъяренных проповедник истины и, не отвечая на их неистовые речи, с кротостью возвещал им слово Божие, научая вере Христовой. Подняв руки к небу, как уже готовый на смерть, со слезами воззвал он к Богу отцов своих: "Владыко, в руки Твои предаю дух мой, покрой меня крышами своей благодати, ибо за Твое имя предал я себя в руки их и вменился, как овца на заклание, да явлю имя Твое человекам сим. Обрати, Господи, поганых в христианство, дабы и они сделались братиями нашими чрез святое крещение и в них бы также прославилось имя Твое святое во веки".

Так помолился, и благодать Божия соблюла невредимым от язычников угодника своего. Проповедник, став на возвышенное место близ требища, начал поучать народ о Царствии Божием: "О человеки, отступите от суетных сих идольских жертв, оставьте прелесть кумирную, бегите огня вечного. Для чего называете богами изваянных бездушных истуканов, дел рук человеческих, не приемлющих приносимых вами жертв? Подобны им все надеющиеся на них! Проповедую вам Бога истинного, в которого веруют христиане, и нет иного Бога, кроме Него; послушайте меня, люди пермские, ибо желаю вам добра. Бог христианский есть Спаситель всем человекам; просветитесь разумом и прозрите очами духовными, оставьте идолов, кудесников и вся пермские суеверия; возвещаю вам Царство Небесное. Если веруете и креститесь, спасены будете, если же не веруете, осуждены будете на вечные муки". Так говорил он, одушевленный верою, и те, которые возносили на него секиры, как бы обезоруженные опустили руки и, ярость свою преложив в кротость, мирно разошлись, не сотворив ему ни малейшего зла; расходясь же, говорили между собою: "Велик должен быть сей Бог христианский, ибо разорил пришелец московский древние наши храмы и давние требища богов наших, и мы не можем противиться словам его; если не будет он изгнан от земли нашей, вся она исполнится его учением. Но один имеет он лихой обычай - не полагать начала бою, хотя сего только от него и ждем и потому нескоро его победим; если бы хотя однажды на сие решился, мы бы давно его растерзали; но так велико его долготерпение, что мы сами не знаем, как с ним поступить". Слова сии объясняют и человеческую причину, почему был пощажен Стефан: с одной стороны, обычаи той стороны не позволяли им поднять руку на странника, доколе сам он не вооружится против них, а с другой стороны, они боялись напасть на выходца московского, пришедшего к ним с опасными грамотами великого князя, и, вероятно по совету своих волхвов, домогались вытеснить его более угрозами, прежде нежели употребить силу; но никакие угрозы не действовали на Стефана.

Произошло разногласие в народе, и разделились между собою жители Гама; некоторые из них, более кроткие, благоприятствовали пришельцу, но большая часть осталась в ожесточении при своих волхвах и кумирах, а муж апостольский, как некогда голубица Ноева, не обретшая себе места упокоения для ног своих на земле, еще влажной от вод потопных, принужден был удалиться из селения, потому что не ожидал большого успеха и не надеялся там утвердиться. Даже и новообращенные им, молясь Богу истинному и вместе страшась своих кумиров, при влиянии сильных кудесников втайне чтили идолов и не чуждались их жертв, несмотря на все убеждения Стефана, потому что сила привычки и воспоминание о требище невольно влекли их к прежней жизни; напрасно вразумлял их Стефан: они приносили пред ним покаяние в грехах своих, но не раскаивались в том, что делали угодное идолам. Местное предание говорит, что в праведном своем гневе изрек он слово, до сих пор тяготеющее над жителями Гама: "Народ слепой! Да будет Гам слеп во веки". Действительно, до настоящего времени, по замечанию туземцев, это наказание праведника лежит тяжелым ярмом над жителями Гама: зыряне-гамичи подслеповаты и близоруки и у прочих зырян слывут слепородами.

Из Гама Стефан перенес свою проповедь в самое сердце тогдашнего зырянского края, в средину всей Биармии; здесь ревностный проповедник долго боролся с грубыми предрассудками народа, но укротил его дикие страсти силою благодати и многих приобрел для святой Церкви, потому что встретил здесь более мягкие нравы. Знамение христианской веры восторжествовало над волхванием, и алтари Богу истинному явились на развалинах идольских капищ.

Местное предание гласит, что, пришедши в Усть-Вымь, Стефан поселился сперва на горе, лесной и пустынной, подле уважаемой зырянами кумирницы, куда приходили они на поклонение идолам. Подле требища стояла необыкновенной величины береза, широковетвистая и толстая в объеме, так что едва возможно было охватить ее трем человекам. Язычники, почитая самую березу за божество, приносили ей в дар дорогие шкуры пушных зверей, навешивая их на ветви, совершали свои тайные обряды, вопрошали дерево о будущем, "мечты деюще", как сказано в местных записях, и мнили получать пророческие ответы. Пребывание чуждого пришельца на месте их поклонения ненавистно было язычникам; но проповедник с намерением избрал место сие, чтобы чаще беседовать с язычниками о вере, и после многих прений с их хитрыми волхвами успел обратить ко Христу некоторых нарочитых мужей. Упорнейшие, опасаясь за веру отцов своих, послали весть о действиях пришельца русского на Вишеру, в княж-погост, и вверх по Вычегде, призывая собратий на защиту богов туземных, посрамленных Стефаном. Сколько надобно было иметь духа проповеднику истины и сколько упования на Бога, чтобы спокойно ожидать нападений вражеских при своем бессилии и одиночестве; но живый в помощи Вышнего, не убоялся человек Божий, хотя ополчился на него полк языческий, ибо с ним ополчились ангелы Божий, во имя коих впоследствии он соорудил здесь обитель. По зову вражию приплыло на лодках к Усть-Выми более тысячи человек, вооруженных луками и стрелами; с дикими воплями обступили они убогую хижину, которую построил себе смиренный труженик под развесистою березою, и хотели предать его лютой смерти; но Стефан, устремив ум и сердце к Богу, воззвал к Нему, и Господь услышал его молитву: во мгновение ока ослепли идолопоклонники и волхвы их, подобно тому как повествуется в деяниях апостольских о некоем волхве Элиме, ослепленном за противоречие проповеди Павловой. Пораженные сим чудом язычники молили Стефана исцелить их, обещая ему богатые дары, и клялись не только оставить его в покое, но даже исполнять вся кие работы, какие на них возложит. Однако, несмотря на страшную клятву, три раза нарушали ее язычники и еще с большим неистовством нападали на святого мужа, обрекая погибели не только его, но и новокрещенных им зырян, и каждый раз, будучи наказываемы слепотою, раскаивались, прозревали и исполняли налагаемые на них работы по указанию Стефана. В первый раз они вырубили деревья на горе, где стояла его келья, и очистили все пространство до реки Выми; во второй раз окопали гору сию и сделали насыпи и рвы; в третий - срубили лес на другой близлежащей горе, которая отделялась от первой небольшим ручьем, впадающим в реку Вымь, и где Стефан предполагал соорудить первую церковь; впоследствии еще сделали около сей горы такие же рвы и окопы, как около первой. Не чудная ли сила милующей благодати Божией, взыскующей людей ко спасению? Ожесточенные идолослужители сами, своими руками, еще во тьме своего язычества приготовляют два места для первого храма и для первой обители земли Пермской, которые должны были послужить для их духовного просвещения, и все это вопреки своему сознанию и воле, по одной лишь неодолимой воле человека Божия, повелевающего им силою духа!

Слушая на родном языке назидательные поучения, видя чудеса, невозможные без участия истинного Божества, народ уверовал наконец и крестился во имя Бога, проповедуемого Стефаном. Новый апостол дважды удостоился на этом месте получить откровение от Бога; дважды был к нему небесный глас в тишине его пустыни: "Мужайся, Стефан, испепели и искорени кумирницу и березу кудесников, ибо Я твой помощник". С надеждою на Бога Стефан начал рубить березу; за каждым ударом секиры разносились в воздухе жалобные крики и вопли, мужеские и женские, старческие и младенческие: "Стефан, Стефан, зачем нас гонишь отселе, здесь наше древнее пребывание!" И с каждым ударом струились из дерева ручьи смрадной крови. В поте лица весь день трудился Стефан, но по огромности березы не мог подрубить ее и, оставив вонзенную в нее секиру, удалился в свою уединенную келью; когда же на другой день приступил к работе, с изумлением увидел березу как бы вовсе неповрежденной ударами его секиры, а секиру лежащею подле нее на земле. С молитвою начал он опять рубить дерево, и когда на третий день готово было упасть, созвал народ, чтобы видели все сокрушение языческого божества и познали могущество единого истинного Бога. С ужасным грохотом рухнулась идоложертвенная береза; всколыхались воды близ текущей реки Выми; народ, уже крещеный, в ужасе простирал к небу руки, взывая "Господи, помилуй"; но вскоре миновался страх.

Стефан велел разрубить на мелкие части березу, разломать кумирницу, наносить сухого хвороста и, сложив кругом высокий костер, зажечь его; запылала береза, черное облако клубом поднялось и помрачило воздух, треск и шум далеко раздавались в окрестностях. По гласу Стефана зыряне безжалостно кидали в пламя домашних своих кумиров, которых боготворили в язычестве. Наконец, когда все обреченное пламени обратилось в пепел, поднялась сильная буря, ударил гром, полился проливной дождь, вихрь развеял потухшую золу, и не осталось даже пепла от бывшей кумирницы и заветной березы. Умиленною молитвою воззвал к Богу Стефан и обещал на месте идольского служения и бесовских чар воздвигнуть алтарь во имя небесных сил, архистратигов Михаила и Гавриила, да побеждают всегда мечтательную силу вражию. Так гласит древнее предание, записанное в обители Архангельской, и указывает самое место, где высилась береза, под дьяконским амвоном доселе существующей Архангельской церкви в Усть-Выми. После сего дивного знамения, укрепившего благовестника на месте его проповеди, приступил Стефан к сооружению первого храма для приношения бескровной жертвы, ибо образовалось уже около него довольно многолюдное общество христианское; он устроил сию деревянную церковь на устье реки Выми, в 85 верстах от Ярепска, по дороге к Усть-Сысольску, и здесь впоследствии учредилась собственная его кафедра и всех великопермских архиереев. Стефан освятил ее во имя Пресвятой Богородицы, честного и славного Ее Благовещения, в начаток просвещения земли Пермской, как и самое Благовещение было началом нашего спасения, по гласу церковной песни: "Днесь спасения нашего главизна и еже от века таинства явление: Сын Божий, Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует". Преподобный старался по возможности украсить церковь немногими иконами и священною утварью, которые принес с собою или добыл впоследствии из Великого Устюга, чтобы благолепием христианского служения привлечь к себе грубых язычников. Он учредил при церкви училище, где сам был первым наставником и учил детей Часослову, Псалтыри и другим церковным книгам, заранее переведенным на зырянский язык, на котором совершалось богослужение. Из сего училища возникли те духовные пастыри, которым поручено было впоследствии юное стадо Христово. Но нескоро, однако, укоренилось христианство в народе грубом, который веровал в то, что боги его помогали своим поклонникам в ловле зверей и птиц, и за то приносил им добычу ловитвы своей. Особенно подстрекали народ волхвы и кудесники; они часто приходили на словопрение с проповедником истины, и хотя всякий раз были побеждаемы силою его духовного разума, но опять возвращались на состязание. Алча и жаждая спасения пермян, в непрестанном посте, искушениях и бедах, ежедневно терпя многие досады, но без всякого ропота на своих досадителей, коих обращения пламенно желал, продолжал он учить и молиться, доколе не услышал Господь слезной молитвы угодника своего и не одолел он силою Божиею упорства язычников. Изумленные его долготерпением, крещеные и некрещеные, совещались между собою. "Видите ли, братия, - говорили они, - терпение и любовь к нам пришельца сего из Руси, как в толиких теснотах не отступает отселе, хотя мы и великое пренебрежение оказываем речам его, но он за то не гневается и ни единого жестокого слова не произнес на нас, и даже, когда мы грозили ему смертию, не противился нам; он обещает нам спасение от Бога и вечную жизнь, которую называет Царством Небесным, и грозит только вечною мукою в воздаяние за злые дела. Не мог бы он разорить капищ наших, если бы не был служителем великого Бога, сотворившего небо и землю.

Итак, обратимся и уверуем в Бога, которого проповедует нам Стефан, и возопием к нему: "Слава тебе, небесный Боже, пославший к нам слугу своего!""

После сего совещания еще более начал стекаться народ к проповеднику и просить у него крещения; и с радостью всех принимал чадолюбивый Стефан, поучая их из Священного Писания о будущей жизни. Не вдруг, однако, сподоблял приходивших святого крещения, но причислял их сперва к чину оглашенных на многие дни, кроме малых детей, и тогда только делал общниками тайн Христовых. Зная, какое опасное влияние имели еще кумиры на недавних язычников, старался он повсюду истреблять идолов, и в домах, и в требищах, где только мог их обрести, сжигая вместе с кумирами и богатые им приношения мехов звериных; много удивляло народ, что пришелец русский не собирает для себя корысти. "Поистине, это Божий угодник, - говорили пермяне, - ибо он не ищет своего прибытка, а только нашего спасения, сожигая приношения жертвенные ради утверждения веры христианской, хотя бы мог себе стяжать многие от них сокровища". Особенно поражало их то, что их суеверные обряды не имели никакого действия на Стефана и никакие волхвования не могли вредить ему, ибо по действию вражескому, если кто-либо из язычников осмеливался прикасаться к идольским приношениям, развешанным в кумирницах и по лесам, внезапно нападали на него ужас и даже тяжкие припадки беснования; а мужественный Стефан, один, без всякого страха ходил по лесам и полям, везде сокрушая идолов и сжигая приношения, и ничто не могло ему вредить, ибо, по слову псаломному, ангелы Господни ополчались окрест него и ему дана была власть наступать на льва и на змия.

Некоторые из старейших спрашивали Стефана, почему не собирает он в свою пользу богатые приношения кумирниц, и он смиренно отвечал им: "Учители мои, апостолы Христовы, научили меня не прикасаться к сребру и злату, ни к чему-либо из достояния вашего, но чтобы собственные мои руки служили для пропитания моего, ибо блаженнее самому подавать, нежели принимать". Тем более возрастало к нему уважение народа, и хотя некоторые еще проливали слезы на пепелище своих кумиров, но уже слезы сии были последнею данью идолам, и число верующих умножалось непрестанно.

Прения с волхвом

Оставалось еще одно трудное испытание для Стефана: состязание с главою пермских чародеев, Памом, по прозванию Сотником, которого люди пермские уважали, как отца и наставника, свыше всех волхвов, веруя, что его волхвованием управляется вся земля их; только в самых крайних случаях осмеливались тревожить его зыряне и приходили раболепно служить ему, ибо божескими почитали все его поучения, беспрекословно исполняя его волю. Во глубине дремучих лесов обитал Пам, окруженный поседевшими в чарах и волхвованиях тунами и волхвами, и по зову их подвигся на защиту идолослужения, думая устрашить Стефана грозными дивами, которые вызывал при помощи волхвований: ужас распространился в народе при вести о его приходе.

Сперва начал он совращать новокрещеных христиан пермских, еще не утвержденных в вере, и расслаблял их веру в пришельца обаяниями, кого же не мог совратить словом убеждения, старался уловить ласкою и посулами; учение его было исполнено хулы и кощунства над верою Христовою. Сжалился преподобный о таком прельщении духовных чад своих, ибо нечестивый Пам разорял то, что он созидал, и не уклонился Стефан от собеседования с ним, но тщетны были все словопрения; волхв не хотел внимать гласу истины, восхваляя только свою веру.

Между тем Пам, и втайне и въяве, продолжал совращать людей крещеных, говоря им: "Братия пермские, не оставляйте богов отеческих и не забывайте их требищ; делайте то, что исстари делали отцы ваши, и меня слушайте, единоплеменного и единоязычного вам, старца уже годами и давнего вам отца и учителя. Оставьте того русина, еще юного возрастом, могущего мне быть не только сыном, но и внуком. Может ли нам прийти что-либо доброе из Москвы? Не оттуда ли тяготеют на нас дани и насилия, не оттуда ли тиуны и приставники? Не слушайте юного пришельца и укрепляйтесь в моем предании, да не будете побеждаемы от него, но наипаче сами его победите". Народ отвечал ему: "Мы уже побеждены, старче, и боги твои пали и не могут более восстать. Не можем противиться Стефану, ибо он одолел нас словами евангельскими и любовию своею, как бы стрелами пронзив наше сердце: мы стоим за него, как за самую истину".

"Итак, я сам вооружусь на него, - возразил кудесник, - принесу жертвы богам моим и силою моих обаяний наведу их на пришельца, да сокрушат его, и когда сотру его с лица земли Пермской, тогда опять всех привлеку к древней своей вере". Но более утвержденные из числа новых христиан посмеялись волхву, говоря: "Что хвалишься, безумный старец, одолеть верного раба Божия, который, сняв пелены с нарочитых твоих кумиров, сделал из них обувь отроку своему Матвею, не ради прибытка, но на поругание идолам? Сей Матвей был нашего рода пермского, но, крестившись, сделался его учеником; если же и отроку не могли повредить обаяния кумирные, то тем более его учителю, и это еще более утвердило нас в вере. Боги твои, которые сами себя не могли спасти, тебя ли спасут? Испытай состязаться с ним, а не с нами, ибо мы только овцы его стада".

С гневом прогнал их от себя кудесник и еще с большею лютостью восстал на преподобного, продолжая укорять веру христианскую. "Не убоюсь учителя вашего Стефана и учеников его, - взывал он, - один вооружусь на всех, и не устоять вам против моих обаяний!" Не убоялся нового с ним прения пред лицом всего народа ревнитель истины, гласно изложил проповедь евангельскую о триедином Боге, пред которым трепещут силы ангельские, и обличил еще однажды всю суету идольского служения, влекущего в геенну.

Исполненный ярости кудесник спросил проповедника: "Кто послал тебя в землю нашу и кто дал тебе власть сокрушать наши капища и ругаться над богами нашими, чтобы и людей наших сделать подобными тебе? Многих казней ты достоин, и вскоре совершу я над тобою суд в отмщение всех богов моих и людей". - "Боги твои, - отвечал раб Божий Стефан, - секирою посечены и огнем пожжены и уже не в силах восстать; один есть Бог истинный, христианский, сильный над всеми богами".

"Боги наши доселе милосердовали над тобою, - возразил кудесник, - и по благости своей не хотели сокрушить тебя. Если у вас, христиан, один Бог, то у нас много споспешников, и на земле и на водах, благословляющих ловитву нашу в лесах и избытками ее обогащающих Москву и Орду и все дальние страны. Они укрепляют людей наших на единоборство с лютым медведем, против которого у вас многие вместе исходят на бой; они сообщают нам чрез волхвования тайные вести, которые вам, христианам, недоступны, и потому держимся богов сих".

"Идолами ли хвалишься, - отвечал человек Божий, - которые суть только дело рук человеческих, и чуждаешься Бога истинного, который послал апостолов проповедать веру свою по вселенной? Проповедники сии не устрашились пролить кровь свою во исповедание правой веры; вы же осуетились помыслами своими и чужды славы Божией". - "Не лучше я отцов моих, - возразил волхв, - чтобы изменить вере их, в которой возрос и состарился, и это говорю тебе не только от лица своего, но и за всех пермян, живущих в земле сей". Тогда Стефан начал пространно объяснять ему все учение христианское, и так далеко за полночь продлилось словопрение их, что уже они одни только остались состязающимися друг с другом, ибо весь народ разошелся, но и это прение не послужило на пользу. Наконец взаимно согласились они на двоякое испытание пред лицом народа: или через огонь, дабы уверились все люди пермские, что того из них вера истинна, кто невредимо пройдет сквозь пламя, или погружением в прорубь реки Вычегды, дабы спасшийся из-подо льда целостью своею убедил всех в той же истине. Угодно слово сие было народу, и множество людей стеклось на страшное сие испытание.

Стефан, став посреди сонма, сказал: "Братия, крепкий подвиг предстоит мне, но я с радостию готов пострадать за святую веру православную, ибо мне, по слову апостольскому еже жити Христос и еже умерети приобретение есть" Обратясь же к волхву, говорил: "Подобало бы тебе без распри послушать меня, ибо доброе тебе благовестил; но так как ты захотел испытания, превосходяй его меру силы моей и смирения, решаюсь и на сие, уповая на милость Бога Вседержителя, всячески желающего нашего спасения". Благословив имя Божие, Стефан велел народу обложить огнем одну крайнюю хижину и, когда разгоралось пламя, так помолился Господу:

"Владыко многомилостивый! Дай нам помощь от печали и яви человеколюбие свое, покажи нам истинную веру, да уразумеют люди сии, что Ты Бог истинный и единый и я, раб Твой, Тебе работая, все сие терплю. Восшумели враги Твои, и ненавидящие Тебя вознесли главу; сотвори со мною знамение во благо, да узрят они, и постыдятся, и уверуют, что Ты еси Бог всякого утешения". Потом, обратившись к людям, сказал: "Мир вам, спасайтеся, простите и молитесь о мне; с терпением теку на предлежащий мне подвиг, взирая на начальника веры и совершителя Иисуса". Готовый уже взойти в средину пламени, он позвал волхва и взял его за руку, чтобы по взаимному условию вместе идти в огонь; но устрашился волхв шума огненного и в ужасе оцепенел пред лицом всего народа. Напрасно понуждал его Стефан, влача за одежду; чародей трепетал и отступал от огня, с громкими воплями, и дважды и трижды отрекался от испытания огненного. "Не сам ли ты избрал сей род испытания, думая искусить живого Бога?" - говорил ему Стефан, и весь народ спрашивал его: "Для чего не идешь в пламя?" Но волхв, обличая суету свою и немощь, бросился к ногам преподобного и молил его оставить испытание; также отрекся он и от другого испытания - водного, хотя и троекратно понуждаем был Стефаном.

Но пред народом старался оправдать свою немощь, говоря, что не привык преодолевать огонь и воду; Стефан же научился сему волшебству в юности от отца своего, и хотя все прочие чары известны ему, как волхву, в этом одном лишь перехитрил его Стефан, уверив, будто не знает никаких волхвований; он же думал устрашить пришельца и потому решился на такие чары, которые ему были неведомы. Несмотря на то, упорный кудесник не хотел, однако, уверовать и креститься; тогда Стефан обратился к народу и сказал: "Вы мне свидетели его неправды", и народ единодушно воскликнул: "Достоин он казни, ибо хулил святую веру христианскую и, будучи обличен в кознях своих, не хочет креститься, вопреки данному им обещанию". Стефан отвечал народу: "Да не будет, ибо Господь послал меня благовествовать с кротостию и наказывать милостию, а не смертию". Он только запретил волхву разглашать льстивое свое учение и, отринув его от стада Христова, спросил, слышал ли запрет вор народный и обещает ли воздерживаться от лжеучения. С клятвою засвидетельствовал Пам, что умрет пред ногами преподобного, если когда-либо на сие дерзнет.

Стефан отпустил его, внушив еще однажды помнить данное им обещание, дабы не подвергнуться казни; волхв удалился опять в леса свои, радуясь своему спасению от заслуженной временной казни и нисколько не помышляя о той, которая ожидала его в вечности. Спустя несколько времени пришли сказать Стефану, что волхв опятзь проповедует свое лжеучение, но Стефан отвечал: "Прение наше с волхвом кончилось, и мы как бы прошли уже сквозь огонь и воду и обрели покой". Лишь только весть о всенародном посмеянии и обличении страшного Пама достигла отдаленных пределов зырянского края, все народонаселение как бы пробудилось от глубокого сна и желало скорее освободиться от железных оков бывшего своего правителя. Язычники оставляли жилища свои и спешили в Усть-Вымь, "енесвидзедны", т.е. видеть Бога, по их выражению, проповедуемого Стефаном, ибо по простоте ума своего воображали, что Бог облечен в вещественные образы и, следовательно, видим.

Стефан ласково принимал всех, кроткими речами убеждая в ничтожности языческих богов, так что каждый мог уразуметь всю мерзость идолослужения; во всенародных поучительных беседах постепенно знакомил он с проповедуемою им верою и, заботясь о спасении народа, забывал собственный покой, днем и ночью допускал к себе язычников, проповедовал послушным и состязался с непокорными. Пермяне любопытствовали видеть внутреннее расположение устроенного им храма, и хотя не могли обрести в нем особенного великолепия, но идолопоклонники поражаемы были выражением неземным ликов божественных на святых иконах; лики сии казались им живыми, радостными и как бы призывали их к себе; при воззрении на них зыряне исполнялись невольным чувством восторга, дотоле им незнакомого. Пользуясь столь благим впечатлением, Стефан объяснял им общественное богослужение, значение церковной утвари и других священных предметов и постепенно переходил к учению о таинствах веры. Принимаемые им в разряд оглашенных с плачем оставляли церковь при возгласе "Лицы оглашении изыдите" и молили Стефана сократить им время оглашения. Обе реки, Вымь и Вычегда, послужили купелью для многих тысяч зырян, как некогда Днепр и Почайна киевлянам, и народ повсеместно начал рубить своих идолов, сжигая их вместе с богатыми приношениями.

После позорного бегства Пама храм Благовещения, созданный Стефаном в начаток просвещения земли Пермской, уже не мог вмещать в себя все множество оглашенных верою христианскою, ибо оно с каждым днем увеличивалось; народ, прежде с ожесточением вопиявший против святой веры, уже с глубоким смирением просил Стефана, да изведет души грешников из мрака неведения, и духовною радостью исполнялось сердце проповедника, когда, восходя на высокий холм близ церкви, любимое место его проповеди, видел вокруг себя толпы народные, с поникшею главою жаждавшие слышать из уст его слово Божие; слезы умиления часто прерывали беседу Стефана, и эти слезы были искреннею благодарностью Творцу за те добрые душевные качества, какие открывал Он в народе дотоле диком: любовь к Нему и послушание и любознание о таинствах веры; так сила Божия в немощи совершалась!

Ревность новообращенных обнаружилась усердием к скорому построению двух других церквей в Усть-Выми и в обильных приношениях для приобретения нужной церковной утвари из Великого Устюга, который процветал промышленностью и богатством жителей. Устюжане на самом деле увидели исполнение предсказания праведного Прокопия и поняли вдохновенный смысл его речей о просвещении всей земли Пермской одним из их соотчичей, который родился и вырос на стогнах родного их города. По словам местной летописи, радость неизреченная была всему граду Устюгу, когда увидели, что благословил Бог труды Стефановы, и по чувству сей духовной радости богатый и убогий спешили послать щедрую лепту на украшение храмов пермских. Многие лица духовные, услышав о благочестивых трудах просветителя Перми, пошли к нему, желая быть его учениками и сотрудниками, и это объясняет, почему он мог действовать так успешно в деле проповеди, продолжавшейся семь лет до его епископства; но первые три года трудился он совершенно один; до 700 язычников были крещены им самим, по свидетельству его жизнеописателя. Вторую церковь освятил Стефан во имя архангела Михаила, по местному преданию, на память того дня, когда впервые вступил в землю Пермскую, и при ней впоследствии образовалась обитель иноческая; третья была во имя святителя Николая, великого поборника православия, на память дня Стефанова пришествия в Усть-Вымь.

Благолепие храмов и торжественность священных обрядов еще более возбудили благоговение зырян, и в скором времени вся окрестность Усть-Вымская просветилась светом Христовым. Упорные язычники, как гласит молва народная, удалились в отдаленные пределы Перми, на Удору и Печору; злоба их к христианам была столь сильна, что они всевозможно старались вредить им: нападая нечаянно, грабили дома, опустошали поля и уводили скот, так что впоследствии Стефан должен был просить против них защиты то у жителей Устюга, то у самого великого князя, чтобы силою отразить жестоких врагов христианства. Вражда их с течением времени все более усиливалась, и они призывали к себе толпы вогуличей и остяков, кочевавшие по обеим сторонам Урала, так как они составляли отрасль того же обширного племени зырянского, говорили языком, с ними сходным, и поклонялись тем же идолам. Предполагают, что вогуличи были незаконные дети диких зырян и по своему неправильному рождению росли в общем презрении, лишенные всяких прав и собственности и рабски исполняя все тяжкие работы. Составив многолюдное общество, еще в давние времена бежали они от своих гонителей за Урал, и так образовался особенный народ вогуличей, т.е. незаконнорожденных, руководимый своими волхвами; к ним присоединились впоследствии бежавшие от проповеди христианской зыряне, возбуждая их мстить прежним своим собратьям за принятие веры Христовой, и это могло быть следствием внушений закоснелого волхва и правителя их Пама.

Епископство св. Стефана

После семилетних трудов, видя чрезвычайное умножение своей паствы, которая требовала уже не одних священников, но и епископа, Стефан, совещавшись с своими сотрудниками, решился идти в Москву, просить учреждения кафедры в Перми, так как уже много начали строить церквей на реках и погостах, а священников неоткуда было взять в столь отдаленный край. После долгого, хотя и благополучного странствия вниз и вверх по рекам достиг наконец Стефан престольного града в 1383 году, вскоре после славной победы, которую одержали россияне над полчищами Мамая. Митрополит Пимен стоял тогда во главе Церкви Российской и с радостью услышал о приобретении новых чад на дальнем Севере; обрадовался и великий князь Донской столь нечаянному просвещению темной полуночи.

Ревностный проповедник молил святителя даровать епископа новому краю христианскому и обещал ему быть верным сотрудником в деле проповеди и в устройстве Пермской Церкви. "Жатва многа, - говорил Стефан евангельскими словами, - а делателей мало; сего ради молимся Господину жатвы, да изведет делателей на жатву свою, да будет мне помощник и способник на дело проповеди, Богу содействующу, а я буду Ему сослужебник и соработник на всякое дело благое". Изумились смирению апостола Перми владыка и великий князь и похвалили думу его; потом же совещались между собою и с прилучившимися в Москве епископами, кого бы избрать достойным пастырем в новопросвещенный край, дабы он мог послужить, по слову апостольскому, образцом своему стаду. Несколько лиц были Предлагаемы одно за другим, но митрополит сказал: "Все они добры и назидательны, но как некогда одного лишь Давида, сына Иессеева, обрел Господь по сердцу своему, так и я ныне обрел самого Стефана, мужа разумного и украшенного всякими добродетелями, достойным сана епископского. Уже он получил от Господа благодать учительства и знает разные языки, итак, да усугубит вверенный ему талант пред Богом".

Все епископы и старцы духовные воскликнули: "Аксиос, достоин Стефан чести епископства". Наипаче же сие было приятно великому князю, который издавна знал Стефана и много любил его; он находил правильным, чтобы тот, кто начал дело апостольское, сам и довершил его и пролил еще более обильный свет христианства там, где первоначально рассеял тьму языческую. Рукоположение Стефана совершилось в первопрестольном соборе на другую зиму после нашествия Тохтамышева, и в одно время был с ним поставлен Михаил, епископ Смоленский. Щедро был он одарен святителем и всеми боярами при отпуске на свою новую епархию. Великий князь, высоко ценивший заслуги Стефановы, предоставил ему особенные преимущества пред прочими владыками по управлению епархиею и в делах судных; он отдал ему всю Усть-Вымскую область с богатыми пашнями и лугами в отчину архиереев, с правом беспошлинной торговли для туземцев; с тех пор Усть-Вымь именовался в грамотах городом владычним, и самая дань с приезжавших в Пермь промышленников, которую тиуны собирали прежде в казну великокняжескую, предоставлена была владыке с братиею.

Обрадованный Стефан пошел в обратный путь свой, в новую открытую им епархию, и дорогою еще более был утешен тою любовью, с какою встречали его духовные и миряне, не только как архиерея Божия, но и как апостола земли Пермской. Все наперерыв спешили принять его благословение, но чуждый всякой суеты мирской Стефан в умилении сердца только благодарил Бога за благочестивое настроение их духа, ничего не относя к себе. Граждане именитые приглашали его по благочестивому обычаю посетить и благословить их дома и, одаряя нового владыку, просили поминать их в святых молитвах. Стефан не отказывался от приносимых пожертвований для устроения церковного, но не принимал даров, лично ему предлагаемых, ибо строгая нестяжательность была всегдашнею спутницею его подвижнической жизни. Задерживаемый в городах многолюдным стечением жителей, святитель после долгого странствия достиг наконец родины своей, Великого Устюга, где с нетерпением ожидало его все народонаселение и заранее приготовилось к радостной встрече; опустели окрестные деревни, оставлены были домашние работы, забыты недуги и болезни, и стар и млад проживали в городе; столь сильно было общее к нему влечение, внушенное славою смиренного проповедника.

Наконец настала минута давно ожидаемая: звон колоколов всех церквей устюжских возвестил пришествие Стефана. Несмотря на зимнее время, все устремились далеко загород, навстречу доброму пастырю; духовенство на черте градской ожидало с хоругвями и иконами, граждане с хлебом и солью; клики восторга заглушали церковное пение и звон колоколов; сердечные приветствия выражались в умилительных слезах. Святитель шел медленно, благословляя народ, в тот самый собор, где, руководимый отцом своим, научился он пению священных псалмов еще в младенческие годы и с годами юности возрастал в благочестии. С умилением помолился Стефан на той паперти церковной, где некогда праведный Прокопий (уже в то время прославленный как новый чудотворец Устюжский) предрек о его апостольском призвании матери его Марии, еще бывшей тогда отроковицею; с теплою молитвою притек он ко гробу самого праведника, благоговейно лобызалсвятую его икону и просил заступничества пред Богом за свою новую паству. Посетил он и осиротелый кров родительский, места, любимые в детстве, обошел монастыри и церкви, служил, проповедовал, навещал больных, утешал печальных, исцелял страждущих и благотворил повсюду. Не было человека, который не считал бы христианским долгом уделить часть своих избытков на устройство новой кафедры: богатый и бедный умоляли Стефана не отвергнуть их дара. Пожертвовав своей родине гораздо более времени, нежели сколько предполагал, Стефан пошел далее к своей пастве. Умилительна была радость зырян: его встречали как отца и благодетеля; все плакали и целовали его одежду. Вместе со Стефаном, по просьбе его, прибыли в Усть-Вымь и лица духовные, ревнители православной веры.

Первоначальная Благовещенская церковь сделалась кафедральным собором новой Пермской епархии, Архангельская же - домовою усть-вымских епископов, при которой все они жили; построив при ней несколько деревянных келий для братии, Стефан основал первый монастырь в Перми, Архангельский по имени, и принимал в него престарелых зырян, для которых сам служил образцом иноческой жизни. Немедленно приступил он к обозрению обширной своей епархии, тщательно изыскивая, где еще оставались некрещеные, повсюду поставляя церкви и распространяя познание грамоты пермской. Вместе с догматами истинной веры учил он и правилам семейной и общественной жизни и благотворительностью привязывал к себе народ, помогая в нуждах, удовлетворял справедливым жалобам, защищал слабых от сильных и решал миролюбиво споры. С утешением видел он плоды своей проповеди в искренней набожности своей паствы, ибо христианская вера имела спасительное влияние на нравственное состояние народа и просвещением сердца укротила природную жестокость зырян.

Чудное было зрелище в стране Пермской: там, где были прежде идолослужители, явились богомольцы, где стояли кумирницы и требища, сооружались церкви и обители, и свет Христов повсюду прогонял тьму языческую. Молва об обращении земли Пермской исполнила радостью все окрестные области. Руководимые пастырем, зыряне наслаждались спокойствием, каким не пользовались при прежних правителях; дань не казалась им обременительною, тиуны, вирники и даныцики, дотоле ненавистные народу, зная правдивость и заступничество Стефана, не смели обременять излишними налогами и притеснять, как бывало прежде, ибо Стефан, имея право участвовать в гражданском управлении края, всегда являлся на помощь угнетенным, не выдавая иногда и виновных по суду; он наказывал их епитимиею церковного, которая для них была назидательнее общественного взыскания. Особенное благословение Божие распространилось на всю землю Пермскую с пришествием Стефана: промыслы вознаграждались успешным ловом, торговля цвела, богатство умножалось.

Зыряне благословляли доброго пастыря; епископ Стефан, видя людей своих, обращающихся к Богу, веселился о них духом, как многолюбящий отец о чадах своих. Желая испытать их веру, он говорил им: "Доселе питал я вас млеком, отныне вы можете уже принимать твердую пищу; итак, покажите мне веру свою от дел ваших, и кто из вас хочет более изъявить мне любовь свою, пусть, где только увидит, что есть кумиры, у ближнего ли соседа или в сокровенном месте, пусть сокрушит их своими руками пред лицом всех". Услышав такое слово, каждый стал ревновать, один пред другим, как бы отыскать кумиры в потаенных местах, чтобы тем доказать ревность свою, так что если бы кто и хотел укрыть идола, был обличаем соседом; таким образом окончательно истребились кумиры, не только в ближайших местах, но и в отдаленных пределах.

Жажда слова Божия возбуждалась по всей земле Пермской; притекавшие утолять сию благочестивую жажду к своему пастырю находили гостеприимную трапезу в его обители, так что никто из странных или убогих не оставался у него без призрения; самые гости, приезжавшие для купли житейской из отдаленных стран, находили себе радушное гостеприимство под кровом Стефановым, и никто не возвращался тощ из дома его или с пустыми руками; в годину же голода или неурожая он был, как некогда Иосиф в Египте, питателем народа; но Иосиф одною только пшеницею утолял голод, а праведный муж сей в то же время утолял голод и телесный и духовный.

Устроив обитель Архангельскую в Усть-Выми, городе владычнем, для пребывания своего и преемников в самом средоточии земли Пермской, Стефан основал еще три иноческие обители в различных ее пределах, наиболее отдаленных от Усть-Выми, чтобы сими евангельскими мрежами как бы охватить всю страну, дотоле погруженную во мрак язычества. Таким образом, устроил он другую пустыню во имя ангела своего архидиакона Стефана, в 50 верстах к югу от Усть-Сысольска, где ныне село Вотча, дабы иноки ее могли действовать на зырян, живших но рекам Сысоле и Лузе; все церковное пение отправлялось в ней на зырянском языке. Третья пустынь, Спасская, или Ульяновская, во имя Всемилостивого Спаса, основана была им в погосте Ульяновом при реке Вычегде, в 150 верстах к северо-востоку от Усть-Сысольска, и предназначена для просвещения зырян, живших на верховьях реки Вычегды. Еще один монастырь, Архангельский, но местному преданию, образован был Стефаном в Яренске, к западу от Усть-Выми, по течению Вычегды, на том месте, где ныне приходская Покровская церковь, для того чтобы мог служить местом упокоения инокам, приходившим из России, и действовать на северо-западных зырян; таким образом, постепенно распространялась его епархия во все стороны от Усть-Выми, на 500 и более верст по течению рек, все глубже и тверже водворяя христианство в краю дотоле диком, и поистине, подобно апостолам, являлся он премудрым ловцом, уловив в сети евангельские всю землю Пермскую.

Не только был проповедником Стефан, но и иконописцем: в 17 верстах от Яренска, в церкви селения Иртовского, есть чудотворный образ Нерукотворенного Спаса, в большом размере, написанный, по местному преданию, самим Стефаном. Церковь Вожемская, в 30 верстах от Яренска, вниз по Вычегде, славилась двумя древними иконами Св. Троицы и сошествия Святого Духа, с зырянскими на них надписями, которые едва ли не были писаны самим Стефаном, по глубокому уважению к ним народа. Первую из них трижды уносили на противоположный берег Вычегды именитые люди Осколковы, выходцы новгородские, которые соперничали с другими именитыми людьми, Строгановыми, основавшимися в Сольвычегодске. В церкви Цилибской, на другом берегу Вычегды, против Вожемской, доселе почивают под спудом мощи преподобного Димитрия, вероятно сотрудника Стефанова, о котором, однако, ничего не упоминается в житии апостола Пермского; церковь сия славилась и приношениями царственными, но после упадка именитых людей Осколковых оскудела их церковь, и епископ Вологодский Арсений перенес чудотворную икону Св. Троицы в кафедральный собор Вологодский, где и доселе находится.

Местное предание упоминает еще о кресте, поставленном св. Стефаном в уезде Яренском, на Венденге, в часовне, построенной удорцами; сам он вырезал надпись на этом кресте, которую теперь уже нельзя разобрать, но, хотя в течение четырех столетий одна за другою истреблялись часовни, которые служили покровом сему кресту, время не смело прикоснуться тлением своим к делу рук праведника.

Нападение вогуличей, странствия Стефана

Мирно протекли первые два года правления св. Стефана, когда внезапно непримиримые враги христианства вогуличи, завидуя счастью земляков своих, сделали хищное нашествие на Пермскую землю. Опустошив верхневычегодские и сысольские селения, многочисленные ватаги их приближались к Усть-Выми с намерением разрушить все, основанное Стефаном; с лютостью зверскою умерщвляли они беззащитных, резали скот, грабили и жгли дома. Общее уныние овладело народом. Лишь только печальная весть сия достигла Усть-Выми, заботливый Стефан поспешил отправить гонца в Устюг с прошением людей ратных для отпора вогуличам и сделал необходимые распоряжения к обороне церквей Божиих; велел жителям сносить все свое имущество на два укрепленных холма, на коих стояли собор и обитель, и оставаться тут с оружием в руках в ожидании неприятеля, потому что в случае нападения недоступная местность заменяла многочисленность зырян. Поколебалось, однако, мужество самых твердых, и повсюду раздавались вопли жен и детей; бодрствовал и не упадал духом один только Стефан; посреди общего плача велел он поднять хоругви и кресты и, облачившись со всем своим клиром, крестным ходом обошел оба холма и весь город владычний, укрепляя народ молитвою и словом пастырским и обещая, как добрый пастырь, положить душу свою за овец своих. Одушевленный верою в Бога Спаса своего, дерзнул он и на более отважный подвиг и, как был в облачении, с избранными из своего клира и более мужественными из зырян поплыл в ладьях вверх по Вычегде навстречу язычникам врагам. Предание говорит, что вогуличи издали приметили ладью Стефанову; грозным показалось лицо его, святительское облачение пламенным и сам он как бы мечущим в них огненные стрелы. В ужасе они бежали, оставив на месте все награбленное ими имущество, и с тех пор во дни управления Стефана не приходили более к Усть-Выми, боясь могущественного Туна, чернеча Степе (чернеца Стефана). Впоследствии вогуличи нападали только на одних верхневычегодских зырян.

В том же году противоположная сторона Вычегды, более населенная и богатая, много пострадала от новгородской вольницы ушкуйников, разоривших большую часть нижневычегодских селений. Ревностный пастырь поспешил в стан буйной ватаги, то умолял их словами евангельскими, то страшил гневом Божиим. Вольница каялась, отдавала похищенное, платила за убытки и удалялась, но народ не успевал еще загладить следы опустошения, как являлись опять другие шайки и снова грабили те же селения, и опять Стефан вынужден был делаться миротворцем в защиту своей паствы. Частые набеги новгородской вольницы побудили наконец Стефана идти самому в Новгород, чтобы ходатайствовать у веча о воспрещении ушкуйникам нападать на пермские земли.

Посетив впервые многолюдный город, святитель думал, что ему трудно будет заискивать расположение веча, но с изумлением заметил искреннее к себе уважение в радушном приеме именитых граждан, ибо молва народная предупредила его в Великом Новгороде и слава апостола Перми заблаговременно привлекла к нему общую любовь. Владыка Новгородский, посадник, бояре и все люди житые держали сторону Стефана на вече; положено было удовлетворить справедливые его жалобы, отыскать виновных на суд веча и впредь под строжайшею опалою на ослушников запретить всей вольнице новгородской касаться пределов Усть-Вымской епархии. Богатство даров, которыми знатные новгородцы старались загладить вину ушкуйников, было столь велико, что Стефан мог покрыть ими все убытки, понесенные зырянами.

Каков же был подвиг Стефана, чтобы из глубины Перми идти в дальний Новгород путями глухими, для того чтобы против ушкуйников просить помощи своей пастве! Одна уже сия черта выражает всю его ревность. Возвратившись с добрым успехом, Стефан наделил каждого из пострадавших от вогуличей или ушкуйников постольку, что с избытком мог он приобрести то, чего лишился, и вскоре позабыл народ нанесенные ему раны врагами внешними. Прошел третий год святительства, и на четвертый (1386) явился между зырянами враг внутренний, более ужасный - голод: озимый хлеб пропал от холодной весны, проливные летние дожди погубили хлеб на корню, и обнаружилось всенародное бедствие; поля остались незасеянными, торговцы продавали хлеб по неслыханным ценам; вопли голодных тревожили святителя; он открыл свои житницы, раздавал безвозмездно хлеб, ссужал деньгами, но несчастие не уменьшалось; хлеба монастырского было недостаточно для всего пермского населения. Голод усиливался, и в отдаленных деревнях достиг плачевной крайности; поселяне бежали из своих жилищ как от заразы, полумертвые доходили до Усть-Выми, глодая кору древесную; многие падали по дорогам. В годину страшной небесной казни св. Стефан употребил все, что только имел, на вспоможение несчастным; несколько раз привозили хлеб из Устюга, наконец и там не находили продавателей; послали в дальнюю Вологду, и она доставила в Пермь достаточный запас хлеба для спасения от голодной смерти. Неминуемым следствием голода была повсеместная бедность и нужда, вопиющая о помощи. Народ алчущий не мог заниматься промыслами, которыми оплачивал государственный подати; тиуны и даньщики великокняжеские, недоступные состраданию, не хотели слышать воплей зырян и с угрозами требовали дани, силою отнимая последнее достояние; страшась пытки, народ разбегался по лесам. Здесь опять проявилась отеческая заботливость Стефана о благе своей паствы; угнетенные стекались под его защиту и находили верное заступничество, ибо, утешая детей своих духовных, изыскивал и средства умилостивить жестокость взыскательных тиунов. Между тем написал он трогательное послание к великому князю, в котором, описав кару Божию, постигшую Пермь, и крайнюю бедность народа, просил временной льготы и уменьшения налогов.

Послание Стефаново не застало в Москве великого князя; витязь Донской с дружинами двадцати шести городов, в числе коих были Устюг и Вологда, еще зависевшая тогда от Новгорода, ходил наказать Великий Новгород за грабежи его вольницы ушкуйников, не оставлявших в покое владений великокняжеских, и за дерзость народного правительства, которое неоднократно захватывало доходы великого князя Московского. Смирились новгородцы и богатыми дарами умоляли государя пощадить древнюю свою отчину; они взнесли в казну до 8000 рублей за грабежи своей вольницы. По возвращении в столицу великий князь, тронутый плачевным описанием бедствия народного, поспешил облегчить его по просьбе святительской: недоимки прежних лет были прощены, и народ на время избавлялся от годичной дани, аутраты, понесенные епископскою кафедрою, щедро вознаграждены денежным вкладом; к домовой обители Архангельской приписана была большая часть сел, лежащих близь Усть-Выми. Слух о милостях великокняжеских быстро разнесся в народе. Зыряне пробудились от горестного усыпления и оставляли лесные берлоги, где укрывались от поисков немилосердных даныциков, но без пособий святительских не могли поправить расстроенного домашнего быта. Св. Стефан лично или чрез своих сотрудников отыскивал убогих и давал им средства к жизни, заботясь о благе своей паствы более, нежели о выгодах своей кафедры, и мудрою попечительностью достиг наконец желанной цели; когда жители засевали поля, Стефан давал им семена; когда покупали домашний скот или обзаводились хозяйством, ссужал их деньгами; если нужны были кому звероловные снаряды, и те приобретал Стефан, и даже находил выгодных покупателей, когда приходило время сбывать промыслы; для всех был он все, по слову апостольскому. Признательный народ благоговел пред своим благодетелем и по чувству сердечной к нему любви тем усерднее почитал Святую Троицу, которой научил он их молиться.

Отеческие заботы Стефана не ограничивались вспомогательными средствами к безбедному существованию народа, но простирались наипаче на духовное и нравственное положение всей паствы; деятельность его была беспримерная; в короткое время после голода успел он посетить самые отдаленные концы своей епархии, был на Венденге и Вишере, в селениях верхневычегодских, даже до пределов Перми Великой, которая находилась на верховьях Камы и реки Чусовой и которую впоследствии обратил окончательно к христианству один из святых его преемников святитель Иона. Стефан поднимался и по рекам Сысоле и Лузе, везде поучая вере и благочестию, водворяя порядок и оставляя следы своей благотворительности; в это, вероятно, время основал он две свои пустыни: Спасскую и Стефановскую.

Привлекаемые добротою Стефана, оставшиеся в язычестве стекались под его защиту и просили крещения, и радовался Стефан приращению сих новых сынов Церкви. В тринадцать лет своего епископства много построил он церквей по различным местам, поставляя в них священнослужителей, воспитанных под его личным надзором, из природных зырян, обучавшихся в училище усть-вымском; он отличал тех, в которых видел особенное призвание Божие, и только после долгого искуса посвящал в иереи и диаконы; с такою пастырскою осмотрительностью, что дивно, если так скоро процвела его пермская паства!

Нельзя предполагать, чтобы св. Стефан перевел на зырянский язык полный круг богослужебных книг, ибо это произвело бы множество непреодолимых затруднений со стороны зырянского языка. Из дошедших до наших времен отрывков заупокойной обедни, которую приписывают апостолу Перми, заметно, что в ней переведено только то, что поется и читается клиром во всеуслышание народа, нет ни проскомидии, ни тайных молитв, произносимых иереем и диаконом в алтаре, и проч. Письменность зырянская начала мало-помалу упадать после первого святителя Перми, и богослужение на славянском языке постепенно заменило зырянское, исключая некоторых отдаленных мест, где оно еще довольно долго держалось. Можно предполагать, что пределы епархии Стефановой в его время простирались от запада к востоку, с одной стороны - от устья реки Вычегды до самых ее верховьев на пределах Великой Перми, более нежели на 1000 верст, если включить сюда все притоки сей обширной реки, где уже население было довольно велико, а от юга на север, от устья реки Выми до Мезени, Удоры и Печоры, на такое же пространство; все это заключалось в трех огромных уездах нынешней Вологодской губернии - Сольвычегодском, Яренском и Усть-Сысольском и отчасти в Мезенском, который принадлежит к Архангельской. Пространство необъятное, на котором в короткое время утвердилось христианство при неутомимой деятельности Стефана и его сотрудников, коих самые имена нам неизвестны; ибо о них только однажды упомянуто весьма глухо в летописи, что они пришли вместе со Стефаном в Пермь, после его посвящения в епископы. Так утаены от нас имена сих великих подвижников, но они записаны неизгладимыми чертами в книге жизни на небесах.

Последние годы управления Стефанова не скудны летописными событиями. Еще в 1389 году оплакал он своего благодетеля, великого князя Донского, оказавшего столько милостей новоучрежденной его епархии. Вскоре ему представился случай видеть и юного его преемника, великого князя Василия Димитриевича, и случай сей показывает участие апостола Перми Стефана в делах иерархии Всероссийской. Митрополит Киприан вызвал в 1390 году Стефана из Перми на Собор против епископа Тверского Евфимия Висленя, обвиняемого в несоблюдении уставов церковных. Епископ Смоленский Михаил, посвященный в одно время со Стефаном, и двое пришельцев, митрополиты греческие, со многими архимандритами и игуменами присутствовали на этом Соборе, который был созван по просьбе великого князя Тверского, и не обрелось у Евфимия правды на устах, когда начали судить его по правилам святых отцов; он был низложен с своей кафедры.

Новые милости великого князя и святителя Киприана сопровождали просветителя Перми к его отдаленной пастве, и он принес с собою много вкладов и даров от бояр и людей именитых, которые употребил на благотворения. С помощью сих щедрых даяний соорудил он при своей Архангельской обители странноприимный дом, где принимал всех убогих, питая их пищею духовною и телесною, призирал сирот, как чадолюбивый отец, и успокаивал одержимых немощами; сам он служил им в болезнях и делался в одно и то же время врачом душ и телес, утешая их евангельскими чудесами.

Через два года после его возвращения из столицы соседняя к Перми Вятка, за два века пред тем основанная новгородскими выходцами и процветавшая торговлею, была разорена татарами. Это угрожало опасностью юной пастве Стефановой, ибо вятчане, господствуя по рекам Каме и Чусовой, ограждали с юго-востока Пермскую землю от закамских татар и благодетельствовали зырянам, много способствуя к украшению их храмов. Жители разоренных городов вятских толпами нахлынули в соседственные селения пермские, прося себе крова и пищи, а иногда и силою отнимая нужное, и из добрых соседей сделались грабителями. Стефан поспешил на защиту Сысольского и Лузского края от притеснения ожесточенных соседей и силою евангельского слова унял грабежи, водворив прежний порядок. Вятчане удалились в свои пределы и, соединившись с новгородцами и устюжанами, победили татар. Это был последний гражданский подвиг Стефана для защиты своего края.

Преставление Стефана и плач о нем земли Пермской

Наступил 1396 год, последний в жизни проповедника и тринадцатый его епископства; душевные огорчения и двадцатилетние труды много изнурили его силы телесные, хотя немного более полувека протекла жизнь его. Митрополит Киприан вызывал его в Москву для некоторых совещаний церковных. Предчувствовал св. Стефан, что это путешествие его будет последним, и даже по тайному откровению было ему известно, что первопрестольная столица, где принял он посвящение епископское, будет ему крайним пределом земной жизни и преддверием в обители вечности. Собираясь в путь, за два месяца до своей блаженной кончины, созвал он в Усть-Вымь большую половину своей паствы, в последний раз долго поучал ее от Писаний Божественных и деяний апостольских, наказывая свято блюсти христианскую веру, и заключил беседу предсказанием о близкой своей кончине.

"Братия, отцы и чада, мужи земли Пермской, - говорил он, - должны мы благодарить Бога Отца, Господа нашего Иисуса Христа о вашей вере, ибо Господь по многой своей милости породил вас в жизнь вечную, в наследие нетленное, соблюдаемое вам на небесах. Вы уже свободны от грехов, поработились Богу и, оставив тьму, облеклись во свет, будучи призваны в свободу и в славу чад Божиих; итак, уразумейте, что есть воля Господня и что есть заповедь Его, просвещающая очи, о любви к Богу и ближнему. Если кто уверяет, что любит Бога, говорит богослов, и не любит брата своего, то ложь есть; апостол же Павел возвещает, что любящим Бога все споспешествует во благое. Делайте благое, на основании веры, ибо вера без добрых дел мертва, по словам брата Господня, и верховный Петр научает нас добрыми нашими делами утверждаться в звании нашем божественном (2 Пет 1:10). Не будьте как младенцы, колеблющиеся умом, злобою только младенчествуйте, но будьте совершенны разумом, ходя достойно звания своего, искушая, что есть угодно Богу. Если кто-либо из маловерных помыслит отступить опять от света во тьму и отречься веры Христовой, чист я буду от греха сего, и сам он даст за сие ответ на страшном судилище Христовом или наипаче без всякого ответа осужден будет, ибо я исполнил уже пред вами долг свой и многие словеса божественные сказал вам. Устал уже я, поучая народ, не давая покоя устам моим, утрудился, вопия к народу день и ночь, до умолчания иссякла гортань моя; хотел бы больше сего сотворить, но не возмог. Еще одно скажу: свидетельствую пред вами и запрещаю страшными клятвами, как некогда пророки Моисей и Исайя, призывавшие небо и землю во свидетельство словес своих: да не приидут на вас чрез отступление ваше угрозы пророческие, да не будет вам последняя тьма горше первой тьмы языческой, да не отступите от Бога живого и веры христианской, ибо апостол предсказал, что в последние времена отступят некоторые от веры Христовой. Повторяю вам его словами: ведаю, что по моем отшествии внидут к вам волки тяжкие, не щадящие стада; но никто из вас, братия, да не увлечется лестным учением, и если кто впадет в такое прегрешение, духовные между вами да утверждают его духом кротости; друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов. Конечное слово говорю вам словами апостола Павла: се ныне, братия, предаю вас Богу и Слову благодати Его, могущему спасти вас, ибо Он есть Спас наш и Ему слава во веки, аминь".

Поучив их таким образом, молитвою заключил он пастырское свое увещание: "Благодарю Тебя, Отче Святый и Вседержитель, и единородного Сына Твоего и Пресвятого, благого и животворящего Твоего Духа, молю призреть на людей сих новокрещеных, на словесных овец, мною, недостойным, приведенных в веру Твою. Очисти души и телеса их Твоею благодатию, посети виноград сей, насажденный десницею Твоею, дай им всячески творить правду Твою, укрепи их в православной вере христианской и утверди в них завет Твой; храни их от ветхого идолослужения, от всякой прелести диавольской и ереси пагубной и научи их творить волю Твою. Не лиши их Твоей помощи, дабы, сподобившись здесь, на земле, жить в преподобии и правде, и в будущем веке возмогли они быть наследниками вечных благ, ибо благословен еси во веки, аминь".

Когда впервые входил Стефан в землю Пермскую для проповеди язычникам, сотворил он молитву в начале своего благовестил и, исходя также из земли евангельского странствия своего, опять сотворил молитву, начиная и запечатлевая ею все дела свои. Прощаясь и благословляя любимую паству пермскую и зная уже, что навеки расстается с нею, Стефан изменил обычной своей твердости и заплакал, вместе с ним зарыдала и вся его паства; повторилось нечто подобное тому, что повествуется в Деяниях апостольских о прощании Павла с эфесскою своею паствою, когда, преклонивши колена, со всеми он помолился в час разлуки, и присные его, падши на выю Павлову, лобызали его, скорбя наипаче о слове, им сказанном, что к тому уже более не узрят лица его. Столь же трогательны были прощания и с новым апостолом Перми; преданные ему зыряне чувствовали, кого они лишались в нем, называли его всеми нежными именами отца, благодетеля и защитника и не находили довольно слов к выражению всех его заслуг И добродетелей; жалобные стоны и плач тысячи голосов заглушали прощальные речи Стефановы. Блаженный, взглянув еще однажды и в последний раз на созданную им соборную церковь Благовещения и на обитель архангелов, где водворился под их сению, молитвенно вверил себя и всю свою паству ангелу своей церкви, троекратно благословил паству и владычний свой город и пустился в последний, уже невозвратный путь свой с благословениями вопиявшего и бежавшего вслед за ним народа.

Душевные потрясения и продолжительный путь, сопряженный по тогдашнему времени со многими неудобствами, ускорили кончину блаженного пастыря, уже оскудевшего телесными силами. Прибыв в Москву, вскоре заболел Стефан легким недугом и после немногих дней болезни почувствовал, что уже приближается его кончина. Лежа на одре болезни, часто посещаем был он не только братиею и иноками, его всегда окружавшими, но и боярами, и святителем, и самим великим князем, которые все прибегали к нему за последними советами.

Пред самою кончиною призвал он своих клириков, ризничего, иподиаконов и всех, приехавших с ним из земли Пермской, и говорил им: "Братия, внемлите последним моим речам; отпускаю вас опять в землю Пермскую после моего отшествия, идите и скажите новокрещеным людям моим пермским, ближним и дальним, последнюю мою волю. Скажите им, что слышали и видели, ибо уже более говорить не буду; постигла меня кончина, и приблизился последний час. Но поелику должно до последнего издыхания содержать доброе исповедание, скажите от меня людям моим: вот я уже отхожу от вас и более не возвращусь к вам, иду в путь отцов моих, куда и все они пошли, умираю, как и все земнородные; вы же, чада мои, внемлите закону Божию, стойте непоколебимо в вере, блюдитесь от еретиков и от увлекающих в раскол церковный; особенно блюдитесь от давнего идолослужения вашего, памятуя, какую скорбь приял я в стране вашей и сколько подъял трудов, просвещая вас святым крещением, день и ночь моля Бога, да откроет вам путь спасения, и вот вы уже ныне по благодати Божией в совершенной вере; держите предание и веру святую, которую от меня прияли, слушайте божественных апостолов и заповеди святых отцов, если по моем отшествии кто-либо придет к вам, идолослужитель, или еретик, или развратник, волхв или кудесник, хулитель веры Христовой, не сообщайтесь с таковым, не только в беседе, но даже и в пище. Если кто-либо станет учить вас чему-нибудь противному Церкви соборной, то хотя бы и знамения сотворил пред вами, не верьте сей лести бесовской, бегите его и твердо держитесь единственно того учения, которое от меня прияли; что слышали от меня, то и сохраняйте, и Бог мира да будет с вами, аминь".

Как последний залог любви своей к оставляемой им пастве завещал он ученикам своим: отнести обратно в Усть-Вымь, в Архангельскую обитель, святительские его ризы, книги и домашние одежды. Хотел бы он, подобно древнему Иакову и патриарху Иосифу, завещать, чтобы и кости его отнесены были в землю для него обетованную, которая была свидетельницею апостольских его подвигов; но смирение его не позволило обременять возвращающихся смертными своими останками. Сокровище сие должно было сохраниться первопрестольному граду, в княжеской обители Спаса-на-бору, в залог благословения будущим родам. Тогда, чувствуя, что совершил уже на земле свое поприще, сложил крестообразно руки и простер ноги на одре своем для вечного покоя, но еще произносил тихим голосом несколько благоговейных слов предстоявшей братии. Одному из пресвитеров велел он окадить келью свою фимиамом, а другому читать для него канон на исход души. "Слава Господу о всем", - произнес Стефан умирающим голосом, и еще сия молитва благодарения была на устах его, когда впал он как бы в легкую дремоту, но она уже была преддверием вечного покоя. Праведная душа его отлетела к Господу, которого возлюбила от юности своей, послужив Ему апостольски во все дни своей жизни.

Преставился блаженный святитель Стефан на четвертой неделе после великого дня Пасхи, когда бывает праздник преполовения пятидесятницы, в самый вечер апреля, в 26-й день, на память св. отца нашего Василия, епископа Амасийского. Замечательно, что Епифаний называет не только русского великого князя Василия Димитриевича и митрополита Киприана всея Руси, при которых совершилось сие плачевное событие для Церкви Российской, но и греческих императора и патриархов, и прочих князей русских и литовских. "Было сие, - говорит он, - в царство правоверного греческого царя Мануила, при Вселенском патриархе Антонии, архиепископе Константина града, и при патриархах, Александрийском Марке, Антиохийском Ниле и Иерусалимском Дорофее". Воспоминание святительских имен сих в час кончины праведника Церкви отечественной умилительно свидетельствует о духовном общении Церквей православного Востока между собою во утверждение Церкви Вселенской. Великое множество народа собралось на погребение блаженного Стефана, духовных и мирян, князи, епископы, игумены и бояре; соборное совершено над ним отпевание, посреди общего плача, и честное тело его положено было в церкви каменной Св. Спаса, у левой стены, где и доселе почивает под спудом. Долго сохранялся в церкви сей на бору, при раке святителя Стефана, пастырский его посох, впоследствии обложенный резною костью, на которой изображены некоторые его деяния с древними надписями: "Се есть деяние епископа Стефана Пермского". Сии деяния относятся к событиям, описанным в житии святого Стефана, и без сомнения, вскоре после его преставления обложен был костяною резьбою его посох. Древняя сия святыня похищена была из первопрестольной столицы гетманом Ходкевичем в 1612 году, во время разгрома Русского царства, и долго хранилась в Супрасльском монастыре Литовской епархии; но в 1849 году повелением Святейшего Синода прислана в Пермский кафедральный собор, ради памяти великого просветителя Перми.

Все воспоминавшие добродетельное житие святителя Стефана и душеполезные его словеса горько о нем плакали в столице, но наипаче плакал о нем новокрещеный народ пермский и долго не хотел верить печальной вести, когда достигла она наконец отдаленной его епархии. Лишенная любимого владыки своего и мудрого наставника, два года сиротствовала Пермь без архипастыря, ибо нескоро был назначен ему преемник, и повсюду предавался народ безутешной горести о невозвратной своей утрате; Пермь казалась страною плача и стенаний. Искреннее сетование зырян о незабвенном пастыре выразилось в соборной панихиде о упокоении праведной души его. Старцы забыли дряхлость, матери - грудных детей и спешили издалека в Усть-Вымь принести общие мольбы за своего просветителя; во время заупокойной обедни неоднократно прерывалось служение от вопля народного; священнослужители, увещевавшие народ престать от плача, сами не могли произносить церковных песней: так глубоко были все проникнуты понесенною ими утратою; и действительно, смерть Стефана повергла на многие годы просвещенный им край как бы в некое оцепенение, доколе не явились достойные преемники великому апостолу Перми.

Было, однако, вскоре после его блаженной кончины одно утешительное явление преставившегося, на реке Вишере, там, где еще коснели в язычестве дикие зыряне, бежавшие туда в начале его проповеди. Еще там не было церкви, но только одна часовня, построенная при жизни Стефана для новокрещеных. Однажды после утренней молитвы они увидели ладью, плывущую против течения воды, хотя и не было на ней гребца, но на противоположном берегу стоял украшенный сединами муж и повелевал народу чествовать драгоценное сокровище, которое посылал Бог земле Вишерской; когда ладья причалила к берегу, он скрылся. Изумленные вишерцы с трепетом подошли к ладье и увидели в ней священную икону Богоматери чудного письма, пред коею еще теплилась неугасимая свеча; с благоговением принесли они икону сию в часовню, и вскоре на месте ее соорудили церковь во имя явления им иконы Божией Матери, от которой многие совершались знамения, привлекавшие весь полунощный край к христианству. Любовь народная узнала в явившемся им старце черты великого своего просветителя Стефана, который таким образом и после своей кончины радел о спасении своего стада.

Преподобный инок Епифаний, друг и сотрудник Стефана, в заключение жития его сочинил в память ему плач земли Пермской о смерти святителя как бы от лица всей обращенной им страны, выражая горькую скорбь народа о постигшей его утрате, вплетая похвалы святителю между слов сетования, чтобы тем воздвигнуть от уныния души скорбящих о своем пастыре; плач сей вместе с тем выражает, как высоко ценили зыряне заслуги своего просветителя. "Горе нам, братия, как лишились мы доброго нашего пастыря и учителя! Как лишились мы очистителя душ наших и доброго печальника о телах наших, промыслителя и ходатая пред Богом и людьми, который Богу молился о спасении душ наших, а князю печаловал о жалобе нашей, и льготе, и пользе, пред боярами же и властителями мира сего был нам теплый заступник, много раз избавляя нас от насилия, и работы, и тиунской продажи и облегчая нам тяжкие дани. Но и самые те новгородцы, ушкуйники разбойники, словами его увещеваемы были не воевать на нас Были мы прежде поношением соседям нашим язычникам, лопи, вогуличам, на Югре и Пинеге, и он нас от них избавил. О епископ наш добрый! Тебе говорим, как живому: ты проповедал нам Бога истинного и сокрушил идолов; ныне же сирых ты нас оставил, и, тебя лишившись, другого не обретем, тебе подобного. Стадо твое будет скитаться по горам между волков хищных; кто ныне попечется без пастыря о овцах заблудших? К кому прибегнем, где услышим опять сладкие твои слова и кто нас утешит в толикой нашей скорби! Для чего отпустили мы тебя к Москве? Лучше было бы нам, если бы хотя гроб твой всегда был пред очами нашими в завет и утешение, и мы притекали бы к тебе, как к живому, благословляя тебя и после твоего успения и поминая преданные тобою от Бога словеса; ныне же всего мы лишились, не осталось нам даже и гроба епископского!

Много святителей есть на Москве, мы же одного только имели и того утратили, обнищав духовно; требуем себе наставника, и нет его! Жатва многая, а делателей мало; помолись, преподобный, Господину жатвы, да изведет делателей достойных! О честная глава, если не такие будут нам делатели, каков ты был, какая будет нам от них польза и как нам не сетовать о твоем лишении? Не так будут тебя чествовать и ублажать в Москве, как бы чествовали между нами в твоих пределах; ибо твои мы ученики и присные чада, и подвиг твой у нас был равен апостольскому. Хвалит Римская земля верховных апостолов, и Греческая - Первозванного, и Русская - великого Владимира, ее крестившего, Москва же ублажает нового своего чудотворца, митрополита Петра, и Ростов - епископа своего Леонтия, Тебя же, о святитель Стефан, Пермская земля хвалит как апостола своего и учителя, ибо ты плутом проповеди взорал ее и насеял учением божественным; и ныне сыны пермские серпом веры радостно жнут полные снопы добродетелей, которые ты собираешь в житницы духовные. Но, блаженный наш учитель, хотя ты и преставился от нас духом, хотя и далеко от нас святые твои мощи, благословение твое да будет посреди нас, ибо мы люди твои и овцы пажити твоей. Не мы тебя избрали, но ты нас избрал и породил нас водою и Духом; сего ради не забывай нас во святых твоих молитвах, призри с небеси виноград твой, который насадила десница твоя; хотя после всех отродились мы для жизни вечной и опоздали мы, как пришедшие в единонадесятый час, и моложе мы всех наших братии во святом крещении, но Господь, отнявший у нас владыку епископа нашего, да не лишит нас своей милости молитвами отца нашего Стефана, ибо уже набегают волки хищные распудить овцы без пастыря, и плавает корабль душевный по морю житейскому многомятежному без всякого кормчего; наступают язычники, и нет против них воеводы сильного; велик плач Церкви Пермской, ибо отнят от нея твердый ея столп. О святитель наш благий! Если приял ты милость от Бога ради трудов своих и имеешь к Нему дерзновение, помолись о людях твоих новокрещеных пермских, ибо Церковь к тебе вопиет: епископ мой, я Церковь твоя присная, тобою обрученная и уневещенная Небесному Жениху Христу! Покажи мне любовь свою и по смерти, неоднократно за меня страдавший даже до крови, не щадя своей жизни; молись за меня, да навеки пребуду верною обрученному тобою Жениху".

Муравьёв Андрей Николаевич (1806 - 1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).

Краткое житие святителя Стефана, епископа Великопермского.

Святитель Стефан, просветитель Перми, апостол зырян, родился около 1340 года в семье устюжского причетника Симеона. Под влиянием своей благочестивой матери Марии, обладая большими способностями, он с юных лет проявлял необыкновенное усердие к служению Церкви: в один год выучился читать Священные Книги и помогал отцу в церкви при Богослужении, исполняя должность канонарха и чтеца.

В молодости святой принял иночество в монастыре в честь святителя Григория Богослова в Ростове. Монастырь славился богатым книжным собранием. Святой Стефан хотел читать святых отцов в подлиннике и для этого изучал греческий язык. В юности, помогая отцу в церкви, он часто беседовал с зырянами. Теперь, овладев богатой церковной культурой, святой Стефан горел желанием обратить зырян ко Христу.

Для просвещения зырян он составил азбуку их языка и перевел на него несколько церковных книг. За подвиги благочестия Ростовский епископ Арсений (1374 — 1380) посвятил его в сан иеродиакона. Приготовив себя к миссионерской деятельности, святитель Стефан явился в Москву (1379 г.) к Коломенскому епископу Герасиму, который управлял тогда делами митрополии, и просил его: «Благослови меня, Владыко, идти в страну языческую — Пермь. Хочу учить святой вере неверных людей. Я решился или привести их ко Христу, или сложить у них за Христа голову». Епископ с радостью благословил его и посвятил в сан иеромонаха. Он снабдил его антиминсами, святым миром и Богослужебными книгами, а великий князь Димитрий Иоаннович дал ему охранные грамоты.

Из Устюга святой Стефан спустился по Северной Двине до впадения в нее Вычегды, откуда начинались поселения зырян. Много трудов, борьбы, лишений и скорбей вытерпел проповедник веры Христовой, живя среди язычников, поклонявшихся идолам, «огню, воде, деревьям, камню и золотой бабе, и кудесником, и волхвом, и древью». Особо благоговели зыряне перед так называемой «прокудливой березой». Громадная по толщине и вышине береза росла на возвышенном месте. Зыряне собирались к ней и приносили в жертву добытых зверей. Святой Стефан поставил свою келлию невдалеке от березы и использовал собрания суеверных язычников у дерева, чтобы учить их святой истине. Затем святой Стефан срубил и сжег березу для искоренения суеверия. Зыряне собирались убить его. Святой обратился к ним с проповедью: «Судите сами, сильны ли боги ваши, когда они не могут защитить себя от огня? Боги ли они, когда так немощны, да и не имеют не только смысла, но и слуха и зрения? И от меня, слабого, не сумело защитить себя ваше божество. Не таковы же ли и все другие боги ваши? Не таков Бог Христианский. Он видит все, все знает и Всемогущ, ибо создал весь мир и о всем промышляет. И как Он благ, особенно к знающим Его! Я желаю вам добра, проповедуя вам Истинного Бога. Он будет любить вас, будет благотворить вам, когда станете чтить Его искренне». На месте «прокудливой березы» святой Стефан построил храм в честь Архангела Михаила, низложителя духов тьмы. Крестившиеся зыряне сами стали истреблять то, чему раньше поклонялись: рубили священные деревья, сокрушали идолов; богатые дары, предназначенные для языческих жертвенников, они приносили святому Стефану. Он велел служившему при нем зырянину Матфею все предавать огню и лишь дозволял употреблять полотно на обвертывание ног.

Но окончательный перелом в зырянах произошел после того, как святой Стефан посрамил их главного жреца Паму, который восстал против распространения святой веры. Жрец вступил в спор со святым Стефаном. «У вас, христиан, — говорил Пама, — один Бог, а у нас много помощников и на суше, и на воде, подающих нам счастливую ловлю в лесах и ее избытками снабжающих Москву, орду и дальние страны; они сообщают нам в волхвовании тайны, недоступные вам». Святой Стефан отвечал, что Истинный Бог — один; Всемогущество — одно, а бессилие богов-идолов очевидно по опыту. После долгих споров жрец Пама в оправдание своей веры вызвался пройти сквозь огонь и воду и того же потребовал от святого Стефана. «Я не повелеваю стихиями, — смиренно отвечал святой Стефан, — но Христианский Бог велик: иду с тобой». Пама затрепетал и молил избавить его от верной смерти. «Вы свидетели, — сказал святой Стефан собравшемуся народу, — сам он потребовал решить спор о вере огнем и водой и однако не хочет креститься. За кого считать теперь Паму? Что с ним делать?» «Обманщика предать смерти, — ответил народ, — если отпустить Паму, он наделает тебе пакостей». «Нет, — ответил святой, — Христос меня послал не предавать кого-либо смерти, а учить. Пама не хочет принять спасительной веры, пусть его упорство накажет его, но не я». Пама был выгнан.

В благодарность Господу за победу над главой язычников, святой Стефан построил на Вишере храм в честь святителя Николая. После этого проповедь святого о Христе стала идти все успешнее.

В 1383 году святой Стефан был поставлен епископом Малой Перми. Как любвеобильный отец он неустанно заботился о своей пастве. Для утверждения в вере новообращенных святитель Стефан при храмах открывал училища, где Священные Книги изучались на пермском языке. Святитель присматривался к учащимся, учитывал их способности с тем, чтобы из них ставить священников и диаконов. Некоторых учеников святитель Стефан научил писать по-пермски. Святитель строил церкви, в которых ставил священников из зырян, ввел Богослужение на зырянском языке.

Святитель Стефан перевел на зырянский язык Часослов, Псалтирь, избранные чтения из Евангелия и Апостола, Паремийник, Стихирарь, Октоих, несколько праздничных служб и Божественную литургию.

Во время неурожая Святитель снабжал зырян хлебом, много раз избавлял их от насилия и взяток тиунов, облегчал им подати, защищал от нападений других племен, ходатайствуя за них в Москве. Плодом его подвигов и добродетелей стало обращение всей обширной Пермской земли к христианству. Это великое дело было совершено силой веры и христианской любви. Жизнь святителя — это победа веры над неверием, любви и кротости — над злобой и нечестием.

Умилительно «заочное свидание» святителя Стефана Пермского с преподобным Сергием Радонежским, бывшее в 1390 году во время путешествия святителя в Москву по церковным делам. Святитель Стефан горячо любил Радонежского подвижника и очень желал повидаться с ним на пути из Пермской земли, но не мог исполнить этого из-за недостатка времени. Находясь в 10 верстах от монастыря преподобного Сергия, святитель Стефан, помолившись, обратился в сторону обители и с поклоном произнес: «Мир тебе, духовный брате!». Преподобный Сергий, который сидел вместе с братией за трапезой, встал, помолился и, поклонившись в ту сторону, где проезжал святитель, ответил: «Радуйся и ты, пастырю стада Христова, и мир Божий да пребывает с тобой!»

О глубокой духовной связи святителя Стефана Пермского и Преподобного Сергия Радонежского свидетельствует и ныне особая повседневная молитва к ним на братской трапезе.

Кроме устройства церквей, святитель Стефан основал для зырян и несколько монастырей: Спасскую Ульяновскую пустынь в 165 верстах от Усть-Сысольска, Стефановскую — в 60 верстах от Усть-Сысольска, Усть-Вымскую Архангельскую, Яренгскую Архангельскую.

В 1395 году святитель Стефан снова отправился в Москву по делам паствы и здесь скончался. Тело его было положено в монастыре «Спаса за стеною» (в храме на Бору в честь Спасителя) в Московском Кремле. Горько оплакивали зыряне кончину своего апостола. Они усиленно упрашивали Московского князя и Митрополита отпустить в Пермь тело их наставника, но Москва не хотела расстаться с останками великого святителя.

Прославление святителя Стефана началось еще в начале XV века. Житие было написано вскоре после смерти святителя в 1472 году. Службу ему составил иеромонах Пахомий Серб с иеромонахом Епифанием Премудрым, учеником преподобного Сергия Радонежского, который хорошо знал святителя и любил с ним беседовать.

СЛОВО О ЖИТИИ И УЧЕНИИ СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО СТЕФАНА, ЕПИСКОПА ПЕРМСКОГО

Преподобный отец наш Стефан родом был русин, из славянского народа, из северной страны, называемой Двинской, из города Устюг. Сыном был одного христолюбца, верного христианина, по имени Симеон, клирика великой соборной церкви Святой Богородицы, что на Устюге. Мать его была тоже христианкой, по имени Мария. Еще ребенком, с малолетства отдан он был учиться грамоте, и скоро всю грамоту изучил так, что через год читал каноны и стал чтецом в соборной церкви. Он превосходил многих сверстников хорошей памятью, остроумием и быстротой мысли, в учении преуспевал, рос отроком благоразумным, возрастая разумом душевным, телом и благодатью. К играющим детям не подходил. Тех, кто суетным занимался и за тщетным гнался, не слушал, и не играл с ними. От детских обычаев и игр, нравов отворачивался, и упражнялся только в славословии Бога, и грамотой занимался, а также изучением всяких книг. И так скоро с Божьей помощью многое постиг, благодаря природной остроте ума.

Научился в городе Устюге всей грамматической премудрости и книжной силе. Когда же вырос в девственности, и чистоте, и целомудрии, и много книг прочитал Ветхого и Нового Завета, то через них взглянул на жизнь этого света, кратковременную и мимо проходящую, скороминующую, как речная стремнина или как цветение трав. Как говорит апостол: "Всякая плоть - как трава, и всякая слава человеческая - как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее опал; но слово Господне пребывает вовек" "; и как во святых Евангелиях Господь говорит: "Если кто оставит отца и матерь, жену и детей, братьев и сестер, дома и имущество, Имени ради Моего, сторицею примет и вечную жизнь наследует". Пришла к нему Божия любовь, и он оставил Отечество и все имущество; отрок этот был украшен всеми добродетелями, и рос в страхе Божьем. И еще молодым посвятил свою юность Богу, еще в отроческом возрасте постригся в чернецы в городе Ростове, в монастыре святого Григория Богослова, прозванного "в затворе", возле епископии, потому что там было много собрано книг для чтения при епископе ростовском Парфении.

Постриг его один старец, просвитер, саном священник, по имени Максим, игумен, по прозвищу Калина. От него облекся Стефан в монашеский чин и добро потрудился в иноческом житии. И подвизался в добродетели постом и частою молитвою, и смирением, воздержанием и трезвостью, терпением и беззлобием, послушанием и любовью, а больше всего вниманием к Божественным Писаниям. Много и часто читал святые книги и благодаря им всякую добродетель приобретал, и плоды спасения выращивал.

У него был обычай прилежно читать книги, сильно замедляя чтение, чтобы правильно уяснить смысл каждого слова в стихе, то есть о чем говорится; и так с молитвою сподоблен был разума. И если видел человека мудрого и книжного, и старца разумного и духовного, то его расспрашивал и беседовал с ним, пребывая с ним ночью и днем, расспрашивая тщательно о непонятном. Разумная притча не ускользала от него, и трудно понимаемое толкование он отыскивал и уяснял смысл, всякое божественное повествование стремился услышать. От слов и речей и поучений старцев не отступал, всегда подражая житиям святых отцов, и от этого большего разума набирался.

Когда он иночествовал, его доброму о Христе житию дивились многие, не только иноки, но и простые люди. Он подвизался день за днем, как земля плодородная, на которой поднимают борозды разума, и она приносит многообразные плоды благоизволения Богу. Он прежде всех приходил в церковь на молитву и после всех выходил. Слушал разумно чистые повествования и учительные слова и ими просвещался, возводимый к новому знанию любовью к мудрости.

Он никогда не бывал празден, всегда любовно трудился, святые книги переписывая искусно и умело и быстро. И об этом до сих пор свидетельствуют его книги, те, что он своими руками написал, трудолюбиво составил, те, что были его работой. За многую свою добродетель он был поставлен в дьяконы князем Арсением и епископом Ростовским. После преставления митрополита Алексияповелением митрополичьего наместника Михаила, прозванного Митяем, был поставлен Стефан в пресвитеры от Герасима, епископа Коломенского.

Желая большего разума, научился он любомудрию, то есть философии, и греческой грамоте и книги греческие изучил, и хорошо читал их и постоянно хранил у себя. Говорил на трех языках и три грамоты знал: русскую, греческую и пермскую. Тут сбылись известные слова, как говорится: "И на новых языках заговорят", и еще: "На других языках заговорить заставил". Им овладела мысль пойти в пермскую землю и просветить ее. Ради этого он собрался изучить пермский язык и ради этого грамоту пермскую создал, потому что очень хотел идти в Пермь и учить людей некрещеных и обращать неверных людей, приводя их ко Христу Богу, к вере христианской. Не только подумал, но и сделал. Услышал преподобный о пермской земле, что живут в ней идолослужители, что действо дьявольское царствует в ней. Потому что в Перми люди приносили жертвы глухим идолам - кумирам и бесам молились, волховованием одержимы были, верили в бесование, и в чарование, и в дела кудесников - кудесы.

И об этом жалел раб Божий и очень печалился об их обольщении. И начал говорить: "Какие народы живут рядом в прилежащих северных странах, имею в виду части Хамовы?Ведь земля Пермская осталась в первоначальном идольском обольщении, не просвещенной святым крещением, не наученной вере христианской. Ни от кого они не слышали, чтобы им кто-нибудь проповедовал Господа нашего Иисуса Христа. Ни апостолы не заходили к ним, ни учителя, ни проповедники, и никто не благовестил им слова Божьего. Но скажет кто-нибудь: "Как это не заходили апостолы в пермскую землю, а пророк Давыд говорит: "По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их"?"- "Я же скажу: не обленились апостолы, не пренебрегали проповедью, а много потрудился каждый из них до последнего вздоха своего. Окончили путь свой, беспрестанно во всех народах проповедуя Христа. Из них один Павел 14 народов научил. Также и другие апостолы, ученики Господни, хотя и в Перми не были, по многим другим землям проходили, и во многих странах проповедовали слово Божие, и многие народы были крещены и научены ими. Потому что не один пермский народ на земле в поднебесной, но и многие другие, кроме Перми, их и крестили апостолы. Но когда Сам небесный владыка, Господь Бог наш, Своей благодатью захотел призреть Свое творение, то не дал им до конца погибнуть в обольщении идольском, а после многих лет помилосердовал о Своем создании".

Поистине весь день, то есть все дни своей жизни, все годы пребывали в неверии пермяки, в идолослужении, потому что не приходил к ним никто, кто бы благовестил слово Божие. Но когда благословил Спаситель наш в последние дни, в окончание лет, в последние времена - на исходе седьмой тысячи летпомилосердовал о них Господь наш, не дал им погибнуть в обольщении идольском, но воздвиг угодника Своего Стефана, в те времена и сделал его проповедником и служителем Слова Истинного, строителем Его тайн и учителем Перми. Как в древности в Израиле Веселеила, наполнил его мудростью, и разумом, и искусством. Ими исполнился и сильным желанием, и теплотой веры Христовой разгорелся, загорелся пойти в пермскую землю и научить их православной вере христианской.

И задумав это, пришел к вышеупомянутому владыке Герасиму, епископу Коломенскому, когда тот был наместником в Москве, старцу долголетнему и прекрасному, святителю, поставившему его в священники. Стефан хотел у него благословиться, чтобы его благословил на благой этот путь и на доброе проповедание, потому что в это время в Москве не было никакого митрополита, Алексий уже отошел к Богу, а другой еще не пришел. Ему же подобало с должным доброчестием испросить благословения, и молитв, и грамот, и отпущения у старейшин святительских. И однажды, войдя к Герасиму, он сказал: "О епископе, отче, господине! Благослови меня, владыко, пойти в языческую землю, называемую Пермь, к народам заблудшим, к людям неверным, некрещеным. Хочу научить и крестить их, если Бог поспособствует мне, и поможет, и посодействует, и твои молитвы помогут мне".

Преподобный старец, епископ Герасим, боголюбивый святитель, это видя и слыша, весьма удивился и сильно изумился, слыша его благочестивое предложение и добрую смелость. И, побеседовав с ним много о душеспасительном, собираясь же его отпустить, повел в святую церковь и, сотворив молитву и осенив честным крестом напрестольным, благословил. Отпуская же, сказал: "Чадо мое, Стефан, о Святом Духе сын нашего смирения, сослужитель наш и сопресвитер! Иди, чадо, с миром. И сохранит тебя Божия благодать. И да будет благодать Господа нашего Иисуса Христа, сына Божия, которого благовестить собираешься, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа пребудет с тобою ныне, и всегда и во веки веков. Аминь!" Преподобный раб Божий Стефан отвечал епископу: "Ныне отпускаешь раба Твоего, владыко! Пусть будет мне по слову Твоему с миром!"

Тропарь, глас 4

Божественным желанием, от юнаго возраста, Стефане премудре, разжегся, ярем Христов взял еси, и людей оляденевшая древле неверием сердца, Божественное семя в них сеяв евангельски духовне породил еси. Тем же преславную твою память почитающе, молим тя: моли, Егоже проповедал еси, да спасет души наша.

Тропарь, глас 4

Божественным желанием, от юнаго возраста, Стефане премудре, разжегся, ярем Христов взял еси, и людей оляденевшая древле неверием сердца, Божественное семя в них сеяв евангельски духовне породил еси. Тем же преславную твою память почитающе, молим тя: моли, Егоже проповедал еси, да спасет души наша.

Случилось, что однажды праведный Прокопий Устюжский, взявший на себя подвиг юродства во Христе, встретил на улице трехлетнюю девочку Марию, дочь устюжского кузнеца, «некоего человека именем Ивана, глаголемаго Секирина». Поднявшись со своего места на паперти Успенского собора, Прокопий поклонился в ноги трехлетней девочке со словами: «Сия девица Мария грядет - мати великаго отца Стефана, архиепископа и учителя Пермского!»

Странными и несбыточными показались тогда слова св.Прокопия устюжанам. Их удивляло не то, что юродивый предсказал девочке в будущем стать матерью епископа, но совершенно несбыточным показалось им, чтобы зыряне приняли христианскую веру и в пермской земле был когда-либо поставлен свой епископ, - так были преданы пермяне своему язычеству, такую власть над ними имели волхвы и кудесники, непримиримые враги всего православного, русского.

Такое отношение жителей Устюга не было безосновательным, ибо тогда город этот стоял на самой границе пермских земель, и устюжане хорошо знали зырян, имея с ними торговые отношения. Как рассказывается в Житии Стефана, написанном Епифанием Премудрым, «в то время еще в Пермстем языце не было ни единаго человека, верующа во Христа, но вси убо тамо живущий человецы помрачены быше прелестию сатанинскою, и по-клоняхуся они болваном, и жруще бесом и идолам». Это всего яснее показывает, как трудна была задача того, кто поставил бы перед собой цель просветить пермян светом веры Христовой, какими он должен был обладать мудростью и даром слова, сколько проповеднику надо было иметь самоотверженной любви и терпения, чтобы не изнемочь в опасностях, перед противниками православия. Истинно для этого нужен был апостол! И он явился по Божьему смотрению, еще до рождения предсказанный угодником и провидцем Божиим Прокопием.

Просветитель зырян родился в торговом городе Устюге в тридцатых или сороковых годах XIV века в русской семье. Он был сыном «нарочитых», то есть видных, заметных родителей, людей хоть и не богатых, но благочестивых. Отец его Симеон по прозванию Храп был клириком соборной церкви Успения Божией Матери в Устюге (именно в этом храме хранилась чудотворная икона Благовещения Божией Матери, молясь перед которой прав.Прокопий отвел каменную тучу от города). Князья, воеводы, крестьяне могли быть в то время неграмотны, но чтобы иметь духовный сан, надлежало быть грамотным книжным человеком.

Матерью его была та самая Мария Ивановна, урожденная Секирина, к которой относилось предсказание св. Прокопия о рождении Стефана-епископа.

Учить начинали тогда в семь лет. К утешению и радости благочестивых родителей дитя с младых ногтей стало обнаруживать в себе способности и любовь к книжному ученью. Щедро одаренный естественной остротой ума, хорошей памятью и быстротой соображения, он попусту время не тратил («к детем играющим не приставаше... но от всех детских обычаев, и нрав, и игр отвращашеся»), любил молиться, учиться и читать. Вскоре он превзошел в учении своих сверстников, и после одного только года учения Стефан смог исполнять обязанности канонарха (то есть читать каноны и молитвы) в соборной церкви, где служил его отец.

Богобоязненный и даровитый юноша как бы предчувствовал свое назначение и старался скорее приготовиться к нему. Стефан прочел многие книги Ветхого и Нового Заветов (Библии как единой книги в то время на Руси еще не существовало) и осознал, как говорит жиз-неописатель святителя Епифаний, сколь маловременна и быстротечна эта жизнь («аки речнаа быстрина, или аки травный цвет»). В ранней юности время течет медленно, и почувствовать его быстротечность можно разве что благодаря Церкви - обретя с помощью церковной службы и вечных книг чувство вечности, устремленность к Небесному Царствию, к Богу.

В то же время, повинуясь тайному влечению сердца, он сам искал случая встретиться с зырянами, когда они приезжали в Устюг, разговаривал с ними, спрашивал у них названия тех или иных предметов и таким образом скоро стал не только понимать их язык, но и изъясняться с ними.

Все это не раз приводило на память Марии предсказание Прокопия Устюжского и показывало ей, что на ее сыне уже с детства почивает какая-то особая благодать Божия. Возможно, не раз задумывался над пророчеством Прокопия и сам Стефан и невольно шел навстречу замыслу Божию о себе.

Достигнув юношеских лет и не чувствуя привязанности ни к чему мирскому, Стефан дни и ночи проводил над чтением священных и святоотеческих книг, но чем более он занимался, тем яснее сознавал, как недостаточны еще его знания. Молодой человек из Устюга, избравший для себя путь служения в церкви, должен был, женившись, принимать сан и начинать служение на приходе или же, если он хотел продолжить постигать книжные знания, должен был принимать монашество, ибо вне монастыря получить такие знания тогда возможности не было. Прочитав в святых Евангелиях, - пишет Епифаний, - что Господь говорит: «Иже кто оставит отца и матерь, жену и дети, братью и сестры, домы и имениа имене Моего ради, сторицею приимет и жизнь вечную наследит», Стефан решился оставить свой дом и город и постричься в монахи.

В ту пору громадные северо-восточные русские земли, включавшие Вологду, Белозерье и «страну полунощную, глаголемую Двинская», где стоит Устюг, подчинялись тогда в церковном отношении Ростову Великому. Поблизости от епископии там располагался монастырь Григория Богослова, называвшийся «Братским затвором». Во время архиерейских служений правившего тогда Ростовского епископа Парфения братия «Затвора» стояла на левом клиросе и пела службу по-гречески, в то время как правый клирос пел по-славянски. Впоследствии этот монастырь с пятиглавой церковью Григория Богослова оказался за стенами Ростовского кремля и запустел. Но во время Стефана имел он очень хорошую библиотеку. Здесь затворялись или уединялись иноки, которые с монашескими подвигами соединяли искание богословской учености.

Сюда-то, приехав в Ростов, и устремился молодой Стефан. Было ему в ту пору чуть более двадцати лет. Принятый в число братии, он с неутомимой ревностью взялся за изучение книг, в то же время строго исполняя требования иноческой жизни. Вскоре Стефан, несмотря на молодость, удостоился монашества, постриженный рукой старца Максима по прозвищу Калина, тогдашнего игумена Иоанно-Богословского монастыря (обитель располагалась тут же, в епископии) и сохранив в постриге свое крещальное имя.

Младшим товарищем Стефана в «Затворе» оказался будущий создатель его Жития Епифаний. Они подружились, но это не мешало им иногда ссориться, причем обидчиком выступал, как он сам признается, Епифаний. Но Стефан первым предлагал примирение. Это давало ему возможность убеждаться всякий раз в «долготерпении, многоразумии и благопокорении» Стефана. Прежде всех являясь в церковь к богослужению и после всех выходя из нее, он дни и ночи проводил в Споете и молитве, обучая себя смирению, кротости, тер-пению и любви, чтобы переносить все неприятности и скорби для Господа без вреда делу веры и спасению своей души.

Говоря, что Стефан добросовестно проводил свое «иноческое житье», Епифаний особенно отмечал необыкновенное упорство его и сосредоточенность при «поглощении» книг в стремлении понять и прочесть как можно больше: «Он имел обычай внимательно прочитывать то, что читал в книге, и нередко замедливал чтение ради понимания - пока до конца, по-настоящему не уразумеет слов каждого стиха, что они значат... И если видел он человека мудрого и книжного или старца разумного и духовного, то задавал ему вопросы, беседовал с ним, у него поселялся и ночевал, и утреневал, расспрашивая о том, что старался скорее понять». Епифаний вспоминал, как, бывало, спорили они между собой то о каких-либо событиях, то о слове из Писания, то о каком-нибудь стихе или строке.

С ревностью углубляясь в чтение книг, Стефан изучил греческий язык с целью уяснить себе все трудно понимаемое в славянском переводе, а впоследствии научился и говорить на греческом. В богословском монастыре Стефан написал своей рукой много книг, которые долго служили памятниками его богомыслия и трудолюбия. Он не только выучился писать, но и сам переплетал книги и, быть может, книги эти дошли бы до наших дней в древлехранилищах, если б не ужасный пожар 1408 года в Ростове.

В тишине «Затвора» при пламенной любви к просвещению блаженный Стефан все более совершенствовался в жизни духовной. И вот однажды, когда он усердно молился, как бы в ответ на его прошение, пришла ему благая мысль сделаться просветителем зырян, знакомых ему с детства. Занимаясь прежде зырянским языком безо всякой цели, ради одной любознательности, он стал теперь заботиться о том, как передать высокие истины христианского учения зырянам на родном и понятном для них наречии.

Хотя Стефан хорошо был знаком с зырянским языком и бойко на нем говорил, но и задача предстояла ему великая и трудная, ведь в ту пору коми язык не имел ни письменности, ни грамматики. Нельзя не удивляться терпению, неутомимости и искусству блаженного, с какими он на языке, не имевшем слов для выражения многих предметов и отвлеченных понятий, старался выразить и передать высокие истины христанской веры. Надобно было изобрести азбуку для выражения звуков их речи, составить слова, которых у зырян не было. Таких слов, как «аллилуйя», «аминь», «херувим», точно так же, как слова «грех» не было в зырянском языке, поэтому Стефан просто переписал их новыми буквами. При этом многое, не очень ясно изложенное по-славянски, он переводил прямо с греческого.

Необыкновенные способности и трудолюбие Стефана превозмогли все. Он смог создать для коми-зырян соответствующее их фонетике письмо, чтобы проповедовать им христианство. Он придумал для них азбуку из 24 букв, как в греческом алфавите. Так Стефан продолжил идущую от апостолов традицию просвещения народов, отчего в православных богослужебных текстах его нередко называют равноапостольным, то есть по подвигу равным первоапостолам Христовым. Плодом же ученой деятельности Стефана стал перевод на зырянский язык нескольких богослужебных книг.

Около десяти лет провел Стефан в монастыре св.Григория Богослова в ученых трудах, приготовляя себя на подвиг евангельской проповеди. Запасшись зырянскими переводами необходимых богослужебных книг и чувствуя себя уже довольно подготовленным к делу проповеди, будучи иеродиаконом (он был рукоположен спустя пять лет после поступления в «Затвор»), блаженный Стефан отправился в Москву. Здесь он собирался у первосвятителя Русской Церкви испросить его благословения, а также советов и наставлений на свое многотрудное предприятие.

Но прибыв в Москву, он уже не застал в живых великого святителя Русской Церкви - митрополита Алексия. Духовник великого князя, Симоновский архимандрит Михаил (Митяй), как нареченный митрополит управлял тогда делами Русской Церкви. Хотя он был горд, самонадеян и заносчив даже перед епископами, но благосклонно принял смиренного иеродиакона. Как человек умный, он сразу понял всю важность и пользу его предприятия, испросил Стефану у великого князя охранные грамоты и послал его к епископу Коломенскому Герасиму для рукоположения в иеромонахи, приказав снабдить его также всем необходимым для великой его миссии.

«Благослови меня, владыко, идти в страну языческую Пермь, - сказал Стефан, припадая к ногам Герасима, - хочу учить святой вере людей неверных, я решился или привести их ко Христу, или сложить у них голову за Христа моего». Преосвященный Герасим, старец уже многолетний, подивился апостольской ревности и дерзновению Стефана, и видя в нем особенное призвание к апостольской деятельности, много беседовал с ним, воодушевляя его на подвиг. «Чадо Стефан, во Святом Духе сын и сослужебник нашего смирения, - сказал он, - иди с миром и благодатию Божиею, да сопутствует тебе Сам Господь славы и даст ти глагол, благовествующему силою многою. Облекись по апостолу во всеоружие Божие, приими щит веры и шлем спасения, и меч духовный - глагол Божий; иди, и да будет слово твое солию растворено, живо и действенно, и Дух Святый да внушит тебе, когда и что говорить, да наставит, где как поступать, чтобы обратить к свету веры сердца неверных ».

Рукоположив Стефана в иеромонахи, он снабдил его св. антиминсами, св. миром, частицами мощей и другими священными вещами и отпустил с молитвою и благословением. Обеспечив таким образом свое предприятие как со стороны церковной, так и гражданской власти, и напутствуемый благожеланиями и дарами вещественными, блаженный Стефан отправился из Москвы к месту своей миссионерской деятельности. По прибытии в Вологду он отправился водным путем по реке Су-хоне до Устюга, а отсюда по Северной Двине до впаде-ния в нее Вычегды, где начинались тогда поселения зырян. Это было осенью 1379 года.

Начав проповедовать с Пыраса (ныне это город Котлас), Стефан прошел по Перми не менее тысячи километров, уничтожая кумирни и священные деревья зырян, основывая церкви, часовни и ставя кресты. Епифаний так говорит о начале проповеднической деятельности своего духовного брата и сподвижника: «И нача яко овча посреде волков, посреде рода строптива и развращенна ходити и проповедовати Христа, истинного Бога, и учити христианской вере». Много трудов и борьбы, лишений и скорбей надлежало перенести Стефану, много преодолеть препятствий и всякого рода опасностей, пока проповедь его увенчалась некоторым успехом. Здесь десятилетние приготовления Стефана должны были выдержать первую пробу. От успешного или неудачного начала зависело многое, почти все. Успех проповеди отверзал Стефану доступ в страну, давал ему спутников и помощников и пролагал путь к дальнейшему благовествованию. Напротив, при неудаче первой проповеди дело приняло бы совсем другой оборот, и зыряне, может быть, еще надолго оставались бы во тьме языческой. Так думал и сам проповедник и впоследствии день своего прибытия в зырянскую страну и первой проповеди к язычникам (8 ноября) ознаменовал построением храма в честь архангела Михаила, благодаря блаженных духов за победу, одержанную им над духами злобы.

В ту пору главными языческими божествами зырян были Войпель и Иомала, поклонялись зыряне солнцу, огню, воде, камням, деревьям и животным, верили и в духов добрых и злых и даже знали единого великого духа Ен. Но его они считали недоступным для поклонения, не смели ни изображать его, ни приносить ему дары. Волхвы и кудесники пользовались глубоким уважением и суеверным почтением как провозвестники воли богов, действовавшие от их лица; они были полнов-ластными распорядителями богатств кумирниц и все-го приносимого в дар богам. Они-то и оказались злейшими врагами Стефана.

Неблагоприятны были для деятельности Стефана условия и гражданского положения зырян. Много веков они были данниками новгородцев. Эта зависимость была для них не только не обременительна, но во многих отношениях даже полезна, потому что новгородцы не вмешивались во внутренние их дела и довольствовались одной только данью. Со своей стороны зыряне тем охотнее платили им дань, чем более получали выгод от торговли с новгородскими купцами и чем менее обижали их, как своих подданных, новгородские ушкуйники. Но незадолго до прибытия к ним Стефана с проповедью Евангелия Москва подчинила их себе, отстранив новгородцев; не доставив им никаких особенных выгод и благодеяний, московское правительство увеличило с них поборы и подати. «Тиуны, довотчики и приставники» великокняжеские в короткое время так надоели и опротивели зырянам, что все исходившее из Москвы стало казаться им подозрительным и враждебным. Только страх удерживал их в повиновении. Уже одно то, что Стефан пришел из Москвы и принес с собою великокняжеские грамоты, должно было оттолкнуть от него зырян и поселить в них недоверие к нему. Такова была почва, на которой пришлось Стефану сеять слово Божие.

Однако ж, горя апостольской ревностью, блаженный Стефан не посмотрел ни на что и с твердым упованием на небесную помощь тотчас же приступил к делу. Как уже было сказано, первое зырянское селение, в которое он прибыл, было Пырас в 60 километрах от Устюга, на противоположном берегу Северной Двины при впадении в нее Вычегды. Жители этого селения, расположенного близко к Устюгу, часто вступали в торговые и иные отношения с русскими и потому понимали по-русски. Когда же они услышали, что Стефан говорит с ними на их языке так хорошо, как природный зырянин, то приняли его с особенным радушием и охотно вступали с ним в рассуждения. Долго, впрочем, проповеднические труды его здесь не имели никакого успеха. Когда Стефан начал им проповедовать о ложности их богов и о святости христианской религии, преданный идолопоклонству народ сначала не хотел слушать проповедника. Не будучи в состоянии оспорить Стефана, они старались выжить, прогнать его от себя, наносили ему разные оскорбления и обиды, а один раз наметали костер дров и наносили соломы, чтобы сжечь его живьем.

Блаженный Стефан, несмотря на такие препятствия и опасности, с невозмутимой кротостью и терпением продолжал увещевать своих слушателей оставить идолопоклонство и обратиться к Богу Истинному, которого они называют Ен, Творцу неба и земли. Наконец речи его тронули сердца язычников, и мало-помалу жители начали утверждаться в истине слов проповедника, понимать ничтожество идолов. Теперь они уже не только охотно слушали его беседы, но и сами стали просить Стефана научить их христианской вере. Таким образом весь Пырас оставил идолопоклонство и крестился. Только самые закоренелые язычники отказались принять христианскую веру и удалились в многолюдное селение Гам вверх по течению Вычегды, где была главная кумирница, наполненная уважаемыми народом идолами, и где преимущественно жили главные их жрецы.

Со слезами радости Стефан возблагодарил Бога за первый успех проповеди, водрузил среди селения крест, устроил часовню во имя святителя Николая Чудотворца и, взяв несколько новообращенных в спутники себе, оправился с ними далее, вверх по течению Вычегды, берега которой наиболее были населены зырянами. Проходя лежавшие на пути деревни, он везде среди разных препятствий и опасностей проповедовал имя Христово, ставил кресты и часовни как самые понятные для простых людей символы новой веры, и в короткое время обратил ко Христу всех жителей от Пыраса до Гама на пространстве более 200 километров.

В Гаме уже знали о появлении в Пырасе московского проповедника, который хулит богов и веру, вследствие чего жрецы и туны постарались вооружить народ против Стефана, и сами с яростью, подобно голодным волкам, у которых отнимают добычу, приготовились дать ему жестокий отпор. Знал и блаженный Стефан, что идолопоклонники собирают против него свои силы, что его ожидают здесь немалые препятствия со стороны как возбужденного против него народа, так особенно от жрецов, раздраженных успехами его проповеди. Знал, что дело проповеди подвергнется здесь новому, опаснейшему испытанию и может в случае нерешительности и нетвердости проповедника кончится совращением и тех, которые уже обращены ко Христу. И Стефан решился на подвиг.

Лишь только он вступил в Гам, народ, подстрекаемый жрецами и тунами, кинулся на него с неистовым криком и угрозами, так что ему невозможно было ничего сказать в свою защиту. Приветствий его не слушали, миролюбивых воззваний и предложений не хотели понять, смиренным оправданиям не внимали. Оставалась одна только надежда - на Бога. И Бог сохранил его. Хотя в минуту гнева толпа готова была убить его, но, когда гамичи увидели добрый и смиренный вид пришельца, ярость их прошла. А кроткие речи, с которыми обратился к ним Стефан, прося себе внимания и снисхождения, и слова убеждения, произносимые пришельцем на их родном языке, совершенно их обезоружили.

Однако Стефан видел, что народ в Гаме слишком предан идолам, и пока они не будут истреблены, проповедь его бесполезна. Поэтому выбрав время, когда никого из язычников не было близ кумирницы, находившейся отдельно от селения и окруженной заповедной рощей, Стефан зажег ее и сел близ нее на возвышенном месте, ожидая прибытия идолопоклонников. Гамичи, заметив дым и пламя, устремились к кумирнице; близ нее они увидели виновника ее сожжения, спокойно их ожидавшего. Они были поражены страхом и недоумением, не зная, что делать. Обступив Стефана со всех сторон, с воплями они замахивались на него топорами и дубинами, и угрожали смертью, но не смели коснуться его. Толпа заволновалась: одни говорили, что надобно убить или изгнать его, у потому что он истребит всех богов. Другие говорили, что нельзя бить посла московского - пусть сами боги поразят его. Третьи говорили: «Беда, что он не начинает первым, вот если бы он хоть однажды начал, мы бы растерзали его».

В это время блаженный Стефан, воздев руки к небу, вслух молился Богу о просвещении гамичей. Потом, обратившись к ним и указывая на догоравшую кумирницу, старался показать им ничтожество идолов, не смогших защитить себя от огня, и убеждал их веровать Богу Истинному. Немногие, более кроткие, послушались его убеждений, а большая часть народа, хотя и не сделала ему никакого зла, но осталась верна своим кумирам и волхвам.

Как голубица Ноева, не обретя покоя ногам своим на земле, еще влажной от вод потопа, возвратилась в Ковчег, так и блаженный Стефан принужден был на время удалиться из селения, потому что не ожидал большего успеха проповеди в нем в то время.

Были во время путешествий Стефана и совсем другие примеры. В селе Туглим, в 30 километрах ниже Яренска по Вычегде, одна женщина, видя худую обувь праведника, дала ему новые портянки. Святый, благословляя простосердечную благотворительность предсказал, что это место будет торговым. Так и случилось: несмотря на не совсем удобное месторасположение селения для торговли, здесь действительно долгое время была крупная ярмарка и село слыло богатым.

Со спутниками своими отправился Стефан далее вверх по Вычегде и остановился при впадении в нее реки Вымь. В этом месте тогда рос лес и располагалась кумирница зырян, поселение же находилось в полукилометре. Здесь Стефан с особенной ревностью стал проповедовать Божественные истины. Однажды, когда большая часть жителей селения отправилась довольно далеко на подсеку, «и пребывшим тамо яко и до десяти дней», Стефан крестил в селении «до десяти мужей». Простые сердцем люди с изумлением слушали нового про поведника и крестились, хотя с большим трудом и мед-ленно расставались с суевериями.

Предметом самого большого почитания служила для зырян здесь «прокудливая береза», громадная по толщине (в три обхвата) и вышине, стоявшая на возвышенном месте неподалеку от селения. К ней собирались зыряне с разных сторон и приносили в жертву лучшие шкуры добытых зверей. Стефан, поставивший себе келью невдалеке от березы, пользовался тем, что к ней собирался народ, и проповедовал здесь истины христианской веры. Но вскоре он убедился, что эта «прокудливая береза» крепко держит сердца людей, что она - самое сильное препятствие на их пути к Богу. Стефан решился рассчитаться с прокудливым духом, обитавшим в ней.

Вот как об этом рассказывает предание. Помолившись, с надеждою на Бога начал он рубить березу и, к удивлению своему, после каждого удара топора слышал раздававшиеся в воздухе жалобные крики и вопли мужские и женские, старческие и младенческие: «Стефан, Стефан, зачем ты нас гонишь отсюда, здесь наше древнее пребывание!» - после каждого удара струились из дерева ручьи смрадной крови. В поте лица весь день трудился Стефан, но из-за огромности березы не смог ее подрубить и, оставив вонзенный в нее топор, удалился в свою келью.

На другой день, когда он решил продолжить работу, то с изумлением увидел, что секира его лежит на земле, а береза стоит целая, безо всяких признаков вчерашней его работы. С молитвою начал он опять рубить дерево и едва мог свалить и сжечь его на третий день. Понимая, что он возбудил своим поступком злобу язычников, св. Стефан решил предать себя на волю Божию.

Действительно, язычники, узнав о гибели своего божества, готовы были убить Стефана. С Выми, Вишеры и Верхней Вычегды на лодках приплыли более тысячи человек. Даже если численность их была меньшей, все равно это было огромное для того времени войско. Напомним, что значительно позднее, в 80-х годах XVI века все мужское население Коми края составляло около 6 тыс. человек. «И начатые зле наступати, хотяху и келию разбити и святаго отгонити или смерти предати, несяху с собою всяк дреколие и луки и стрелы, - говорится в «Повести о Стефане Пермском». - Но святый, видя их тако ярящихся, а сам нимало от таковаго их злаго нападения убояся, но силою Божиею запретив им, и абие вси во един час ослепоша». Св. Стефан обещал вернуть им зрение в том случае, если они вырубят лес на горе близ того места, где стояла его келья. Нападавшие рады были откупиться этим, но вырубив лес и вернувшись на берег, «раскаяхуся» за свой бесплатный труд на пришлого проповедника. Вернувшись к келье, они пригрозили убить всех соплеменников, принявших крещение, а Стефана - изгнать. Тут вновь поразила их по молитвам св. Стефана слепота. На сей раз они были вынуждены за прозрение в три дня окопать гору, где жил Стефан, сделать насыпь и ров. В третий раз произошло то же самое, и пришлось им уже рубить лес на соседнем холме и «устраивать гору».

И так как около Стефана уже появилось значительное число христиан, а место было расчищено, то он приступил к сооружению христианского храма. Эту первую православную церковь среди зырян Стефан соорудил на возвышенном холме на берегу Выми при впадении ее в Вычегду и освятил во имя Благовещения Пресвятой Богородицы в знак начала просвещения пермской земли, ибо и евангельское событие Благовещения считается началом пути ко спасению человечества во Христе.

Неутомимо заботясь о духовном просвещении паствы, Стефан учредил при церкви училище, в котором сам был первым наставником и руководителем. Он учил детей по Часослову, Псалтири и другим церковным книгам, еще в Ростове переведенным им на зырянский язык. В этой школе из своих учеников он образовывал пастырей и учителей из числа зырян, которые после его смерти долго духовно окормляли его паству. Богослужение совершалось на зырянском языке, чтобы народ мог яснее понимать его и учиться догматам православия. Немало любопытствующих приходило в устроенную им церковь, и, слыша христианское богослужение на родном языке, они не могли не признать его преимущество пред своим языческим.

В первом зырянском храме поначалу, конечно, не могло быть особенного благолепия в украшениях, но, по сравнению с мрачными личинами идолов, неземные выражения ликов св. угодников на иконах не могли не вызывать умиление. Они казались зырянам живыми, кроткими, радостными и как бы призывали к себе. Потому говорили они друг другу: «Мунам Енэс видзодны», то есть пойдем видеть, смотреть Бога.

Но такова сила вековой привычки, что многие не хотели принимать св.крещения и оставались в язычестве только потому, что оно было древнее, принято было ими от отцов. Некоторые готовы были даже убить Стефана, несмотря на охранные грамоты московские, и намеренно пытались Стефана и новокрещенных зырян вызвать на ссоры и драки. Но учитель христианской любви и сам благодушно переносил все, и учеников своих учил тому же. Это спокойное перенесение неприятностей сильно поражало зырян, они собрались наконец в большом числе и на общем совете решили, что Стефан - добрый учитель, за обиды и оскорбления платит любовью и прощением, как не слушать его? Не мог бы он истребить стольких богов, если бы не был служителем великого духа Ена, Бога, сотворившего небо и землю. После этого совещания народ начал собираться к проповеднику и просить у него крещения; Стефан же с радостью принимал всех приходящих к нему и учил их христианской вере.

Зная, какое опасное влияние могут иметь идолы на недавних язычников, Стефан старался и сам истреблять их, сожигая вместе с ними богатые приношения, состоявшие из мехов, и другим советовал делать то же. Дивились зыряне нестяжательности Стефана, но особенно же удивлялись тому, что никакие их заклинания и волхвования нисколько ему не вредили. В то время, когда язычник, осмелившийся прикоснуться к идольским приношениям, развешенным в кумирницах и по лесам, внезапно поражаем был ужасом, корчами и припадка-ми беснования, Стефан оставался совершенно невредим. Это еще более возвышало его в глазах язычников и привлекало к нему сердца как к учителю бескорыстному, не похожему на их кудесников и находящемуся под особенным покровительством своего Бога.

«Судите сами, - говорил Стефан, обращаясь к язычникам, - сильны ли ваши боги, когда они не могут защитить себя от огня? Боги ли они, когда так немощны, когда они не имеют не только смысла, но и слуха, и зрения? И от меня, слабого, не умело и не могло защитить себя божество ваше. Не таковы ли и все другие боги ваши? Я один истребил и сжег множество их, и ни один из них не воспротивился мне! Не таков Бог христианский. Он все видит, все знает и все может, Он создал весь мир и всем управляет. И как Он благ, особенно к знающим Его! Я желаю вам добра, проповедуя истинного Бога. Он будет любить вас, будет благотворить вам, когда станете почитать Его искренне».

Эта проповедь, сильная поразительною очевидностью, обратила сердца многих зырян к святой вере. Когда народ начал целыми толпами принимать святое крещение, и Благовещенская церковь не могла уже вместить всех верующих, Стефан приступил к построению другого, более вместительного, храма в честь святого архангела Михаила, избрав для этого то самое место, где стояла «прокудливая береза». Сам пень от этой березы Стефан использовал как престол в алтаре. Характерно, что при перестройке Михайло-Архангельской церкви в 1787 году этот пень был разобран на куски местным населением.

По мере того, как возрастало и умножалось духовное стадо Стефана, умножалось и число учеников в его училище. «Из учившихся грамоте, - пишет Епифаний Премудрый, - тех из них, кто выучивал святые книги и в них разбирался, одних он ставил в попы, других в дьяконы, третьих в иподьяконы, пятых в певцы, пение им перепевая, и перелагая, и уча их писать пермские книги». (Поскольку сам рукополагать священников и диаконов Стефан не мог, то он лишь предназначал людей к этому, готовя в будущем принять священный сан). И далее уже они «друг другу учаху грамоте».

В благодарность Богу за успехи своей проповеди в Усть-Выми Стефан соорудил еще храм во имя святителя Николая, в день памяти которого он пришел туда.

Как и следовало ожидать, распространение христианства и построение церквей в Усть-Выми, самом средоточии Перми, возбудило зависть и злобу в сердцах волхвов и тунов. Доселе встречавшиеся Стефану волхвы не в состоянии были противопоставить что-либо проповеднику и каждый раз, начав с ним состязаться, были посрамляемы и побеждаемы. Но в Княжпогосте, селении, находящемся в полусотне километров вверх по Выми, жил главный жрец и старейшина всех волхвов и тунов пермских, знаменитый Пам-сотник. Большую часть времени он проводил в глубине дремучих лесов, окруженный поседевшими в волхвованиях тунами и кудесниками. Зыряне верили, что вся пермская земля управляется его колдовством, и беспрекословно повиновались ему. Почитая все слова его божескими, они так благоговели перед ним, что только в самых крайних случаях осмеливались его беспокоить.

Давно уже знал Пам о прибытии в Пермь проповедника новой веры и негодовал на него за сожжение кумирницы в Гаме. Но когда услышал, что Стефан не мог утвердиться в Гаме и скоро был вынужден уйти оттуда, не счел нужным беспокоиться; он решил, что победить и прогнать москвитянина смогут и местные волхвы. Весть, что Стефан не только не прогнан из Перми, но уже достиг Усть-Выми, построил здесь церкви и почти всех жителей обратил ко Христу, привела его в гнев и ярость. В конце 1380 года, спустя год после появления Стефана на Выми, он стал собираться в путь для единоборства с Стефаном, похваляясь сразу посрамить его и угрожая своими колдовскими чарами предать страшным мучениям как самого проповедника, так и всех, последовавших его учению.

Ужас распространился в новопросвещенном народе при вести о скором прибытии Пама, прежняя слепая вера в его силу и могущество невольно закралась в неутвержденные еще сердца и привела их в смущение. Один только Стефан, полный надежды на Бога, не падал духом и, укрепляя народ в вере, спокойно ожидал врага. Скоро прибыл в Усть-Вымь Пам и начал явно и тайно совращать новообращенных. «С чего, - говорил он, -вы оставляете веру отцов ваших и не приносите богам жертв? Как можете вы слушаться человека, пришедшего из Москвы, которая угнетает вас податями? Разве от Москвы может быть вам какое добро? Не оттуда ли тиуны и приставники, дани и насильство? И кого слушаете? Молодого и неизвестного москвитянина, который годится мне во внуки, тогда как я и по годам ваш отец, и вашего роду? Не слушайте юного пришельца и укрепляйтесь в вере отеческой, чтобы боги не прогневались на вас».

Народ отвечал ему: «Старик, не страшен нам гнев богов твоих, они пали от руки Стефановой и уж не встанут более. Иди, состязайся с ним о вере и победи его, если хочешь, чтобы мы по-прежнему верили тебе».

«Пойду и посрамлю вашего учителя», - с гневом сказал им Пам-сотник и вступил в жаркий спор со св. Стефаном.

«У вас, христиан, один Бог, - говорил Пам, - а у нас много помощников и на суше, и на воде, подающих нам счастливую ловитву в лесах, так что избытком ею мы снабжаем и Москву, и орду, и дальние страны. Боги сообщают нам в волхвовании дальние вести и тайны, недоступные вам. У нас один ходит на медведя и убивает его при помощи наших богов, а у вас на одного медведя идут десять, да и тут часто не только не убивают, но и сами бывают им растерзаны».

Нетрудно было Стефану дать ответ волхву, показать превосходство христианства пред язычеством и опровергнуть все возражения Пама. Хитрый кудесник, видя, что ему не победить Стефана словами, вздумал устрашить его. Пам в оправдание своей веры вдруг вызвался пройти сквозь огонь и воду, требуя того же и от Стефана. Колдун был вполне уверен, что Стефан никогда не решится на такое безумное предприятие, и тогда победа останется за ним.

Каковы же были его изумление и страх, когда Стефан принял его предложение и сказал: «Я не повелеваю стихиями, но христианский Бог велик, иду с тобою». Затрепетал от страха поседевший в обманах Пам, но превозмог себя и не показал виду, что трусит. Подумал он, что и Стефан только на словах соглашается, чтобы устрашить его, а на самом деле никогда не решится пройти огонь.

Между тем Стефан приказал сделать на Вычегде две проруби на льду и зажечь одну хижину, отдельно стоявшую от селения; когда пламя обняло ее, он, помолившись Богу и благословив предстоящих, взял Пама за руку, чтобы, как было условлено, вместе идти в огонь. Тут только волхв увидел, что слишком далеко зашел в своих обманах. Оцепенев от страха, Пам начал порываться назад и на глазах всего народа отказываться от своего предложения. Напрасно звал и понуждал его Стефан, чародей трепетал и просил избавить его от верной смерти. Не согласился он также и спуститься в одну прорубь, чтобы выйти в другую прорубь.

Тогда Стефан сказал ему: «Не сам ли ты избрал сей род испытания веры, думая устрашить меня?»

Обратясь к народу, Стефан спросил, кем считать Пама после всего произошедшего, когда он отказывается от состязания в вере и креститься не хочет? что с ним делать? «Обманщика предать смерти! - закричал весь народ. -Если оставить его в живых, он наделает тебе пакостей». - «Нет, - отвечал блаженный Стефан, - Христос не послал меня предавать людей смерти, а учить. Пам не хочет принять спасительной веры, пусть его упорство и накажет его, а не я. Но чтобы он не развращал народ своим лжеучением и не сеял плевел на чистой ниве Божи-ей, его следует удалить из здешних мест». Народ одобрил решение Стефана и Пам с бесчестием был выгнан.

Удалился Пам с сообщниками своими за Урал, на берега Оби, где между береговыми остяками основал селение Алтым. Благодарный Богу за победу над волхвом, Стефан построил храм св. Николаю на Вишере.

После посрамления и бегства Пама всюду, куда толь- ко достигала об этом молва, люди слово пробуждались ото сна и спешили в Усть-Вымь принять христианскую веру, проповедомую таким необыкновенным учителем. Стефан ласково принимал всех, убеждая слушателей в ничтожности языческих богов, знакомил их во время продолжительных всенародных бесед с верой Христовой. Забывая о собственном покое, он днем и ночью наставлял и утверждал в вере. Любимым местом его проповеди был холм пред церковью. Реки Вымь и Вычегда ежедневно были купелью для множества крещаемых.

Ревность новообращенных к вере выразилась в построении ими двух новых церквей, особенно же после бегства Пама, в обильных приношениях для приобретения нужной церковной утвари из Великого Устюга. Успехи Стефана в обращении зырян заставили земляков его вспомнить предсказание праведного Прокопия. Вспомнив же, благочестивые устюжане стали охотно жертвовать на благоустроение пермских храмов. Многие духовные лица, услышав об апостольских подвигах своего земляка, пошли в Пермь, желая быть его учениками и сотрудниками. С их помощью богослужения стали совершаться во всех созданных им храмах, и сам проповедник Стефан более мог посвящать времени наставлению своих пасомых.

Вера тем временем распространялась по всему пространству малой Перми. Первые три года он подвизался совершенно один, пока не приготовил себе спутников и учеников из обращенных зырян и пока не пришло к нему из Устюга несколько духовных лиц, услышавших об успехе его проповеди.

Видя, что паства его разрастается и существование пермской церкви стало несомненным фактом, Стефан решился идти в Москву просить для новообращенных епископа. «И просто сказать, - пишет Епифаний, - земля та властно требовала себе епископа, поскольку до митрополита и до Москвы было так же далеко, как далеко от Царьграда до Москвы».

В 1383 г. прибыв в Москву, св. Стефан рассказал великому князю Димитрию Иоанновичу и митропо-литу Пимену о своей проповеди среди зырян, показав, что для дальнейшего распространения христианской веры и для устроения церковной жизни Перми необходим свой епископ. Это означало создать восемнадцатую по счету в Русской Церкви и четвертую на Севере Пермскую епископию. Услышав предложение Стефана, «великий князь и митрополит удивились, похвалили его мысль, и понравились им его слова, и они пообещали выполнить его просьбу».

По-разному, однако, отреагировали московиты, узнав о деятельности Стефана. Одни радовались и с уважением отзывались о проповеднике, к таким относился и великий князь Димитрий Донской; другие, напротив, говорили: - Для чего было изобретать новые письмена? Прежде не было грамотности в Перми, к чему эта новизна теперь? Если же и нужна грамотность, то довольно русской, и называли блаженного Стефана не иначе как Храпом. Но так толковали только люди, скудные смыслом и гордые своим невежеством. «Жатва многа, а делателей мало, сего ради помолимся Господину жатвы, да изведет делателей на жатву свою, да будет наставник и руководитель делателем, а я буду ему усердный сослу-жебник и соработник на всякое дело благое», - говорил смиренный проповедник великому князю и митрополиту.

Встал вопрос, кого поставить первым епископом Пермским. «Одни одного называли, другие другого выставляли, третьи иного имя выносили». Епифаний о Стефане он написал, что тот «не добивался владычества, не вертелся, не старался, не выскакивал, не подкупал, не давал посулы. Не дал ведь он никому ничего, и никто ничего не взял у него за поставление - ни дара, ни посула, ни мзды. Нечего ведь было ему и дать, ибо богатств он не стяжал, и ему самому давали необходимое люди милостивые, христолюбцы и страннолюбцы, видя, что ради Бога делается происходящее».

Ни князь, ни митрополит с собором епископов не нашли никого достойнее самого Стефана занять епископскую кафедру в Перми. Посвящение совершилось во Владимире зимой 1383-84 годов к великой радости благочестивого князя, весьма любившего и уважавшего смиренного Стефана, давно ему известного. В ту пору Стефану, судя по летописям, не было и сорока лет. В московской летописи под 6891 (1383-1384) годом сделана запись: «Тое же зимы Пимен, митрополит на Москве, два епископа постави: Михаила епископом Смоленску, а Стефана, нарицаемого Храпом, епископом в Пермь».

Великий князь так высоко ценил личные качества Стефана, что предоставил ему особенные преимущества пред другими владыками по управлению епархиею и в делах судных, отдал всю Усть-Вымскую волость с богатыми лугами и пашнями в его вотчину с правом беспошлинной торговли в русских землях жителей Перми, предоставил ему взимать дань с приезжавших в Пермь купцов и промышленников. «И когда, через достаточное число дней по поставлении, он был отпущен великим князем и митрополитом, он ушел назад в свою землю, будучи одарен князем и митрополитом, и боярами, и прочими христоименными людьми, и пошел своим путем, радуясь и благодаря Бога, устроившего все «очень хорошо».

На обратном пути Стефан везде был радостно встречаем народом, все спешили принять его благословение и принести ему от своего имущества дары на устроение церквей. Стефан глубоко был тронут этим непритворным изъявлением народной любви. Задерживаемый в городах многолюдным стечением к нему жителей Стефан после долгого странствования достиг, наконец, пределов своей родины - Устюга, где с нетерпением ожидало его все народонаселение и заранее готовилось к радостной встрече. Из-за удаленности Устюга от Ростова жители весьма редко видели своих архипастырей, а теперь приближался к ним святитель, рожденный и воспитанный в их городе и прославившийся своими апостольскими подвигами в стране языческой. Потому ко времени прибытия Стефана в Устюг опустели окрестные деревни, оставлены были домашние работы, забыты недуги и болезни, и стар и млад вышли встретить владыку, чтобы получить его архипастырское благословение. Наконец настала минута нетерпеливо ожидаемой встречи: торжественный звон колоколов всех устюжских церквей возвестил жителям прибытие Пермского архипастыря. Несмотря на зимнее время, все устремились за город, чтобы скорее увидеть его, духовенство у въезда в город ожидало его с хоругвями и иконами, горожане - с хлебом и солью. В святительских одеждах, окруженный духовенством в блестящих ризах, смиренный Стефан, благословляя народ, медленно шел в тот самый собор, в котором некогда был причетником и где под руководством своего отца учился он церковному чтению и пению. Войдя в него, он увидел пред собою те же святые иконы, пред которыми он в юности молился, те же пред ними лампады, которые сам возжигал; в предстоявшем ему духовенстве узнал многих из тех, при которых начал свое служение церкви. Минувшее воскресло в его памяти, и слезы умиления оросили его лицо.

Выходя из собора, он до земли поклонился на том месте соборной паперти, где некогда, без малого сто лет назад, праведный Прокопий, остановив трехлетнюю мать его, произнес о нем свое пророчество, назвав епископом Перми. С молитвой припал он ко гробу уже прославленного юродивого и, благоговейно приложившись к его образу, испросил его молитвенного ходатайства к Богу за себя и за свою паству. Посетил он и осиротелый родительский кров, места любимые в детстве, обошел монастыри и церкви, служил, проповедовал, навещал больных, утешал печальных, исцелял страждущих и благотворил повсюду.

Между тем в Перми, считая недели и дни, с нетерпением ученики ожидали его. Задержавшись на родине более, нежели предполагал, Стефан поспешил отправиться к своей пастве. Умилительна была радость зырян, его встречали как отца и благодетеля. Вместе со Стефаном прибыло в Усть-Вымь несколько духовных лиц, чтобы помогать ему в утверждении православной веры между остававшимися еще среди зырян язычниками. Со времени прибытия Стефана в Усть-Вымь он стал называться «владычным городом», а первоначальная Благовещенская церковь стала называться кафедральным собором.

Храм во имя Архангела Михаила стал домовой или крестовой церковью Великопермских архиереев, близ которой сам св.Стефан и его преемники жили до самого перенесения кафедры в Вологду. Построив при ней несколько келий для братии, Стефан основал здесь первый монастырь в Перми, называвшийся Михайло-Архангельским и существовавший до 1764 года. Сюда принимались престарелые зыряне, и сам Стефан служил для них примером подвижнической жизни. Способных учеников своих святитель посвящал в причетники, диаконы и священники, так что не только в соборе и монастыре, но впоследствии и во всех новоустроенных церквях духовенство стало из числа зырян. «И Попове его, - говорит Епифаний, - пермским языком служаху обедню, заутреню же и вечерню, и канонархи его по пермским книгам канонархаху, певцы же всяко пение пермски возглашаху».

Святителю надлежало еще осмотреть свою обширную паству, чтобы видеть, как живут в вере вновь обращенные, и, если можно, содействовать новым успехам веры. Поэтому, устроив дела в Усть-Выми, он поспешил отправиться в путь. Во время путешествия вместе с догматами истинной веры он преподавал правила семейной и гражданской жизни, миролюбиво решал споры, защищая слабых от сильных, и своей благотворительностью и беседами более и более привязывал к себе народ.

Руководимые в своих начинаниях его мудрыми советами зыряне сами видели, что такого благополучия и спокойствия, какой воцарился при епископе Стефане, прежде не было. Дань не казалась обременительной, потому что тиуны, вирники и даньщики не смели, как прежде, никого обижать и притеснять, так как Стефан, имея право участвовать в гражданском делопроизводстве и управлении краем, готов был всегда явиться на помощь и защиту угнетенных.

Христианство, видимо, переродило многих прежних язычников. Но не всех. Жители Гама, так недружелюбно принявшие его в первый раз и едва не убившие за сожжение кумирницы, и теперь были так же недружелюбны, хотя уже и не смели делать ему никаких дерзостей. И те немногие, которые приняли тогда здесь крещение, вновь вернулись к идолопоклонству, смеялись и говорили ему, что опять «едят белок». Больно было слышать это святителю. Слепой народ! «Пусть будет Гам слепым», - сказал он со скорбью. С того времени местность эту называют Слепой Гам.

Желая поживиться за счет трудолюбивых зырян, вогулы, непримиримые враги христианства, побуждаемые волхвами и тунами, убежавшими к ним от проповеди Стефана, хищнически напали на Пермь. Опустошив верхневычегодские и сысольские селения, они многочисленными ватагами устремились к Усть-Выми, намереваясь разрушить и сжечь все, устроенное Стефаном. Они убивали беззащитных поселян, зорили поля, резали скот, грабили и жгли дома. Испуганный народ, оставив все, в ужасе толпами бежал в Усть-Вымь. Это было в 1385 году, на третий год епископства св. Стефана.

При первой вести о нападении вогулов Стефан тотчас же отправил гонца в Устюг с требованием немедленной присылки ратных людей для отпора врагам и сделал нужные распоряжения для защиты и обороны церквей. Он велел жителям перенести все свое имущество на два укрепленных холма, к собору и монастырю, и с оружием в руках ожидать тут неприятеля. Сам же он молился о помощи Божией и с крестным ходом обошел весь владычный город, ободряя и воодушевляя народ. Готовый положить душу свою за своих духовных детей, он не стал ожидать нападения врагов и, облекшись в святительскую одежду, с духовенством и с некоторыми из зырян поплыл на лодках вверх по Вычегде навстречу врагам.

Вогулы, суеверные язычники, издали заметили ладью Стефана. Словно огнем горело никогда не видан-ное ими святительское облачение, а сам он показался им как бы мечущим в них огненные стрелы. Приняв его за страшного волхва, в ужасе бросились они бежать, оставив все награбленное. С тех пор во всю жизнь Стефана ни единожды не смели они подойти и напасть на Усть-Вымь, боясь могущественного «туна-чернеча Стэпэ» и беспокоили только одних отдаленных верхневычегодских зырян.

Но едва только удалились вогулы с верховьев Вычегды, как в том же году противоположная сторона ее, более населенная и богатая, подверглась нападению других врагов - ушкуйников. Новгородская вольница ограбила и разорила большую часть селений по Нижней Вычегде. Епископ поспешил в стан ушкуйников и, то умоляя их словами евангельскими, то устрашая гневом Божиим, заставлял возвращать награбленное и удаляться. Но не успевал еще народ оправиться и загладить следы опустошения, как являлись другие шайки новгородцев, снова грабили те же селения, и опять Стефан должен был увещевать грабителей и защищать свою паству.

Ко всему создание Москвой Пермской епархии было воспринято в Новгороде как вторжение в Новгородскую архиепископию. «Лета 6893 (1385 г.) владыко новугородский разгневан бысть зело, - како посмел Пимен митрополит дати епархия в Перме, в вотчине святей Софии, и послал дружинники воевати Пермскую епархию», - сообщает Вычегодско-Вымская летопись. И далее: «Позвал владыко Стефан устюжан, им бы беречи Пермскую землю от разорения, устюжане побили новгородцев под Чорной рекой, под Солдором. Лета 6894 (1386 г.) новугородцы со двиняны воевали по Волге, а, идучи оттуда, великого князя волости и вычегодские, и устюжские воевали ж. И князь Димитрий ослушников побил... того же лета поиде епискуп Стефан в Новгород...»

Итак, Стефан отправился в Новгород ходатайствовать у веча о воспрещении ушкуйникам нападать на пермские земли. Отправляясь в Новгород в первый раз и не имея там никаких знакомых, Стефан думал, что ему трудно будет приобрести расположение веча, часто не уступавшего великим князьям. К своему удивлению, встретил он общее к себе уважение. В Новгороде давно знали о подвигах святителя, и владыка новгородский архиепископ Алексий, посадники и бояре приняли апостола Перми как дорогого гостя св.Софии. Вече постановило: удовлетворить справедливые жалобы епископа, представить виновных на суд веча, а всей новгородской вольнице воспретить впредь заходить в пределы Пермской епархии. «Отпущен владыко Стефан от Ноугорода с милостью и дарами», - говорится в летописи.

Возвращение его из Новгорода было радостным днем для его паствы. С помощью доброго архипастыря народ завел прежний хозяйственный быт и почти забыл прежние разорения. Этим не кончились, однако, заботы Стефана о благосостоянии своей паствы. Приближался другой враг, более страшный и неумолимый, - голод, как бы для испытания веры новопросвещенных. В 1386 г. озимый хлеб по всей Перми вызяб от продолжительной и холодной весны, поля были засеяны яровым зерном, и потому истощились запасы хлеба. Но продолжительная холодная погода и ранние осенние морозы не дали созреть и яровому, так что народ еще с осени остался совершенно без хлеба и безо всякой надежды на будущее, так как поля не были засеяны. Торговцы, пользуясь случаем, стали продавать хлеб неслыханно дорого. Святитель открыл свои житницы, одним давал хлеб безденежно, других ссужал деньгами, но его запасов было явно мало. В дальних деревнях положение стало особенно тяжелым. Многие оставили свои дома и, глодая древесную кору, чуть живыми шли в Устюг, многие помирали с голоду по дороге.

Святитель несколько раз выписывал хлеб из Устюга, а когда и там не стало хлеба для продажи, то посылал за ним в Вологду. Естественно, что вследствие голода зыряне не в состоянии были платить те подати, которые требовали у них тиуны и даньщики великокняжеские.

Стефан отправил послание к великому князю, в ко- тором, описав постигшее Пермь бедствие, просил временных льгот для обедневшего народа, даньщиков же убеждал до получения ответа Государя остановить сбор податей.

Послание Стефана не застало Димитрия Донского в Москве, он ходил тогда наказывать Новгород за самовольство и грабежи ушкуйников, не оставлявших в покое и великокняжеских вотчин. Бояре государя, получившие послание святителя в его отсутствие, не посмели сами распорядиться и только по возвращении князя представили ему послание Стефана. Димитрий Иоаннович был глубоко тронут плачевным состоянием зырян и тотчас же приказал недоимки прежних лет простить, на год освободить народ от податей, а убытки, понесенные епископской кафедрой, щедро вознаградил дарами и деньгами. Кроме того, к Архангельскому монастырю приписана была большая часть деревень, находившихся близ владычного города.

Народ, услышав о милости великого князя, вздохнул свободно и стал выходить из лесных чащоб, где скрывался от жадности тиунов и сборщиков. Между тем святитель стал раздавать семенное зерно для посева, когда нужно было завести домашний рабочий скот, ссужал деньгами, если кому надобно было приобрести звероловные снаряды, он покупал их и помогал выгодно продавать лесную добычу. Признательный народ не знал, чем и как благодарить за все это своего благодетеля.

Отеческие заботы Стефана не ограничивались попечением о материальном благосостоянии народа. Он много заботился об укреплении народа в вере. После голода он в короткое время успел посетить самые отдаленные места своей епархии. Был он, по преданию, в Вендинге на реке Вашке (ныне селение в Удорском районе Коми республики), где поставил деревянный крест и часовню. Крест этот еще в середине XIX века стоял, правда, надпись на нем прочитать было уже не возможно, так как буквы совершенно сгладились. Побывал он на р.Вишере, в селениях верхневычегодских, доходил до границы Великой Перми (Чусовой) по рекам Сысоле и Лузе, везде поучая народ вере и благочестию, водворяя порядок и оставляя следы своей благотворительности. С отеческою любовью радовался святитель приращению новых чад Церкви.

За 13 лет своего епископства в Перми святитель Стефан построил много церквей и основал четыре монастыря с той целью, чтобы иноки, служа новообращенному народу примером христианских добродетелей, более и более утверждали его в православной вере. Помимо Архангельского в Усть-Выми, это Архангельский же монастырь в Яренске; по Сысоле Стефан поднялся до с. Вотча, где основал монастырь, который именовали Стефановским. К середине XIX века на этом месте оставалась только часовня с Крестом, однако с учреждением сыктывкарской епархии здесь вновь была образована обитель. Стефана называют основателем и Троицкого монастыря на Печоре, ныне это районный центр Коми республики - село Троицко-Печорск. На Верхней Вычегде он основал Ульяновский монастырь. Начальниками монастырей были усердные сподвижники Стефана, старавшиеся под его руководством утвердить и распространить христианство окрест своих обителей. К сожалению, до нас не дошли имена их, кроме преподобного Димитрия, урожденного зырянина, основателя Цылибинского монастыря на левом берегу Вычегды.

В 1389 году Стефан оплакал своего благодетеля, великого князя Димитрия Иоанновича, оказавшего столько милостей его новообразованной епархии. Вскоре представился ему случай видеть в Москве его наследника, который благосклонно принял и обласкал его. В 1390 году митрополит Киприан вызвал Пермского святителя в Москву на Собор по церковным делам. Во время этого путешествия, поспешая в Москву, Стефан не заехал в Троицкий монастырь (находившийся в стороне от дороги, примерно в десяти «поприщах») для посещения духовного брата и друга своего Сергия Радонежского, думая сделать это на обратном пути. Остановившись на дороге, он лишь прочитал молитву «Достойно есть», поклонился в ту сторону, где находилась обитель, и, благословив руками, сказал: «Мир тебе, духовный брат мой».

Преподобный Сергий сидел в это время с братией за трапезой и, уразумев духом преподанное ему Стефаном целование и благословение, немедленно встал из-за трапезы, немного постояв, сотворил молитву и, до земли поклонившись, сказал: «Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою». Братия, естественно, удивилась необычному поступку игумена, некоторые подумали, что он имел какое-либо видение. По окончании трапезы стали они спрашивали его о случившемся.

«В этот самый час епископ Стефан, идущий в Москву, стал против монастыря нашего и поклонился Св. Троице и нас, смиренных, благословил», - отвечал Сергий, указав и место, где это случилось. В Сергиевой лавре с тех пор заведен был и по сию пору жив такой обычай: посреди трапезы монахи встают, а настоятель творит молитву, призывая на помощь преподобного Сергия, в память того приветствия. На месте же, где, по преданию, поклонился Стефан Сергию, впоследствии была возведена часовня Святого Креста с колодцем. «Сюда в праздник Воздвижения Креста Господня совершается из окрестных селений крестный ход, - сообщает хронограф в середине XIX века. - Кроме присутствия и приветствия св. Стефана, место сие было ознаменовано как тем, что здесь в свое время обыкновенно встречали преп.Сергия, возвращающегося из Москвы, так и тем, что здесь также князь Пожарский и Козьма Минин молились Святому Кресту, благословлены и окроплены были святой водой троицкими иноками на великий подвиг спасения Москвы и всего Отечества».

В Москве святитель Пермский встретил к себе особенное внимание и уважение как со стороны первосвятителя Русской Церкви, так и со стороны нового великого князя Василия Димитриевича. Вместе с митрополитом Киприаном он был в Твери на Соборе, судившем Тверского епископа Евфимия Висленя по жалобе на него тверского князя Михаила за несоблюдение церковного устава. В обратный путь великий князь и бояре одарили св.Стефана богатыми дарами, на которые он построил при своей Архангельской обители странноприимный дом, где с любовью принимал и покоил беспомощную бедность. Благосклонный прием святителя в Москве и благоволение к нему нового великого князя много значили и для пермских княжеских наместников, позволявших себе в отдаленном краю всякого рода несправедливости по отношению к местному населению. Тиуны и даньщики, опасаясь Стефана, прекратили свои насилия и своевольства.

В 1392 году соседствующая с Пермью Вятка, основанная в 1174 г. новгородскими выходцами, славная народонаселением и цветущая промышленностью и торговлей, подверглась нападению татар и была разорена. Вообще соседство Вятки с юга было выгодно для Перми, потому что она защищала ее от нападений закамских обитателей; помогало такое соседство и развитию зырянской торговли и промышленности, так как вятчане, более 200 лет господствующие по Вятке, Каме, Чусовой и отчасти по Лузе и Сысоле, охотно брали у зырян лесную добычу, доставляя им за то все для них необходимое. Св. Стефан дорожил близостью и благосостоянием этой предприимчивой страны тем более, что настоящее несчастье вятичей должно было отразиться и на зырянах, повлечь за собою упадок местной промышленности в пограничных зырянских селениях, породить бедность в стране и открыть ее нападениям разбойников. Кроме того, торгуя по Лузе и Сысоле, вятчане как христиане много способствовали устройст

Рекомендуем почитать

Дерматология

Ягодный мусс на манке Как приготовить мусс из замороженных ягод

Финансы

Причины, симптомы и лечение патологии

Hi-Tech

Что такое сложение сил. Измерение силы. Сила. Сложение сил

Хобби

Cмертные грехи в православии: сколько их?

Десерты

Рецепты витаминных салатов из крапивы

Фармакология

Ароматная и сочная курица в фольге в духовке – быстро, просто и вкусно