В современном православном христианстве не существует более известного ученого, богослова, миссионера, чем отец Александр Шмеман, который посвятил свою жизнь служению высоким христианским идеалам. Его литературное и богословское наследие перевернуло представление многих людей о религии и христианстве. Он пользуется заслуженным авторитетом не только среди православных, но и среди католиков.

Родственники

Шмеман Александр Дмитриевич происходил из знатной семьи, которая была вынуждена покинуть Российскую империю после революции.

• Дед Николай Эдуардович Шмеман (1850—1928) являлся членом Государственной думы.
• Отец Дмитрий Николаевич Шмеман (1893—1958) был офицером царской армии.
• Мать Анна Тихоновна Шишкова (1895—1981) происходила из знатной семьи.

Александр Шмеман был не единственным ребенком в семье. Брат-близнец Андрей Дмитриевич (1921—2008) исполнял обязанности старосты храма в честь образа Божией Матери «Знамение». Кроме этого, возглавлял общество русских кадетов в эмиграции. Работал в митрополии Западно-Восточного экзархата Константинопольского патриархата, исполняя епархии и референта представителя Константинопольской Патриархии.

Сестра Елена Дмитриевна (1919—1926) умерла в раннем детстве, не пережив различных трудностей жизни эмигранта.

Жизненный путь: Париж

Александр Шмеман родился 13 сентября 1921 года в Эстонии в городе Ревель. В 1928 году семья переезжает в Белград, а в 1929 году, как многие эмигранты, поселяется в Париже.

В 1938 году стал выпускником русского кадетского корпуса, расположенного в Верасле. Годом позже окончил лицей Карно. В 1943 году, будучи студентом Свято-Сергиевского богословского института в Париже женился Александр на родственнице протоирея Михаила Осоргина. Его супруга Ульяна Ткачук стала верным спутником на многие годы жизни. В 1945 году Александр Шмеман окончил обучение в Свято-Сергиевскиом богословском институте. Его учителем и куратором диссертационного исследования являлся Карташев А. В. Поэтому неудивительно, что молодой ученный увлекся историей церкви, вслед за своим наставником. Его диссертация была написана на высоком профессиональном уровне, вслед за ее защитой ему было предложено остаться преподавателем при учебном заведении.

Кроме вышеупомянутых учебных заведений, окончил Сорбонский университет. В 1946 году Александр Шмеман был рукоположен вначале в диаконы, а затем в пресвитеры.

Период его пребывания в Париже был достаточно плодотворным, кроме исполнения обязанностей священнослужителя и педагогической деятельности, отец Александр занимал должность главного редактора епархиального журнала «Церковный вестник».
Еще в период своей студенческой жизни он принимал активное участие в работе русского христианского движения среди молодежи и студентов. Одно время даже являлся его руководителем и председателем собраний молодежи.

Жизненный путь: Нью-Йорк

В 1951 году отец Александр вместе с семьей переезжает в Америку.
В период с 1962 года по 1983 годы он возглавлял Свято-Владимировскую духовную семинарию. В 1953 году священник Александр Шмеман был возведен в сан протоирея.
В 1959 году в Париже защитил докторскую диссертацию по предмету "Литургическое богословие".

В 1970 году был удостоен возведения в сан протопресвитера, высший ранг в Церкви для белого (женатого) духовенства. Протопресвитер Александр Шмеман сыграл значительную роль в получении церковной независимости (автокефалии) Американской Православной Церкви. Умер 13 декабря 1983 года в Нью-Йорке.

Преподавательская деятельность

В период с 1945 года по 1951 годы Александр занимал должность преподавателя церковной истории в Свято-Сергиевском богословском институте. С 1951 года после приглашения, которое было получено им из Свято-Владимировской духовной семинарии, переезжает в США.

В этом учебном заведении ему предложили вакансию преподавателя. Кроме преподавания в семинарии, Шмеман вел факультатив в посвященный истории восточного христианства. В течение тридцати лет вел радиопередачу, посвященную положение Церкви в Америке.

Основные труды

• "Церковь и церковное устройство";
• "Таинство крещения";
• "Исторический путь православия";
• "Введение в литургическое богословие";
• "For the Life of the World";
• "Введение в богословие: Курс лекций по догматическому богословию";
• "Таинства и православие";
• "Евхаристия: Таинство Царства";
• "Церковь, мир, миссия: Мысли о православии на Западе";
• "Великий Пост".

Литературное наследие

Наследие этого ученного притягивает к себе внимание не только отечественных читателей, но и является интересным источником для западного человека, ведь знакомит последнего с восточной аскетической традицией, которая имеет свои корни в пустыни и восходит к древним анахоретам.

Бесспорно, что западная ветвь христианства, католицизм, а вслед за ним и протестантизм утратили эту связь, поддавшись различным секулярным тенденциям, потеряли связующую нить между мистической жизнью церкви и повседневными реалиями. Об этом говорил и Александр Шмеман.

Книги, над которыми он трудился, в большей мере посвящены литургическим вопросам, потому что именно в литургии и евхаристии происходит наибольшее соприкосновение человека с богом, а потому именно это должно привлекать христианина и становится центром его мировоззрения.

В своих трудах Александр Дмитриевич разбирается в процессе эволюции христианского культа. От подражания литургическим формулам ессеев и ферапевтов до унификации литургической жизни в VIII веке лежит целая пропасть различных попыток сформировать единообразие и выверенные догматические формулы в таинстве. Рассматривает структуру христианства в своих книгах Александр Шмеман. "Великий пост" - сочинение, посвященное исключительно мистическому переосмыслению христианской жизни, вызвало множество различных мнений в ученном сообществе.

Как раз этот исторический процесс и является одним из основных пунктов ученой деятельности Александра Шмемана. Анализ литургических памятников может помочь нынешним христианам понять современное богослужение и проникнуться мистическим смыслом данного действия.

Публикация дневников

В 1973 году была сделана первая запись в большой тетради. Протопресвитер Александр Шмеман сделал ее после того, как прочитал сочинение Достоевского Ф.М. «Братья Карамазовы». В своих дневниках он не только описывает свои переживания относительно различных происшествий в личной жизни, но также рассказывает про события, происходящие в церковной жизни того непростого периода. Бесспорно, что многие церковные деятели нашли свое место в его записях.

Кроме всего этого, в опубликованных трудах находятся размышления, посвященные событиям, которые пережила семья Шмемана после эмиграции из России. Публикация его дневников состоялась в 2002 году на английском языке, и только в 2005 году его записи были переведены на русский язык.

Негативное отношение

Бесспорно, что позиция Александра Шмемана по отношению к Советскому Союзу была довольно недружелюбной. В своих докладах и радиопередачах он неоднократно обвинял руководителей страны в негативном отношении к Русской православной церкви. Необходимо отметить, что ситуация между РПЦ и ЗРПЦ была довольно шаткой.
Поэтому труды автора не могли попасть в СССР.

Ситуация не поменялась и после распада Советского Союза. Ряд епископов Православной церкви, принадлежащих к наиболее консервативной партии, считают протопресвитера Александра Шмемана еретиком и запрещают читать его научные сочинения.

Наиболее ярким примером является запрет на чтение его трудов в Екатеринбургском духовном училище. Правящий архиерей Никон предал Александра Шмемана анафеме и запретил студентам читать его сочинения. Повод, который послужил к принятию такого решения, до сих пор остается неизвестным. Несмотря ни на что, Александр Шмеман, биография которого остается образцом пастырского служения, является эталоном жизни священнослужителя.

Ч етверть века прошло со дня кончины одного из известнейших православных богословов XX века протопресвитера Александра Шмемана (13 декабря 1983 г.). Что представляет собой его творчество - «посягательство на устои», апофеоз «розового христианства» или трезвую, искреннюю оценку реального состояния религиозно-общественной жизни и собственного пастырского пути? В своей статье профессор МДА Н.К. Гаврюшин делает попытку раскрыть внутренние мотивы богословских построений Шмемана и дать ответы на вопросы, которые они вызывают.

Протопресвитер Александр Шмеман:

«Священство не должно быть профессией»

«Богословы связали свою судьбу - изнутри - с «ученостью». А им гораздо более по пути с поэтами, с искусством. И потому богословие стало пресной академической забавой, не нужной никому ни в Церкви, ни вне ее». (Прот. А. Шмеман)

«Исторический путь православия» А. Шмемана доходил до российских читателей, примерно спустя четверть века после его написания (1954), перепечатанным на пишущей машинке, на папиросной бумаге… Книжка занимала свое место рядом с «Путями русского богословия». Шмеман, вместе с Флоровским и Зеньковским, принадлежал к отцам « семидесятников»…

Его очерк действительно вводил в самую суть важнейшей проблемы, о которой о. Александр ясно сказал в своем дневнике: «изучение истории Церкви, конечно, должно освобождать человека от порабощения прошлому, типичного для православного сознания. Но это так в идеале, увы. Помню, как медленно я сам освобождался от идолопоклонства Византии, Древней Руси и т.д.».

В самом деле, множество верующих, не исключая и представителей духовенства, часто понимают христианство как некую совокупность правил, норм, ритуалов («православный христианин греческого закона »), которую охотно отождествляют с церковным Преданием. При таком номистическом, или законническом разумении веры внешнее оказывается неизбежно важнее внутреннего . То, что в конкретный исторический момент времени было свидетельством живого творчества духа, воспринимается благочестивыми, но не вошедшими в разум Истины верующими, как закон, обязательные вериги, ибо подлинно духовного мерила у них нет, а передать оное из рук в руки невозможно: его необходимо стяжать . «Царство небесное силою нудится…».

«Исторический путь Православия» несомненно побуждал к подвигу разумения веры, т.е. сознательному вхождению в разум Истины, и предостерегал от самоуспокоенности на «благочестии с довольством»… Не всем такая пища оказалась по зубам… Нельзя забывать, сколь упорной и трудной была борьба за историзм в русском академическом богословии XIX века.

Для самого о. Александра эта книга была этапом непрестанного опыта церковного служения и духовного возрастания, отраженного в целом ряде трудов и дневниковых записей. Хотя последние не предназначались автором для публикации, в них основные мотивы размышлений Шмемана выражены наиболее ярко и с подкупающей откровенностью.

Александр Дмитриевич Шмеман (1921–1983) родился и провел детские годы в Ревеле (Таллине) в Эстонии. С 1930 по 1935 (как он пишет, «может быть, самые важные пять лет всей моей жизни») обучался в Париже, в кадетском корпусе. Здесь перед ним была раскрыта конкретная цель жизни: «спасти и воскресить» Россию… Кто только за последние двести лет не одушевлялся ею!

Своему первому наставнику, генералу В.В.Римскому-Корсакову (1859-1933) Шмеман оставался благодарен до последних дней жизни. В октябре 1981 он записывает в дневнике: «Это он, пичкая меня - одиннадцатилетнего мальчишку - стихами, «привил» мне не просто любовь к поэзии (или к «культуре»), а, сам того не зная, некую «печаль по Богу», которую - это я твердо знаю - я все время предаю и заглушаю в себе, но которая, тем не менее, мне была дана и остается «данной»».

По окончании Сергиевского Богословского института (1945) Шмеман преподавал в нем церковную историю, в 1946 принял сан священника, но в 1951 уезжает с женой и тремя детьми в Нью-Йорк. - «Был «зов» - от Флоровского. Была удушающая атмосфера в Богословском институте». - В Нью-Йорке с 1962 и до последних дней жизни Шмеман возглавляет Свято-Владимирскую духовную семинарию. Ему, как известно, принадлежит важнейшая роль в создании Православной Церкви в Америкеа.

Протоиерей Г.Флоровский назван в дневнике Шмемана среди небольшой группы лиц, общение с которыми было для него «решительным толчком». Но в 1955 между двумя священниками-богословами произошел разрыв, причем Флоровский, по словам Шмемана, «остался «непримирим» до конца». После его похорон, 13 августа 1979 о. Александр записывает: «Знаю только, что сыграл он в моей жизни большую - и положительную, и отрицательную - роль. Но все это «частное» и «личное». А о месте его в истории Православия говорить и писать еще рано…».

Тем не менее, уже в 1973 Шмеман высказался по поводу прочитанной им биографии К.П.Победоносцева: «как близко религия, «религиозные убеждения» - к демонизму. И как легко ею оправдать все что угодно. «Правота» Флоровского, «правота» Победоносцева. Это все та же «правота» - людей, никогда не усомнившихся в себе, правота гордыни, мелочности, страха».

Может быть, звучит резко и односторонне, но это - осознанная позиция. При всех дарованиях Флоровского, Шмеман, видел в нем идеолога , а в несовместимости подлинной веры с какой бы то ни было идеологией он был убежден глубоко:

«Христианство, - читаем мы в дневнике, - «разлагается» и в религии («священность»), и в идеологии. Религия и идеология совместимы. Христианство (вера) несовместимо ни с той, ни с другой. Религия и идеология порабощают. Освобождает только вера. Религия и идеология говорят о «свободе». Вера говорит о послушании. Но только в ней свобода (послушание Богу есть единственная в этом мире свобода и источник свободы)».

Здесь выявляется один из центральных моментов миропонимания Шмемана: христианство для него - не религия, не «культ», а жизнь по вере во Христа. И всякое сближение христианства с идеологией , растворение его в религиозном культе вызывает у него живой протест.

Именно на почве проявления идеологических тенденций нечто заметно надламывается в отношениях о. Александра с первоначально едва ли не обожаемым им А.Солженицыным. «Для меня зло, - пишет он в дневнике, - прежде всего в самой идеологии, в ее неизбежном редукционизме и в неизбежности для нее всякую другую идеологию отождествлять со злом, а себя с добром и истиной, тогда как Истина и Добро всегда «трасцендентны». Идеология - это всегда идолопоклонство, и потому всякая идеология есть зло и родит злодеев… Я воспринял Солженицына как освобождение от идеологизма, отравившего и русское сознание, и мир. Но вот мне начинает казаться, что его неудержимо клонит и тянет к кристаллизации собственной идеологии». Спустя год Шмеман уже назовет автора «Архипелага ГУЛаг» «близнецом» Ленина.

Борьба с идеологизаторством - это тоже своего рода идеология, и она не могла так или иначе не входить в противоречие со впитанной в кадетском корпусе жизненной программой… Подвергая анализу свой юношеский опыт, Шмеман пришел к выводу, что уже тогда в его душе оказались противопоставленными два плана бытия, две сферы переживаний - национальное , посюстороннее, - и религиозное , трансцендентное.

Свой первый самостоятельный религиозный опыт Шмеман связывает с посещением католической мессы в Париже, когда он почувствовал себя как бы взятым на мгновение в другой мир :

«Христианский Запад: это для меня часть моего детства и юности, когда я жил «двойной» жизнью: с одной стороны - очень светской и очень русской, то есть эмигрантской, а с другой - потаенной, религиозной. Я иногда думаю, что именно этот контраст - между шумной, базарной, пролетарской rue Legendre и этой, всегда одинаковой, вроде как бы неподвижной мессой (пятно света в темной церкви), один шаг - и ты в совсем другом мире, - что этот контраст изнутри определил мой «религиозный опыт», ту интуицию, что, в сущности, уже никогда меня не оставляла, - сосуществования двух разнородных миров, «присутствия» в этом мире чего-то совершенно, абсолютно иного, но чем потом все так или иначе светится, к чему все так или иначе относится, Церкви как Царства Божия «среди» и «внутри» нас».

Раскрытием этой интуиции и явилась в конечном счете его главная богословская идея: понимание Евхаристии в эсхатологической перспективе - как встречи другого мира.

Иная сторона все той же исходной интуиции - благоговейное отношение к конкретной, воплощенной реальности, мгновениям посюстороннего бытия sub specie aeternitatis, т.е. как дару вечности …

«…Невероятно сильное ощущение жизни в ее телесности, воплощенности, реальности, неповторимой единичности каждой минуты и соотношения внутри ее всего. А вместе с тем интерес этот всегда был укоренен как раз и только в отнесенности всего этого к тому, о чем не столько свидетельствовала или напоминала беззвучная месса, а чего она сама была присутствием, явлением, радостью <…> Это опыт мира и жизни буквально в свете Царствия Божия, являемого, однако, при посредстве всего того, что составляет мир: красок, звуков, движения, времени, пространства, то есть именно конкретности, а не отвлеченности. <…> Отсюда моя любовь к Парижу, моя внутренняя нужда в нем. Она от того, что именно в Париже, в моем парижском детстве этот опыт был мне дан, стал моей сущностью».

Париж - дом юности Шмемана, первых его шагов в сознательном, религиозном обживании мира… Постепенно он обобщает понятие дома в глубинном психологическом значении. Дом - это своего рода храм простой, непосредственной и безусловно религиозной жизни:

«Я обожаю дом, и для меня уехать из него с ночевкой всегда подобно смерти, возвращение кажется бесконечно далеким! Наличие в мире дома - всех этих бесчисленных освещенных окон, за каждым из которых чей-то «дом», - меня всегда наполняет светлой радостью <…> Всякий раз, что я вижу мужчину или женщину, идущих с покупками - значит, домой, я думаю - вот он или она идет домой, в свою настоящую жизнь. И мне делается хорошо, и они делаются мне какими-то близкими <...> «Мещанское счастье»: это выдумали, в это вложили презрение и осуждение активисты всех оттенков, то есть все те, кто, в сущности, лишен чувства глубины самой жизни, думающие, что она всецело распадается на дела».

Надо заметить, что о религиозном значении «мещанского счастья» Шмеман говорил не первым, и у него были предшественники даже в среде русского дореволюционного монашества… Дом, семья - малая Церковь, а храм - дом Божий, дом общины, евхаристическое пространство…

Церковь - в идеале - «есть дом, из которого каждый уходит «на работу» и куда каждый возвращается с радостью, чтобы дома найти саму жизнь, само счастье, саму радость, куда каждый приносит плоды своего труда и где все претворяется в праздник, свободу и полноту. Но именно наличие, опыт этого дома - уже вневременного, неизменного, уже пронизанного вечностью, уже только вечность и являющего, - только это наличие может дать и смысл, и ценность всему в жизни, все в ней к этому опыту «отнести» и им как бы наполнить».

Само переживание Церкви как дома и своего рода vita contemplativa, созерцательной жизни, обостренно противопоставлялось Шмеманом всякого рода внешнему активизму - как выходу из дома , пребыванию вне себя , деятельности в широком смысле:

««Церковная деятельность», «церковный деятель», «общественный деятель» - какие все это, в сущности, грубые понятия и как от них - ни света, ни радости…».

«…Я не считаю себя философом»

Шмеман никогда не испытывал глубокой тяги к спекулятивным умозрениям, великие мыслители вроде Спинозы, Канта и Гегеля не были его воображаемыми собеседниками. Возможно, ему была бы близка крылатая фраза Хайдеггера - «язык - это дом бытия»… Но Шмеман не открывал его сочинений. Философы не интересовали его как личности , для которых философия являлась формой ответа на насущные запросы жизни. Он признавал, что «всегда был относительно слаб в отвлеченностях».

Будучи довольно избирательно знаком с корифеями мировой философской мысли и потому порой воспроизводя расхожие и весьма тривиальные их оценки, Шмеман, тем не менее, благодаря своей удивительной проницательности вынес самостоятельные суждения об отдельных кумирах европейских интеллектуалов второй половины XX века, в частности, о Ж.-П.Сартре («какое самомнение, какая ненависть к Богу, какая ужасающая слепота во всем…»), М.Фуко («что-то предельно безблагодатное и потому безрадостное, подавляющее»), М.Элиаде («веет какой-то метафизической скукой») и др.

Сделанный Шмеманом в 1972 г. обзор русского богословия (1920–1972) носит конспективный и не вполне самостоятельный характер. В нем почти нет анализа, четких оценок, сопоставлений… В дневниках Шмеман живее, откровеннее, хотя не избегает поспешных обобщений…

Так, дав проницательную, психологически-точную оценку творчества о. Сергия Булгакова, которое он именует «капризным богословием» и «марксизмом наизнанку», Шмеман готов тут же распространить свою оценку «на почти всю «русскую религиозную мысль» - на Бердяева, Флоренского, не говоря уже о Розанове».

Конечно, ложные тональности у них порой режут слух; позерство, фрондерство и даже кликушество просто коробят - но ведь этими эпитетами суть дела не исчерпывается… Как и этими именами…

В отношении того же Розанова Шмеман однажды признался, что чем-то он его «отталкивает, но как часто и восхищает»; порой ему даже хочется его «перефразировать». В дневниках розановские интонации иногда ощутимы, но у автора «Опавших листьев» о. Александру все время мерещится тёмный лик , и исповедальностью он предпочитает наслаждаться в откровениях «милого» французского безбожника Леото…

Из русских мыслителей на Шмемана наибольшее влияние, несомненно, оказали его преподаватели по Сергиевскому Богословскому институту - прот. Н. Афанасьев, А.В. Карташев, Б.П. Вышеславцев.

«Евхаристическая экклесиология» прот. Николая Афанасьева, по словам И. Мейендорфа, «послужила указанием (хотя и не прямым образцом) дальнейшего направления богословского пути отца Александра». Общим установкам автора «Церкви Святого Духа» Шмеман не мог не сочувствовать.

Через А.В. Карташева и архим. Киприана (Керна) он обрел несокрушимую уверенность в необходимости трезвого, критического подхода к самым острым и болезненным событиям церковной истории. А Б.П. Вышеслацев с удивительной ясностью раскрыл перед ним глубинную связь философской антропологии с догматическим и нравственным богословием. О грехопадении Шмеман говорит почти что словам автора «Кризиса индустриальной культуры»: «Падение Адама и Евы совершается, продолжается, действует всегда , и locus этого действия не какая-то отвлеченная «природа», которую мы-де «унаследовали» от Адама, «locus» этот - цивилизация ».

Скорее всего, Шмеман не имел возможности читать М.М.Тареева - по крайней мере, его имя он, кажется, нигде не упоминает - но как много у него идей, которые настойчиво проводил известный профессор Московской духовной академии!

Так, Шмеман вполне самостоятельно разобрался, каким «троянским конем» оказался платонизм в христианском богословии. Абсолютизирование «эллинских» категорий в христианстве, по мысли Шмемана, «только градусом отличается от «ереси» старообрядчества. Как раз «категории» не могут быть абсолютными, потому что они-то и являют «преходящесть» образа мира сего. Категории преодолеваются творчеством: какие «категории» у Шекспира или Пушкина? И если они есть - в чем их интерес? Не в том ли и все дело, что, каковы бы они ни были, творчество их «претворило» и торжествует над временем, то есть над всеми категориями?». Короче говоря, богословам «более по пути с поэтами»…

Шмеман вообще был настроен недоброжелательно к криптоязычеству христианского эллинизма, к Афинам . Здесь он - прямой антипод Флоренского, союзник Тареева и, отчасти, Льва Шестова… «В Афинах, - писал он, - мне всегда чудится ненавистное мне язычество, та самая «священная плоть», о которой вопил Мережковский и которая и вызывает, как реактив, чистый спиритуализм, манихейство или же тот священный «православный быт», который есть как бы обратная сторона языческой «священной плоти»».

10 марта 1982, за год до смерти, он записывает в дневнике: «Читал вчера «Церковную иерархию» Псевдо-Дионисия Ареопагита. Что может все это значить в современном мире? А также - что могло все это значить в мире, в котором все это было написано? Что означает успех этого corpus’а в Византии? Если применять к такого рода истолкованию христианства основной евангельский принцип - «по плодам их узнаете их», то плодами его в истории христианского мира была редукция Церкви к «мистериальному» благочестию, отмирание эсхатологической ее сущности и миссии и, в конце концов, дехристианизация этого мира и его секуляризация». Тем самым Шмеман как будто бы доводит до логического конца мысли мч. И.В.Попова, которыми тот делился в письмах со своим другом проф. С.И.Смирновым в начале ХХ века…

Ему откровенно претит «почтительная, страстная возня с «Византией» и византийскими текстами, занимающими богословие»». Шмеман здесь явно расходился с Флоровским. Его мечта - православие без «византизма»…

«Рано или поздно станет ясно всем, что не сосредоточением усилий на охранении «эллинизма», или «руссизма», или «сербизма» сохраним мы Православие; но, напротив, сохраняя и исполняя требования Церкви, мы спасем и все то, что есть существенного в разных воплощениях христианской веры и жизни. Если проф. прот. Г. Флоровский, русский богослов, живущий и работающий «в изгнании», имел смелость (в своих «Путях русского богословия») обличить и осудить отклонения «руссизма» от «христианского эллинизма» и освободить таким образом целое поколение русских богословов от последних остатков псевдо-мессианского религиозного национализма, то не время ли и грекам - хотя бы одному - совершить такую же трудную, но освободительную, операцию относительно двусмысленностей «эллинизма»?».

Эта позиция вполне соответствует и убеждениям ближайшего друга Шмемана, прот. И.Мейендорфа, который в своем предисловии к «Путям русского богословия» прямо сказал о том, что критика «руссизма» необходимо должна привести и критике «византизма».

Характерна дневниковая запись 1977 г. о телефонном разговоре с проф. Н.С.Арсеньевым, который поведал ему, что на одной лекции молодой греческий богослов тридцать девять раз произнес «божественные энергии», и только один - имя Христа… «Грустная, страшная правда - о богословии…» - резюмирует Шмеман.

Он глубоко убежден в том, что «богословие без культуры - фактически невозможно». И потому «секуляризм» - совсем не обязательно означает «зло» и апостасию, отпадение от «веры отцов». Он может быть и необходимым глотком свежего воздуха в атмосфере законнического пестования «греческого», «допетровского», «синодального» да и любого другого церковного наследия…

(1921-1983) — русский богослов-модернист, участник экуменического движения. Основатель направления «православного» модернизма, известного под названием «литургического богословия».

В 1928 г. покинул Эстонию и после краткого пребывания в Белграде поселился в 1929 г. в Париже. Получил среднее образование в русском кадетском корпусе в Версале (1930-1938), а затем во французском лицее Карно (окончил в 1939). Обучался в Сорбонне.

В 1951 г. по приглашению Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке переехал в США. С 1951 - доцент по кафедре церковной истории и литургики, с 1960 - профессор по кафедре литургического богословия этой семинарии, с 1962 по 1983 декан.

Участник модернистского сборника (1953). В 1959 г. защитил в Парижском богословском институте докторскую диссертацию по теме: «Введение в литургическое богословие». Почетный доктор церковных наук Греческого богословского института Святого Креста в Бостоне и колледжа Лафайет в Истоне. Преподавал историю восточного христианства в Колумбийском и Нью-Йоркском университетах, в Соединенной духовной семинарии и Генеральной богословской семинарии в Нью-Йорке. В течение трех десятилетий вел религиозную программу на радио «Свобода».

В 1963-1979 гг. – зам. председателя Русского студенческого христианского движения (РСХД), в 1979-1983 — председатель РСХД. Один из основателей братства « » и первый его секретарь. Являлся членом экуменического . Присутствовал на (1961-1965) в качестве официального наблюдателя. Участвовал в работе (молодежная комиссия, комиссия «Вера и церковное устройство»).

О нем

Основные труды

Исторический путь православия (1954)

La primauté de Pierre dans l’Eglise orthodoxe (1960)

Введение в литургическое богословие (1961)

For the life of the world (1963)

Eastern orthodoxy (1963)

Sacraments and orthodoxy (1965)

The world as sacrament (1965)

Introduction to liturgical theory (1966)

Report on the preliminary negotiations concerning the establishment in America of the Autocephalous Church (1969)

Great Lent (1969)

О Солженицыне (1970)

Знаменательная буря. Несколько мыслей об автокефалии, церковном предании и экклезиологии (1971)

Отклик на Письмо Всероссийскому Патриарху Пимену А. Солженицына (1972)

Confession and Communion. Report to the Holy Synod of Bishops of the Orthodox Church in America (1972)

Liturgy and life (1974)

Of water and the spirit. A liturgical study of baptism (1974)

Secularism and liturgy (1976)

Church, world, mission. Reflections on orthodoxy in the West (1979)

Евхаристия: Таинство Царства (1984)

Воскресные беседы (1989)

Sermons (1991-1994)

The journals of Father Alexander Schmemann, 1973-1983 (2000)

O Death, where is thy sting? (2003)

Беседы на Радио «Свобода» (2009)

Собрание статей 1947-1983 гг. (2009)

Протопресвитер Александр Шмеман известен верующим как проповедник, христианский мыслитель, автор ряда научных и научно-популярных богословских трудов.

Александр родился 13 сентября 1921 года, рос и воспитывался в довольно известной семье. Его родной отец, Дмитрий Николаевич, происходил из семьи государственного деятеля, сенатора Шмемана Николая Эдуардовича. Он верой и правдой служил своему Отечеству в лейб-гвардейском Семеновском полку.

Пожар февральской, а затем и октябрьской революций 1917 года, перевернувший политическую и социальную ситуацию в стране, вынудил его эмигрировать из России вслед за любимой супругой, Анной Тихоновной.

Семья Дмитрия Шмемана обосновалась в Эстонии. Здесь, в городе Ревеле, родился будущий протопресвитер Александр.

Пребывание на территории Эстонии продолжалось до 1928 года. Затем, Промыслом Божьим, семья перебралась в Белград; потом — во Францию, в Париж, где и осела.

С 1930 года Александр проходил обучение в Версальском кадетском корпусе. Здесь, помимо приобретения теоретических и практических знаний, он приобщался к ответственности, дисциплине и самодисциплине.

После выпуска из кадетского корпуса, состоявшегося в 1938 году, в 1939 году продолжил образование в лицее Карно.

На пути ко священству

Имея твёрдое намерение овладеть давно интересовавшими его богословскими знаниями, он решил поступить в Парижский Свято-Сергиевский православный богословский институт, что и было исполнено.

Основанный в 20-х годах (XX века) при активном участии представителей русского зарубежья, институт являлся одним из важнейших духовных и просветительских центров Православия во Франции и даже в Европе.

За время обучения Александр проявил себя как талантливый, целеустремленный студент. Много времени он проводил за книгами и душеполезными беседами. Стараясь постичь все обязательные к изучению дисциплины, особое предпочтение он оказывал истории Церкви.

Так он стал учеником А. Карташева, видного историка, известного общественного деятеля, эмигрировавшего из России по тем же причиинам, что и многие из его современников.

Карташев стоял у истоков создания Богословского института и был искренне предан науке. Под его мудрым и опытным руководством А. Шмеман составил и защитил кандидатскую диссертацию. Центральным предметом исследования этой работы стала Византийская церковная история.

В период с 1945 по 1951 год Александр Дмитриевич трудился в Свято-Сергиевском институте в должности преподавателя истории Церкви. Стремление глубоко преподать материал, сопровождаемое умением ясного и четкого изложения мысли, делали его объектом уважения как стороны студенческого коллектива, так и со стороны профессорско-преподавательского состава.

В январе 1943 года А. Шмеман связал себя браком с внучкой протоиерея Михаила Осоргина, Ульяной (Юлианой) Сергеевной. Брак получился счастливым. Их супружеский союз продолжался более сорока лет. В 1945 году Ульяна родила сына, Сергея. И дочерей: в 1944 дочь Анну, а в 1948 году Марию.

Диаконское и священническое служение

В 1946 году Александр Дмитриевич удостоился возведения в сан диакона, а некоторое время спустя — в звание священника.

С этого же года он стал трудиться на должности помощника настоятеля Православного храма святых Константина и Елены, располагавшегося в Кламаре.

Пастырскую и научно-преподавательскую деятельность отец Александр сочетал с деятельностью редактора издания «Церковный вестник».

В 1951 году решением церковного начальства определен настоятелем храма Рождества Богородицы. Храм находился в Пти-Кламаре. Известность отца Александра как пламенного проповедника, способствовала привлечению под своды церкви (помимо местных прихожан) жителей из других областей.

В том же, 1951-м году, переселился, вместе с женой и детьми, в город Нью-Йорк и занял место доцента в Свято-Владимирской семинарии в США, при кафедре литургики и церковной истории. В силу сложившихся обстоятельств и личного желания самого священника А. Шмемана Северо-Американская митрополия приняла его под свою юрисдикцию.

Высокий образовательный уровень и популярность способствовали присвоению ему звания почетного доктора церковных наук целым рядом учебно-образовательных учреждений: Нью-Йоркской Генеральной богословской семинарией, Бостонским богословским институтом Святого Креста, Истонским колледжем Лафайет.

В 1953 году отец Александр был возведен в звание протоиерея.

В 1959 году успешно защитил диссертацию на соискание докторской степени. Содержание работы отображало исследование в сфере литургического богословия.

В 1962 году ему был доверен ответственный пост руководителя Свято-Владимирской семинарии. На этом месте он проработал до конца земной жизни. За время его деятельности был предпринят ряд продуктивных мер, повысивших качество семинарского образования и уровень внутренней дисциплины.

Кроме научной, пастырской и писательской деятельности, принимал участие в работе радио «Свобода», где вел специальную просветительскую религиозную программу.

С 1964 года состоял в членстве Митрополичьего совета. Пребывая на этом посту играл важную роль в формировании основ и признании автокефалии Православной Церкви в Америке.

В 1970 году по решению церковного руководства возведен в протопресвитера.

Сочинения

• Церковь и церковное устройство. - Париж, 1949. 24 с.
• Таинство крещения. - Париж: Издание "Церковного Вестника", 1951. 31 с. (2-е издание - М.; Париж: Крутицкое подворье; YMCA-Press; Русский путь, 1996. 46 с.).
• Исторический путь православия. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954. 388 с. (2-е издание - Париж: YMCA-Press, 1985; 3-е издание - Париж: YMCA-Press, 1989; 4-е издание, репринт - М.: Паломник, 1993) (Английский перевод - London: Harvill Press, 1963. 359 p.).
• Введение в литургическое богословие. - Париж, 1961. 247 с. (2-е издание - М.: Крутицкое подворье, 1996. 247 с.) (Английский перевод (London; Portland (Me.): The Faith Press; The American Orthodox Press, 1966. 170 p.); 2-е издание (Leighton Buzzard (Beds.): The Faith Press; New York: St. Vladimir"s Seminary Press, 1975. 170 p.)).
• For the Life of the World. - New York, 1963 (Русский перевод - За жизнь мира. - Нью-Йорк: Religious Books for Russia, 1983. 103 с.; 2-е издание - Вильнюс: Весть, . - 103 с.; 3-е издание - Электросталь: Полиграмм, 2001. 89 с.).
• Ultimate Questions: An Anthology of Modern Russian Religious Thought. - New York etc.: Holt, Rinehart and Winston, 1965. 310 p. (составление, вступительная статья).
• Таинства и православие. - Нью-Йорк, 1965 (Английский перевод - The World as Sacrament. - London, 1965. 142 p.).
• Great Lent. - Crestwood (N. Y.): St. Vladimir Seminary Press, 1969. 124 p. (Русский перевод - Великий Пост. - М.: Московский рабочий, 1993. - 111 с.) (Французский (Le Grand Careme. - Begrolles-en-Mauges: Bellefontaine, 1974), голландский (1976) переводы).
• Of Water and the Spirit: A Liturgical Study of Baptism. - Crestwood (N. Y.): St. Vladimir Seminary Press, 1974 (London: SPCK, 1976. 169 p.) (Водою и Духом: О таинстве крещения / Пер. - М.: Гнозис; Паломник, 1993. - 224 с.; 2-е издание - М.: Свято-Тихоновский богословский институт, 2000. 199 с.; 3-е издание - М.: Паломникъ, 2001. -223 с.). (Французский перевод - D"Eau et d"Esprit. - Paris: Desclee de Brouwer, 1988. 212 p.).
• Евхаристия: Таинство Царства. - Paris: УМСА-Press, 1984. 304 с. (2-е издание, репринт - М.: Паломник, 1992; 3-е издание - М.: Паломникъ, 2001). (Французский (L"Eucharistie, sacrement du Royaume. - Paris: УМСА-Press; O.E.I.L., 1985. 276 p.), английский переводы).
• Церковь, мир, миссия: Мысли о православии на Западе / Перевод с английского. -М.: Свято-Тихоновский богословский институт, 1996. -267 с.
• Проповеди и беседы. -М.: Паломникъ, 2000. -207 с.
• Введение в богословие: Курс лекций по догматическому богословию. - М.; Париж: Православный Свято-Тихоновский богословский институт; Православный Свято-Сергиевский богословский институт; 1993. 48 с. (2-е издание - Клин: Христианская жизнь, 2001. 62 с.).
• The Journals of Father Alexander Schmemann: 1973-1983. - Crestwood: St. Vladimir"s Seminary Press, 2002 (Русское издание, расширенное и дополненное - Дневники: 1973-1983. - М.: Русский Путь, 2005. - 717 с.).

"Восхищение Америкой, подлинная радость . Простота этой церемонии... В ней вся Америка, всё то невыразимое, что делает её действительно великой... Нет, восхищает меня Америка, её глубокая сущность , Америка, нашедшая - одна во всём мире! - какую-то формулу, почти чудесную, государства и общества, не превращающихся в идолов" (по поводу 2-часового телепросмотра инаугурации новоизбранного президента Картера - прим. автора)

"Снова привычная западная толпа , в сущности - мой мир. В котором мне просто. Просто - в смысле привычной принадлежности к нему и внутреннего в нем - одиночества , свободы..."
Священник Александр Шмеман "Дневники"

В данной статье мы постараемся абстрагироваться от личности священника Александра Шмемана. В принципе, она не так уж и важна по сравнению с тем, что он стал символом определенного движения в Церкви. Потому мы будем обсуждать прежде всего его стиль и идеи, оставив вопрос сути его личности историкам. А в глобальном, окончательном смысле - Богу. Но его книги стали уже некоей "революционно-реформаторской классикой" в Церкви, и они заслуживают пристального рассмотрения.

Что прежде всего бросается в глаза при рассмотрении его сочинений? Крайняя политизированность его работ, в которых нередко видна крайняя степень приверженности господствующей в Америке политической либеральной идеологии, временами доходящая до настоящего фанатизма. Про себя о. Александр писал: "Имея "родину" во Франции, будучи частью русского "народа", я наконец ощущал США своим государством ". Он испытывал восхищение американской государственностью, "восхищение этой системой, "вынимающей" из политики то, что делает её злом: ненависть. Чудо Америки ". Рассказал бы он о любвеобильной Америке сербам да афганцам с иракцами, они бы его, наверное, поняли лучше всех... Конечно, эмигрант вправе, и даже обязан испытывать чувство уважения к стране, которая его приютила. Но это уважение вовсе не должно затмевать здравый смысл и веру, переходить в ксенофобию к другим народам, а это чувство в его писаниях присутствовало, и очень сильно, особенно к России, о чем ниже. И вообще, священник не должен слишком уж сильно думать о политике; касаться ее следует, лишь если она реально затрагивает вопросы спасения душ. У Шмемана совсем не так: "Два часа перед телевизором: inauguration президента Картера. Как всегда - а это "мой" шестой президент - восхищение Америкой, подлинная радость". Если священник часами высиживает перед телевизором, да еще и ради того, чтобы увидеть церемонию посвящения очередного политикана, которая сама по себе ровным счетом ничего в мире не меняет, и это для него - как всегда! , - "подлинная радость ", то этот священник явно слишком зациклен на вопросах мира сего. При этом он все время говорил о своей аполитичности. Но тогда уж и Ленина какого-нибудь можно называть аполитичным. Тем более, что и недавно приезжавший из Америки сын Шмемана утверждал в своих интервью, что его отец выписывал огромное количество газет, и любил быть в курсе политических новостей. Для адептов современной либеральной идеологии это вообще характерная деталь - отрицать, что она идеология, что она политическая.

Протопресвитер этот категорически отвергал все идеалы аскетизма, а потому увлечение скудоумными телешоу - прямая закономерность. И полбеды, если бы просто по немощи. Тут человеку можно и даже нужно посочувствовать, все мы - только люди, и пастыри - не исключение. Но он делал это принципиально, а также активно агитировал и других поступать так же в статьях. Хотя перед своими прихожанами не очень это афишировал.

Поцитируем журнал "Православная Русь", орган РПЦЗ, 1/14 мая 1990 г., № 9 (1414), стр. 10-11, статья Павла Рака (с орфографией издания):
"Кажется, что прот. Шмеман полностью осуществлял идеал семейной духовности у себя дома. Приведу только два свидетельства. Одно: епископ Православной Церкви, который на чистый понедельник, после вдохновляющей началопостной проповеди прот. Шмемана, в доме проповедника был угощен курочкой. Другое - близкаго знакомаго прот. Шмемана: "Многие помнят о. Александра - остроумнаго собеседника, охотно шутившаго, иногда жестоким словом кого-нибудь высмеивающаго, курящаго одну папиросу за другой, смотревшего по телевизору состязания по бейсболу , любившаго жизнь во всем ея разнообразии и богатстве...". Есть и много других подобных свидетельств. Удивительны эти "новые христиане", чей кумир богословствует с сигаретой в зубах и демонстративно жуя курицу в Чистый понедельник, заодно "жестоким словом кого-нибудь высмеивая"...

Или вот другой отрывок, на этот раз - из "Дневника":
"Все эти дни - наслаждение от зимних Олимпийских игр в Иннсбруке по телевизии. Я не вижу "пользы" от этой монашеской диеты , безостановочно преподносимой людям в качестве какой-то самодовлеющей "духовности". Мой опыт таков: как только люди решали эту "духовность" вводить в свою жизнь, они становились нетерпимыми, раздраженными фарисеями". Характерно презрительное выражение о посте "монашеская диета", которое изрекает сосредоточенный на телешоу "богослов". Если этот пассаж принять всерьез, то все наше монашество - сборище каких-то злых и голодных раздраженных лицемеров. Ведь кто наши преподобные? Все сплошь поклонники "монашеской диеты". Торжество духа над плотью у них выражалось в т.ч. и в пренебрежении интересами желудка. Сами их прозвища говорят за себя: "Просфорник", "Постник", "Лободник". Или нам в честь "прогрессивного богослова" отбросить все Патерики? Тем не менее, после этого хамского - а другое слово тут не подходит, - абзаца о несостоятельности монашества следует обычный шмемановский откат в диаметрально противоположном направлении: "Я ни секунды не отрицаю реальности, подлинности монашеского опыта (Добротолюбие, "старцы" и т.д.)". Только что сказал, что все они нетерпимые, раздраженные фарисеи, и вдруг - "не отрицаю". Нет уж, именно отрицает с большой раздраженностью и озлоблением. И продолжает речь о необходимости полностью исключить этот монашеский опыт: "...Я только убежден, что, как и богослужение, как и почти все в церковной жизни в наши дни, он "транспозируется" и воспринимается в другом ключе, в ключе, прежде всего, того психологического эгоцентризма, что составляет основную тональность нашей эпохи". То есть: в наше время надо поддерживать идеалы общества потребления, и никак иначе.

Именно из этих довольно убогих посюсторонних ориентиров, и следует, на мой взгляд, желание изменить Священное Предание Церкви. Не могут не удивлять и его вечные поиски врагов, при этом врагами обычно оказываются православные, а из православных более всего - русские православные. Весьма значительная часть его сочинений посвящена острой критике русских эмигрантов. Несложно заметить, что их он критикует, пожалуй, на порядок больше, чем американцев, или французов вместе взятых. "Сложность, снобизм, дешевая сентиментальность эмигрантского подхода к Церкви , простота этих, презираемых эмигрантами, "американцев"", - один опять же из множества отрывок, и еще не самый острый.

А в том, что он очень плохо относился к Преданию в целом, сомнений быть не может. Вот, например, одна из бесчисленных его цитат на эту тему:
"Почему в Евангелии так мало сказано о Церкви? И на чем основана наша вера в ее святость, непогрешимость, необходимость? Ведь все в ней - ее сложные догматы, иерархические различия, обряды, обычаи, все создано людьми, возникло в истории. В Евангелии мы находим образ Христа и Его учение - такое простое, чистое, без примеси человеческих умствований и усложнений. И неужели, чтобы быть христианином, недостаточно верить в Христа и стремиться исполнять Его заповеди, а нужно еще соблюдать непонятные древние обряды, постигать трудные богословские формулы, вовлекаться в церковные споры и деления, принимать всю ту человеческую накипь, которая за две тысячи лет облепила собой небесную чистоту Евангелия?"

Священник А.Шмеман, правда, забывает сказать, что и само Евангелие создано Церковью (людьми по его терминологии), и оно тоже - часть Предания. Правда, далее он не забывает сделать в статье обычный лицемерный откат, и какие-то позитивы в церковной жизни все же милостиво отмечает. Но, как известно, наибольшее влияние в статье имеют первые и последние строчки. К тому же всегда, и данная статья - не исключение, он очень убедительно говорит против Церкви, и на самых видных местах, и очень невнятно и мало - в ее защиту.

"Иногда такое чувство, что большинство людей действительно, хотя и неведомо для себя, живут скрываньем от себя - реальности (не только смерти) и что именно в этом скрывании - основная для них функция религии. "В его дремоте не тревожь...". Именно такая "дремота", навевание ее - вся эта Литургия, да и вся эта церковь , в которой среди непонятно сладких слышатся иногда "душевно нужные" слова - "за веру, Царя и Отечество", "не откладывайте говения до конца Поста"... Слышу, чувствую возражение (слышал его с шестнадцати лет): что же в этом плохого? Ведь вот, действительно, помогает жить... Отвечаю: плохо то, что эта "дремота" так страшно легко оборачивается ненавистью и кровью. Ирландия, Ливан..."

Весьма, весьма странно слышать от священника слова о том, что вся Церковь, в которой он вроде как священник, вся Литургия, которую он проводит - это "дремота", "скрыванье от себя реальности". Особенно забавен его пассаж о том, как религиозный вопрос может вызвать кровопролитие. Может, конечно, но войны за ресурсы вызывают многократно большее кровопролитие. При захвате и оккупации Ирака американцы и их сателлиты убили уже до миллиона человек, всего за 5 лет. В Ирландском Северном Ольстере погибло 3000 человек. За тридцать лет. Почувствуйте разницу. Плотский человек ради ублажения своего желудка и похотей сотрет с лица земли полмира, и даже малейшего угрызения совести не почувствует. Потому-то с каждым веком, с каждым витком апостасии, войны становятся все страшнее и страшнее - хотя религия оттесняется все дальше и дальше на задворки общества, на страницах газет обычно занимая место где-то между бейсбольным матчем и новым театральным спектаклем. "Удовлетворение духовных потребностей..." Поэтому носители либерального агностицизма - религии желудка - куда как опаснее любых религиозных фундаменталистов. Их идеология насыщения плоти - и есть самая тоталитарная из всех. Странно, что взрослые и начитанные люди могут не понимать простейшего, и винить в бедах современного мира неких "религиозников", в то время как они вытеснены на обочину, а все глобальные беды возникают чаще всего из-за экономической выгоды сильных мира сего. Скудоумие само по себе не грех, но если оно проистекает из личной гордыни, а не от рождения, то грех, и большой. Это отмечал еще свт. Иоанн Златоуст, иронически называя это явление "высокоумием".

И насчет реальности. Святые, презираемые им за "монашескую диету", сделавшую из них "злых фарисеев", реальны в полном смысле этого слова. Они обожились, находятся в синергии с Богом, назвавшим Себя в Писании Сущим. Мы видим многие прекрасные храмы, которые они построили, убогие пещеры и столпы, где они жили, читаем их труды. Они реальны и только ждут воскресения в телесном виде. Будет ли реален в их смысле протопресвитер А.Шмеман, или, тем более, будут ли реально читаемы его труды спустя мало-мальски длинный промежуток времени - это под большим вопросом. А вот труды придерживающегося "неполезной монашеской диеты" Иоанна Златоуста актуальны и читаемы спустя более чем полторы тысячи лет после упокоения Святителя. И не признававшему православные чудеса Шмеману хорошо бы вспомнить, что когда свт. Иоанна спрашивали, почему в его время оскудели чудеса, он отвечал, что мало таких чудотворцев как в древности, потому что мало аскетов. Мы вот не сомневаемся в чудотворениях лаврских святых, отнюдь не лицемерно живших в жутких условиях сырых пещер, тесных и холодных келий. Остались не только Жития, но и материальные свидетельства той эпохи. Всем, кто побывает в Киеве, я бы посоветовал посетить не только Лаврские пещеры, но и скит Церковщину находящийся под городом. Если лаврские пещеры хоть и слегка подретушированы, то в Церковщине вы увидите как жили преподобные в первозданном виде. Да, те, кто были способны вынести такие условия десятки лет, кто бросили мир, родных, уют ради любви к Богу, воистину были способны совершать чудеса. При этом те святые вовсе не отрицали и патриотизма.

Священника А.Шмемана покоробили слова "За веру, царя и Отечество". В американском обществе, ярым приверженцем которого он являлся, вера должна обслуживать господствующую идеологию, покорно отдав роль культуро- и государство образующей силы светскому правящему классу; либеральная демократия - "промывательно-мозговой" способ правления должен искоренить все другие, особенно монархию; а Отечество предков - Россию Шмеман очень не любил... Повторимся: в своих работах, особенно в "Дневниках", он пытался подстроить Православие под господствующую в США политическую идеологию. Согласно ей, религия должна занять скромное место хобби, своего рода кружка по интересам, быть частным делом. Но спасение слишком важно, чтобы быть просто частным делом. В православном мире до секулярных революций Православие более полутора тысяч лет было государство и культурообразующим фактором. Потому-то вера, царь и Отечество всегда стояли в одном ряду.

"Православный не скажет, не признает, что Православие может быть упадочным, что огромная часть увесистых томов "Минеи месячной" состоит из подражательной и часто пустозвонной риторики . Он само раздумье об этом обличит как еретическое и греховное".

"Бог никогда не оставляет Церкви, но, так сказать, и не "поощряет" ее. Сила Бога в Церкви совершается только в немощи. Поэтому все внешние успехи вредны для нее. Ибо всякий такой "успех" - пища для гордыни и, в пределе, для умирания души".

Внешние успехи для Церкви вредны... А вот внешние успехи сытой, зажравшейся, грабящей весь мир с помощью авианосцев и финансовой паутины страны, управляемой чаще всего ненавистниками православной веры, хороши... Это к гордыне не ведет. Конгениально, как и все в книгах Шмемана.

Различные святые богословы могли разногласить друг с другом, но давать такую оценку Преданию в целом, как это делал Шмеман, такое представить вообще немыслимо. Вот потому и мы можем и обязаны давать оценку книгам Шмемана не как ошибочным в каких-либо частностях, а как явлению в целом.

Явление это нельзя назвать иначе как суррогатное политизированное "христианство". Оно агрессивно пытается подменить традицию, в которой (через аскетику и вообще вхождение в Предание) только и возможно достижение богообщения, чувственностью, которую вполне можно даже иногда оценивать высоко, как явление культуры. Но только не тогда, когда его называют христианством и когда им подменяют аскетику. Потому что тогда это лже-христианство и ложная чувственная аскетика, в которой вместо Бога ложный образ Бога и ложная чувственная любовь вместо истинной любви.

И всегда Шмеман пытался как бы гордо встать над схваткой, дать наиболее объективное мнение. До каких абсурдных текстов может довести такое желание, продиктованное гордыней, судите сами. Для Шмемана одной из любимых тем была проблема гомосексуализма.

"...Гомосексуализм. Вопрос, в конце концов, совсем не о том, "естественен" он или "противоестественен", ибо вопрос этот, может быть, вообще неприменим к "падшему естеству", в котором - в том-то и все дело - все извращено, все в каком-то смысле стало "противоестественным". Естественно ли для человека всего себя отдавать - деньгам, или России , или чему угодно?.. Гомосексуализм только особенно трагическое проявление того "жала в плоть", которое мучит по-разному, но каждого человека. В падшем мире ничего нельзя "нормализовать", однако все можно спасти..."

Святые отцы четко отличали грехи естественные и противоестественные, разумеется, отмечая при этом, что вторые хуже первых. "Богослов" преспокойно поставил на одну доску извращенца, подставляющего, извините, свой зад, и воина, жертвующего жизнью за Родину. И то, и другое, по его словам, противоестественно...

"Но ЕСЛИ гомосексуализм - "девиация", "извращение" (все слова в кавычках - прим.), то откуда он берется, как возникает и почему, по-видимому, НЕИЗЛЕЧИМ (любимый тезис "гей-активистов" - прим.)? Я не знаю научных теорий на этот счет, предполагаю, что все они сводят вопрос либо к биологии, либо к обществу, то есть ищут внешней причинности. Мне же кажется, что корень тут все-таки духовный: это - коренная двусмысленность всего в падшем творении, "удобопревратность". Одна "ненормальность" порождает другую в этом мире кривых зеркал. В данном случае - ненормальность, ПАДШЕСТЬ СЕМЬИ , падшесть самого ОБРАЗА ПОЛА, то есть отношений между мужским и женским. Падшесть далее - МАТЕРИНСТВА , падшесть в конце концов САМОЙ ЛЮБВИ в телесном и, следовательно, половом ее выражении... в нем никогда нет подлинного, несомненного величия, хотя есть ПОДЛИННАЯ И НЕСОМНЕННАЯ ТОНКОСТЬ ... Однако через нас, "нормальных", нас - "христиан" - не просвечивает Христос. Правые в своем отвержении тупиков, мы бессильны в утверждении и в свидетельстве. На тупик еврейства мы отвечаем антисемитизмом, на тупик гомосексуализма - ЖИВОТНОЙ, биологической НЕНАВИСТЬЮ".

Как вам пассаж? "Неизлечимость" гомосексуализма, о которой писал о. Александр Шмеман, - ложь, прямо противоречащая Святому Писанию и несовместимая с сотериологией: "Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники , ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего". (1 Кор. 6:9-11)". Если признать, что некоторые пороки неизлечимы, то и жертва Спасителя оказалась как бы "неполной", и не все могут спастись.

На одну доску с извращенцами поставлены семья, материнство, любовь в ее половом выражении. Первое что бросается в глаза - Шмеман прямо противоречит Священному Писанию. "Брак у всех да будет честен и ложе непорочно ; блудников же и прелюбодеев судит Бог" (К Евреям 13:4). Церковь никогда не говорила о греховности, падшести семьи, брака, напротив, благословила его прекрасным чином венчания, призывающим к деторождению, материнству. Сам Бог не выносил содомитов, даже сжег два их города - беспрецедентный случай в Писании. Так что, и у Него была "животная ненависть", как пишет Шмеман? Или все же праведный гнев, как пишут святые отцы?

Одно из свойств Бога, как учит нас апофатическое богословие, - неизменность. А вот для его и нашего врага характерна как раз изменчивость. Благочестивые народы, пребывающие в синергии с Творцом, умудрялись очень долго сохранять неизменными свои государства, быта, социальных структур. И это было очень хорошо; при, например, массовых переселениях из деревни в город, ломке семьи, даже введении иных норм одежды, возможность заразиться пороками неизмеримо возрастает. Народы, заразившиеся различными ересями, расколами, внушенными бесами, напротив, все время меняли и то, и другое, и третье. И становились еще хуже. Одна из причин справедливой нелюбви народов мира к Америке заключалась в том числе и в ее изменчивости, которую инстинктивно не любили многие традиционалистски настроенные люди. А вот Шмеман, фанат американского образа жизни, любил США именно за это: "Удивительна эта всеобщая ненависть к Америке. Она действительно иррациональна (как же воистину "нерационально" не любить Америку убиваемым ею иракцам! Им бы целовать своих оккупантов, а они - ишь ты - стреляют в них! - прим.). Америка другая - по отношению ко всему остальному в мире... Она "перемену" предлагает как метод жизни. Всё всё время под вопросом, всё перестаёт быть устойчивым, самоочевидным и потому "успокоительным"".

"Всякая перемена ситуации, то есть сама история, вызывала и вызывает у православных рефлексию предельно негативную, состоящую, в сущности, в отрицании перемены, в сведении её ко "злу", искушению, демоническому натиску, - пишет о. Александр. - Но это совсем не верность вере... Догматами, "содержанием" веры православный мир перестал жить и интересоваться давно. Это именно отрицание перемены как категории жизни". "Поскольку же мир этот неизбежно и даже радикально менялся, то первым симптомом кризиса нужно признать глубокую шизофрению, постепенно вошедшую в православную психику: жизнь в нереальном, несуществующем мире".

Если бы сей богослов побывал в современной России, то он бы убедился, что именно здоровый консерватизм Церкви привлекает к ней больше всего людей. Что в мире вечных перемен, большая часть из которых - к худшему, стабильность - одно из самых ценных качеств. И самое эффективное, кстати, получше любых политтехнологий. И все, что причастно к Церкви, что воцерковляется, становится более долговечным. Церковная семья в среднем намного крепче нецерковной, государство, делающее шаги к сотрудничеству с Церковью, становится сильнее, даже церковные люди обычно живут дольше светских, они в среднем меньше подвержены порокам и мерзким привычкам мира сего. Церковь не находится в прошлом времени, как доказывает о. Шмеман. Она над временем. Что и доказывает нынешнее мощное церковное возрождение, настоящее второе Крещение Руси. А насчет того, что православие мол, стало ненастоящим, как это любят говорить поклонники Шмемана, да и кое-кто из ультраконсерваторов, так и это неправда. Оно самое настоящее, как настоящие пот и мозоли на руках самоотверженных строителей тысяч храмов, как настоящие молитвы у ютящихся в вагончиках и холодных бараках монахов, как настоящие и дети, рождающиеся в многодетных церковных семьях.

Перемены как самоцель никого не вдохновляют. Как раз чувства реальности и не хватало самому Шмеману. Все время пребывать под гтпнозом телеящика, вещающего о преимуществах западного образа жизни, насмехаться над святыми с их "диетами", сидеть в чаду табачного дыма, куря одну сигарету за другой... Ведя такой образ жизни точно можно написать мизантропические "Дневники". Хорошо еще, что хоть не написал "Материализм и эмпириокритицизм"...
Он и сам временами понимал, что, возможно, допустил ошибку, став священником:

"Я стал священником в двадцать пять лет, потому что мне было очевидно (без всякого раздумья и углубления и проверки), что ничего интереснее на свете нету. Я об этом мечтал, именно мечтал на парте лицея, на танцульках , почти всегда это было для меня "инобытием", тайным сокровищем сердца. А теперь я чувствую себя - и как часто! - как тот чеховский герой, который во имя какого-то "высокого дела" (революции, борьбы за свободу) поступил в лакеи, чтобы за кем-то следить, что-то узнавать, одним словом - служить, и вот постепенно не то что разочаровался в этом "служении", а как-то выпал из него. Ощутил его как ненужное, как не то . Его потянуло на простую жизнь, на просто жизнь. И вот у меня такое чувство, что я живу в безостановочной "риторике", в искусственности... Что всем этим прикрывается, в сущности, все та же мелочность, самолюбие и т.д. и где все это тем более сильно, что все время выдается как раз за служение..."

Увы, в книгах проступает образ обычного мизантропа, невзлюбившого дело, которому должен служить. Особенно забавна мотивация молодого человека, которому на танцульках казалось, что быть священником - интереснее некуда. Обычно все вспоминают, что Бог позвал, что была любовь к людям... А тут - интересным показалось. А оно - неинтересно, понимаешь ты... И понятно - это не танцульки, это тяжелое служение...

Остается кое-что сказать и о ярых поклонниках протопресвитера. Ведь он действительно стал настоящим символом самозваных "реформаторов", желающих изменить в Церкви буквально все - от языка до календаря.

Наблюдая за поведением обновленцев, несложно заметить одну интересную деталь: они в одних вопросах сверхлиберальны, в других - сверхревнители. Русские люди, хотя в большинстве своем и крещены, но, в массе своей, пока еще редко причащаются - "ага, кричит обновленец, - этот народ и вовсе не православный! И нечего тут говорить об особых правах Православия - это же только конфессия, одна из многих, вроде баптистов каких-нибудь!". Тут вдруг к ним в гости приезжает ученый иезуит - люди, да он же истинно православный, и церкви-то наши - сестры, и сам он о нас знает больше, чем мы сами! Забывают сказать, что он не только не причащается, но и не признает причастия вовсе... "Причащаться надо почаще", - вещает "высокодуховный" проповедник либеральной секты - тут он ортодокс из ортодоксов, приводит в пример первых христиан. "Но готовится к Причастию не надо", - тут же добавляет он, превращаясь в сверхлиберала. (Исповедь о. Шмеман с обычным для него издевательством именует "... своего рода билетом на причастие ...", и говорит: "Лично я вообще бы отменил (!) частную исповедь"). "Что там все эти иерархи, зачем их слушать, это не смирение, это смиренничество, каждый сам себе голова", - вещают новые радетели церковной "свободы". И тут же: "Если наши иерархи примут решения об изменении церковнославянского языка на русский, то надо принять это со смирением ". " О ужас, - возопили в 2004 году украинские обновленцы, - Церковь мешается в политику, она же становится винтиком великодержавной идеологии тоталитарной московской империи!". И тут же побежали на майдан поддерживать оранжевого кандидата, ставленника американской империи, да еще часовню там поставили без благословения иерархов, письма рассылали от имени Церкви о необходимости его поддержки. Кричат, что надо получше готовить людей к крещению, а в нынешнем виде это таинство, как бы и не настоящее, как они говорят, потому как катехизации, мол, маловато - и тут же призывают признавать "крещение" у раскольников. С одной стороны - как бы и неверие в благодать собственных таинств. С другой - по их же словам как бы вообще все таинства действенны у всех конфессий и безо всяких подготовок. Если православного крестили младенцем, то он не совсем полноценный христианин. Если так же крестили филаретовца-то он вполне полноценный. Где логика?

Но логика есть, только политическая, а не богословская. Тут и говорить-то нечего о каком-то "богословии". Налицо довольно простые и грязные политтехнологии. Частое причастие без должной подготовки должно убить уважение к Причастию, применение строжайших канонов к русским христианам - уважение к Руси, признать таинства раскольников - готовить почву для не канонического, а политически мотивированного слияния с ними. Длительная катехизация, крещение в зрелом возрасте - для того, чтобы поменьше людей пришло в Церковь . Излишне напоминать, что переход на современные языки резко сократило число прихожан у католиков. Этой же цели добиваются сторонники современного русского и украинского языка, желающие вводить их вместо церковнославянского.

Само собой, что эти цели в полной мере осознают лишь кураторы проекта "православия-лайт". Исполнители же - достаточно недалекие молодые люди, - ревнители "евроатлантического выбора" и "реформ" в "закоснелой" Церкви - вполне могут верить, что спасают ее. И совершенно не верится, что таким людям могут платить мало-мальски серьезные деньги - куклам не платят, платят кукловодам. Последователи Шмемана все время любят говорить о чувстве реальности, которое у них есть, и нет у их оппонентов - "злых церковных бабушек", "болящих", "ревнителей", "царебожников" (ими называются все, кто уважает монархию больше демократии). Но именно поведение экзальтированных последователей Шмемана говорит о полной неадекватности и потере чувства реальности. Они до сих пор истово веруют в правильность и высоту своего поведения на майдане, где политиканы, с "не кравшими руками" использовали их в "почетной" роли бесплатной массовки. Сейчас они резко ругают в интернете каждый Крестный ход антинатовской направленности.

Даже бывший посол США в СССР Мэтлок, которого не заподозришь в любви к славянству, недавно сказал, что Америке следует остановится, что втягивание ею Украины в НАТО, при том, что большинство ее народа туда не хочет, приведет к развалу Украины. Но обновленцы намного прозападнее этого ястреба холодной войны. Маниловская мечтательность о необходимости введения войск НАТО на Украину, которое, якобы, приведет ее к "земле обетованной" - ЕС, вполне совмещается у них с рассказами о своей аполитичности. И, точно как и Шмемана, ничего не говорится прямо, просто все, кто против НАТО, - политизированные, по их словам, кто за - нет. Помогать Святой Руси нельзя, "Церковь вне политики", и прочее. Помогать агрессивной американской империи - "личный выбор каждого".

Вот жил в Москве филолог З. (не будем здесь называть его полное имя, все-таки он сейчас - канонический священник) - большой поклонник Шмемана, экзистенциалистов и либеральной демократии. У них у всех примерно такой же набор. На обновленческих сайтах его кличут "интеллектуалом". Хотя для этого кроме начитанности и знания языков желательно бы еще и уметь думать... В начале 90-х, когда начался упадок экономики, развал, он решил, что все кончено, и "эта страна" уже не поднимется, продал большую квартиру за бесценок, распродал собранную предками библиотеку, оставив себе только... Фрейда, и уехал работать преподавателем в Италию. Там же он принял сан священника Константинопольского Патриархата (ну, не вступать же в "тоталитарный" Московский - "филиал кровавой гебни"). Сейчас бывшая квартира интеллектуала стоит, как приличное поместье в Италии. Да и зарплаты в Москве приближаются к итальянским. Вместо европейского захолустья он мог бы жить в одной из величайших столиц мира. Нет если бы его выбор был продиктован благочестием, то его можно было бы только хвалить, но он явно хотел лишь получше пристроится, а уж нелюбви к России и не скрывал. Излишне говорить, что он сторонник литургических, языковых, календарных, и прочия, прочия, прочия реформ в Московском Патриархате. Хоть и не принадлежит к нему, но сигналы такие подает. Иногда иммигрировавший священник З. учит нас жить - в 2003 году, например, он опубликовал презабавнейшую статью в католической (он же прогрессивный экуменист, не публиковаться же ему в "дремучих" православных изданиях - ну кроме, может, обновленческих) газете, где он - постоянный автор передовиц, - под названием "Путин коронован царем, Европа становится все дальше". Но Европа становится, как мы указали, все ближе. По уровню жизни Россия при авторитарном режиме Путина сделала колоссальный рывок вверх. При хвалимых "интеллектуалом" за демократизм Горбачеве и Ельцине было колоссальное падение вниз. У России свой путь, и механическое копирование европейских рецептов привело бы ее к гибели. И если бы мы слушались непрошеных иммигрантских советов, то падение продолжалось бы еще долго. Священник З. не только раздает советы, но и бывает в Киеве, где его принимают такие же "интеллектуалы" - ветераны майдана, бесплатные статисты "евроатлантической интеграции". Для всех обновленцев характерна наивно-горделивая уверенность в том, что их советы страшно нужны народу и миру...
Так что по кумиру и поклонники.

Инструкция об оплате (откроется в новом окне) Форма для пожертвования Яндекс.Деньги:

Другие способы помощи

Кстати, про актера не понял - сыграл он в Коде да Винчи или нет?

Насчет идеологии: кто читал Дневники, поймет - смешно говорить об идеологии отца Александра, ибо именно в идеологизации (слепом и некритичеком восхвалении исключительно "своего", неспособности "вместить" или хотя бы попытаться понять "других" и т.д.)видел он одну из величайших проблем современности.

Господа, поймите меня правильно. Я никого не призываю к всеобщей Шмеманизации. Но давайте стараться быть объективными в своих обличениях, дабы с плевелами не сжечь и пшеницы.
Простите, если кого обидел и спасибо за внимание).

7. Дмитрий : Знание первоисточника
2010-02-08 в 21:31

На мой скромный взгляд, утверждения, что Шмеман безоговорочно восторгался Америкой и американским образом жизни, означает только то, что утверждающий не знаком с творчеством о. Александра, а судит о нем исключительно по приведенной статье либо подобным публикациям в интернете.
"Не судите, да не судимы будите", а если уж взялись судить, потрудитесь досконально изучить предмет суждения.

6. Ирина : Re: Идеология священника Александра Шмемана
2010-02-08 в 18:02

Америка и Россия - страны во многом диаметрально противоположные, в том числе и в смысле нравстенных и духовных ценностей - сравните хотя бы пресловутую "американскую мечту" как идеал успеха американца или историю создания этих государств. Непонятно поэтому, почему так навязываются православным россиянам сочинения отца А.Шмемана, жившего в
Америке и являвшегося ярым патриотом этой страны.

5. Олегк : ....
2010-02-08 в 16:52

Спасибо Афмилохию. Ярким примером того о чем говорит о.Александр может служить недавнее воцерковление американского актера сыгравшего главную роль в фильме Форрест Гамп, не помню как его зовут, назовем условно Д.Депп, кажется так. Так вот этот парень крестился в Православной церкви, посещал богослужение, жертвовал на Церковь, наверное и до сих посещает и жертвует. Мало того сам фильм Форрест Гамп любим многими православными, и время от времени цитируется. Затем, Деппу предложили роль в фильме Код да Винчи (все знают что это за антихристианская мистификация). И наш православный это предложение принял. Когда же ему справедливо указали на то что мол да что же вы это батенька такое творити он ответил буквально, что "Православие отняло у нас (с женой) наши грехи, но не наш разум...". Занавес.

3. Амфилохий : Можно продолжать до бесконечности...
2010-02-08 в 14:22

Ибо каждый абзац этого текста непременно влечет за собой целую лавину объективных возражений, которые не входят в противоречие со Священным Преданием Церкви.
См. например здесь: http://vkontakte.ru/...pic-4034785_22216569
Но стоит ли?
Не нравится отец Александр - слава Богу. Насильно, как говорится мил не будешь, но...
Может стоит, прежде чем кого-то критиковать, этого кого-то почитать, а не слепо копировать слабые аргументы из других статей (та же самая курочка - на Афоне эту птицу разрешается, если я не ошибаюсь, употреблять ее мясо и в постные дни)?
Спасибо за то, что в лишний раз доказали, что отца Александра Шмемана читать полезно и нужно.

2. Амфилохий : Если уж заговорили об отце Александре.
2010-02-07 в 15:24

Протоиерей Валентин Асмус
Предисловие к книге протопр. Александра Шмемана "Церковь, мир, миссия: Мысли о православии на Западе":
"Кратко и весьма схематически суммированные идеи о. Александра сводятся к четырем основным понятиям: актуализации, редукции, номинализму и секуляризации. Первое он связывает с таинством Евхаристии, которое не просто совершается Церковью, но осуществляет Церковь как единство Тела Христова и есть поэтому предвосхищение благодатной эсхатологической полноты. Из этой основополагающей интуиции о. Александр делает целый ряд теоретических и практических выводов, иногда спорных, порой идущих вразрез с многовековой практикой, но их надо рассматривать все же отдельно от этого основного видения Евхаристии как Церкви и как Царства Божия.

Остальные три понятия раскрываются им в связи с критикой современной жизни, и прежде всего жизни церковной. В ходе истории (этот исторический акцент весьма характерен для о. Александра, но по существу он не единственно возможный: на первый план могла бы быть выдвинута, скажем, извечная человеческая ограниченность и поврежденность грехом) духовная жизнь редуцируется, т. е. сводится к отдельным, и не всегда самым главным, своим составляющим. Например, реальность Богообщения сводится к субъективным психологическим переживаниям человеческой души, Таинства - к "красивым обрядам" и т. д. и т. п. А чрезвычайно широкое понятие номинализма подразумевает среди прочего такое использование священных и почтенных "имен" и названий, за которым не стоит обращение к обозначаемым ими реальностям. И, наконец, секуляризация (этот историософский термин становится основополагающим уже у одного из учителей о. Александра прот. В. В. Зеньковского) - отказ от самого существа религиозной жизни, при котором Церковь полностью теряет свое собственное значение и призвание, но может, впрочем, "цениться" как "сокровищница культуры", политическая сила или "твердыня национального духа"".

1. Амфилохий : Спасибо автору этой статьи.
2010-02-07 в 15:20

Спасибо большое. Посмеялся от души.
Вопрос:
здесь говорится, что "в своих работах, особенно в "Дневниках", он пытался подстроить Православие под господствующую в США политическую идеологию".

Открываю Шмемана (книга "Святая святым"):
"Только духовно незрячий и совершенно равнодушный человек будет отрицать, что при всех, главным образом внешних и материальных, успехах нашей Церкви изнутри угрожает глубочайшая опасность - секуляризм. Что такое секуляризм? В статье, опубликованной несколько лет назад , я попытался определить его как:

Мировоззрение и соответствующий ему образ жизни, при котором не только основные стороны человеческого существования - такие как семья, работа, образование, наука, искусство и т.п. - не только не связаны с верой и не укоренены в ней, но отрицается и сама необходимость или даже возможность подобной связи. Мирская сфера жизни при этом мыслится как автономная, т.е. руководимая своими собственными ценностями и принципами, отличными от религиозных. Секуляризм в той или иной мере присущ всем современным цивилизациям, но внушающая нам беспокойство американская его особенность состоит в том, что в Америке секуляризм не полностью антирелигиозен или атеистичен, но, напротив, включает в себя определенный взгляд на религию и может быть назван "религиозным". Это настолько же "философия религии", насколько и "философия жизни". Даже открыто антирелигиозные общества, такие как Советская Россия или красный Китай, не могут быть названы секулярными! Религия там - враг, подлежащий ликвидации, и все компромиссы с ней должны быть в лучшем случае временными. Но характерной особенностью американской культуры и образа жизни есть то, что они одновременно принимают религию как нечто важное для человека и отрицают ее как цельное мировоззрение, формирующее всю человеческую жизнь.

Американский "секулярист" может быть вполне "религиозным" человеком, преданным своей церкви, регулярно молящимся, посещающим богослужения и щедрым на пожертвования. Он торжественно обвенчается в церкви, освятит свой дом, исполнит религиозные обязанности - и все с вполне искренней верой. Но все это ни в коей мере не отменяет того очевидного факта, что его понимание всех аспектов жизни - брака, семьи, дома, работы и, наконец, самих его религиозных обязанностей - проистекает не из веры, которую он исповедует в Церкви, - веры в Воплощение, Смерть и Воскресение Христа, Сына Божьего, ставшего Сыном Человеческим, - но из своего рода "философии жизни", то есть идей и убеждений, которые фактически не имеют ничего общего с этим вероучением, если не прямо враждебны ему. Достаточно лишь перечислить некоторые основные "ценности" нашей культуры - успех, безопасность, общественное положение, конкуренция, выгода, престиж, честолюбие - чтобы понять, насколько они противоречат самому духу Евангелия...

Но означает ли это, что такой религиозный секулярист непременно циник, лицемер или шизофреник? Вовсе нет. Это показывает лишь то, что его собственное понимание религии укоренено в секулярном мировоззрении, а не наоборот. В не-секулярном обществе - единственном типе общества, который Православие знало в прошлом, - религия и ее ценности составляли высший критерий всей жизни, посредством которого человек, общество и культура оценивали сами себя, даже если они то и дело отступали от него. Они могли жить, руководствуясь такими же земными побуждениями, но при этом религия постоянно обличала их, даже если она присутствовала лишь пассивно. Так "образ жизни" мог и не быть религиозным, несмотря на то, что "философия жизни" оставалась, несомненно, религиозной. В секуляризированном же обществе совсем наоборот: "образ жизни" включает религию, тогда как "философия жизни" исключает ее.

Понятно, что принятие секуляризма означает радикальное изменение самой сущности религии. Она может сохранять все свои внешние и традиционные формы, однако изнутри это уже другая религия. Если секуляризм и "благоприятствует" религии, поставляя ее на почетное место в общественной жизни, то делает так только потому, что она сама становится частью обмирщенного мировоззрения, санкционирует его ценности и помогает их достигнуть. И действительно, в отношении религии никакое другое слово не употребляется секуляризмом чаще, чем слово помощь. Она "помогает" принадлежать к той или иной религиозной группе, отождествлять себя с какой-нибудь религиозной традицией, быть активным в Церкви, в молитве; короче говоря, она помогает "быть религиозным". А раз религия помогает, раз она такой полезный фактор в личной и социальной жизни, то и ей самой следует оказать помощь. Этим объясняется чрезвычайный успех религии в Америке, о котором свидетельствует статистика. Секуляризм принимает религию, но на своих собственных условиях; он определяет для нее своего рода функцию, и, если только религия принимает и исполняет эту функцию, она получает взамен честь и престиж. "Америка, - пишет В. Герберг, - кажется самой религиозной и, в то же время, самой секулярной среди всех народов... Любая сторона современной религиозной жизни отражает этот парадокс: всепроникающий секуляризм на фоне растущей религиозности..."
http://www.shmeman.r...?op=viewarticle& ;artid=7