Свои именины в этот день совершают христиане, нареченные в честь святых Илариона, Феклы, Сусанны.

Мир и благословение Божие да пребывает с вами, дорогие именинники. Радости вам и мира о Духе Святом.

Сегодня Святая Церковь совершает память новомученика, исповедника иеромонаха Рафаила.

В миру Родион Иванович Шейченко, происходил родом с Украины, по специальности был ветеренарным фельдшером. 25 августа 1917 года поступил в Оптину пустынь послушником.

Родион Иванович пришел в Оптину уже взрослым человеком, хотя как он писал своей духовной дочери: «От дней детства, под кровом родителя своего, я всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития. Оно было мечтой детства и усладой юности. И вот я стал у преддверия желаний моих...» Окончательное решение принять монашество пришло после трагического случая в его семье. На его глазах убили кого-то из его близких, и он сам на салазках привез тело убитого домой. Видимо это послужило последним толчком к тому, чтобы порвать с миром.

В 1923 г. Оптину закрыли, монахов выселили. С великой скорбью покидали иноки обитель. Большинство, в том числе и о. Рафаил (он стал иеродиаконом еще до закрытия монастыря), поселились в городе Козельске и старались служить, где было только возможно. Это продолжалось до 1928 г. Братии делалось все меньше, одни уезжали, других арестовывали, а в 1928 г. были арестованы все оставшиеся монахи Оптиной, среди них был и о. Рафаил. В ссылках о. Рафаил провел 21 год: первое время он отбывал срок под Москвой, в Дмитровском районе (Дмитлаг), затем 10 лет был на тяжелых работах на Баренцевом море, потом трудился ветеринаром. Последний свой срок о. Рафаил отбывал на Соловках.

Сразу после ареста о. Рафаил попал в лагерь общего режима и стал работать в нем по своей старой специальности ветеринаром, при лагере было подсобное хозяйство. Поэтому он жил не в общем бараке, а в «отдельной комнатке» — стойле свинарника. Собрав богослужебные книги, он ежедневно совершал службы в «своей комнатке». Когда в 1931 г. туда же был прислан о. Борис Холчев, о. Рафаил выхлопотал разрешение поселить батюшку вместе с ним в свином стойле; вместе они встретили Пасху 1931 г. Когда открылось, что о. Рафаил тайно совершает службы, он получил дополнительный срок — 15 лет лагерей строгого режима, который отбывал на Соловках.

Из лагеря о. Рафаил вышел в середине 1940-х гг. инвалидом. Он поселился недалеко от Оптиной пустыни (освобожденный заключенный должен был назвать точное место, куда он поедет, и о. Рафаил назвал г. Козельск). Приехав в Козельск, он нашел там полную разруху. Действующего храма в городе не было. Физически о. Рафаил был очень слаб, но душа его горела любовью к Богу. Он поехал в г. Москву к митрополиту Крутицкому и Коломенскому Николаю (Ярушевичу), который посвятил его в иеромонахи (это произошло в день празднования иконы «Утоли моя печали» в московском храме Успения в Гончарах, что на Таганке) и благословил хлопотать об открытии храма.

Служение о. Рафаил проходил в г. Сухиничи, затем в Георгиевском храме г. Козельска. Восстановив козельский Благовещенский храм, он был назначен его настоятелем. О. Рафаил был человеком великой любви и жалости к людям. Приехав в Козельск, он стал заботиться о состарившихся и немощных сестрах Шамординского монастыря, многие из них тоже вернулись из ссылок. Душа его вмещала всех, кто нуждался в помощи. Все шли к нему, как к родному отцу, и всех он согревал своей любовью. Много было и не монашествующих, но просто исстрадавшихся от многообразных трудностей, и для каждого в его душе находилось тепло.

В конце 1940-х гг. в Козельске рукоположили в священники бывшего учителя, о. Сергия, который стал служить с о. Рафаилом. Всеобщая любовь, которой пользовался о. Рафаил, видимо, возбудила в сердце о. Сергия зависть, и он уговорил одну из прихожанок написать ложный донос на о. Рафаила в МГБ. Она написала, что о. Рафаил был связан с немцами, и его снова арестовали и отправили в лагерь (1949-1955) под г. Киров, где батюшка отсидел 5 лет и 8 месяцев. О. Рафаил, слабый и совершенно больной (ему уже было за 60 лет), сидел с уголовниками. Без него в Козельске был освящен Благовещенский храм, и о. Сергий стал там настоятелем. В письмах из лагеря о. Рафаил умолял своих духовных чад «простить Наташу» (которая прислала ему покаянное письмо о своем грехе доносительства), говорил о том, что без воли Божией «ни влас с головы не пропадет», что «нужно смиряться перед волей Божией, в какой бы тяжелой форме она ни выражалась». Выйдя из заключения, о. Рафаил стал служить в восстановленном им храме, в котором настоятельствовал о. Сергий, и поэтому о. Рафаил смиренно стал вторым священником в своем же храме. Несмотря на слабость здоровья, дверь о. Рафаила, как и до ссылки, никогда не закрывалась, и он принимал всех нуждающихся.

Иеромонах Рафаил был духовным сыном преп. Нектария, также был близок с архимандритом Борисом (Холчевым) и епископом Стефаном (Никитиным). В 1957 г. к о. Рафаилу приезжал Иван Митрофанович Беляев (бывший послушник Оптинского скита, родной брат преподобного Никона), который на старости лет вновь обрел веру. После беседы с о. Рафаилом Иван Митрофанович даже хотел остаться у него в Козельске, но о. Рафаил благословил его вернуться в Москву и нести свой семейный крест до конца.

На Троицкую родительскую субботу 1957 г., вернувшись с кладбища после многочисленных панихид, отец Рафаил заболел воспалением легких, после чего и скончался через 10 дней. Похоронен он был на городском кладбище г. Козельска; на могиле его не было надписи, потому что в ней похоронили еще двух священников. Летом 2005 г. останки иеромонаха Рафаила были перенесены в Оптину пустынь и захоронены на братском кладбище монастыря.

Мы вновь находимся в периоде поста, и это всегда радостно, потому что пост - это время свободы, время приведения себя в порядок, дополнительный ресурс для человека, желающего, чтобы в его душе пребывала благодать Божия. Хотя устав поста дозволяет воздержание, чуть более легкое, чем Великий или Успенский пост, тем не менее, это удивительная возможность и настроить молитвенное правило, и организовать духовное чтение, и привести в порядок внимательное отношение к себе и жизни. Потому что пост - это оружие, которым каждый должен научиться пользоваться правильно. К сожалению, наша современная жизнь предполагает очень мало возможностей для подвига, а душа без подвига не растет. Когда все комфортно, запланировано и благополучно с материальной точки зрения, а человек заинтересован только в устройстве своего быта, все это, как правило, бывает в ущерб душе.

Время поста - искусственное помещение себя в определенные рамки, потому что они необходимы человеку. Страсти начинают умаляться и иссыхать, если начинать их ограничивать хотя бы в малом. Мы уже неоднократно говорили, что цель поста не просто воздержание от определенных продуктов, ведь мы не йоги, которые определенными физическими упражнениями могут достигать каких-то сверхъестественных состояний. Но любое преодоление естества незаконным, или бездуховным, способом приводит человека к еще худшему состоянию самодовольства, гордости, превозношения. Понаблюдайте, как часто во время поста мы начинаем замечать за ближними, что один мороженое ест, другой много смотрит телевизор - «я-то этого не делаю, значит, я молодец, а вот они грешники».

Цель поста - смирить душу. Как об этом говорит пророк Давид: «Постом смирял душу мою, и молитва в недра моя возвращалась». Каким образом происходит смирение души? В первую очередь через послушание, в данном случае через послушание Церкви, которая постановила в определенное время ограничить свое физическое состояние, причем не только интересы желудка, но и взгляд, слух и язык. Ведь от столь малого телесного органа, как наш язык, происходит огромное количество зла. Ничем другим столь не согрешает человек, сколько грешит словами, сам страдая от этого.

Церковь полагает воздержание, и мы, доверяя Богу и Церкви, ограничиваем свою волю и подчиняемся воле Божией. Через послушание Церкви человек приобретает благодать Божию. Таков законный путь: через послушание приобретается смирение, смиренным же Господь подает благодать, а благодать, приходя, начинает врачевать наши страсти. Ни усилия нашей воли, ни определенные психофизические упражнения, настраивающие человека на определенный лад, а благодать Божия лечит человеческую душу от страстей. Но лишь когда душа приобретает смирение.

Постараемся не растерять это удивительное время поста, это бывает даже сложнее, чем в Великий пост, к которому Церковь начинает готовить нас заранее и евангельскими чтениями, и определенными покаянными песнопениями. Петропавловский пост проще в отношении устава, но тем больше должно быть внутренней самоорганизации; должен быть и внутренний настрой, и решительное желание небольшого подвига. Потрудимся, и Господь подаст нам Свою божественную благодать. Помогай нам всем Господь.

Священник Евгений Попиченко

Расшифровка: Юлия Подзолова

Новая книга

В издательстве нашего монастыря опубликована новая книга — «Житие священномученика Вениамина (Казанского), митрополита Петроградского и Гдовского, и иже с ним пострадавших преподобномученика Сергия (Шеина), мучеников Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова» .

В новой книге известного русского агиографа архимандрита Дамаскина (Орловского) читателю предлагается житие митропо-лита Петроградского Вениамина (Казанского) — одного из первых святителей-священномучеников, не погрешивших своей душой, ни совестью во время начавшихся гонений и отдавших свою жизнь за Христа и Его Церковь.

Ч ис-то-та серд-ца дос-ти-га-ет-ся хра-не-ни-ем за-по-ве-дей Бо-жи-их, без че-го не-мыс-ли-ма во-об-ще ду-хов-ная жизнь. Не-об-хо-ди-ма борь-ба со страс-тя-ми и очи-ще-ние серд-ца от страс-тей. Как не-зыб-ле-мое ос-но-ва-ние не-об-хо-ди-мо сми-ре-ние.

все поучения →

Расписание Богослужений

март ← →

пн	вт	ср	чт	пт	сб	вс
				1	2	3
4	5	6	7	8	9	10
11	12				16
					23
					30

Завтра, 14 марта1 марта ст. ст.

Казанский и Введенский храмы

Полунощница, утреня, 1, 3, 6, 9 часы, изобразительны, вечерня

Казанский храм и Введенский храмы

Великое повечерие. Великий канон

Последний фотоальбом

Сретение Господне

Видео

Духовные беседы с паломниками

все видеоролики →

В день праздника Троица, «находясь в церкви, я лично слышала проповедь Шейченко к верующим, в которой он заявил, - дала показания следующая свидетельница, - что "ранее в городе Козельске было восемь церквей, и все были полны народу, а теперь осталась одна церковь и народу мало, вера оскудела, и особенно мало посещают мужчины, а вот на днях ко мне обратилась женщина и спросила, скоро ли откроем вторую половину церкви. Но как мы можем открыть вторую половину, когда эту скоро закроют, так как налоги очень большие, а доход незначителен. Сейчас стали все очень ученые и Бога забыли, и вежливости нет, придут в храм Богу молиться и то шумят". Тут же Шейченко обратился к верующим и заявил: "Что вы шумите, колхозники?"» .

После допросов были проведены очные ставки свидетелей с отцом Рафаилом.

- Рафаил Шейченко, будучи священником в козельской церкви, читая верующим проповеди, уклонялся от религиозного писания, говорил то, чего нет в религиозном писании. Он увлекался проповедями, - заявил во время очной ставки свидетель. - Примерно в июле 1948 года в моем присутствии Шейченко проповедовал об иконе «Троеручица». Говоря о том, что Иоанн пользовался большим авторитетом у калифа и являлся хорошим, честным человеком, Шейченко заявил, что Иоанн одевался в богатую одежду, чего мы сейчас не можем себе представить и не имеем возможности посмотреть. Иоанн жил в необыкновенных домах, какие сейчас не смогут построить, несмотря на то, что мы кичимся своей стройкой. В сентябре 1948 года Шейченко рассказывал о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии; в конце своей проповеди он заявил: «Несмотря ни на какие мучения, ни сестры, ни мать от Христа не отказались, сколько их не уговаривали и чего им не предлагали в смысле материального обеспечения. А в настоящее время, какие вы стали христиане, за любые пустяки откажетесь от Бога. Если вам дадут лепешку белого хлеба и пол-литра масла, то вы откажетесь от Бога. Иная мать скажет своей дочери: "Ну, дочка, теперь время такое, ты молода, тебе надо жить"».

Вы подтверждаете показания свидетеля? - спросил отца Рафаила следователь.

В июле 1948 года я действительно говорил проповедь об иконе «Троеручица», однако свидетель об этом факте показывает не совсем точно. В своей проповеди, о содержании которой я показал на предыдущих допросах, мною мысль проводилась та, что Иоанн Дамаскин, несмотря на то, что был окружен восточной роскошью и пользовался любовью калифа, отказался от всего, пошел в монастырь, чем проявил необыкновенную любовь к Богу и мужество. Что касается стройки, то я говорил, что, несмотря на то, что у нас гигантская стройка, такой восточной роскоши мы не представляем. В сентябре 1948 года я говорил проповедь о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии. В конце своей проповеди я заявлял, что ни сестры, ни мать от Христа не отказались, несмотря ни на какие мучения. Я говорил: «Какое было мужество, какая вера, а сейчас у нас вера оскудела, нет такого мужества, мы сейчас от веры откажемся за кусок хлеба и литр масла».

Другая свидетельница на очной ставке показала:

- В марте 1949 года Шейченко с амвона козельской церкви выступил перед верующими и заявил, что на церковь и священников наложен непосильный налог... в связи с чем могут закрыть церковь; в отдельных местах церкви уже закрываются. В это время какая-то женщина крикнула: «Терпите, батюшка, на нас тоже накладывают большие налоги». В это же время Шейченко говорил: «Чтобы выплатить налог, может быть придется продать свое имущество». В мае 1949 года говорил в своей проповеди о том, что нет дождя, потому что погрешили перед Богом, мало молимся, не каемся, поэтому и живем плохо... Шейченко говорил верующим, что, когда сыпались бомбы, то все крестились и молились, а как самолеты улетели, так и про Бога забыли.

Показания свидетеля в этой части вы подтверждаете? - спросил священника следователь.

В части налогов я говорил верующим, что на нас, священников, наложен непосильный налог, и выплатить мы его не сумеем, а поэтому возможно придется отказаться от службы. Если мы, священники, откажемся от службы, то церковь могут закрыть. В отдельных местах, в частности в Малоярославце, церковь закрыли, так как священник отказался от службы вследствие непосильных налогов. Я призывал церковный совет разоблачить клеветников и доносчиков, так как некоторые лица ходят в церковь, а потом доносят на нас в РайФО о таких доходах, которых в действительности у нас нет. Я также говорил, что у священника Сергия семья, поэтому ему будет трудно уплатить такие налоги. Что касается продажи имущества, то я об этом ничего не говорил. Я призывал верующих служить молебен о дожде... Не отрицаю, что я говорил верующим о том, что все бедствия нам даются вследствие того, что мы мало молимся, вера у нас в Бога оскудела, много грешим и не каемся, поэтому плохо живем.

12 сентября было составлено обвинительное заключение. Отца Рафаила обвинили в том, что он, «будучи враждебно настроен к существующему в СССР общественному и государственному строю, с церковного амвона перед скоплением верующих и в беседах среди населения проводил антисоветскую агитацию. Принимая во внимание, что Шейченко... среди отсталых верующих и монашеского элемента пользуется большим авторитетом, что во время судебного следствия по его делу может вызвать большое и нежелательное скопление верующих у здания суда и возможность провокационных разговоров и слухов с их стороны, поэтому следственное дело... по обвинению Шейченко направить на рассмотрение Особого Совещания при МГБ СССР» .

12 ноября 1949 года Особое Совещание приговорило отца Рафаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь; 26 ноября ему было выписано направление в Вятлаг. 30 декабря, перед тем как отправляться в новый крестный путь, отец Рафаил духовным детям написал:

«Слава Богу за все! Дорогие, родные мои!

Земно кланяюсь и целую... Братски сердечно приветствую вас и всех прочих ближних и дальних, ненавидящих и обидящих мя. Прощаю чад перед Господом в сердце моем. Пишу из Москвы, с места сообщу адрес. Укрепляем благодатию, сравнительно здравствую, а паче благодушен о Нем и покорен о Нем даже до смерти... Благодарю за любовь и заботу всех... Прошу у всех прощения и святых молитв. Поздравляю с праздником Рождества Христова.

Слава Богу за все! Грешный Рафаил. Без этой скорби жизнь моя была бы не полна» .

Почти все близкие к отцу Рафаилу прихожане были убеждены, что в его страданиях были повинны ставший настоятелем Сергий Шумилин и бывшая староста храма Наталья Александрова; отец Рафаил советовал отказаться от поисков виноватых и врагов, а если таковые и были, то благословить их и молиться за них, а никак не недовольствоваться ими и не ругать. Прибыв в лагерь на станцию Фосфоритная Койского района Кировской области, отец Рафаил писал духовным дочерям:

«Читал письма твои и Анночки, хочется сказать вам: дети, вы ведь не Марфы, а Марии, ваши пути совсем иные. И Господь, яко чадолюбивый Отец, ведет вас не по вашему, а по Своему пути, хотя и не посреди роз и веселий, а посреди колючих терний и горестей, но ко вратам Царствия Небесного и вечного блаженства. Будем же дорогие мои не только терпеливы и мужественны в скорбях, но паче благодарны спасающему нас Господу, не оставляющему нас на путях широких, но гибельных» .

«Детка Тоня! А за то, что ты носишь в сердце своем - змею неприязненного чувства к отцу Сергию и даже как ты пишешь: "не простила и, наверное, никогда не прощу!" За это не похвалю. Это чувство не христианское и гибельное для души» .

«Сын Божий, искупивый нас, грешных, на Кресте Голгофском Своими страданиями, в Своей предсмертной молитве взывает ко Отцу Своему за распинателей Своих: Отче, прости им, не ведают, - что творят! Более того, Он учит: Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих и гонящих вас. Да будете сынове Отца вашего Небесного... ибо Он благ и к неблагодарным и злым**. И мы с тобою грешные, нуждаясь в прощении грехов, - молимся - Отче наш, иже еси на небесех... и остави нам долги наши, "якоже и мы" - оставляем должникам нашим. Вот видишь, чтобы получить от Господа прощение, впредь надо самому простить. Итак, дорогое дитя мое, прошу и за меня, и за себя - не сердись ни на кого, а тем более, на отца Сергия, как не сержусь ни на кого я и всем простил в самый час скорби моей еще 11 июля, и сейчас, как и до самой смерти, буду о них молиться не яко за врагов и обидчиков своих, а яко о благодетелях спасения моего, - да помилует и спасет их Господь. Поступи и ты так же, и воцарится в душе твоей мир и покой, а в этом все счастье человеческое на земле.

Ибо в мире место Мое, - говорит Господь... А то, что совершилось со мною, то это все не по хотению человеков, а по воле Божией - ко спасению моему, и этой воле Божией я покорен на все виды страданий и смерти, где и какова она ни будь. Со словом на устах и в сердце, с каким умер в изгнании святитель Иоанн Златоуст: "Слава Богу за все!"...»

«Чадо! Прошу не огорчайся и не сетуй на Наташу, как не огорчаюсь ни на кого я. Кто весть пути и судьбы Господни. Разве Сыну Божию подал чашу Каиафа или Пилат, или Иуда, предавый его? Нет, Отец Небесный. Мой долг не судить, а простить всех, всех и за всё. А паче всего, искренне молиться за враги. И не яко за враги, а яко за благодетели души моей, и сего и им просить от Господа.

Взирая на висяща на Кресте Сына Божия, взывающа в Своей молитве ко Отцу Своему: "Отче, прости им - не ведят бо, что творят!"

Простить врагу - святое дело,
Но кто в беде помог врагу,
Вот про того сказать я смело,
Как про подвижника могу!

Отцу Сергию скажи: "Если судит Господь живу мне быти и возвратиться, то одной милости буду просить у всего народа - быти ми сторожем святого храма Божия и дома Матери Божией - и только"...»

«...Да сохранит и укрепит и вас, скорбных, немощных и сирых. Жалею вас больше, чем себя. Я уже таковский, скорби, поношения и прочее - это мой удел. Но они моя мудрость, радость и спасение. Ими хвалюсь, за них благодарю Бога моего паче, чем за все благодеяния жизни моей. Они очищение грехов моих, они есть лествица моя на Небо, его же, глубоко верю, Господь не лишит меня неизреченным милосердием Своим. Ему слава за все, за все!

Получил покаянное письмо от Наташи, ответил ей всепрощением и да простит Господь и всех, сотворших мне злая за благая. Слава Богу за все!

23 декабря ст. ст. видел себя во сне стоящим перед иконой Божией Матери (в храме) и воспевал: "Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!" И пал долу в прах. О святые незабвенные мгновения!»

Самой Наталье он писал: «Мир и спасение от Господа - скорбящей душе твоей, чадо мое Наталия!..

Винить... тебя всецело в предательстве - я этого не мог и не могу допустить в мысли, а по женской немощи болтнуть где-либо и кому-либо. Это и ты отрицать не станешь. И ты прекрасно знаешь, что в своих корыстных целях, с тонким слащавым подходом отец Сергий все наматывал себе на ус. Но Бог с ним и со всеми! Я усматриваю в этом только волю Божию и Его святой Промысл, ведущий меня сим путем Голгофским не с митрой на главе и златым крестом на груди, а с тернием на главе, с крестом на плечах...

Искренне в душе простив тебя, отца Сергия и всех-всех, кто явился в этом, так сказать, "орудием" исполнения этой воли Божией, считаю всех не только не врагами, а даже благодетелями спасения моего. Простил еще 11 июля 1949 года. Прощаю и теперь, спасения душ их желая, взирая на Сына Божия, висящего на Кресте Голгофском и в предсмертных Своих тяжких страданиях взывавшего в молитве к Отцу Своему за врагов Своих: Боже, прости им, - не ведят бо, что творят![ ...

Умоляю: не скорби паче меры, а особенно Боже упаси тебя унывать, ибо уныние есть смерть души... Обо мне не скорби, а молись. Ничего не жалею... ничего не желаю, кроме: да укрепит мя Господь, даруя христианскую кончину живота моего и добрый ответ душе моей - на Страшном Суде Его! А где это совершится и как, где лягут мои кости, - весть Господь, и да будет на это Его святая воля. Ему слава за все, за все и во веки!!! Митры, кресты драгие и славу суетную оставлю честолюбцам.

Земно тебе и всем-всем, даже и ненавидящим мя, купно с отцом Сергием, - кланяюсь, прошу прощения грехов моих вольных и невольных. Господь Бог да простит и всех вас, спасения душам вашим даруя...»

Начался новый этап жизни преподобноисповедника в узах - страданий, неустроенности окружающего, неотвратимости пребывания отмеренного Господом срока в земном аду, но и великой надежды в достижении упования вечного, опытом зная о краткости сих земных страданий, верою - о вечности блаженства небесного. Этот период жизни стал периодом тяжелого физического и духовного труда для больного и измученного годами заключений подвижника. Но во всех этих тяжелых обстояниях, скорбях и искушениях душа становилась, как небесная птица, свободна.

«Мир душе твоей и здравие телу отечески желаю, родная Любовь! - писал отец Рафаил монахине Любови. - Вчера, в воскресенье вечером... получил неожиданную (от тебя) посылочку, все в целости. Глубоко тронут твоей заботой и несказанно сердечно благодарен. Это от твоей бедности воистину драгоценная лепта вдовицы. Бог да примет ее, якоже ону, и да воздаст тебе сторицею. Но впредь прошу - не лишай себя последних крох ради моей худости. Мне не горестно (но сладко, а паче спасительно) претерпеть все - клевету, глад, изгнание, страшен только грех, а пред ним и самая смерть чепуха... Обо мне, родная, прошу тебя и всех прочих не скорбеть, но паче молиться; без сего моя жизнь была бы не полна. Это последний аккорд хвалы моей Богу. А Ему слава за все - за все!

Тружусь на древо-отделочной фабрике ширпотреба - труд посилен, бытовые условия приличны, а здоровье мое тебе известно, а также аппетит и сон. Очень жду весточки, хочется знать, как вы все поживаете. Чад ношу в сердце моем пред Господом. Что нового у вас, какие перемены в храме, идет ли ремонт? Сердцем я с вами и у вас. Сердечно благодарю всех, послуживших мне трудами, заботами, любовью. Добродетель вечна, бессмертна, она пред Богом ходатаица спасения, помилования... Грешный Рафаил» .

«Мир ти и спасение от Господа, чадо мое духовное Любовь!

Милое твое письмецо получил, благодарю и отечески рад, что Господь тебя хранит... Отвечаю на твой вопрос... Важно, родная, не то, во что наше бренное тело окутают, кладя его в гроб, в могилу, а то, в какие христианские, а паче иноческие, добродетели облечена будет наша душа для явления пред Лице Судии и Бога, - писал он в ответ на изложение монахинией намерений облечься в схиму. - Эту святую истину, я думаю, ты и сама знаешь. Я только отечески напоминаю ее тебе. А ты мысленно обозри подвиги не только древних святых отец (из коих некии сияли, аки солнце, в житии своем и подвигах иноческих), но даже нам известных, наших почти современников. О, как мы далеки и ничтожны в сравнении с ними! От них же первый есмь аз!.. Чадо!.. Не благоприличнее ли и спасительнее будет нам с тобою умалиться - смириться! Смывая покаянной слезой греховные пятна на тех святых одеждах, которых мы удостоены по неизреченной милости Божией. А сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит!..

Ты спрашиваешь, како здравствую, како духовно чувствую... Чадо! Тот, кто во дни своей весны оставил земная и чаях Бога, спасающего его от малодушия и бури (бури страстей, вздымаемых скорогибнущими прелестями мира сего), - и сего, бегая, водворихся в пустыни... Тот, кто во оной святой пустыни, как никогда и нигде, не искал себе чинов и славы суетной, а токмо тишины, мира и спасения... тот, если милостью Божией нечто и получает - и паки тою же волею Божией теряет, жалеть, а тем паче скорбеть - не может.

Неужели аз, безумный, окаянный, ничтожнейший прах, дерзну просить от Господа к себе большего внимания, чем заслуживал того вселенский вития, украшение Церкви Христовой, ее слава - святой Иоанн Златоустый, окончивший дни свои в изгнании? Да не будет!.. Но свое пребывание под спудом, свое уничижение и скорби не променяю ни на какие суетные радости, а свою умиленную, покаянную и радостную слезу - ни на какие чины, славу и сокровища мира сего. Но пою, славлю и благодарю за все Бога моего, взывая купно со святым мучеником Евстратием: телесныя бо страдания, Спасе, суть веселие рабам Твоим!.. Грешный Рафаил» .

10 ноября 1951 года отец Рафаил писал духовной дочери: «В ночь под 10 нового стиля во сне сладко-пресладко воспевал: "Величай, величай, душе моя, Честнейшую и Славнейшую горних воинств Деву Пречистую Богородицу!" И слышу глас некоего духовного мужа: "Аще хощеши спастися - возлюби страдания!"

Чадо Любовь, слышишь! Не только терпи, но возлюби страдания.

Господи, ниспосли всесильную благодатную помощь Твою нам, немощным, возлюбити Тя такою жертвенною любовию, с какою святые мученики шли радуяся на все виды мучений и смерть для получения вечной жизни во Царствии Твоем... Живу верою и упованием, яко да не до конца отринул мя Господь, но дарует мне радость увидеть всех вас, вознести свое убогое благодарение за вся, яже сотвори мне Господь купно с вами в дому Царицы Небесной...

келейно правил службы. О некоторых подробностях его жизни мы узнаём из воспоминаний духовной дочери архимандрита Бориса (Холчева) - Елизаветы Александровны Булгаковой, познакомившейся с о. Рафаилом в Козельске и не раз обращавшейся к нему за духовным советом как к преемнику благодатного оптинского старчества.

«Рассказывал о. Рафаил, как однажды летом он шёл со своей знакомой по лагерной улице, навстречу им появилась группа заключенных уголовниц, возвращавшихся с полевых работ. Поравнявшись с о. Рафаилом и его спутни­ цей, они смиренно поклонились ему: "Здравствуйте, батюшка..." - без обычной усмешки или наглого взгляда. Но такое относительно мирное житие о. Рафаила внезапно кончилось. Когда случайно открылось, что в "келье" о. Рафаила хранятся богослужебные книги и совершаются службы, он был приговорен в 15-летнему заключению в лагере строгого режима. К сожалению, об этом периоде его жизни известно только одно, что он отбывал срок на Соловках. На свободу он вышел "сактивированным инвалидом" - это было в первой половине 40-х годов. Освобождающийся заключенный должен был назвать точное место, куда он едет (для справки),- и о. Рафаил назвал Козельск». В Москве, в храме Успения в Гончарах (на Таганке) митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) посвятил иеродиакона Рафаила (Шейченко) в священнический сан - он стал иеромонахом.

В 1944 году епископ Калужский Василий назначил настоятелем козельской Благовещенской церкви иеромонаха (впоследствии игумена) Никона (Воробьева), священника оптинской ориентации( Прослужил в Козельске до 1948 года. См. о нем книгу «Нам оставлено покаяние». М. 2000. ). Вторым служащим священником этого храма стал о. Рафаил.

Благовещенский храм постройки 1810 года стоит на высоком взгорье - хорошо виден из разных мест города. В начале XIX века, в эпоху ампира, любимым типом церквей в стиле классицизма были храмы типа ротонды (круглые в плане). Но гораздо чаще, чем «чистые» ротонды, встречались такие церкви, как козельская Благовещенская: в плане она квадратная, но главную роль в её облике играет огромный, диаметром почти во всю ширину церкви барабан с куполом. Шпиль колокольни, построенной в 1825 году, кажется миниатюрной «иглой» по срав­ нению с этим крупномасштабным барабаном. В храме, в котором довелось служить оптинскому исповеднику и изгнаннику, и ныне поминается за каждой Литургией его достославное имя.

Отец Рафаил после лагерей физически был очень слаб, но душа его горела желанием трудиться на ниве Господней. Вместе с о. Никоном (Воробьевым) поднимали храм из разрухи, постепенно собирали рассеявшуюся в годы немец­ кой оккупации паству. К концу 1949 года храм внешне уже был готов и крест водружен. Работы внутри храма также продвигались к завершению. Нашёлся специалист - иконостасный мастер, который изготовил не только иконостас (укра шающий храм и поныне), но и паникадила (их тогда достать было невозможно): он изящно вырезал их из фанеры и покрыл бронзой, лишь позднее появились здесь металлические. Благовещенский храм - трёхпрестольный, и, видимо, в первую очередь восстановлен был один из приделов и освящён, потому что богослужения начались вскоре после начала восстановительных работ.

Особенно привлекали верующих глубоко духовные проповеди настоятеля - о. Никона и исповеди у начинающего духовника - о. Рафаила, наставническое слово которого всегда было растворено милостью к кающимся и состраданием к заблудшим душам. Традиция оптинского старчества не прервалась - она была поддержана и укреплена в духовнической практике батюшки Рафаила.

«Отец Рафаил был человек великой любви и жалости к людям,- вспоминает Елизавета Александровна Булгакова.- Приехав, он стал заботиться о состарившихся и немощных сестрах Шамординской обители - многие из них тоже вернулись в Козельск из ссылок беспомощные, бездомные. Душа его вмещала всех, кто нуждался в помощи. Все шли к нему, как к родному отцу, и всех он согревал своей любовью. Дверь его дома для всех была открыта. Много было и не монашествующих, но просто исстрадавшихся от многообразных трудностей, и для каждого находилось тепло в его душе». О доброте и мягкости батюшки упоминают и другие его чада, знавшие его как молитвенника высокой духовной жизни, обладавшего редким даром слез.

«Душа его вмещала всех...» - это всегда было характерно для истинных духоносных старцев. Вот что читаем, например, в книге «Старец Силуан»: «Духовник в своем служении стоит в необходимости всегда молиться за людей, близких и далеких. В этой молитве он погружается в новую для него жизнь... В первый момент он сам не понимает, что же происходит, он в недоумении, почему снова и даже больше прежнего он атакован страстями, многих из которых он не знал в прошлом. Лишь позднее он узнаёт, что молитва его настигла духовную действительность тех, за кого она приносится Богу... Борьба за жизнь вверенных ему Промыслом Всевышнего иногда длится недолго: несколько слов из сердца к Богу любви; но бывают случаи и длительного состязания».

Зависть врага рода человеческого была так распалена и озлоблена, что ему все-таки удалось на какое-то время поссорить двух замечательных благовещенских пастырей - настоятеля храма о. Никона и о. Рафаила. Впоследствии они вполне примирились, обменявшись письмами: о. Никон обвинял в случившемся конфликте себя и искренне каялся. Свидетельством тому - его письмо тех лет.

Дорогой о. Рафаил!

Получил Ваше письмо с христианским прощением моих грехов и неправд в отношении к Вам!

Нужно было прожить шестьдесят лет, что­бы не только понять умом, но и почувствовать всей душой, что я изгнан из Иерусалима, изранен весь разбойниками, что неспособен и бессилен сам сделать что-либо доброе без примеси зла, что единственно только Милосердый Самарянин (т.е Сам Господь) может спасти меня, если я буду по силе своей взывать к Нему о спасении. В свете этого состояния душевного мне представляется вся моя прошедшая жизнь цепью падений, нарушений всех заповедей евангельских, искажением их даже и в случаях, когда, казалось, поступал по-христиански.

В частности, и мои отношения к Вам также были пропитаны грехом, как и все поведение. Вот почему я искренне просил у Вас прощения и сердечно благодарю за прощение Вами меня «за всё».

Вас я давно простил и настоящим письмом подтверждаю: Господь да простит Вам все вольные и невольные погрешности, против меня сделанные, и я от всего сердца прощаю Вам.

Желаю Вам мира, спасения и скорейшего возвращения (Отец Рафаил был в это время снова в заключении) к служению во Святой Церкви.

Недостойный иер[омонах] Никон. 16/Х1-53 г. [г. Гжатск]

Но диавол снова воздвиг нестроения и козни в возрождающемся храме - на этот раз через третьего священника. Е. А. Булгакова узнала об этом, вероятно, со слов самого о. Рафаила. «К тому времени, когда начались службы в храме, один из жителей города, бывший учитель, был рукоположен в священники и получил назначение вторым ( Отец Никон (Воробьев) уже не служил в Козельске - на- стоятельствовал о. Рафаил ) служащим иереем в храм Благовещения. Искренней духовной связи он не имел ни с о. Мелетием ( Вслед за о. Рафаилом вернулся из лагеря оптинский иеромо­ нах (позднее иеросхимонах) о. Мелетий (Бармин) - он тоже поселился в Козельске. Но он был много старше о. Рафаила, с очень слабым зрением и слухом. К нему сам о. Рафаил и его прихожане относились как к старцу. С удивительной теплотой и любовью вспоминал «дорогого батюшку» Мелетия о. Рафаил в своих лагерных письмах 1950-х годов ), ни с о. Рафаилом, и народ относился к нему с недоверием и просто боялся его... Но поставил себя так, что, когда приходили к о. Мелетию за советом не личного характера, а общеприходского, он уклонялся от ответа и посылал к о. С. Все делалось по благословению о. С. Когда заболел о. Рафаил и я пришла к о. Мелетию за благословением привезти врача из Москвы, он сказал, что без благословения о. С. этого делать нельзя. Всеобщая любовь к о. Рафаилу возбуждала в нём все большую зависть. Когда работы уже подходили к концу, шла доделка внутри храма, "гроза разразилась". По ложному доносу (В своих воспоминаниях Е. А. Булгакова свидетельствует, что это «о. С. сумел уговорить одну прихожанку, ... чтобы она подала донос на о. Рафаила, что он якобы имеет [имел? - ред.] связь с немцами». Факт доноса действительно имел место (о чем упоминается и в письмах о. Рафаила), но прямую причастность благовещенского священника к этому некоторые козельские старожилы опровергают, хотя в лагерных письмах батюшки имя о. С. не раз всплывает в связи с этим арестом. И хотя старец всё простил этому священнику, тем не менее характеризует его (в одном из писем) нелицеприятно: «На днях послал письмо о. С просил его ходатайствовать пред Владыкой о рукоположении о. И[осифа]. Но мне кажется, что о. С. очень боится соперников, и хотя и трудно - будет служить один. Я и то был ему в тягость и помеху, хотя с моей стороны он видел одну отечески-братскую любовь» ) о. Рафаил вновь был арестован и получил еще пять лет лагерей(В общей сложности батюшка провел в лагерях 21 год ). Был он под Кировом: ему было уже за 60 лет, и был он больной и слабый... Отец С. встал на его место (т.. е. стал настоятелем храма ). заканчивать работы и торжествовать освящение храма».

О великодушии и смирении невинно пострадавшего старца свидетельствуют его письма из последнего лагерного заключения. Он просит своих духовных чад простить ту прихожанку: она прислала ему покаянное письмо, и батюшка ответил ей прощением. Вот что сообщал он, например, козельской монахине Любови: «Получил "покаянное" письмо от Наташи, ответил ей - всепрощением, и да простит Господь её и всех, сотворивших мне злая за благая. Слава Богу за всё!»

И в другом письме тому же адресату: «Чадо! Прошу: не огорчайся и не сетуй на Н., как не огорчаюсь ни на кого я... Кто весть пути и судьбы Господни!!! Разве Сыну Божию подал "Чашу" Каиафа, или Пилат, или Иуда, предавший Его? Нет! Отец Небесный... Мой долг не судить, а простить всех, всё и за вся. А паче всего с искренней любовию христианской молиться "за враги". И не яко за враги - а яко благодетелей спасения души моей и сего и им просить от Господа...
простить врагу - святое дело,
Но кто в беде помог врагу,
Вот про того сказать я смело,
Как про подвижника, могу!»

Письма батюшки из последнего лагерного заключения 1950-х годов поражают своим высоким христианским настроем, состраданием и милостью даже к тем людям, которые поносили его, клеветали, «выживали» из храма. «Мирен, благодушен, покорен» - так пишет о себе этот удивительный старец-изгнанник. «Говорю искренне: жалею вас больше, чем себя. Я уж таковский - скорби, поношения и проч. - это мой удел, но они - моя мудрость, радость и спасение, ими хвалюся, за них благодарю Бога моего паче чем за все благодеяния жизни моей. Они - очищение грехов моих, они есть лестница моя на небо...»

Судя по письмам, о. Рафаил провёл в последнем лагере 5 лет и 8 месяцев. Прожил же батюшка на воле, вернувшись, менее двух лет (вернулся очень слабым). Поселился он близ храма, наверху двухэтажного дома, внизу жила шамординская монахиня. Дом этот особенно привлек его тем, что стоял на пригорке, и из него хорошо была видна вся Оптина. Келейницей его стала шамординская монахиня Татиана, тихая, кроткая старушка - матушка Таня, как её все называли.

В храме по-прежнему первенствовал о. С. - он не уступил о. Рафаилу настоятельство и тот стал вторым свя­ щенником. Отец Мелетий к тому времени уже сов­ сем ослеп и оглох, около него жили несколько шамор- динских монахинь, ухаживавших за ним. Несмотря на слабость, о. Ра­ фаил принимал всех - как и прежде, дверь его | дома не закрыва­ лась. Старые мо­ нахи и монахини, благочестивые па­ ломники, приез­ жавшие в те годы поклониться «Оптине», непременно посещали и о. Рафаила, почитая его за старца.

В этом доме (где-то через год после возвращения батюшки из последнего заключения) и произойдет встреча Елизаветы Булгаковой с о. Рафаилом. Из её воспоминаний видно, какую негасимую любовь питал он к её духовному отцу архимандриту Борису (Холчеву), с которым свел Господь когда-то в северном лагере.

«Входим в дом, в первую комнату. Встретила старая монашенка. Перед нами - закрытая дверь в комнату батюшки. (Мне напоминало дверь о. Бориса.) "Есть кто-нибудь у батюшки?" - "Да нет! Батюшка, оптинцы пришли!" Немного постояли, открылась дверь. Вышел батюшка: высокий, совершенно прямой, с гладко расчесанными на прямой пробор седыми волосами и с так же аккуратно расчесанной пушистой, круглой, седой бородой... "Уютный" - вот что хотелось сказать. Подошли под благословение. "А это кто?" - "Благословите её, батюшка, и куда её свести ночевать? Она вот в гостиницу хочет идти; может быть, к кому из монашек свести её - благословите". Одна из моих спутниц стала объяснять ему, как они нашли меня на дороге (Е. А. Булгакова в 1956 году приезжала в Оптину Пустынь ). А меня в это время "оттёрли": две другие монашки стали говорить с хозяйкой, и я не могла слышать, что про меня говорят. Долетело только, когда они говорили, что я знаю о. Сергия (сын протоиерея Алексея Мечева, погибший в сталинских ла герях ), потом - имя "Борис". Тут слышу: "Какой Борис?" - весь он (батюшка) изменился. Тут уж я вылезла прямо к нему. "Какого о. Бориса вы знаете? Как его фамилия?" - и с каким-то страхом: "Холчев?" - "Да, Холчев". - "Он жив? Это же мой друг! Я его считал умершим, за упокой поминал..." Он так рад был услышать об о. Борисе, что тут я попала почти в объятия.
"Ну, если вы дочь о. Бориса, то значит, и моя дочь. Я и о. Борис - одно. Теперь у тебя два духовных отца!" Тут уж больше не было вопроса, куда вести меня ночевать: "Чувствуйте себя, как у отца..." Я попала в атмосферу такой любви и простоты, какой я никогда в жизни не встречала. Посадили меня рядом с отцом Рафаилом. Обедали. Потом почти весь вечер он рассказывал о своей лагерной жизни».

В свой «родной» козельский дом о. Рафаил, в письмах, неоднократно приглашал архимандрита Бориса (Холчева)(см.) .

В этом же радушном козельском доме произойдёт еще одна немаловажная встреча двух бывших оптинцев: о. Рафаила, несогбенно пронесшего крест монаха-исповедника по всей своей многоскорбной жизни, и Ивана Митрофановича Беляева, родного брата о. Никона (Беляева), оптинского духовника, упокоившегося в изгнании, в дальней пинежской ссылке. Сострадательная душа о. Рафаила через все годы лагерной жизни пронесла жалость и молитву за «Иванушку», ушедшего из Оптиной уже будучи рясофорным послушником. Правда, о. Рафаил, поступивший в Оптину в 1917 году, не застал там Ивана Беляева (он ушел из монастыря в 1914-м), но знал о его судьбе по рассказам о. Никона, делившегося своей скорбью о брате. Ведь тот, женившись, даже отошёл на какое-то время от веры,- казалось, свет Оптиной никогда уже не прольётся в его душу. Но и в этом случае любовь и милостивое попечение отца Рафаила вновь затеплили угасшую лампаду.

После возвращения из лагеря в 1950-х годах, узнав адрес Ивана Митрофановича, он со всей простотой, со всем теплом своего любвеобильного сердца стал звать Беляева к себе в Козельск. И он приехал - но совсем уже незадолго до смерти о. Рафаила (был потом и на его похоронах). Они сидели за домом на скамейке - перед глазами, в отдаленной дымке, в довольно ясных очертаниях, восставала родная порушенная Оптина. Иван Митрофанович рассказал старцу о той внутренней борьбе, которая терзала его всю жизнь, принёс глубокое, сердечное покаяние (было ему тогда около 70 лет) (К тому времени в душе И. М. Беляева уже многое изменилось: отец Михаил (Ежов) помог ему вернуть веру в Бога - тот самый священник, который запечатлен (юный тогда послушник) на фотографии 1913 года стоящим у гроба Оптинского старца Варсонофия (Плиханкова), преподобного аввы обоих братьев Беляевых ). Но когда обратился к о. Рафаилу за благословением оставить «мирской ярем» и дожить свой век вблизи Оптиной Пустыни,- получил вполне обоснованный отказ: велено было семейный крест донести до конца.

Весна 1957 года была холодная, затяжная. Батюшка чувствовал себя слабо, но все время служил и принимал всех приходящих. Троицкую родительскую субботу весь день дотемна он провёл на кладбище, потому что каждый просил его послужить на могилке. Придя домой, о. Рафаил слёг с высокой температурой - воспалением легких, и вслед за этим - инсульт, от которого он и скончался: тихо и мирно, 19 июня, в 4 часа утра. Двенадцать ударов церковного колокола оповестили всех о его кончине. Через несколько дней из Ташкента придёт в Козельск, на Красноармейскую улицу, д. 30 телеграмма от «возлюбленного о Христе брата» - о. Бориса (Холчева): «До глубины души огорчён смертью дорогого отца Рафаила. Прошу поклониться от меня его гробу. Храню о нем самые светлые воспоминания. Архимандрит Борис».

Так завершился жизненный путь одного из последних Оптинских старцев - иеромонаха Рафаила (Шейченко). «Далёкий странник и крестоносец», как назвал он себя в одном из лагерных писем, близок и дорог нам своей непорушенной преемственностью с духоносным оптинским старчеством. Звучат литии на его могилке на старом козельском Пятницком кладбище, цветут там по весне дивные тюльпаны, так похожие на оптинские. Негасимый свет батюшкиной любви к людям пробивается и в наши окамененные сердца - отче возлюбленный, согрей теплом души своей, умиротвори небесною молитвой!

И еромонах Рафаил (Родион Иванович Шейченко) происходил родом с Украины и по специальности был ветеринарным фельдшером. 25 августа 1917 года он поступил в Оптину пустынь послушником.

Родион Иванович пришел в Оптину уже зрелым человеком, хотя, как он писал своей духовной дочери: "От дней детства, под кровом родителя своего, я всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития. Оно было мечтой детства и усладой юности. И вот я стал у преддверия желаний моих...." Окончательное решение принять монашество пришло после трагического случая в его семье. На его глазах убили кого-то из его близких, и он сам на салазках привез тело убитого домой. Видимо это послужило последним толчком к тому, чтобы порвать с миром.

В 1923 году Оптину закрыли, а монахов выселили. С великой скорбью покидали иноки обитель. Большинство, в том числе и отец Рафаил (он стал иеродиаконом еще до закрытия монастыря), поселились в городе Козельске и старались служить, где было только возможно. Это продолжалось до 1928 года. Братии делалось все меньше, одни уезжали, других арестовывали, а в 1928 году были арестованы все оставшиеся монахи Оптиной, среди них был и отец Рафаил.

В ссылках отец Рафаил провел 21 год: первое время он отбывал срок под Москвой, в Дмитровском районе (Дмитлаг), затем 10 лет был на тяжелых работах на Баренцевом море, а потом трудился ветеринаром. Последний свой срок отец Рафаил отбывал на Соловках.

Сразу после ареста отец Рафаил попал в лагерь общего режима и стал работать в нем по своей старой специальности ветеринаром, при лагере было подсобное хозяйство (свиноводство). Поэтому он жил не в общем бараке, а в "отдельной комнатке" - стойле свинарника. Собрав богослужебные книги, он ежедневно совершал службы в "своей комнатке". Когда в 1931 году туда же был прислан отец Борис Холчев, отец Рафаил выхлопотал разрешение поселить батюшку вместе с ним в свином стойле; вместе они встретили Пасху 1931 года.

Когда открылось, что отец Рафаил тайно совершает службы, он получил дополнительный срок - 15 лет лагерей строгого режима, который отбывал на Соловках.

Из лагеря отец Рафаил вышел в середине 1940-х годов инвалидом. Он поселился недалеко от Оптиной пустыни (освобожденный заключенный должен был назвать точное место, куда он поедет, и отец Рафаил назвал город Козельск). Приехав в Козельск, он нашел там полную разруху. Действующего храма в городе не было. Физически отец Рафаил был очень слаб, но душа его горела любовью к Богу. Он поехал в Москву к митрополиту Крутицкому и Коломенскому Николаю (Ярушевичу), который посвятил его в иеромонахи (это произошло в день празднования иконы "Утоли моя печали" в московском храме Успения в Гончарах, что на Таганке) и благословил хлопотать об открытии храма.

Служение отец Рафаил проходил в городе Сухиничи, затем в Георгиевском храме города Козельска. Восстановив козельский Благовещенский храм, он был назначен его настоятелем. Отец Рафаил был человеком великой любви и жалости к людям. Приехав в Козельск, он стал заботиться о состарившихся и немощных сестрах Шамординского монастыря, многие из них тоже вернулись из ссылок. Душа его вмещала всех, кто нуждался в помощи. Все шли к нему, как к родному отцу, и всех он согревал своей любовью. Много было и не монашествующих, но просто исстрадавшихся от многообразных трудностей, и для каждого в его душе находилось тепло.

В конце 1940-х годов в Козельске рукоположили в священники бывшего учителя, отца Сергия, который стал служить с отцом Рафаилом. Всеобщая любовь, которой пользовался отец Рафаил, видимо, возбудила в сердце отца Сергия зависть, и он уговорил одну из прихожанок написать ложный донос на отца Рафаила в МГБ. Она написала, что отец Рафаил был связан с немцами, и его снова арестовали и отправили в лагерь (1949–1955) под город Киров, где батюшка отсидел 5 лет и 8 месяцев. Отец Рафаил, слабый и совершенно больной (ему уже было за 60 лет), сидел с уголовниками. Без него в Козельске был освящен Благовещенский храм, и отец Сергий стал там настоятелем. В письмах из лагеря отец Рафаил умолял своих духовных чад "простить Наташу" (которая прислала ему покаянное письмо о своем грехе доносительства), и говорил о том, что без воли Божией "ни влас с головы не пропадет", что "нужно смиряться перед волей Божией, в какой бы тяжелой форме она ни выражалась".

Выйдя из заключения, отец Рафаил стал служить в восстановленном им храме, в котором настоятельствовал отец Сергий, и поэтому отец Рафаил смиренно стал вторым священником в своем же храме. Несмотря на слабость здоровья, дверь отца Рафаила, как и до ссылки, никогда не закрывалась, и он принимал всех нуждающихся.

Иеромонах Рафаил был духовным сыном преподобного Нектария, также был близок с архимандритом Борисом (Холчевым) и епископом Стефаном (Никитиным). В 1957 году к отцу Рафаилу приезжал Иван Митрофанович Беляев (бывший послушник Оптинского скита, родной брат преподобного Никона), который на старости лет вновь обрел веру. После беседы с отцом Рафаилом Иван Митрофанович даже хотел остаться у него в Козельске, но отец Рафаил благословил его вернуться в Москву и нести свой семейный крест до конца.

На Троицкую родительскую субботу 1957 года, вернувшись с кладбища после многочисленных панихид, отец Рафаил заболел воспалением легких, после чего и скончался через 10 дней. Похоронен он был на городском кладбище города Козельска; на могиле его не было надписи, потому что в ней похоронили еще двух священников.

Летом 2005 года останки иеромонаха Рафаила были перенесены в Оптину пустынь и захоронены на братском кладбище монастыря.

Девятнадцатого июня мы чтим память преподобноисповедника Рафаила (Шейченко) (1891-1957), удивительного подвижника, исполнившего в полной мере заповедь Христову «любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас (Лк. 6:27, 28)».

Отец Рафаил (в миру Родион) родился в Курской губернии в обычной крестьянской семье. Отец работал сапожником, занимался переплётным делом. Родион окончил церковноприходскую школу, учился в земском училище, работал, как и отец, сапожником. Будучи призванным в армию в 1913 году, окончил военно-ветеринарную фельдшерскую школу. Все эти профессии очень пригодились ему в дальнейшей жизни.

Ещё в ранней юности побывал Родион в паломником и трудником. Оптина произвела такое сильное впечатление на душу юноши, что память о ней он хранил и в армии, и на фронтах Первой мировой войны. Позднее он напишет о себе так: «От дней детства, под кровом родителя своего, я всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития. Оно было мечтой детства и усладой юности».

Военные годы только укрепили веру и желание служить Господу. Вернувшись с фронта, молодой унтер-офицер попрощался с домашними и отправился в Оптину. Был принят в число братии и нёс клиросное послушание и послушание ветеринарного фельдшера.

Советская власть преобразовала монастырь в племенное хозяйство, но братия могла ещё трудиться и молиться в родной обители. В 1923 году окончательно закрыли монастырь, и монахи со слезами покидали родную , селились в Козельске на частных квартирах. Послушник Родион вспомнил ремесло сапожника и стал зарабатывать им на жизнь.

Молодой человек вступает на путь исповедника, приняв в 1928 году, в страшное для верующих время, монашеский постриг. В этом же году отец Рафаил был рукоположен в иеродиакона.

Власти старались всячески притеснять монахов - «чуждый элемент», и зимой 1930 года отец Рафаил был принудительно мобилизован на лесозаготовки. Летом того же года ОГПУ обвинило группу оптинских монахов (и отца Рафаила) в антисоветской агитации и подстрекательстве крестьян к восстанию во время беспорядков, случившихся в Козельске на Духов день.

Отца Рафаила приговорили к десяти годам лагерей. Четыре года он провел в исправительно-трудовом лагере на Урале, затем был лагерь в Московской области. Здесь преподобноисповедник работал ветеринарным фельдшером при животноводческой ферме совхоза и жил в одном из пустых загонов для свиней. Питался тем, что давалось свиньям; и это ещё была милость Божия, так как другие заключенные не имели и такого дополнения к своему скудному рациону.

Находясь в лагере, отец Рафаил не скрывал своей веры. Во время свидания ему передали Евангелие, молитвослов, икону, а поскольку жил он отдельно, то мог беспрепятственно молиться, приглашая иногда к себе некоторых из заключенных собратий.

Оперуполномоченные НКВД, в конце концов, решили, что оптинский монах ведёт слишком активную религиозную жизнь. До окончания срока оставалось четыре года, но этот срок продлили и, по решению суда, отправили молитвенника в отдалённые северные лагеря: сначала в Мурманск, а затем в Усольлаг в Соликамске Пермской области.

Из заключения отец Рафаил освободился только в 1943 году. Сначала в Козельске жить не разрешили и вернуться туда, ближе к милой Оптиной, удалось только в 1944 году.

В этом же году он был рукоположен и назначен, согласно просьбе двадцатки, настоятелем Благовещенской церкви. С этого времени началась многотрудная пастырская деятельность иеромонаха Рафаила.

Храм Благовещения был сильно поврежден, а колокольня снесена до основания. Отец Рафаил стал служить в наскоро отремонтированном приделе, тратя много сил на восстановление храма. Поскольку строительную технику было тогда достать невозможно, то строили вручную. К 1949 году храм почти восстановили и поставили иконостас.

Был человеком великой любви и жалости к людям. Приехав в Козельск, он стал заботиться о состарившихся и немощных сестрах Шамординского монастыря, многие из которых тоже вернулись из ссылок. Душа его вмещала всех, кто нуждался в помощи, люди шли к нему, как к родному отцу, и всех он согревал своей любовью.

Много было и не монашествующих, но просто исстрадавшихся от многообразных трудностей, и для каждого в его душе находилось тепло. Верующие стали обращаться к отцу Рафаилу как к духовнику, со многими у него завязались близкие духовные отношения, которые нашли своё отражение в письмах.

Власти установили тщательную слежку за ревностным пастырем, его стали часто вызывать в местное отделение МГБ. Сделали своё чёрное дело и доносы завистников и недоброжелателей.

Было составлено обвинительное заключение. Отца Рафаила обвинили в антисоветской агитации, в том, что он «среди отсталых верующих и монашеского элемента пользуется большим авторитетом». Осенью 1949 года Особое Совещание приговорило его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере Вятлаг.

Почти все близкие к отцу Рафаилу прихожане были убеждены, что в его страданиях повинны ставший после его ареста настоятелем отец Сергий (Шумилин) и бывшая староста храма Наталья. Сам же отец Рафаил просил благословить их и молиться за них, а никак не ругать, умолял своих духовных чад «простить Наташу» (которая прислала ему покаянное письмо о своём грехе доносительства).

Он писал духовным дочерям: «Детка Тоня! А за то, что ты носишь в сердце своём змею неприязненного чувства к отцу Сергию, и даже как ты пишешь: “Не простила и, наверное, никогда не прощу!” - за это не похвалю. Это чувство не христианское и гибельное для души».

«…И мы с тобою грешные, нуждаясь в прощении грехов, молимся: “Отче наш, иже еси на небесех... и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим”. Вот видишь, чтобы получить от Господа прощение, впредь надо самому простить.

Итак, дорогое дитя мое, прошу и за меня, и за себя - не сердись ни на кого, а тем более, на отца Сергия, как не сержусь ни на кого я и всем простил в самый час скорби моей ещё одиннадцатого июля, и сейчас, как и до самой смерти, буду о них молиться не яко за врагов и обидчиков своих, а яко о благодетелях спасения моего, - да помилует и спасёт их Господь. Поступи и ты так же, и воцарится в душе твоей мир и покой, а в этом всё счастье человеческое на земле.

…А то, что совершилось со мною, то это все не по хотению человеков, а по воле Божией - ко спасению моему, и этой воле Божией я покорен на все виды страданий и смерти, где и какова она ни будь. Со словом на устах и в сердце, с каким умер в изгнании святитель Иоанн Златоуст: “Слава Богу за все!”»

«Чадо! Прошу не огорчайся и не сетуй на Наташу, как не огорчаюсь ни на кого я. Кто весть пути и судьбы Господни? Разве Сыну Божию подал чашу Каиафа или Пилат, или Иуда, предавый его? Нет, Отец Небесный. Мой долг не судить, а простить всех, всех и за всё…

Простить врагу - святое дело,
Но кто в беде помог врагу,
Вот про того сказать я смело,
Как про подвижника могу!

Отцу Сергию скажи: “Если судит Господь живу мне быти и возвратиться, то одной милости буду просить у всего народа - быти ми сторожем святого храма Божия и дома Матери Божией - и только”...»

Отец Рафаил без ропота нёс крест исповедника, молился за всех духовных чад, и даже за гонителей. О пребывании в лагере старец писал своему духовному чаду так: «…Мы здесь 40-60 человек, как в улье пчелы, добавь к сему игры, ругань, споры, зависть, озлобленность и многое другое - до потери человечности. Поверь, что жизнь в лесу, в пещере была бы для меня - отблеск Рая на земле. Но надо терпеть, смиряться и паче благодарить Господа, спасающа мя грешнаго…»

О терпении в скорбях своих старец писал:

«… Неужели аз, безумный, окаянный, ничтожнейший прах, дерзну просить от Господа к себе большего внимания, чем заслуживал того вселенский вития, украшение Церкви Христовой, её слава - святой Иоанн Златоустый, окончивший дни свои в изгнании? Да не будет!

Но своё пребывание под спудом, свое уничижение и скорби не променяю ни на какие суетные радости, а свою умиленную, покаянную и радостную слезу - ни на какие чины, славу и сокровища мира сего. Но пою, славлю и благодарю за всё Бога моего, взывая купно со святым мучеником Евстратием: телесныя бо страдания, Спасе, суть веселие рабам Твоим! Грешный Рафаил».

Все хлопоты верующих об освобождении своего пастыря были безрезультатны. Центральная Комиссия по пересмотру дел оставила приговор в силе, так как, несмотря на репрессии, отец Рафаил не отказался от своих убеждений и в случае досрочного освобождения намеревался продолжить активную церковную деятельность.

Он был освобождён только в 1955 году, после того, как началось массовое освобождение из лагерей по неправосудным приговорам. Выйдя из заключения, начал служить в восстановленном им Благовещенском храме, где настоятельствовал отец Сергий. Отец Рафаил смиренно стал вторым священником в своём же храме.

Старцу было уже за шестьдесят, он был болен и слаб, но пережитые скорби приблизили его ко Господу, научили глубокому состраданию к людям. Он любил и почитал нищих, завещал это и своим духовным детям. Каждое воскресенье приглашал нищих к себе на чай.

Однажды он велел привести и напоить некую нищую чаем в день её Ангела. Нищая была слепой и не могла даже дойти самостоятельно, тем причиняя дополнительные хлопоты другим. Тогда одна из духовных дочерей отца Рафаила с упреком сказала: «Да ну, батюшка, очень уж это нужный товар!» На что он ответил: «Это самый нужный товар!»

Отец Рафаил старался как можно чаще служить, никому не отказывал в исполнении треб, хотя порой это было для него физически крайне утомительно, особенно, когда приходилось в дни ненастья ходить на кладбище и служить по заказу родственников почивших панихиды. Он безотказно принимал страждущих, духовно изголодавшихся людей, которые стали съезжаться к нему со всех концов страны.

Весна 1957 года выдалась холодная и затяжная. Хотя отец Рафаил чувствовал себя физически нездоровым, он ну дил себя часто служить и принимал всех приходящих. Троицкую родительскую субботу он дотемна провёл на кладбище, люди просили его отслужить ещё и ещё одну панихиду, всем хотелось, чтобы именно этот смиренный исповедник помолился за их почивших сродников. А он, привыкший к самоограничению, к крайнему самоотречению, никому не отказывал.

И никто не заметил вовремя, что всеми любимый батюшка давно превысил меру сил человеческих и тяжело заболел. Вечером, когда отец Рафаил вернулся домой, стало ясно, что он болен воспалением лёгких.

Духовные чада хотели позвать к больному старцу врача, просили на это благословения у настоятеля отца Сергия, но тот тянул и откладывал столько, что всякая врачебная помощь стала уже запоздалой. 19 июня 1957 года старец скончался.

Оказавшись слишком внезапной, его кончина потрясла людей. Когда отца Рафаила хоронили, то гроб с его телом почти в течение целого дня двигался от дома до кладбища, столько людей хотело проститься со старцем.

Отец Рафаил был погребен на старом кладбище в Козельске. В 2005 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия его мощи перенесли на братское кладбище Оптиной пустыни, а в 2007 году - в Преображенский храм Оптиной.

Имя преподобноисповедника включено в Собор новомучеников и исповедников Российских.

Отче Рафаиле, моли Бога о нас, грешных!