Герберт маркузе идеи. Маркузе, герберт - биография. Переводы на русский язык

Герберт Маркузе (1898-1979), немецко-американский социальный философ и социолог, родился в Берлине. Из гимназии был призван в армию в 1916 г. После войны, в 1919 г., поступил в Берлинский университет, затем через два года продолжил обучение на философском факультете Фрайбургского университета. Поработав в книжном бизнесе, Маркузе вернулся в 1929 г. в университет г. Фрайбурга для того, чтобы стать преподавателем. Однако после прихода к власти фашизма он теряет такую возможность, переезжает во Франкфурт-на-Майне (в 1933 г.), а затем вместе с Институтом социальных исследований, где работал, едет сначала в Женеву, а вслед за этим - в Нью-Йорк и в 1934 г. оказывается в Колумбийском университете.

Начинается новый, американский период жизни , который длится уже до ее конца. Во время Второй мировой войны Маркузе занимается антифашистской контрпропагандой, сотрудничая с информационной службой американской разведки. С 1950 г. работает в Русском институте Колумбийского университета, с 1952 г. - в Русском центре Гарвардского университета. В 1954-1965 гг. был профессором Брандейского университета, с 1965-го по 1970 г. (т.е. до выхода на пенсию) был профессором философского факультета Калифорнийского университета в г. Сан-Диего. Несмотря на то, что значительную часть своей жизни он провел в США, где написал большинство своих главных работ, тесных идейных связей с Франкфуртской школой и ее наиболее крупными представителями он никогда не порывал. Что же касается характера его собственных концепций, то они были весьма близки критическому духу школы и создавались в русле идей неомарксизма.

Маркузе является автором ряда популярных книг: "Разум и революция" (1941), "Эрос и цивилизация" (1955), "Советский марксизм" (1958), "Одномерный человек" (1964), "Эссе об освобождении" (1969), "Конец утопии", "Контрреволюция и бунт" (1972) и др.

Подвергая в этих работах критическому анализу индустриальное ("позднекапиталистическое") общество, ученый считает, что благодаря характерным для него технологиям оно зашло в тупик тоталитаризма. Технология не может быть безразличной по отношению к обществу и личности: в условиях капитализма она способствует подавлению индивидуальности и свободы. Происходит выравнивание людей на уровне их "усреднения", что облегчает осуществление власти и господства одних над другими. Именно при таких технологиях возникает "одномерное общество". Поскольку в нем индивид не в состоянии критически оценить ни общество, ни свое место в нем, ни тем более перспективы собственного развития , он становится "одномерным человеком". Его многомерное культурное, социальное, моральное, чисто человеческое, индивидуальное (антропологическое) развитие становится невозможным.

Такой подход есть не что иное, как продолжение "критической теории" М. Хоркхаймера. Согласно Маркузе , современное индустриальное общество обеспечивает нейтральные позиции и молчаливое с ним согласие своих членов тем, что сначала способствует формированию у них определенной структуры элементарных жизненных ("витальных") потребностей ("влечений", как он их характеризует), соответствующих требованиям этого общества и не выходящих за его социокультурные пределы; затем создает необходимые условия для удовлетворения этих потребностей или по крайней мере не препятствует их реализации. Главными среди них, вслед за З. Фрейдом, оказавшим глубокое влияние на идеи Маркузе , последний считал сексуальные потребности ("влечения").

Все это означает, что революция против такого "одномерного" общества может быть успешной лишь тогда, когда она выйдет на уровень витальных антропологических потребностей. Речь идет о том, чтобы создать необходимые предпосылки, способствовать превращению социальной революции в антропологическую, т.е. сексуальную, или, точнее говоря, соединению их н единую революцию.

Таким образом, Маркузе был поставлен один из центральных социологических вопросов: "Как возможна революция в позднекапиталистическом обществе?". Эту проблему он решал многие годы. В конце концов социолог пришел к выводу, что такое решение может иметь трехуровневый характер. Первым уровень оказался сугубо индивидуальным, антропологическим; предполагалось, что революция должна была стать сексуальной, поскольку речь идет об "освобождении" подавленных капиталистическим обществом эротических влечений. Второй уровень имел уже культурный характер. Здесь главным является борьба против "репрессивной культуры" индустриального общества. Суть же "культурной революции" состоит в победе авангардистского сюрреалистического искусства, в котором выражается бунт названных выше влечений.

Наконец, на третьем социальном уровне ряд общественных групп, не интегрированных в современное индустриальное общество (представители стран "третьего мира", люмпенизированные слои, бунтующие, не согласные с истеблишментом, интеллектуалы, студенты, сексуальные и этнические меньшинства и т.д.), осуществляет социальную революцию, направленную против "Позднекапиталистического общества", стремящегося к тоталитаризму, репрессивной культуры этот общества и господствующего авторитарного тина личности.

В этой связи специально следует отмстить отказ Маркузе (и других представителей Франкфуртской школы) видеть в рабочем классе главную революционную силу (как полагал Маркс, с идеями которого поэтому вопросу шла активная полемика). Основной аргумент состоял в том, что рабочим классом стали успешно управлять с помощью "массовой культуры" и он перестал представлять угрозу для индустриального общества. Поэтому па авангардные революционные позиции выдвигаются названные выше новые социальные силы.

Таким образом, к концу 1960-х гг. у Маркузе сложилась трехуровневая социологическая концепция революции, соединившая в себе сексуальную, культурную и социальную составляющие. Эта концепция получила большой резонанс у новых левых, молодежного (студенческого) движения, объявивших "тотальную революционную войну" против капиталистического общества. Концепция обеспечила социологу огромную популярность среди различных групп и движений, и прежде всего среди экстремистов.

Однако, увиден практическое воплощение своих идей в терроризме, нигилизме, аморализме, он испугался такого резонанса своих идей и их последствий, а потому отмежевался от левых экстремистов, что привело к резкому падению его авторитета в левых кругах. Особенно заметно это стало после выхода в свет его работы "Контрреволюция и бунт", в которой экстремистские и террористические действия в 1968-1969 гг. получили осуждение. Идея "Великого Отказа" от "репрессивной тотальности" капиталистического общества, на основе чего только и можно построить свободное сообщество людей, - а это была одна из центральных социологических идей Маркузе - не нашла в его творчестве необходимых и реальных механизмов и средств для своего осуществления.

Герберт Маркузе, представитель Франкфуртской философской школы, родился 19 июля 1898 года в еврейской семье в Берлине. Во время Первой мировой войны был призван в немецкую армию.

Он сумел в своих воззрениях объединить марксизм, экзистенциализм и фрейдизм. В молодости Маркузе очень увлекался идеями социализма. Принимал участие в Ноябрьской революции и социалистическом восстании «союза Спартака». Даже после того как он покинул ряды Социал-демократической партии, он сохранял связь с рабочим движением.

Взгляды Маркузе как философа во многом сформировал его учитель – Мартин Хайдеггер. После, работая в Институте социальных исследований при Франкфуртском университете, Маркузе испытал сильное влияние марксизма и фрейдизма. Он отметил, что проблематика многих трудов Маркса и Фрейда схожа.

После прихода нацистов к власти Маркузе эмигрировал в США. Вместе с другими представителями Франкфуртской школы философии они привнесли в американское образование некоторые европейские традиции.

Для Маркузе было большим потрясением то, что его учитель Хайдеггер остался в Нацистской Германии и поддержал новую власть, не желая лишиться профессорского кресла. Позже, работая в послевоенной Германии экспертом по денацификации, более всего Маркузе интересовался мотивами людей, поддержавших Гитлера.

Работы Маркузе содержат критику классического марксизма и советского марксизма-ленинизма. Он не верит в руководящую роль рабочего класса, так как общество потребления развращает всех и рабочий класс в первую очередь. В книге «Одномерный человек» он рассуждает о современном бесклассовом обществе, далеком от коммунизма. Единственной силой, способной на революцию, Маркузе признает маргиналов, которым нечего противопоставить системе, кроме тотального неприятия её ценностей.

Нем.-амер. философ, культуролог, один из основателей и ведущих представителей Франкфурт, школы. С 1917 ~ социал-демократ; после убийства Р. Люксембург и К. Либкнехта вышел из социал-демократ, партии. В 1919-22 в Берлине и Фрейбурге изучал философию. Ученик Хайдеггера. В 1933 эмигрировал в Швейцарию. С 1934 проф. политологии в США. Большое влияние на М. оказали Гегель, Маркс, Ницше и Фрейд. С 30-х гг. участвовал в разработке "критич. теории", направленной против культуры индустриального об-ва (под к-рым понималось любое совр. цивилизов. об-во), как несущей угрозу индивидуальной свободе. Наибольшую опасность представляли социалистич. об-ва, т.к. они исключали возможность изоляции, в к-рой индивидуум обращен к себе, может найти самого себя. М. ввел понятия "одномерное об-во" и "одномерный человек". Одномерное об-во есть лишенная всех прежних нравств. ценностей тотальная система, гл. ценность к-рой представляет индустриальное развитие; это об-во находится в ситуации, охарактеризованной Ницше символич. фразой "Бог мертв": ущемляя всякие проявления свободы внутри системы, оно борется за "внешнюю свободу". Но какой бы реальной не оказалась эта борьба, она не дает освобождения человека. Для выхода из одномерного состояния нужна смена культурных ценностей и обретение "внутр. свободы". Одномерное об-во породило опасную тенденцию полит, и духовного уравнивания. Необходимо восстановление личности. Одномерной культуре способствовали наука, просвещение, образование, повинные в формировании "одномерного человека", к-рому в рез-те такого манипулирования стали безразличны, потеряв смысл, права и свободы. Это произошло вследствие изменения полит, смысла понятий "свобода", "равенство", "демократия", "мир". Одномерное об-во сформировалось отчасти ввиду отсутствия конструктивной критики, оно породило "паралич критики", отсутствие оппозиции; такому об-ву соответствовало одномерное мышление, смысл к-рого можно было бы передать, писал М., гегелевской фразой: "Все действительное разумно, все разумное действительно". Альтернатива такому мышлению выражена Э. Блохом: "То, что действительно, не может быть разумно". Оба эти тезиса принадлежат одномерному сознанию, избавление от него способна дать только "негативная критич. мысль", согласно к-рой, по М., противостоят друг другу не разум и неразумность, право и бесправие и т.п., а все это сосуществует. М. считал одномерной философией всякое отрицание правомерности протеста, революции. Напротив, истина - в протесте, в "борьбе против", в "Великом отказе". "Критич. теория" М. не дает позитивного представления об об-ве, об успехе, эти понятия для нее негативны. Одномерное об-во опасно тем, что порождает особый "человеч. тип", к-рый более ничего не может и не хочет сказать, человека, полностью зависимого от гос. структур. Способы формирования сознания в массовом об-ве через прессу, радио, телевидение, рекламу, моду и т.п. порождают манипуляции не только мнениями и потребностями, но и внутр. страстями и неосознанными реакциями. Плюрализм мнений тоже запланирован системой. Это есть об-во тотальной зависимости. Аппарат -вот сущность такого об-ва. Избавления от этого об-ва следует ждать не от рабочего класса, истор. миссия к-рого исчерпана, а от новых революц. сил, каковыми являются малые группы. Члены этих групп проявляют полное недоверие ко всякой идеологии, их цель - не разрушение существующего, а собств. индивидуальное возвышение. Их революция - не тотальное разрушение базиса, а разрушение нашей психич. структуры. Освобождение основано на "принципе радости", оно дает опр. психич. состояние радости и удовольствия. Революция не дает нравственности и свободы.

Следствием одномерного об-ва является рост инстинктов агрессии как порождение социальных условий, "избытка обобществления". Механизированное "массовое" об-во потребления угнетает и озлобляет индивида. Природа человека противится "тотальному" обобществлению, поскольку она асоциальна по своему характеру. Угнетенная природа, физиология человека находит выход в агрессии. В работе "К феноменологии историч. материализма" М. предпринимает попытку дополнить Маркса Хайдеггером, имея в виду мысль Хайдеггера о невозможности логич. анализа об-ва, произведенного Гегелем и Марксом, поскольку оно является совокупностью разрозненных индивидов.

В этой работе М. рекомендовал качественно иной подход к анализу истории: революц. ситуация - не объективное явление, она обусловлена антропологически, она есть следствие катастрофы человеч. существа. Протест, опровержение свойственны самой природе человека. Фашизм это понимал, он был "антропологией дела". М. стоял за "тотальную революцию", за отрицание, но не как отрицание отрицания, а за "негативную" диалектику (отрицание во имя отрицания). Смысл "негативной" диалектики в бесконечном отрицании. В этом и состоит, по М., "радикализация" Гегеля и Маркса и их диалектики. В бесконечном протесте, Великом отказе, тотальной революционности - разгадка природы человека и его назначения, источник радости и полноты человеч. бытия.

Маркузе Герберт

(1898-1979) нем.-амер. философ, культуролог, один из основателей и ведущих представителей Франкфурт. школы (см. Франкфуртская школа). С 1917 – социал-демократ; после убийства Р. Люксембург и К. Либкнехта вышел из социал-демократ. партии. В 1919-22 в Берлине и Фрейбурге изучал философию. Ученик Хайдеггера. В 1933 эмигрировал в Швейцарию. С 1934 проф. политологии в США. Большое влияние на М. оказали Гегель, Маркс, Ницше и Фрейд. С 30-х гг. участвовал в разработке “критич. теории”, направленной против культуры индустриального об-ва (под к-рым понималось любое совр. цивилизов. об-во), как несущей угрозу индивидуальной свободе. Наибольшую опасность представляли социалистич. об-ва, т.к. они исключали возможность изоляции, в к-рой индивидуум обращен к себе, может найти самого себя. М. ввел понятия “одномерное об-во” и “одномерный человек”. Одномерное об-во есть лишенная всех прежних нравств. ценностей тотальная система, гл. ценность к-рой представляет индустриальное развитие; это об-во находится в ситуации, охарактеризованной Ницше символич. фразой “Бог мертв”: ущемляя всякие проявления свободы внутри системы, оно борется за “внешнюю свободу”. Но какой бы реальной не оказалась эта борьба, она не дает освобождения человека. Для выхода из одномерного состояния нужна смена культурных ценностей и обретение “внутр. свободы”. Одномерное об-во породило опасную тенденцию полит. и духовного уравнивания. Необходимо восстановление личности. Одномерной культуре способствовали наука, просвещение, образование, повинные в формировании “одномерного человека”, к-рому в рез-те такого манипулирования стали безразличны, потеряв смысл, права и свободы. Это произошло вследствие изменения полит. смысла понятий “свобода”, “равенство”, “демократия”, “мир”. Одномерное об-во сформировалось отчасти ввиду отсутствия конструктивной критики, оно породило “паралич критики”, отсутствие оппозиции; такому об-ву соответствовало одномерное мышление, смысл к-рого можно было бы передать, писал М., гегелевской фразой: “Все действительное разумно, все разумное действительно”. Альтернатива такому мышлению выражена Э. Блохом: “То, что действительно, не может быть разумно”. Оба эти тезиса принадлежат одномерному сознанию, избавление от него способна дать только “негативная критич. мысль”, согласно к-рой, по М., противостоят друг другу не разум и неразумность, право и бесправие и т.п., а все это сосуществует. М. считал одномерной философией всякое отрицание правомерности протеста, революции. Напротив, истина - в протесте, в “борьбе против”, в “Великом отказе”. “Критич. теория” М. не дает позитивного представления об об-ве, об успехе, эти понятия для нее негативны. Одномерное об-во опасно тем, что порождает особый “человеч. тип”, к-рый более ничего не может и не хочет сказать, человека, полностью зависимого от гос. структур. Способы формирования сознания в массовом об-ве через прессу, радио, телевидение, рекламу, моду и т.п. порождают манипуляции не только мнениями и потребностями, но и внутр. страстями и неосознанными реакциями. Плюрализм мнений тоже запланирован системой. Это есть об-во тотальной зависимости. Аппарат – вот сущность такого об-ва. Избавления от этого об-ва следует ждать не от рабочего класса, истор. миссия к-рого исчерпана, а от новых революц. сил, каковыми являются малые группы. Члены этих групп проявляют полное недоверие ко всякой идеологии, их цель - не разрушение существующего, а собств. индивидуальное возвышение. Их революция - не тотальное разрушение базиса, а разрушение нашей психич. структуры. Освобождение основано на “принципе радости”, оно дает опр. психич. состояние радости и удовольствия. Революция не дает нравственности и свободы. Следствием одномерного об-ва является рост инстинктов агрессии как порождение социальных условий, “избытка обобществления”. Механизированное “массовое” об-во потребления угнетает и озлобляет индивида. Природа человека противится “тотальному” обобществлению, поскольку она асоциальна по своему характеру. Угнетенная природа, физиология человека находит выход в агрессии. В работе “К феноменологии историч. материализма” М. предпринимает попытку дополнить Маркса Хайдеггером, имея в виду мысль Хайдеггера о невозможности логич. анализа об-ва, произведенного Гегелем и Марксом, поскольку оно является совокупностью разрозненных индивидов. В этой работе М. рекомендовал качественно иной подход к анализу истории: революц. ситуация - не объективное явление, она обусловлена антропологически, она есть следствие катастрофы человеч. существа. Протест, опровержение свойственны самой природе человека. Фашизм это понимал, он был “антропологией дела”. М. стоял за “тотальную революцию”, за отрицание, но не как отрицание отрицания, а за “негативную” диалектику (отрицание во имя отрицания). Смысл “негативной” диалектики в бесконечном отрицании. В этом и состоит, по М., “радикализация” Гегеля и Маркса и их диалектики. В бесконечном протесте, Великом отказе, тотальной революционности - разгадка природы человека и его назначения, источник радости и полноты человеч. бытия. Соч. : Eros and Civilization. N.Y.., 1955; Dereindimensionale Mensch. Studien zur Ideologic der fortgeschrittenen Industriegesellschaft. Neuwied u. В., 1967; Vernunft und Revolution: Hegel und die Entstehung der Gesellschaftstheorie. В., 1968; Existentialistische Marx-Interpretation. F./M., 1973 (mit A. Schmidt); Aggressivitat in der gegenwartigen Industriegesellschaft // Aggression und Anpassung in der Industriegesellschaft. F./M., 1968; Kultur und Gesellschaft. F./M., 1968; Эрос и цивилизация. Харьков, 1994; Одномерный человек. М., 1994. Лит. : Holz H. Utopie und Anarchismus: Zur Kritik der kritischen Theorie Herbert Marcuses. Koln, 1968; Steigerwald R. Herbert Marcuses drittei-Weg. В., 1969. Л.3. Немировская. Культурология ХХ век. Энциклопедия. М.1996

Отличное определение

Неполное определение ↓

, Вальтер Беньямин , Теодор Адорно , Макс Хоркхаймер , Роберт Вульф

Испытавшие влияние:

Биография

После получения степени доктора литературы в 1922 году в Университете Фрайбурга некоторое время проработал в книжной лавке в Берлине. В 1928 году он возвращается в Фрайбург , чтобы продолжить изучение философии под руководством философа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера .

Ранний Маркузе

Ранние взгляды Маркузе формировались под влиянием Гегеля , Д. Лукача и учителя Маркузе во Фрайбурге Хайдеггера . В самых ранних его работах рассматривалась возможность синтеза онтологии Хайдеггера с марксизмом . Маркузе трактовал хайдеггеровский интерес к личности как более практическую философию, «близкую к правде человеческого существования» , противопоставляя её популярным в то время, но более абстрактным неокантианству и ортодоксальному марксизму. В ранних работах влияние Хайдеггера ощутимо, что сам Маркузе признавал и позже :210-211 . По мнению Юргена Хабермаса , несмотря на уход от Хайдеггера, более поздние работы Маркузе необходимо рассматривать с учетом его влияния. Разрыв с Хайдеггером произошел в 1932 году, а после 1948 года Маркузе дистанцировался от своих соратников по Франкфуртской школе . В 1932 г. Маркузе защитил диссертацию по Гегелю «Онтология Гегеля и философия истории» .

«Разум и революция»

В книге «Разум и революция: Гегель и становление социальной теории» (1941, рус. 2000) Маркузе переосмысливает социальную и политическую философию Гегеля и описывает становление представлений об обществе за прошедшее столетие. Он приходит к выводу, что ключевым понятием для понимания Гегеля является идея Разума , наследуемая от Просвещения через Великую французскую революцию , а исключительная важность гегелевской философии заключается в установлении связи с социальной теорией и практикой. Идея Разума воздействует на движение истории как борьбу за Свободу . Философская система Гегеля, согласно Маркузе, была последней великой попыткой сделать мысль прибежищем разума и свободы:

Идея разума - средоточие философии Гегеля. Он утверждал, что философское мышление самодостаточно, что история имеет дело с разумом и только с ним одним… Идея разума сохраняет хотя и в идеалистической форме конкретные земные устремления, направленные на свободное и разумное упорядочивание жизни… В основе философии Гегеля лежит структура, идеи которой - свобода, субъект, дух, понятие - являются производными от идеи разума. Если мы не сумеем раскрыть содержание этих идей, а также выявить сущность связей между ними, система Гегеля будет казаться тёмной метафизикой, каковой она на самом деле никогда не являлась.

Даже ранние сочинения Маркса не являются философскими. В них содержится отрицание философии, хотя и выраженное философским языком. Конечно, некоторые фундаментальные понятия, разработанные Гегелем, неожиданно дают о себе знать в процессе перехода от Гегеля к Марксу, однако подход к марксистской теории не должен сводиться к рассмотрению метаморфоз, которые претерпели старые философские категории. В теории Маркса любое понятие имеет принципиально иное основание, подобно тому, как любая новая теория имеет новую концептуальную структуру, которую нельзя вывести из предшествующих теорий.

В дальнейшем взгляды Маркузе, изложенные в «Разуме и революции», претерпели изменения, однако он до конца жизни считал, что немецкая классическая философия по-прежнему актуальна в современной социальной и политической теории , при этом подчеркивая, что и Маркс , и Энгельс считали себя наследниками немецкого идеализма. :224

Программные работы

В отличие от Маркса, Маркузе не верит в решающую роль рабочего класса, считая, что общество потребления развратило всех. В знаменитой книге «Одномерный человек » для Маркузе нет героев. Все жертвы и все зомбированы, никто не действует по собственной воле. На Западе человек одномерен, поскольку им манипулируют. Общество стало бесклассовым, но оно далеко от марксова идеала коммунизма . Вместо коммунизма получилось одномерное общество , неототалитарная Система, существующая за счет гипноза средств массовой информации , которые внедряют в каждое индивидуальное сознание ложные потребности и культ потребления. Революционная роль перешла к маргиналам и представителям авангардного искусства (тезис контркультура как наследник пролеткульта). Единственное, что они могут противопоставить Системе - это Великий Отказ , тотальное неприятие Системы и её ценностей.

В книге «Контрреволюция и бунт» он, исследуя причины поражения «Парижской весны » 1968 года , уже видит в студенческом движении детонатор, который должен запустить большой мотор рабочей революции. Маркузе считает, что «Парижская весна» потерпела поражения не только из-за ограниченности социальной базы. Он вводит новое понятие «превентивной контрреволюции», которая является не просто ответом реакционных классов на революцию, но которая может начаться «превентивно», то есть предварительно, ещё до того, как началась революция, точно так же, как прививка против болезни, вызывая эту болезнь в самой лёгкой форме, приводит в действие механизм иммунитета, делая человека невосприимчивым к самой болезни. Для противодействия этому нужно расширять социальную базу революции.

Оценки

В СССР отношение к Маркузе было отрицательное, несмотря на то, что многие люди, восхваляемые советской пропагандой, как например Анджела Дэвис , были его непосредственными учениками.

Некоторые современные авторы находят влияние взглядов Ф. М. Достоевского на Маркузе.

Основные произведения

«Онтология Гегеля и основание теории историчности» (1932)
«Разум и революция» (1941)
« (недоступная ссылка с 20-05-2013 (2145 дней) - история , копия ) » (1955)
«Советский марксизм: критический анализ» (1958)
(1964)
«Культура и общество» - статьи разных лет в 2-х т. (изд. в 1965)
«Конец утопии: Герберт Маркузе ведет дискуссию со студентами и профессорами Свободного университета в Западном Берлине» (1967)
«Негации. Эссе по критической теории» (1968)
«Психоанализ и политика» (1968)
«Идеи к критической теории общества» (1969)
«Эссе об освобождении» (1969)
«Контрреволюция и бунт» (1972)
«Эстетическое измерение: К критике марксистской эстетики» (1977)

Публикации переводов сочинений на русский язык

Маркузе Г. Одномерный человек. М.: «Refl-book», 1994. - 368 с. - ISBN 5-87983-016-0 .
Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев: Государственная библиотека Украины для юношества, 1995. - 314 с. - ISBN 5-7707-3861-8 .
Маркузе Г. Разум и революция. СПб: «Владимир Даль», 2000. - 541 с. - ISBN 5-93615-001-1 .
Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек. Перевод: А. А. Юдин. М.: «АСТ» , 2003. - 528 с. - ISBN 5-17-011041-3 .
Маркузе Г. Критическая теория общества: Избранные работы по философии и социальной критике. М.: АСТ, Астрель, 2011. - 384 с. - ISBN 978-5-17-066742-0 , ISBN 978-5-271-34962-1 .
(Перевод Е. А. Деревянченко, 2006)
Маркузе Г. // Альтернативы. - 2007. - № 2. (Перевод М. Б. Конашева)
(Перевод К. Медведева , 2008)
Маркузе Г. // Логос . - 2004. - № 6(45), с. 18-23.

Напишите отзыв о статье "Маркузе, Герберт"

Примечания

Большой толковый словарь по культурологии / Б. И. Кононенко. - М.: Вече, 2000, 2003. - 512 с. ISBN 5-94538-390-2
Шурбелев А. П. Герберт Маркузе: Гегель и становление тоталитарной идеологии / Маркузе Г. Разум и революция. - СПб.: Владимир Даль, 2000. - 542 c. ISBN 5-93615-001-1
Marcuse, Herbert. On Concrete Philosophy (1929) / Marcuse, Herbert. Heideggerian Marxism. Eds. John Abromeit and Richard Wolin. - Lincoln, Nebraska: University of Nebraska Press, 2005. - P. 49.
Интервью с Гербертом Маркузе / Маркузе Г. Критическая теория общества. - М.: АСТ, Астрель, 2011. - 382 c. ISBN 978-5-17-066742-0 , ISBN 978-5-271-34962-1
Marcuse, Herbert. Heideggerian Marxism. Eds. John Abromeit and Richard Wolin. - Lincoln, Nebraska: University of Nebraska Press, 2005. - Pp. xi-xxx.
Жюлиа, Дидье . Философский словарь: пер. с франц. - М.: Междунар. отношения, 2000. - C. 233. ISBN 5-7133-1033-7
Singer, Peter. Hegel: A Very Short Introduction. - New York: Oxford University Press, 2001. - P. 124. ISBN 0-19-280197-X
Маркузе Г. Разум и революция: Гегель и становление социальной теории. - СПб.: Владимир Даль, 2000. - С. 31. ISBN 5-93615-001-1
The Concise Oxford dictionary of sociology / edited by Gordon Marshall; - Oxford; New York: Oxford University Press, 1994. - P. 394. ISBN 0-19-285237-X
Разум и революция: Гегель и становление социальной теории / История философии: Энциклопедия. - Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002. - 1376 с. - (Мир энциклопедий). ISBN 985-6656-20-6 ; ISBN 985-428-461-1
Кантор К. М. Логическая социология Александра Зиновьева как социальная философия / Александр Александрович Зиновьев / Под. ред. А. А. Гусейнова. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. - C. 237. (Философия России второй половины XX века). ISBN 978-5-8243-1073-3
McLellan, David. Karl Marx: A Biography. - London: Papermac,1995. - P. 444. ISBN 0-333-63947-2
Fromm, Erich. Marx’s Concept of Man. - New York: Frederick Ungar Publishing Co, 1975. - P. ix,74. ISBN 0-8044-6161-9
См., например: Коллинз, Рэндалл. Четыре социологических традиции. Перевод Вадима Россмана. - М.: Издательский дом «Территория будущего», 2009. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского»). - C. 303. ISBN 978-5-91129-051-1
Funk, Rainer. Erich Fromm: His Life and Ideas. - New York: The Continuum International Publishing Group, 2000. - P. 101. ISBN 0-8264-1224-6
Kołakowski, Leszek. Main Currents Of Marxism: Volume III. The Breakdown. - Oxford University Press,1981. - P. 416. ISBN 0-19-285109-8
Лесевицкий А. В. Ф. М. Достоевский и Г. Маркузе (философские близнецы) // Политика, государство и право, 2012, № 4.

Ссылки

- статья в Новой философской энциклопедии
(англ.)
Дэвис А. // «Скепсис»

Отрывок, характеризующий Маркузе, Герберт

– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет, радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C"est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d"etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l"honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l"honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l"honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d"honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.

Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.

Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.

Годы жизни: с 19.07.1898 по 29.07.1979

Немецко-американский философ и социолог. Один из основателей Франкфуртского института социальных исследований ("Франкфуртская школа" ). Автор "Одномерного человека" , одно из основополагающих трудов неомарксизма в ХХ-ом веке

Герберт Маркузе родился 19 Июля 1898 года в еврейской семье в Берлине. Хотя в 1916 году его и призвали в немецкую армию, тем не менее участия в боевых действиях не принимал. Получил степень доктора литературы в 1922 году, после чего работал в книжной лавке. В 1928 году возвращается во Фрайбург, где продолжает свои занятия по философии. Знакомится с Мартином Хайдеггером и попадает под его сильное влияние, но, со времен отходит от его философии. Маркузе принимал активное участие в социалистических движениях, по возвращению с фронта вступил в Солдатский Совет, ранее принимавший участие в Ноябрьской революции. Был членом Социал-демократической партии Германии.

Находясь во Фрайбурге, Маркузе учится вместе с Эдмундом Гуссерлем . Под руководством Хайдеггера пишет хабилитацию (европейский академический аналог российской диссертации на степень доктора наук) по теме "Онтология Гегеля и основания теории историчности" , опубликованной в 1932 году. Однако, с приходом к власти национал-социалистов, Маркузе мигрирует из страны, так как лишается возможности работы в системе образования Германии (как выходец из еврейской семьи).

К тому времени Маркузе, вместе с Теодором Адорно и Максом Хоркхаймером Институте социальных исследований (Institut für Sozialforschung) при университете Франкфурта-на-Майне. Как и Маркузе, почти все члены института покинули Германию и, в большей части, переехали в США. В Нью-Йорке ими была создана "Новая школа социальных наук ", действующая и сегодня, входил в нее и Маркузе. В 1940 году получил американское гражданство.

Еще до своей иммиграции в США, Маркузе постепенно отходит от экзистенциализма Хайдеггера, но все еще испытывая влияние философии Гегеля. Однако, наибольшее впечатление на него оказывают учения Фрейда и Маркса. На основе этого переплетения, марксизма и фрейдизма, и основывается основная концепция представителей "Франкфуртской школы", этому и посвящены основные работы Маркузе "Эрос и цивилизация" и "Одномерный человек" . Учение Маркузе произвело большое впечатление на радикальную молодежь и явлеятся одной из основ движения "Новых левых".

Герберт Маркузе был женат трижды, у него родился один ребенок, сын Питер Маркузе. Маркузе скончался на 81-ом году жизни, 29 Июля 1979 года во время визита в Германию. Хотя его и похоронили в США, в 2003 году его останки были перевезены на одно из кладбищ Берлина.

Герберт Маркузе был старше своей третьей жены Эрики Шеровер на 40 лет.

Библиография

«Онтология Гегеля и основание теории историчности» (1932)
« » (1941)
« » (1955)
«Советский марксизм: критический анализ» (1958)
« » (1964)
«Культура и общество» - статьи разных лет в 2-х т. (изд. в 1965)
«Конец утопии: Герберт Маркузе ведет дискуссию со студентами и профессорами Свободного университета в Зап. Берлине» (1967)
«Негации. Эссе по критической теории» (1968)
«Психоанализ и политика» (1968)
«Идеи к критической теории общества» (1969)
«Эссе об освобождении» (1969)
«Контрреволюция и бунт» (1972)
«Эстетическое измерение: К критике марксистской эстетики» (1977)