Царство – это выбор. Но Он не спасает нас без нас

Гость программы «Беседы с батюшкой» телеканала «Союз» – клирик Тихвинского храма города Троицка священник Антоний Лакирев

Услышать призыв

– Батюшка, я заметил, что современный ритм жизни не дает возможности полноценно жить церковной жизнью…

– Мы можем найти тысячу причин, чтобы не делать то, что сердце нам подсказывает, что совесть побуждает делать. И эти причины, при всей внешней уважительности, не обязательно будут серьезными. Чаще же всего это происходит потому, что мы не всегда точно понимаем, что значит быть христианином. Знаете, многие люди ищут образцы и пытаются под них подстроить свою жизнь. Часто этот пример – блистательный, духоносный, но совершенно не имеет никого отношения к тому, к чему тебя призывает Бог. Поэтому вопрос номер один в разговоре, как быть христианином в современных обстоятельствах, – это вопрос «к чему тебя призывает Бог?». Люди же все разные, Бог сотворил нас уникальными. Христиане не ходят стройными рядами. У каждого человека есть перед Богом свои задачи, свое призвание, свое благословение, которое дает Господь.

– Долг христианина – ходить в храм в определенное время, хотя бы в день воскресный; а не ходя в храм, можно оставаться христианином?

– Не просто можно – нужно. Про храм что говорить... День, когда мы приходим к Богу, – вещь необходимая. Но если мы скрепя сердце отдаем эти два часа в неделю Богу, то это никому не нужно, и Богу в первую очередь.

Христианин должен понимать, что это возможность напитаться, это единственный источник жизни. Я имею в виду нормальную ситуацию, когда Литургия в воскресенье, Причастие – все, что древней православной традицией предусмотрено: это центр и источник жизни, без которого все остальное просто рассыпается. Если не прикасаться ко Христу регулярно, то не хватит никаких сил ни на то, чтобы дышать, ни на то, чтобы молиться. Он, конечно, лучше знает, как мы устроены, давая апостолам наставление – . Надо доверять Богу, тому, что Он говорит, и той традиции, которую Его Церковь хранит до сего дня.

В свое время, заключая завет с Авраамом, Господь говорит ему простую и не очень понятную для нас вещь: «Ходи предо Мною и будь непорочен». Обычно, когда мы дочитываем до этих слов, то начинаем раздумывать, что значит «будь непорочен», что нужно делать, а чего не делать. Но, может быть, гораздо важнее то, с чего начинает Бог, – «ходи предо Мною». Когда жизнь происходит в присутствии Христа, в пространстве Его взгляда, тогда автоматически многие вещи ты не будешь делать пред Лицом Божиим, и, наоборот, очень многое, что ты будешь делать во славу Божию и ради бескорыстного служения людям, ради того, чтобы исполнить свое личное призвание, послужит для встречи с Богом.

– Если человек крестился, пришел к Богу не в младенчестве, а будучи взрослым, должен ли он изменить свою жизнь после Крещения?

– Крещение – это, в первую очередь, возможность изменить свою жизнь в соответствии с тем, во что ты уверовал, – с заповедями Христовыми. Ведь в Древней Церкви все крестились взрослыми. Функция крестных заключалась не в том, чтобы младенца из купели вынуть, а в том, чтобы засвидетельствовать перед епископом, перед Церковью, что человек, который просит Крещения, уже привел свою жизнь в соответствие с заповедями. Для Древней Церкви это должно было предшествовать Крещению.

В нашей жизни бывает по-разному. Но все-таки мне кажется, что Крещение – это прекрасная возможность наконец-то спросить у Бога, как Он видит мою жизнь, как она должна быть устроена. Важно помнить, что нет для всех одинаковых решений. Но мы все спрашиваем у Одного и Того же Бога. Понятное дело, если ты выбираешь следовать за Христом, то ты автоматически выбираешь не следовать по пути греха; это свободный выбор. Все, что дает Бог, всегда оказывается несравненно больше того, что мы от себя Ему отдали.

Вера – стремление к совершенному

– Белогородская область на связи.

– Отец Антоний, есть такая притча в Евангелии, когда один человек пришел в небрачной одежде на брачный пир. Мне кажется, что это – притча о Причастии, скорее всего, христианин, когда причащается, должен быть честен перед собой...

– Да, конечно, притча о званых на Вечерю – в первую очередь именно о Причастии. Хотя, наверное, и не только. Что значит – человек одет не в брачную одежду? Это значит, что царь устраивает пир, куда приходят в соответствии с дресс-кодом. И приходит человек, которому неинтересны ни царь, ни свадьба его сына; он пришел перекусить, как в забегаловку. Для него на первом месте не царь, а некий бонус, который можно от этого царя получить. Вот это порог, несовместимый с жизнью. Тебе нужен Бог или некие результаты?

Нельзя не вспомнить замечательные слова апостола Павла о людях, которые приступают к Телу и Крови Христовой недостойно, и это есть опасность для жизни. Первые христиане называли Причастие Литургией. Это слово означало общественную повинность. Точно так же «литургией» была обязанность участвовать в законодательном собрании (тогда не было представительной демократии). Древнее общество знало огромное количество уклонистов, которые от этих литургий увиливали. Порядочный, достойный человек не уклоняется от этой повинности. Я думаю, апостол имеет в виду этот смысл. Для христианина центром жизни является заповедь Божия – «сие творите в Мое воспоминание» . И, будь любезен, приведи себя в соответствующее состояние. Приходить и наедаться где-то в уголке – это неуважение к Богу. Христианин отличается от всех остальных выраженной потребностью в общении с Богом. Замечательный библеист XX века Владыка Кассиан (Безобразов) писал, что вера – это стремление того, кто верит, к совершенному и полному единству с Тем, в Кого он верит.

Ответственность за выбор человек несет сам

– Есть вопрос из группы «ВКонтакте», задает его Александр из Калининграда: «Подскажите: при капитализме люди впадают в грех, при социализме греха намного меньше – получается, что православным нужно быть против современного устройства России?».

– Не знаю, как тот, кто задает этот вопрос, а я хорошо помню социализм, поэтому не готов согласиться, что там греха меньше. Вранья точно не меньше. Грех – не количественное понятие. Невозможно говорить, больше его или меньше. Он в человеческом сердце – это выбор, который человек делает под влиянием внешних обстоятельств в том числе, но ответственность за свой выбор каждый несет сам. И если кому-то из нас повезло жить в обстоятельствах более простых, хорошо. Но кому много дано, с того много спросится . Кому-то выпало жить в более трудных обстоятельствах, где выбор сделать труднее и больше соблазнов; может быть, мы можем надеяться на милосердие Божие. Но все равно ответственность за выбор греха или правды Божией мы несем сами.

– Следующий звонок.

– У меня была мечта, и я много молилась – она осуществилась, и теперь я не знаю, как мне благодарить Бога. Бог продолжает мне помогать, я радуюсь этому.

– Благодарность – это не разовое действо. Это состояние наших взаимоотношений с Богом. Я бы даже дерзнул утверждать, что прямой противоположностью греха является именно благодарность Богу, когда мы принимаем жизнь из Его рук как совершенно незаслуженный подарок. Опыт Церкви, традиция, которая живет в ней сегодня, дает нам Божественную литургию как центр нашей благодарности Богу, но отнюдь не только в эти два часа в неделю. Посмотрите на молитвенную традицию, молитвенные правила, современные и древние, они все несут в себе заряд благодарности. Я думаю, что это и есть та пища, которой питается человеческое сердце.

Каждая исповедь обновляет отношения с Богом

– Тюменская область на связи.

– Когда готовишься к Исповеди, брошюру Игнатия (Брянчанинова) читаешь, такое ощущение, что можно почти все записать. Как правильно подготовиться к Исповеди, чтобы ничего не упустить и, может быть, все подряд не зачитывать? Кажется, что много ты совершаешь неправильного.

– Честно сказать, я не в большом восторге от подготовки к Исповеди по книжкам – именно потому, что когда ты читаешь этот бесконечный список грехов, то понимаешь: почти все имеют к тебе отношение. Но в молитвах Исповеди в нашем требнике есть такие слова, которые сейчас редко произносятся: «Вторым Крещением крещаешься еси» – то есть ты крестишься сегодня вторым Крещением. Бесконечное перечисление разных разностей вряд ли имеет к этому обновлению отношение, хотя, безусловно, время от времени каждому человеку свою совесть проверить невредно. Очень важно задать себе вопрос «что мне сейчас мешает быть со Христом?». Потому что Исповедь – это день, когда мы у Бога просим прощения, просим разрешения у Отца Небесного вернуться в Его дом, встать у подножия Его Креста, когда просим Его Своей Кровью, Своим страданием, Своей смертью смыть то, что нас разлучило. И это не может быть бесконечный список чего-то вроде бы имеющего ко мне отношение. Когда мы ссоримся с близким человеком, мы не всегда готовы сказать вслух – почему, в глубине сердца мы понимаем, что нас разлучило. Так что Исповедь – это когда ты приходишь и говоришь: вот это, Господи, меня от Тебя отделило, прости меня, я хочу быть Твоим чадом... За что сейчас мне больше всего стыдно перед Богом?

– Следующий звонок – из Беларуси.

– У меня очень много друзей-протестантов. Я хочу спросить, что это за язык, на котором они разговаривают? Они говорят, что этот язык дан им Святым Духом и что его понимает только Сам Господь.

– Да, есть такая практика, которая объясняется словами Писания. Давайте сейчас не будем говорить о конфессионально обусловленных вещах (вероятно, речь идет о протестантах-пятидесятниках). Из истории Церкви мы знаем, что в день Пятидесятницы Дух Святой, сходя на каждого из апостолов, созидая из них Церковь – Тело Христово, присутствие Божие, дает им некоторые удивительные возможности славить Бога, воспевать Его величие, которое выходит за границы человеческих языков, и поэтому, когда апостолы вышли на улицу славить Бога, их понимали люди самых разных национальностей. И это чудо уникально в церковной истории.

Священное Писание рассказывает о том, что в Церкви этот дар молитвы существовал в других формах достаточно долго. Апостол Павел называет это в одном месте «воздыханиями неизреченными». Но я боюсь, что мы сегодня не сможем точно объяснить, что он имеет в виду. Мне кажется, что «воздыхания неизреченные» сегодня – самое лучшее определение, речь идет о молитве, в которой все сердце человека изливается.

Средневековый святой говорил: кто поет, молится дважды – словами и мелодией, мелодии наших песнопений – тоже форма прославления Бога. С одной стороны, история Православной Церкви знает, что подобного рода вещи бывают достаточно часто. Это вовсе не ограничено только первым веком. Мне приходилось встречать мнение в исторической литературе, что вплоть до XV века в русских типиконах можно было нечто подобное заметить, хотя я не возьмусь утверждать правильность этого мнения. Но важную вещь говорит апостол Павел, что все духовные дары без исключения даются для назидания Церкви, чтобы община учеников Христа росла в вере – не чтобы кого-то смутить, кого-то проверить. Поэтому Церковь знает, что иногда из человеческого сердца вырываются стоны муки и точно так же – возгласы радости и счастья. Бог дает это для того, чтобы возрастали в вере. Мне кажется естественным, что это далеко не всегда бывает видно. И тот же апостол Павел пишет: когда вы молитесь, то молитесь на нормальном человеческом языке, а то вдруг кто-то зайдет с улицы и увидит вас и смутится и скажет, что вы – бесноватые, и имя Божие будет хулиться меж язычников из-за вас. Зачем это надо? Я лучше пять слов на понятном языке скажу, чем тысячу на непонятном.

Неверующие родственники: воцерковить или оставить в покое (+видео)


«Каждый отвечает за себя. А еще мы отвечаем за то, чтобы из-за нас имя Божие не хулилось у язычников, как выразился в одном письме апостол Павел. И это, может быть, самая серьезная проблема для современных христиан, в том числе и православных. Мы таковы, что маловероятно, чтобы людям стало легче обратиться, глядя на нас. Как-то я прочитал в интернете: «Я не против христианского Бога, но Его фан-клуб меня определенно раздражает». Встреча с иереем Антонием Лакиревым из серии «Основы христианского учения» прошла в Добровольческом движении «Даниловцы».

СПРАВКА

Священник Антоний Лакирев родился в 1963 году. Окончил биологический факультет МГУ, Смоленскую духовную семинарию. Работал в Академии наук СССР. С 1990 года преподает в школах г. Москвы. Служит в Тихвинском храме подмосковного города Троицка. Известный лектор, много лет читает курсы по Ветхому и Новому Завету.

Пространство Царства Божьего

Сегодня мы поговорим об отношениях с неверующими людьми, в том числе с неверующими родственниками. Я понимаю, почему меня не попросили поговорить об отношениях с филателистами, скажем. Это не так актуально.

Хотя все-таки, прежде чем говорить о конкретных вопросах, мне хотелось бы оговорить несколько базовых вопросов об отношениях людей друг с другом вообще и христиан с людьми в частности. О том, как вообще могут быть устроены человеческие отношения, в чем их смысл. Потому что прежде чем задавать себе вопрос о «неправильных» родственниках, которые почему-то вдруг не хотят верить, надо сначала все-таки понять, в чем содержание и смысл наших взаимоотношений с Богом.

Мне кажется, что принципиально важными здесь являются слова Господа Иисуса, Который говорит: «Я посреди вас». «Там, где двое или трое вместе во имя Мое, там Я посреди них». Господь говорит, что Царство находится где-то внутри нас, между нами.

Это на самом деле ведь фундаментальная вещь, потому что и современники Господа Иисуса, и люди в позднейшие времена, и до сих пор чаще всего под пространством Царства Божьего подразумевают нечто, таковым не являющееся. Пространство за пределами стратосферы, например. Мол, оно где-то там, где космонавты и астероиды. Нет, это совершенно не там. Пытались современники Иисуса искать пространство Царства Небесного в каких-то политических феноменах. Тоже очевидно, что не там искали.

На самом деле пространством Царства являются именно человеческие взаимоотношения.

Когда Господь пытается привлечь своих слушателей к этому факту, ответить на вопрос, что такое Царство, где оно и как туда войти – Он все время говорит, в тех или иных словах: любите друг друга.

Он говорит о том, как относиться друг к другу, чтобы в этих отношениях было присутствие Царства Бога, чтобы они становились проявлением Царства Бога. Мне кажется, это фундаментальная вещь. Понимаете, наши взаимоотношения друг с другом могут быть пространством Царства Божьего.

Это, к сожалению, не означает, что всегда так оно и есть. На самом деле, во-первых, мы очень часто просто не входим в личностные взаимоотношения. Как толпа в метро: мы рядом друг с другом, толкаемся, и даже довольно ощутимо порой, но никакой встречи при этом не происходит. Христос говорит именно о том, что происходит, когда люди встречаются друг с другом сердцами, лицом к лицу, когда возникает что-то общее между ними. И я бы сказал, что в целом христианская точка зрения сводится к тому, что то общее, что между нами действительно возникает, то пространство, где мы оказываемся открытыми друг другу, всегда характеризуется присутствием Бога, присутствием Иисуса Христа.

Фокус, который с Богом не проходит

Вспомните, например, притчу Господа Иисуса о Страшном суде, из 25-й главы Евангелия от Матфея – она ведь совершенно не о Страшном суде. Она о том, что, когда мы друг с другом взаимодействуем, что-то делаем друг для друга не ради каких-то абстракций, а просто потому, что мы люди – это всегда поступок, совершенный по отношению к Богу. Понимаете, в любых наших взаимоотношениях с другим человеком всегда рядом с нами загадочным образом присутствует Бог.

И вектор, исходящий из нашего сердца, направлен всегда и на человека, и на Бога. Это часто бывает ужасно неудобно, потому что нам ведь очень хочется угождать Богу, а к людям относиться по-другому.

Это, в общем, общечеловеческая особенность. Но с Господом такой фокус не проходит. Любые взаимоотношения, любая встреча с другим человеком одновременно – встреча с Богом.

И вот мы задумываемся о своих взаимоотношениях с близкими – верующими ли, неверующими, – о тех отношениях, которые нас ранят или которые нами ощущаются как зона ответственности. И здесь важно помнить, что всегда есть универсальные признаки, которые характеризуют Царство Бога. Если хотите, это законы Царства. Собственно, Господь и предлагает нам в этом мире, несмотря на все его несовершенство, жить по законам Царства. И один их этих законов говорит о том, что людей надо беречь, например.

Да, люди – великая ценность, их надо беречь. При том, что все мы несовершенны, каждый – в свою меру. Но, тем не менее, с христианской точки зрения фундаментальным определяющим является то, что Иисус умер за всех нас, за всех людей. Бог свою любовь к нам явил в том, что Христос умер за нас, грешных. Это, вне всякого сомнения, относится к каждому, и это следует относить к себе, и это большая радость.

Ведь если бы Он ждал, когда мы перестанем быть грешниками, то мы бы уже давно сковородки лизали. Но Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками.

Ровно так же это относится и ко всем остальным, к тем людям, с которыми нам бывает очень-очень трудно. Апостол Павел, кстати, пишет в одном месте: понятно, что в каждой человеческой личности и в каждой человеческой жизни есть и то, что достойно Бога и Царства, и то, что Его недостойно. По словам Павла, все это подвергается испытанию огнем – все недостойное сгорает и исчезает. И наша задача, и наша ответственность – прийти к этому моменту такими, чтобы из этого огромного деревянного строения, построенного без единого гвоздя, хоть один гвоздь все-таки остался и не сгорел. И, может, этим гвоздем станут те две минуты, которые мы когда-то бескорыстно уделили ближнему. Вот это то, что останется…

Бог ценит нашу свободу

Господь умирает за нас и отдает нам Свою жизнь не потому, что мы это заслужили (мы ведь этого совершенно не заслужили), а потому, что Его сердце таково. Бог умирает за каждого. И, собственно, наше отношение друг к другу определяется, должно бы определяться именно этим фактом. Это бывает очень непросто, это сугубый вопрос веры. Ведь глядя на человека, в том числе на себя, нам трудно поверить, что это недалеко ушедшее от обезьяны существо может быть так любимо Богом. Но это, тем не менее, так.

И это причина для существенной радости и благодарения Богу. И эта благодарность за жизнь, которую Он дал нам всем, за то, что мы можем проживать ее вместе, – это ведь очень целительная во взаимоотношениях вещь. В том числе и с неверующими родственниками. Так что если коротко отвечать на вопрос, как быть с такими родственниками, – благодарить за них Бога, и, в конце концов, все станет на свои места.

Еще один чрезвычайно важный закон Царства Божьего заключается в том, что Бог никогда не покушается на свободу человека, и это для нас тоже очень неудобно.

Мы все-таки созданы из стайных животных, вот ничего тут не поделать. Все приматы, все гоминиды, все наши предки – животные стайные. И если кто-то уклоняется от общей первомайской демонстрации, то это у нас вызывает, как правило, негативную реакцию.

Но Бог уважает нашу свободу. Никто из нас на Его месте не стал бы этого делать.

Представляете, миллиарды людей, которые не хотят в Него верить, не хотят Его видеть, не хотят по Его правде жить – а если Он им зачем-то и нужен, то только чтобы наколдовать так, чтобы коммунальные платежи поменьше стали… То есть дары, бонусы какие-то мы иметь хотим, а верить не хотим. Понятно, что любой человек на месте Бога (этим мы от Него и отличаемся), скорее всего, железной рукой постарался бы всех нагнуть и построить. И человеческая история знает, наверное, тысячи, миллионы попыток именно так и сделать, когда мы пытаемся организовать нечто массовое.

Но фундаментальное отличие Нового Завета в том, что он заключается не с массами. Я, возможно, сейчас крамольную вещь скажу, но тем не менее – невозможно крестить страну. Можно ее обратить в какой-нибудь шаманизм (другое дело, что это довольно глупо), но крестить – нельзя. Новый Завет заключается с каждым человеком по отдельности. Именно потому, что Бог бесконечно ценит нашу свободу. И нам нужно учиться именно так относиться к свободе другого человека.

«Кто примет – тот примет, кто не примет – тот не примет»

Это, конечно, очень осложняет отношения с неверующими. Да, хочется, чтобы все с тобой согласились. Веры-то мало, доверия Христу недостаточно, мы же все слабенькие, правда? И поэтому хочется, чтобы тебя одобрили, чтобы сказали, что, мол, да, правильные твои взгляды. Тоталитарные идеологии, собственно, так и рождаются – из воззрений неуверенных в себе подростков. Но, во-первых, это не путь веры. А во-вторых, есть здесь какая-то глубокая неправда.

Ведь свобода – очень важная вещь, без которой, видимо, мы не были бы тем, чем Бог нас задумал. И, конечно, самое главное во всем – любовь.

Новый Завет предлагает тем, кто в него вступает, относиться друг к другу, как Господь говорит, «так, как Я возлюбил вас». Господь любит ведь нас совершенно бескорыстно. Какая Ему с нас корысть? Что можно от нас получить? В конце концов, все принадлежит Богу, и когда мы приносим ему свои дары, мы честно говорим: «Твоих Тебе приносим». Потому что это все Тебе принадлежит, и мы тоже Твои. Но, тем не менее, почему-то мы Богу интересны. Почему-то воля Его такова, чтобы мы были свободными существами.

Свобода, помимо всего прочего, подразумевает и обязательность сомнений. Не возможность сомнений, но обязательность. Поскольку веры и любви без свободы не бывает, значит, ни того, ни другого не бывает без сомнений. И это тоже фундаментальная вещь. И поэтому люди, которые не верят так, как мы, – благословение для нас. Именно они дают нам возможность углубить свои взаимоотношения с Иисусом, во-первых. Во-вторых, возможность ясно понять, что по-настоящему важно, а что, в конечном итоге, второстепенно.

Еще один важный момент заключается в том, что Господь отправляет Своих учеников в этот мир, говоря: «Будьте Моими свидетелями». Обратите внимание на то, что в Новом Завете нет слова «миссионерство». Господь говорит: «Идите по всему миру, будьте Мне свидетелями, научите все народы». «Кто примет – тот примет, кто не примет – тот не примет», – говорит Он Своим ученикам.

Значит, это спасение их – тех, к кому вы придете, и это их выбор. А мы, как правило, не дослушиваем до середины фразы Господа Иисуса и бежим уже выполнять. А вторая половина оказывается, на самом деле, чрезвычайно важной. Потому что ведь Он не говорит: добейтесь того, чтобы они, во вретище и пепле, посыпая голову противогололедными реагентами, раскаиваясь, бежали за вами и прочее. Он говорит: «Кто примет – тот примет, кто не примет – тот не примет». «Но ваша задача, – говорит Он своим ученикам, – идти свидетельствовать».

Где нет любви – быть ею

Я читал рассказ одного американского протестанта, который не то в Лос-Анджелесе, не то в Сан-Франциско на перекрестке какого-то рокера на мотоцикле остановил, зажал переднее колесо коленями, схватил его за косуху кожаную, и пока тот не покаялся, не отпустил – все проповедовал ему, проповедовал.

Пока ты не переполнишься до краев, ты не сможешь ни о чем никому свидетельствовать. И прежде, чем мы сможем говорить с людьми о вещах сущностных, имеющих отношение к глубине жизни, об отношениях с Богом, отношениях людей друг с другом – надо пройти вместе довольно долгий путь.

Иногда это получается у великих поэтов. Ну, на то они и великие. Великий поэт или писатель может сказать так, чтобы сердце человека, по слову Божиему, «повернулось во Мне сердце Мое от жалости к тебе, народ Мой». Кто из нас может написать, скажем, сцену из «Войны и мира», где графиня узнает о смерти сына, Пети? Там ведь всего один абзац – а читатель действительно прикасается ко глубине жизни.

Но наша задача в другом, наша задача – самим войти в такие реальные жизненные взаимоотношения, чтобы был возможен диалог, который открывает наши сердца Богу.

И в этом смысле, конечно, первоначальным препятствием всегда является высокомерие и самодовольство верующих, хотя оно, конечно, далеко не всем свойственно. Нам свойственна тенденция жить поверхностно, общаться, думать, судить друг о друге поверхностно.

«Нет, я не хочу хвалить любовь мою, я никому ее не продаю»

И вот когда мы говорим о свидетельстве вообще или, тем более, близким нам людям неверующим, у нас есть две модели. Одна, на мой взгляд, малоподходящая, другая, может быть, чуть более подходящая.

Можно прийти домой и сказать: «Я тут прочитал книжку о теории эволюции Жана Батиста Ламарка», например. Или про квантовую физику, не суть. И пытаться убедить близких в том, что Ламарк или Гейзенберг прав. И совершенно иначе все происходит, когда ты приводишь домой знакомиться любимую девушку. Тут в принципе другая задача. Тебе не нужно, чтобы все твои родные и близкие согласились, что эта девушка лучше всех на свете. Они ж тогда сами на ней женятся. «Нет, я не хочу хвалить любовь мою, я никому ее не продаю», – сказал Шекспир.

Значит, вера-то, на самом деле, не столько наши абстрактные представления о том, как устроен невидимый мир, а взаимоотношения с тем, кто из этого невидимого мира к нам сюда пришел, стал видимым и кого мы полюбили.

Поэтому – да, конечно, наша жизнь определяется нашими взаимоотношениями с Господом Иисусом. По крайней мере, может определяться. Но не уверен, правильно ли убеждать других в том, что Иисус прекрасен.

Правильность теории или любимая девушка? Выбор, мне кажется, в этом пространстве лежит.

Модель, наверное, хромает, но с ее помощью можно, мне кажется, понять проблемы, которые обычно возникают у людей, причем не только у православных христиан, во взаимоотношениях с окружающими – с родственниками, друзьями, верующими или неверующими. На самом деле загадка состоит в том, что, с одной стороны, мы призваны быть свидетелями, а с другой стороны, наши взаимоотношения с Богом в Иисусе Христе – такая сокровенная тайна сердца, рассказывать о которой не целомудренно. И мы все время находимся между этими двумя перпендикулярными векторами: с одной стороны, ты не можешь не свидетельствовать, а с другой стороны, далеко не всегда можно и далеко не всегда нужно открывать сразу глубину своего сердца.

Каждый отвечает за себя

Перейду, пожалуй, к более конкретным вопросам. Первый из них: ответственны ли христиане перед Богом за то, чтобы их родственники пришли к Богу? Нет. Каждый человек за себя перед Богом отвечает сам.

Почему, собственно, предполагается, что мы ответственны перед Богом за то, чтобы наши родные пришли к Богу? Бог их и так любит. Богу они и так важны, и Он за них умер. Но мы ответственны за то, чтобы в их жизни было хоть немножко бескорыстной любви, той бескорыстной любви, какой любит нас Отец Небесный. Очень часто в человеческой жизни этого просто нет. И у христианина есть шанс попытаться эту любовь в жизнь внести какими-то своими действиями.

Итак, каждый отвечает за себя. А еще мы отвечаем за то, чтобы из-за нас имя Божие не хулилось у язычников, как выразился в одном письме апостол Павел. И это, может быть, самая серьезная проблема для современных христиан, в том числе и православных. Мы таковы, что маловероятно, чтобы людям стало легче обратиться, глядя на нас. Как-то я прочитал в интернете: «Я не против христианского Бога, но Его фан-клуб меня определенно раздражает».

Да, конечно. И поэтому наша ответственность – не быть препятствием, безусловно. Наша ответственность – жить вместе, разделять с близкими жизнь, пытаться внести в нее что-то осмысленное, содержательное и прекрасное. Но эта ответственность за себя, в первую очередь, и за тех людей, которых мы любим, возникает, потому что мы их любим, а не потому, что там нам зачет поставят. Как это говорится? Приведи десять друзей – и получи скидку на вход в Царство Небесное? Нет, ты не получишь этой скидки. А может быть, даже и наоборот. Потому что однажды Господь сказал фарисеям: «Вы обходите море и землю, чтобы обратить хотя бы одного, и делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас».

Нужно ли проповедовать неверующим родственникам? Во-первых, «не бывает пророк без чести, разве кроме как в отечестве своем и в доме своем», – говорит Господь. И Его собственные братья совсем не автоматически и не сразу стали Его учениками, друзьями и т. д. Мне кажется, что основная ценность христианина заключается в том, чтобы живущим рядом с ним людям было легче рядом с ним, чтобы света человеческого рядом с ним было больше. Как Христос говорит об Иоанне Крестителе, помните? «Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (Ин. 5:35).

Мир человеческих взаимоотношений устроен так, что если в них есть свет, бескорыстная общность друг с другом, если один человек важен для другого – то важного в его жизни не пропускаешь. И это само по себе вносит Божье присутствие. Если мы научились радоваться друг другу и любить друг друга – это уже зерно настоящей жизни, которое невозможно вытравить, если только ты сам от него не откажешься.

Поэтому, на мой взгляд, наша ответственность за неверующих состоит в том, чтобы их любить. И это означает, что мы не должны заставлять их становиться такими же, как мы.

Конечно, радоваться человеку не такому, как ты сам – это уже высший пилотаж. Но мы благодарим Бога за этих людей, потому что Он их сотворил, и в них есть что-то по-настоящему прекрасное, даже если этого совершенно не видно.

Благодарность, на самом деле, – прием, позволяющий исцелить отношения. Ты заставляешь себя в разгар конфликта сказать: «Благодарю Тебя, Господи, что есть этот человек в моей жизни», – и он постепенно начинает меняться. И важно успеть это сделать, пока мы живы.

Родители

Отдельная тема – отношения с неверующими родителями. Во-первых, отношения с неверующими родителями надо рассматривать в перспективе десятков лет. В физике есть такое понятие – «характерное время». Это время, за которое физическая величина существенно изменяется, когда изменения становятся заметными. Так вот, характерное время в данном вопросе – примерно тридцать лет. Кто из нас выждал тридцать лет, чтобы понять, удались или не удались взаимоотношения с неверующими родителями? Это одно.

Второе и самое главное – заповедь, которую никто не отменял: почитай отца твоего и мать твою, и не потому, что они правы в своих взглядах, не потому, что они восхищаются тобой и соглашаются с тобой. Это безусловная заповедь. Понятно, что отношения с неверующими родителями осложняются множеством факторов – и их тревогой за то, что ребенок неправильно выстраивает свою жизнь, хотя давно уже он вырос, и тем, что оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей.

Все это очень распространено, потому что у нас слишком долго остаются подростковые, инфантильные взаимоотношения с родителями. Важно, что они все равно остаются родителями, даже если неверующие. Тоже технический прием христианской молитвы, когда ты долго-долго пытаешься вытребовать у Бога что-то, что тебе кажется важным и нужным. Прямо вот пристаешь к Нему с ножом к горлу. Но ничего не изменится, пока ты не согласишься, чтобы ничего не вышло, пока не скажешь: «Ладно, нет – и нет. Пусть они остаются неверующими, все равно они мои родители, я их буду любить такими, какие они есть». Только тогда что-то может поменяться.

Дети

То же самое касается и детей. Пока ты не разрешишь другому человеку быть другим, пока ты не согласишься на то, что у него может быть свой путь к Богу и, может быть, ошибочный, пока ты не спросишь Бога: «Как мне жить, чтобы быть свидетелем Твоей радости, Твоей правды и Твоей чистоты?», пока ты будешь ребенку голову морочить и разговоры разговаривать, не вникая в суть и не прикасаясь сердцем к сердцу – ничего не будет. Будут только конфликты, отчуждение и неприятие.

Несколько другой вопрос, ставший актуальным в последнюю четверть века – отношения с неверующими детьми.

Выросло уже целое поколение, уже начинает подрастать второе поколение детей, которых в нежном детстве водили в церковь и причащали, буквально скрутив руки за спино й.

А потом они выросли и повернулись спиной, и их нет, они ушли. У них отношение к Церкви примерно такое, как у меня – к пионерским лагерям. Я в пионерских лагерях был раз двадцать и ненавижу их всеми фибрами души. Поэтому я хорошо понимаю людей, которым сейчас лет 18-25.

Отношения с детьми вообще, и с неверующими детьми в первую очередь, отравляются, главным образом, враньем. Враньем и нашей, взрослых, пропагандой. Мы пропагандируем детям некие прекрасные истины, но при этом сами мы по этим декларируемым истинам не живем. Не живем!

Поэтому говорить детям можно что угодно, но жить они будут не по тому, что они слышат, а по тому, что они видят в родителях. Отношения с неверующими детьми у верующих родителей могут быть прекрасными, если они уважают свободу друг друга. То, что они неверующие, ничего не меняет. Это не дает нам права относиться к ним хуже или менее внимательно.

Еще обратите внимание – ведь Бог любит нас «на вырост». Понятно, что мы сегодня недостойны, вчера были недостойны и завтра тоже будем недостойны. Но Бог видит не только то, чем мы были вчера и являемся сегодня, но и завтрашний день. И видит в людях то, что по-настоящему ценно, дорожит этим. И Господь, мне кажется, не смущается тем, что сегодня вот этот вот человек в Него не верит. Главное, чтобы считал свет светом, считал любовь ценностью. Вот этим мы можем друг с другом делиться. И тогда, в конечном итоге, жизнь этого человека не пропадет даром. И если Бог долготерпит о нас всех, то почему бы и нам тоже не потерпеть?

Страх за посмертную участь

Теперь несколько вопросов о посмертной участи. Что делать со страхом за посмертную участь своих неверующих родных? Друзья мои, не бойтесь. Не бойтесь. Мы мучаем себя: а как будет Христос судить этого человека и примет его или нет… Друзья мои, это крайне самонадеянно – пытаться предугадать, как вообще Христос нас видит, и измерять глубину Божьего милосердия. В III-IV веке, когда шли дискуссии по поводу апокатастасиса, в конечном итоге наиболее здравой точкой зрения была именно такая: нет смысла пытаться понять, кого как будут судить, к кому с какой долей милосердия Бог отнесется.

Поэтому не нужно бояться. Господь никого не отвергает, если человек сам Его не отвергает. Мы привыкаем в жизни своей все время прятаться за какую-то броню и делать ее все толще и толще, отгораживаясь от мира. Но на том свете уже невозможно эту броню сбросить. Царство Божие начинается сегодня. И если ты хотя бы своими поступками, хотя бы своей любовью бескорыстной и безусловной это Царство в человеческую жизнь пытаешься внести, оно оттуда не денется уже никуда, и все, что касается посмертной участи, можно предоставить Богу.

Когда люди уже умерли, нам нужно просто отдать их Ему, поручить и доверить Богу. Доверить, согласиться с тем, что теперь их судьба в Его руках.

И еще один очень важный момент. Царство Небесное так устроено, что, если ты туда попал и вдруг говоришь: «А где мой кузен Вася? Мне очень плохо без кузена Васи». Тебе отвечают: «Твой Вася, он вообще был… Ты помнишь, что он из себя представлял?» – «Да, но прости его, очисти кровью Твоей, ведь мне так хочется быть вместе с кузеном Васей».

Конечно, я не знаю, как это работает, и работает ли. Я совершенно не могу вам дать гарантию того, что это сработает. Но я уверен, что это важно перед лицом Божьим – наша молитва друг за друга, и за умерших в том числе. Мы можем «зацепить» друг друга любовью, которая нас связывает, если она настоящая, если это не «я тебя люблю, поэтому ты должен меня слушаться». Нет, наоборот, если я тебя люблю – я тебя на свободу отпускаю и уважаю твои взгляды.

Преимущество православия заключается в том, что мы верим в то, что и за пределами смерти, за пределами отпущенного людям времени взаимоотношения с Богом развиваются. И эта наша совместность друг с другом, то, что мы друг другом дорожим, она для Бога тоже важна, потому что это проявление Божьего присутствия.

Десятилетия идти навстречу друг другу

Теперь следующая группа вопросов, касающихся отношений в браке между людьми верующими и неверующими или верующими по-разному. С одной стороны, все сказанное относится к браку – и в смысле уважения, и любви, и свободы, и бережности. Кроме того, браки заключаются на небесах. И, конечно, брак – это возможность, не всегда реализуемая, но все же прекрасная, быть вместе во всей полноте своих человеческих существ – во плоти, в сфере эмоционально-волевой, психической и духовной.

Открытость друг другу в браке, когда люди могут говорить друг с другом о важных вещах, иногда дается с самого начала как подарок, так бывает. Но если считать этот подарок само собой разумеющимся, эта открытость очень быстро пропадет. И гораздо чаще над выстраиванием таких отношений приходится трудиться и биться в муках и корчах. Люди могут очень долго идти к тому, чтобы понимать друг друга, чтобы научиться друг другу доверять, это может занять десятилетия.

Отношения с неверующим супругом – с женой или с мужем – это то, что развивается десятилетиями, и в основе всего лежит любовь и согласие перед Богом навечно, навсегда быть вместе.

Потому что любой заключенный брак, даже не церковный – это всегда обещание. А обещание мы даем друг другу опять-таки всегда одно: я буду с тобой навсегда, я хочу быть с тобой навсегда.

Мы, конечно, понимаем, что далеко не все нам под силу, но, тем не менее, это совершенно потрясающая возможность.

Но если ты этого единства достигаешь, сущностного единства разных личностей, которые остаются свободными и при этом принадлежат друг другу в тайне подлинного брака, то, как Павел пишет, почему ты думаешь, что твоей верой не спасется муж твой или жена твоя? И, когда это до такой степени одно и то же, я не уверен, что у мужа и жены могут быть вполне независимые друг от друга отношения с Богом.

Это не вполне равносторонний треугольник. При этом я не готов сказать с уверенностью, что муж и жена строят свои взаимоотношения с Богом как одна единица. Но все-таки есть разница между супружескими отношениями и отношениями с самым близким другом, с которым ты вместе можешь молиться и обсуждать самые разные вопросы. Но у тебя с ним совершенно отдельные взаимоотношения с Богом, у каждого – свои.

С женой или мужем не так. У каждого свои, да не совсем. Или не только свои. Есть все-таки общее. Как это все устроено – тайна, обсуждать которую достаточно сложно. Но все-таки мне кажется, что мы призваны возрастать в любви таким образом, чтобы то, что драгоценно для супруга, постепенно становилось драгоценным и для меня. И если для нее драгоценен этот ее Бог, я об этом подумаю. Понятно, что и с мужской, и с женской стороны здесь абсолютное равноправие, и никакого домостроя тут быть не может – именно потому, что мы призваны уважать друг друга и ценить чужую свободу.

Там всегда Христос

Брак, в отличие от всех остальных взаимоотношений, в том числе между родителями и детьми – это то, что продолжается в вечности, это то, что простирается на небо и касается абсолютно всей глубины человеческого существа и наших потенциальных отношений с Богом. Поэтому понятно, что, если мы пытаемся эти взаимоотношения выстроить и сделать их подлинными, такими, чтобы мы могли быть вместе даже и в молчании, даже в тишине и в немощи, и в провале, и в поражении, а не только в радости, мы неизбежно придем к тому, что люди вместе, именно вместе, как одно целое, прикасаются к некоторой тайне человеческого страдания. А там всегда Христос. Там всегда Христос, понимаете?

Семья, помимо всего прочего – еще и такое место страдания, на которое люди соглашаются. Вольно или невольно, но семейная пара обязательно к тайне человеческого страдания прикасается вместе. А это значит общее прикосновение к Богу.

Следующий вопрос: как строить отношения, если супруг инославный? Как могут строиться взаимоотношения у людей, принадлежащих к христианской традиции, для каждого из которых Иисус – главная ценность, примерно понятно. Но с инославным?.. Мне сложно сказать, потому что моя жена, слава Богу, православная, поэтому здесь я теоретик.

Что ж, он инославный, но он – такой же человек, и за него тоже умер Бог, и его тоже Бог заповедовал нам любить. И это не просто человек – это муж или жена – со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Возможен ли брак с инославным? Если вы спрашиваете: «Разрешаете ли вы мне жениться или выйти замуж за какого-то инославного?» – я не буду отвечать на этот вопрос вообще.

Кто я, чтобы разрешать или не разрешать? А кто скажет, что он знает, как надо – не слушайте его. Если же вы спрашиваете о том, возможно ли это технически – жить вместе с человеком, который свои отношения с Богом строит иначе…

Что ж, это очень трудно, но бывает. Но бывает очень редко, должен сказать. В христианских браках все равно главный – Иисус, и конфессиональный вопрос отходит на второй план, если не на десятый. Но и с мусульманами у христиан бывают браки. Очень редко. Именно браки, существующие в правде Божьей, вот в этом экзистенциальном единстве. Очень редко, но бывают. Поэтому – да, теоретически это возможно. Как правило, они все-таки начинаются с большой любви, и дальше главная задача – в ней расти, а не убывать.

Принимать конфессию мужа или договориться

Понимаете, мы же любим друг друга потому, что Христос нам эту любовь дарит, а не потому, что в итоге рассчитываем сделать из этого человека то, что нам хочется. Нет, любовь – совершенно иноприродный дар. И там, где Бог дает возможность Божьей любви как экзистенциального единства, нужны ли чьи-то еще разрешения, уместны ли? Церковь в своей превосходной мудрости, вообще говоря, не рекомендует, но тоже предпочитает не говорить на эту тему больше нужного. Почитайте Социальную концепцию РПЦ, там довольно любопытные вещи об этом говорятся.

Что делать, если супруг инославный и хочет воспитывать детей в своей вере? Если речь идет о браке православного и католика, неважно, кто к какой конфессии принадлежит, вера одна, и вопроса, как воспитывать детей, еще с синодальных времен не существует. Был обычай синодальный очень разумный: вероисповедание детей в межконфессиональном браке определяется вероисповеданием отца.

Если же речь идет о семье, в которой не оба верят в Иисуса, не оба являются его друзьями, его учениками – не знаю. Здесь не может быть общего ответа, как поступать. И было бы неблагоразумно пытаться его сформулировать.

Опыт говорит, что, в конечном итоге, правильно принимать конфессию мужа. Но бывают, и часто бывают, семьи, где отношения жены с Богом на данном этапе жизни оказываются более интенсивными, и, в конце концов, православные девушки приводят в нашу Церковь и инославных.

Как быть в таком случае с венчанием?

На самом деле, при совершении таинства венчания вопрос-то и решается. Если человек с законным крещением (а в каких христианских конфессиях крещение законно и реально – достаточно понятно) участвовал, хоть бы и по случайности, в наших таинствах, например, повенчался с православной девушкой в православном храме – мы считаем его православным, и все, вопрос закрыт.

Конечно, есть чин присоединения и прочее, и прочее. Но тоже не надо делать из всего этого фетиш. Так было не всегда и будет не всегда. Тысячу лет назад было иначе, через тысячу лет будет еще как-то по-другому, если Господь наш не придет раньше.

Да, конечно, правильнее договориться и выбрать общую конфессию для семьи. Очень много зависит от того, каковы взаимоотношения внутри семьи, возможен разговор о сущностных вещах, о смысле жизни и ценностях, могут ли люди увидеть свои взаимоотношения и жизнь в перспективе смерти и в перспективе вечности или не могут.

Разрешить друг другу быть собой

Еще вопрос – как вести себя с ребенком-подростком, который отказывается от веры и высмеивает ее? Смотря с чьим ребенком. Чужого можно, в конце концов, не слушать. А если речь идет о своем ребенке-подростке, то первый вопрос, который нужно задать: а что это с ним случилось, и какой была твоя жизнь с ним, что он стал вот таким. Я несколько раз в жизни дерзал спрашивать у женщин, которые приходили жаловаться на то, какой у них муж пьяница:

«Скажите, пожалуйста, а до того, как вы за него вышли, он пил?» – «Нет, не пил». – «То есть это он от жизни с вами запил? Да как же это тебе так удалось?»

И у них был просто шок. Так и тут – подросток отказывается от веры, высмеивает ее. Как ты его до этого довел? Что ты делал неправильно?

Что делать – уважать чужую свободу и снова быть свидетелем деятельной и бескорыстной любви. И если человек эту деятельную и бескорыстную любовь и уважение со стороны родителей увидит – никуда ваш подросток не денется, придет к Господу.

Что делать, если родные против твоего воцерковления? Заставить всех поститься! На самом деле, это разговор о взаимоотношениях внутри малой социальной ячейки, группы, которой является та или иная семья, вне зависимости от того, верующая она или неверующая. Разговор об уровне уважения друг к другу, об уровне свободы, принятия друг друга, когда мы разрешаем друг другу быть собой, а не тем, кого мы себе выдумали.

Человек имеет право быть тем, кем является, а не тем, кого кто-то хотел бы на его месте видеть. Мы сейчас возвращаемся к тому, с чего начали – к вопросу о содержании человеческих взаимоотношений, об их подлинности и об их глубине. Если есть эта глубина, тогда всегда в этих взаимоотношениях присутствует Бог. А если мы живем, только изображая некоторую совместность жизни, в подлинные взаимоотношения не вступая, – о чем тогда разговор?

Богу небезразличны наши взаимоотношения, и все, о чем мы говорили сегодня, не являются сферой, за которой Он наблюдает безучастно. Люди крестятся, младенцев крестят, совершенно не подозревая про то, что еще при этом совершается миропомазание, дается дар Духа Святого. А это значит, что у Духа Святого есть возможность – по крайней мере, если Ему не очень-то мешают – действовать. И это замечательно. Это такое пространство, где мы учимся слышать Духа Святого и слушаться.

Литургия - главное событие духовной жизни, центр, который собирает вокруг себя события нашей духовной биографии. Вместе с тем Литургия - это такое богослужение, во время которого мы, как послы князя Владимира в Византии, не можем в точности сказать, находимся мы на земле или на небе. Поэтому древние христианские авторы любят называть день, когда совершается Литургия, восьмым днем недели, потому что он выходит за рамки обычного течения времени.

Но, кроме такого, выходящего за временные рамки богослужения, существует также богослужение, которое совершается именно в определенное время и от времени самым непосредственным образом зависит. Оно называется синаксарным , так как службы расположены в определенном порядке на временной оси, или просто богослужением времени. Оно замечательно тем, что дает нам возможность для освящения и принесения Богу всего времени нашей жизни. В основании богослужения времени лежит заповедь о субботе. Мы выделяем определенное время в ритме нашей жизни специально для молитвы, для того, чтобы вместе собраться и прославить Бога, и для нас это знак и, если хотите, начало, зародыш, залог того, что такой абсолютной принадлежностью Бога должно быть все время нашей жизни.

Приходя в храм, собираясь вместе для того, чтобы молиться и славить Бога, мы можем свою жизнь, каждый ее день, каждое событие, все перипетии нашей духовной жизни соотнести с вечностью, соотнести со Христом. Кроме того, на практике исключительно важно, что во время такого нашего богослужения, такой нашей молитвы и хвалы Богу, не каждый из нас, не я становлюсь центром своего внимания, своего бытия и своего мира, а Бог. И это именно то, в чем мы на самом деле больше всего нуждаемся. Именно сосредоточенность на самом себе, собственной воле, собственных грехах, и есть смерть, и наоборот, то, что мы называем словом христоцентричность, сосредоточенность на Христе, это и есть возможность жизни для нас.

В богослужении времени с практической точки зрения для нас важнее всего две службы - Вечерня и Утреня. Они могут совершаться вместе вечером, или Вечерня вечером, а Утреня - утром, но есть момент в нашей церковной жизни, когда две эти службы совершаются вместе и составляют единое целое. Называется такая службы Всенощное бдение или, в нашем обиходе, Всенощная. Она всегда совершается в субботу вечером, хотя имеет отношение не к субботе, а к воскресенью - это служба воскресного дня.

Всенощное бдение, во время которого мы празднуем Воскресение Христово, и делаем это без исключения каждую неделю, для нас - возможность свою жизнь включить в контекст Воскресения, быть свидетелями Воскресения Христова. В первую очередь - свидетелями для самих себя, потому что мы очень нуждаемся в этом. Ну, и, кроме того, если Бог нас к этому призывает, мы можем быть свидетелями Воскресения для мира, в котором мы живем.

Название «Всенощное бдение» происходит от того, что в древней Церкви вообще предпочтительным временем для общецерковных молитв была ночь, по той простой причине, что это было едва ли не единственное время, когда мы все могли собраться. В Римской империи, по крайней мере, в первые два - два с половиной века, большую часть из нас составляли рабы и люди самого незначительного положения, которые днем работают, и не имеют возможности участвовать в каких-то событиях. И вот поэтому Церковь установила с глубокой древности практику молитвы ночью, когда у всех такая возможность есть. Потому что для нас важно собраться для молитвы вместе.

Еще один замечательный момент: наша воскресная Всенощная обязательно связана самой своей сущностью со службой пасхальной, которая тоже совершается в течение всей ночи. Этот древний обычай, совершать пасхальную службу всю ночь, возник в Иерусалиме никак не позднее четвертого века. Связан он с тем, что большинство христиан первого тысячелетия были уверены, что второе пришествие Христово, на которое мы надеемся как на день нашего избавления, произойдет в пасхальную ночь. Сейчас мы, может быть, не настолько одушевлены этим ожиданием второго пришествия, хотя обетование о нем по-прежнему остается нашей главной надеждой в этой жизни, но, тем не менее, эта традиция сохраняется и несет в себе что-то очень сущностное.

Итак, поскольку наша воскресная Всенощная в большой степени повторяет, или воспроизводит службу пасхальную, она тоже предполагается на всю ночь. Но, естественно, практически никто из нас этого не может в наших условиях жизни, потому что у нас всех есть семьи, какие-то обязанности перед Церковью, перед обществом, и поэтому эта служба теперь на практике совершается вечером и может продолжаться от полутора часов в городском храме до пяти часов в монастыре.

Во всем богослужении Православной Церкви, и во Всенощном бдении в том числе, важно, что мы собираемся именно вместе, чтобы молиться и славить Бога. У апостола Павла в его письме к Римлянам есть замечательные слова: он пишет, что очень хотел бы прийти в Рим, для того, чтобы «утешиться с вами, братья, верою общею, вашею и моею» . Для христиан это очень значимая вещь, мы дорожим возможностью утешиться верою общею, возможностью рядом друг с другом и вместе друг с другом стоять перед Богом. Дело даже не в том, что осознание того факта, что ты не один такой, помогает тебе в твоем пути веры, хотя и это, безусловно, тоже так. Но вся двухтысячелетняя практика Церкви, говорит, что то, что нам удается пережить, узнать о Боге, услышать, воспринять от Христа, когда мы вместе, неизмеримо богаче всего того, что может достичь человеческое сердце в одиночку.

Но не менее важно также, что когда мы собираемся вместе для того, чтобы прославить некоторое событие евангельской истории, Воскресение Христово в первую очередь, мы реально становимся участниками этого события. И когда, скажем, великие христианские поэты составляли наше богослужение, они очень часто говорили в начальных текстах службы слова «Придите, братия, и…». Вот, скажем, в службе Вознесения: «Придите, братия, станем на горе Елеонской, где стояли ноги вознесшегося Христа, и будем вместе свидетелями Воскресения». В воскресных службах: «Придите, братия, станем вместе у опустевшего гроба Христа и засвидетельствуем». Придите, вместе увидим и будем участниками этого события. И это очень важная вещь, потому что это дает тебе возможность быть участником Его жизни, Его действия в истории.

По своей природе богослужение - это в первую очередь молитва. Когда мы собираемся вместе, мы нуждаемся в том, чтобы наша молитва была некоторым образом организована, чтобы это не было хаосом, когда все, перебивая друг друга, что-то говорят. Как и во всех остальных службах, во Всенощном бдении Церковь использует главным образом два очень простых способа организации нашей молитвы. Во-первых, когда молитва произносится устами священника, а мы в той или иной степени в ней участвуем и присоединяемся к этой молитве. В нашей сегодняшней практике чаще всего большая часть таких молитв произносится втайне, хотя у нас с вами есть возможность в них участвовать, поскольку текст службы продается и его можно купить и участвовать в службе с этим текстом в руках. Тайные молитвы духовенства там приведены. И второй способ организации нашей молитвы, когда диакон или священник вслух с амвона произносит некоторые краткие молитвы и мы, опять-таки присоединяемся к ним, обычно - пением «Господи помилуй». Такие молитвы называются ектеньями.

Кроме того, самая простая, обычная и очень древняя вещь, которая известна нам по меньшей мере четыре тысячи лет, с начала богослужения в шатре, который поставил Моисей у горы Синай, это общее наше, совместное пение разных песен, главным образом - псалмов. Для того, чтобы это было для нас посильно, не было невыносимым ни для слуха, ни для голоса, для того, чтобы это пение псалмов и других песен происходило хотя бы отчасти гармонически, чтобы не стыдно было в слух Божий петь, нам помогает в этом хор. В большинстве случаев поет хор, а мы - сколько можем, ему подпеваем.

Далее, очень важной вещью для Церкви оказались вошедшие в широкое употребление около пятого-шестого века разнообразные христианские песни, собственно новозаветного содержания. Существует ряд их разновидностей, что, я думаю, для нас сейчас не так важно: в книгах соответствующие термины надписаны, для нас же гораздо важнее содержание этих песнопений, чем их литературная форма.

Как уже было сказано выше, Всенощное бдение состоит из двух частей. Вечерня заканчивает всю предыдущую неделю, так как мы говорим о службе в субботу вечером, а в большинстве случаем мы только на нее и попадаем в течение недели. Конечно, если кому-то везет и есть возможность бывать в Церкви и в будние дни, можно только позавидовать; но все-таки большая часть из нас, очевидно, осиливает только службу в субботу вечером и в воскресенье утром. Поэтому и Утреня, которая совершается сразу после Вечерни, это служба, которая начинает новую неделю. Напомню, что воскресенье только большевики придумали считать последним днем недели, а вообще-то этот день всегда был первым.

По содержанию молитвы и по тому, как устроены эти службы, они очень друг на друга непохожи. Смысл Вечерни для нас, в основном, в том, чтобы прославить великие и славные дела Божии в творении, увидеть и перечислить их для себя, вспомнить их и прославить, поблагодарить Бога. Это совершенно необходимо, я бы даже сказал, что это своеобразное учебное или учительное пособие для каждого христианина на всю жизнь, потому что мы очень плохо умеем видеть, что делает Бог в этом мире, в моей собственной жизни, и поэтому грустим. Нам кажется, что все плохо и надежды нет, что мир непобедимо погряз во зле. Только таким усилием хвалы, благодарением, в основном - на библейском основании, мы понемногу учимся видеть, что делает Бог и в моей жизни, и осознавать, что нам есть за что благодарить Его, и это ничуть не менее важно, чем просить Его о тех или иных благодеяниях.

Вторая же часть Вечерни сосредоточена на приходе Христа к нам, в нашу жизнь. На том, что Он воплотился, стал человеком, родился от Девы, и благодаря этому приходит в жизнь каждого человека, дает нам всем возможность встретиться с Ним. В центре песнопений второй половины Вечерни - эта вера в приход Христа, вера в то, что наше спасение возможно и происходит только благодаря этому приходу, и исповедание этой веры. Это важно, потому что если ты во что-то веришь, то это должно хотя бы в чем-то выражаться. Стало быть, если ты веришь в приход Христов, то это в первую очередь должно выражаться в том, что ты благодаришь Его за это.

И, конечно же, все песнопения, все тексты, которые мы используем в молитве, связаны с празднованием Воскресения Христова. Для нас сейчас это не так, может быть, понятно, но в древности еженедельное празднование Воскресения Христова было для нас гораздо более важным, чем ежегодное, пасхальное. На Пасху мы по преимуществу вспоминали смерть Христа на Кресте, и празднованием собственно Воскресения Христова Пасха стала не ранее второй половины второго века, если не в начале третьего. Главным же моментом, когда мы становимся участниками и свидетелями Воскресения Христа, был первый день недели, так что не один, а пятьдесят два раза в году мы празднуем Воскресение.

Вечерня во время Всенощного бдения начинается возгласом, который произносит священник в алтаре: «Слава Святей, Единосущней, Нераздельней и Животворящей Троице всегда, ныне и присно и во веки веков». Эта слава, которую мы возносим Богу, включает в себя два аспекта. Во-первых, мы, безусловно, благодарим и благословляем то, что Бог нам о Себе открывает. Но, кроме того, ничуть не менее важно еще и то, что в церковном словоупотреблении слава Божия в не меньшей степени, чем хвалу, означает Его присутствие, проявление. Всякое действие Божие называется славой Божией. Ярче всего это видно в знаменитом отрывке в шестой главе пророчества Исайи, когда он пишет о том, что он видел Бога в храме Иерусалимском, и говорит: «и слава Господня наполняла храм». Слава Божия - это присутствие Божие. Стало быть, когда мы произносим эти слова, «Слава Святей…», мы и благодарим Его, и исповедуем то, что мы предстоим перед Ним, в присутствии Бога.

Наше богослужение, в очень большой степени, складывалось в Византии под воздействием царского ритуала, и начало Вечерни в большей степени, чем что-либо другое в нашем богослужении наследует особенности богослужения в византийском храме святой Софии. Поэтому в самом начале службы не просто кто-то из чтецов произносит, а все духовенство, кто есть в алтаре, вместе поют слова «Приидите, поклонимся Царю нашему Богу». Слова эти по структуре службы должны воспеваться и быть обращены ко всем нам, включая царя и константинопольского патриарха, которые в этот момент вместе входили в храм. Следовательно, это призыв, обращенный ко всему миру: «Придите, поклонимся и припадем Царю нашему, Богу».

Я кратко перечислю основные элементы службы, останавливаясь только на некоторых из них. Очень важные для нас мысли сформулированы, может быть, ярче и яснее всего, в тех молитвах, которые священник возносит во время Вечерни. Они говорят о том, почему и зачем мы приходим и к кому, к какому Богу мы приходим. Священник от нашего лица или, что то же самое, мы устами священника, обращаемся к Богу, говоря: «настави нас на путь Твой, чтобы ходить в истине Твоей. Возвесели сердца наши, чтобы бояться имени Твоего святого». Обратите внимание: это очень важная вещь. В обыденном сознании мы под страхом Божиим понимаем то, как мы боялись или боимся каких-нибудь репрессивных органов. А Церковь в этой молитве говорит: «возвесели сердца наши, чтобы нам бояться имени Твоего». Страх Божий, о котором идет речь, не русское, а славянское слово, и означает оно священный трепет в присутствии Бога, трепет предстояния перед троном Небесного Царя. Этот священный трепет теснейшим образом связан с весельем, с радостью человеческого сердца, потому что именно он - главная наша радость.

Также мы просим, чтобы Бог наставил нас - замечательные слова - «ко пристанищу воли Твоей». Альтернатива, избавление от власти греха - это наше согласие на волю Божию, на то, что «не моя воля, но Твоя да будет». Как учит нас Христос в своей молитве - да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Для Церкви воля Божья - это пристанище, убежище в буквальном смысле этого слова.

Все мы вместе в начале Вечерни поем один из самых потрясающих хвалебных псалмов - 103 псалом «Благослови душе моя Господа, Господи, Боже мой, возвеличился еси зело». Это псалом, который благодарит и славит Бога за Его творение, за все, что Он сотворил и делает. Перечисления творений в этом псалме очень поэтичны, очень красивы и пространны. Псалом говорит: Ты - Бог, творящий ангелами Своими духов и слугами Своими - пламень огненный, Бог, полагающий землю на тверди ее так, что не преклонится в век века, дающий убежище зайцам, ланям и птицам, пищу львам, «вся к Тебе чают дати пищу им во благо время». Бог, который печется о всяком творении, в том числе и о человеке. Бог, который дает пищу и радость: «и вино веселит сердце человека, и хлеб сердце человека укрепит», и так далее. Псалом описывает весь гармоничный космос, сотворенный Богом, то, каким этот мир должен был бы быть, если бы не наш грех и зло, которое мы с вами впустили в этот мир. Вот это - центр хвалебной, благодарственной части.

Затем, как обычно бывает в начале службы, мы произносим мирную ектенью, которая начинается словами «Миром Господу помолимся», такую же, как в начале Литургии и в начале любой другой службы. Это молитва, которая дает нам возможность все, из чего состоит наша жизнь, все что нас хоть немного заботит, принести Богу, предъявить Ему, положить перед престолом Царства.

Между прочим, к такому перечислению есть одно историческое основание. Дело было около 700 года до нашей эры, при царе Езекии, когда ассирийский царь Сеннахериб осадил Иерусалим. И вот полководец этого самого ассирийского царя сначала кричал Езекии из-под стен Иерусалима, что ты, дескать, такой-сякой, уповаешь на своего Бога, а ничего у тебя не получится, мы тебя завтра победим и уничтожим, храм твой разрушим и т.д. Потом царь асирийский написал Езекии ругательное послание со словами «Пусть не обманывает тебя Бог твой, на которого ты уповаешь» , и это богохульное послание было передано царю Езекии. Он же сделал очень простую вещь: принес его в храм, «развернул его пред лицем Господним» и сказал: «Господи, вот. Вот что получил в руки раб Твой. Я, - сказал царь Езекия, - отдаю Тебе это письмо, и всю эту опасность, и все. Вот, Ты увидь и спаси нас». Наутро вокруг Иерусалима был лагерь этих осаждавших ассирийцев, но в лагере были все тела мертвые. Что-то произошло ночью - Библия говорит, что Ангел Господень прошел среди стана ассирийского. Скорее всего, там произошел мятеж, междоусобица какая-то, но это уже толкование. Факт в том, что человеческими силами, как царь Езекия с этими ассирийцами, мы ни с какими проблемами в своей жизни не справимся.

Для нас жизненно важно не только усиливаться сделать все, что в нашей ответственности, но в первую очередь принести все это Богу, предъявить. Не объяснить Богу, что от Него требуется, чего мы просим, а предъявить. Так, в этой мирной ектенье мы молимся о стране нашей, властях и воинстве ея. Каждый из нас при этом к стране, властям и воинству ея может относиться абсолютно по-разному. Кому-то эти власти могут нравиться, кому-то не нравиться, тем более что в разные эпохи власти разные. Это Церковь пребывает, а власть - сегодня есть, а завтра ее нет. Мы не навязываем Богу свое мнение: помоги этим властям или свергни их, наша задача - принести и предъявить. И не моя воля, но Твоя да будет.

Точно так же мы молимся не о хорошей погоде: чтобы снег перестал, чтобы проехать можно было… Мы просим, по славянскому выражению, «благорастворения воздухов», о такой природной ситуации, чтобы мы могли жить, чтобы нам было чем дышать, чтобы жизнь наша не нарушалась из-за катаклизмов природы. А уж какая там будет погода - это частности. Мы приносим в мирной ектенье плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасении их молимся, не навязывая Богу своих мнений. Это очень важный момент в любой ектенье, и в том числе в мирной, в начальной хвалебной и благодарственной, созерцательной части Вечерни, когда мы все приносим Богу, предъявляем, а отнюдь не выпрашиваем.

Далее следует в современном нашем богослужении песнопение, которое, если есть такая возможность, должно петься двумя хорами попеременно. В монастырях это бывает, а приходских храмах встречается очень редко, разве что на очень большие праздники. Поскольку оно должно петься попеременно, оно называется антифон. Это несколько хвалебных цитат из первых псалмов. Первых - потому, что в Церкви существует традиция прочитывать в молитве всю Псалтирь в определенный срок, в одну или две недели. И цикл чтения псалмов начинается именно с вечера субботы, так что на эту Вечерню полагаются как раз первые псалмы. В древности в этот момент читались несколько псалмов, но теперь мы поем краткую выдержку, конспект этих псалмов. По первому стиху первого псалма этот антифон называется «Блажен муж». Стихи этого антифона говорят о правильной позиции человека в Божьем мире, о правильном отношении к Богу, к миру и своей судьбе. Божие вдохновение в историческом развитии нашего богослужения проявилось, помимо прочего, в том, что эти именно стихи пришлись более чем кстати после благословения Божьего творчества в 103 псалме и приношения Богу этого мира в мирной ектенье.

Коль скоро мы спели антифон, говорящий о блаженстве и о том, что есть непорочные пути человека пред Богом, то дальше неотъемлемым компонентом Вечерни является наше покаяние. Потому что стоять перед престолом Божиим и не просить помилования о грехах наших, не просить о том, чтобы Он сам вошел в нашу жизнь и освободил нас, - невозможно, это не было бы самой элементарной, человеческой честностью, не говоря уж об истине Божией. Поэтому в следующий момент службы мы поем тоже цитаты, выдержки, краткий конспект псалмов, начинающихся словами «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя». И далее «из глубины взываю к Тебе, Господи, услыши глас мой». «Да направится молитва моя, как дым фимиама пред Тобою, да направится она к престолу Твоему. Изведи из темницы душу мою».

Вот такие слова определяют смысл этого момента службы, этого песнопения. Я взываю к Тебе из глубины, выведи из темницы душу мою, из темницы, где я связан оковами, узами греха. По преимуществу это исповедание нашей потребности во Христе, нужды в том, чтобы Он пришел в нашу жизнь, чтобы мы встретили Его. В воскресной службе к этим избранным стихам псалмов также добавляются песни, прославляющие Воскресение Христово. Важнейшая особенность их в том, что они прославляют одновременно, как единое спасительное действие ради нас смерть Иисуса Христа на Кресте и Его Воскресение. Потому что возможность для нас быть живыми, быть не отделенными от Бога в вечной смерти, а вместе с Богом - дана именно двумя этими событиями, разделить которые невозможно.

Мы славим Бога, говоря: «Твоим Крестом, Христе Спасе, разрушена смерти держава смерти и уничтожен обман диавольский, род же человеческий, верою спасаемый, песнь Тебе всегда приносит» . «Христос - Спаситель наш, запись грехов наших изгладил, пригвоздив на Кресте, и власть смерти упразднил, и мы поклоняемся Его в третий день Воскресению» . Здесь также часто встречаются слова «Придите, сегодня, ныне Христос воскрес, поклонимся и воспоем», потому что в этот момент мы становимся участниками и свидетелями Воскресения. И одновременно мы поклоняемся Кресту как орудию казни, которое стало для нас источником, Деревом Жизни, на котором Христос пролил Кровь, ставшую кровью нашей жизни. Мы славим Его за то, что Он Своим принятием нашей смерти разделяет с нами наше страдание и благодаря этому мы имеем возможность разделить с Ним Его Воскресение и жизнь.

Последняя из песен в этом месте, так называемый догматик, построен как молитва к Пресвятой Деве. Очень естественная вещь, так как в Православной Церкви любой цикл или ряд молитв принято завершать обращением к Пресвятой Деве. Этот догматик, выстроенный как молитва к Пресвятой Деве, в поэтической форме говорит о Воплощении. Название «догматик» он получил от слова «догмат», потому что он рассказывает о догмате единства божественной и человеческой природы во Христе, Халкидонском догмате. Это - его основной смысл, и в догматиках мы прославляем Бога за то, что Он стал человеком и благодаря этому Его Воплощению, благодаря предстательству Пресвятой Девы, у нас есть возможность предстоять Богу и общаться с Ним во всей человеческой полноте.

Все, о чем шла речь до сих пор, поначалу полагалось совершать не в храме, а у дверей, и духовенство до этого момента Вечерни стояло вместе с народом. Тогда была такая возможность, и чаще всего люди стояли или сидели в Церкви полукругом и в определенных местах этого полукруга стоял настоятель, пресвитеры и иные члены общины. И только в этот момент службы, после стихир на «Господи воззвах», духовенство входило в алтарь. Духовенство приступало к престолу в совершенно определенной литургической связи с только что воспетым нами фактом Воплощения. Это приближение к престолу Божию дано нам как плод Воплощения. Теперь этого нет, потому что наши современные условия лишают нас такой возможности и служба прямо в алтаре и начинается. Но после пения «Господи воззвах» и стихир духовенство выходит из северных дверей и входит в центральные двери алтаря, неся при этом кадило. Такой вход с кадилом совершается, как напоминание того, что мы все вместе, с духовенством во главе, приступаем к алтарю, к престолу Царства.

И поется «Свете Тихий», очень древняя песнь, она засвидетельствована, по крайней мере, в 169 году. Мы, собственно, в точности не знаем, то ли она написана в 169 году мучеником Афиногеном, то ли она уже была известна, и это лишь первое историческое свидетельство о ней. Так или иначе, она возникла не позднее половины второго века, вот такая древняя песнь, в которой мы благодарим и славим Свет Христов, который просвещает наши сердца и называем Иисуса Светом, потому что Он Сам говорит: «Я свет миру». И поэтому мы поем «Свете Тихий святой славы бессмертного Отца небесного… прийдя на запад солнца…». То есть прийдя к окончанию дня, увидев свет вечерний, а в нашей сегодняшней жизни скорее дойдя не до вечера, а до конца недели, «воспеваем Отца и Сына и Святого Духа Господа, потому что Ты достоин во все времена быть воспеваем» самыми красивыми, великолепнейшими гласами, по-славянски - просто «пет быти гласы преподобными. Сыне Божий, дающий нам жизнь», Ты даешь нам жизнь, «поэтому мир Тя славит». Вот такой гимн мы воспеваем и это для нас тот момент, когда является нам свет Христов.

Точнее было бы сказать, что в этот момент мы можем стать свидетелями этого света. Нужно сделать важное замечание, касающееся вообще нашего богослужения. Если ты хочешь, ты можешь стоять в углу, совершенно отключиться и молиться о своем. То, что Церковь предлагает в чинопоследовании службы - именно предлагается каждому из нас принять в свободе и участвовать в этом вместе со всеми настолько, насколько ты в силах. Другое дело, что для нас важно усиливаться и просить Бога, чтобы мы не были этой возможностью обделены, но в этом нет принудительности, это действительно возможность.

В этой связи, конечно, еще очень важная вещь - то, что многое в нашей службе повторяется по нескольку раз. Мы устроены так, что взрослый человек не умеет концентрировать внимание дольше, чем минут на 20, и потом мы обязательно переключаемся. Потом мы сосредоточимся вновь, но для того, чтобы у нас все равно была возможность, несмотря на эти наши переключения, не пропустить чего-то важного, не быть обделенными, многие вещи, многие молитвы, многие мысли текста, поэтические и богословские, повторяются и повторяются. Хотя бы один раз, но ты сумеешь сердцем в эту молитву включиться. Поэтому православная служба действительно устроена довольно длинно, но очень милосердно по отношению к нашей немощной человеческой природе.

Вторая половина Вечерни - собственно прославление, исповедание прихода Христа. За краткостью разговора здесь некоторые вещи придется пропустить. Во-первых, полагалось петь хвалебный псалом, очень красивый, 92 псалом: «Господь царствует, Он облечен славою и величием», по славянски «Господь воцарися, в лепоту облечеся». За неимением времени в нашей службе поются три стиха из этого псалма, такой способ пения псалма называется прокимен. Священнослужитель - диакон или священник - произносит эти стихи, а мы повторяем первый стих. Весь псалом петь у нас нет возможности, и мы, таким образом обозначаем его. Принято думать, что мы неплохо знаем текст этого псалма, и это дает нам возможность вспомнить если не его содержание, то во всяком случае дух, движущий псалмопевцем.

Дальше две очень подробные ектеньи подряд, а между ними короткая хвалебная песнь «Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохраниться нам». И обе ектеньи, и эта песнь - просьбы наши к Богу. И просьбы эти касаются и защиты нас и всего мира, но в гораздо большей степени в них мы молим Христа о том, чтобы наши сердца были живыми, о том, чтобы жизнь наша, которую мы проживаем, была не «обменом веществ», а действительно общением с Богом, настоящей, истинной жизнью. Эти просительные ектеньи по преимуществу говорят о жизни сердца, о вещах духовных.

Дальше продолжается наше специально праздничное пение. Здесь мы поем еще несколько стихов, кратких. В нашем обиходе они называются греческим словом «стихиры». Дело в том, что святые отцы Церкви, будучи великими поэтами и при этом настоящими христианами, свои поэтические произведения, часто гениальные, называли по-гречески стишками. Собственно «стихира» по нашему - стишок, короткий, небольшой стишок. Не Стихотворение с большой буквы, а простой стишок. На русский язык славянский переводчик усумнился перевести это слово за его уменьшительно-ласкательный оттенок, и мы пользуемся просто греческим словом «стихира».

Как и первые стихиры, которые мы поем с псалмом «Господи, воззвах», здесь стихиры тоже прославляют Крест и Воскресение Христово, но, пожалуй, важной их отличительной чертой является принципиально хвалебный характер. Из них самая известная стихира, которая поется на одну из восьми мелодий нашей службы, на шестой глас, «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангелы поют на небесах, и нас на земле сподоби чистым сердцем Тебя славить».

Итак, в этом месте Вечерни поются стихиры о благодарении, прославлении Бога, о том, что Его Воскресение - это свет и источник просвещения для нас всех. Вот самая первая: «Страстью Твоею, Христе, мы от страстей освободились, и Воскресением Твоим избавлены от тления». Обратите внимание на интонацию: «Воскресением Твоим избавлены от тления», запятая, тире: «слава Тебе». Благодарение и хвала здесь являются своеобразным выводом из того, что мы вспоминаем, что мы видим и знаем о Боге, и поэтому так часто мы слышим славянское слово «темже», что в переводе означает «потому». «Из пронзенных ребр Твоих, Жизнодавче, Ты источил всем потоки прощения, жизни и спасения; плотью же воспринял смерть, бессмертие нам даруя; вселившись во гроб нас освободил, славно воскресив с Собою, Боже, и потому», - поскольку все это совершившийся факт, «потому мы - взываем: Человеколюбче Господи, слава Тебе».

Далее Вечерня подходит к концу и с первого века в этот момент богослужения мы поем песнь, которую воспел пророк Симеон в храме Иерусалимском, принимая на руки Младенца Иисуса. Напомню, что Симеону было обещано Богом, что он не умрет, пока не увидит пришедшего Христа Господня. Он был уже человеком весьма и весьма престарелым, и когда родители принесли Младенца Христа в храм, Симеон принял Его на руки, благословил Бога и сказал: «Ныне отпущаеши, отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему с миром, ибо видели очи мои спасение Твое», говорит Симеон об этом Младенце. «Видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех людей, свет во откровение язычников и славу народа Твоего Израиля». Вот эта констатация того, что спасение Божие нам дано,- причина, по которой мы всегда пользуемся этой песнью. Ныне Ты отпускаешь от жизни греховной, от смерти, от ужаса и зла, отпускаешь по Твоему обещанию, по слову Твоему, потому что мои очи видели спасение, которое Ты дал. Так говорит в этом момент каждый из нас.

На этом Вечерня почти заканчивается и последней в ней является очень короткая песня, которая называется тропарем и содержит самое краткое изложение сути праздника. Воскресные тропари все посвящены Воскресению Христову. Это всегда самое короткое и самое содержательное, самое концентрированное песнопение праздника. Мы уже говорили, что в Православная Церковь любую службу, любой ряд молитв заканчивает обращением к Царице Небесной. Вечерня здесь не является исключением, и мы заканчиваем ее троекратным пением очень торжественной песни, составленной из слов архангела Гавриила и праведной Елисаветы: «Богородице, Дево, радуйся…».

Потом начинается уже следующая служба, Утреня. Для нас, стоящих в храме, видимой, точнее - слышимой, границей между Вечерней и Утреней являются слова «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение», которые воспели ангелы в день Рождества Христова.

Утреня - самая важная служба в нашем церковном обиходе после Литургии, всегда специально посвященная Воскресению Христову. Именно в ней сосредоточена вся праздничность Воскресения Христова и именно Утреня является нашим основным свидетельством Воскресения, моментом, когда мы славим Бога за спасение, которое Он дал. Она начинается чтением шести псалмов. Раньше, впрочем, иногда читали один, иногда три, иногда семьдесят пять псалмов - такое тоже было в египетских пустынях. Мы читаем всегда шесть псалмов, и это очень по-разному происходит, даже в соседних храмах. В большинстве случаев это делает чтец, хотя в некоторых храмах сохранилась старинная традиция, и шестопсалмие читает священник, или даже настоятель. В память о том, что Утреня должна начинаться ночью, до рассвета, ныне принято гасить в храме свет в момент чтения шестопсалмия. Это к тому же очень помогает нам сосредоточиться в молитве.

Эти шесть псалмов в нашей жизни, в нашем обиходе считаются очень умилительным моментом, моментом, когда мы не только обращаем к Богу нашу молитву, но и изливаем свои чувства и переживания с помощью текста псалмов. Замечательно полезная для нас вещь, потому что очень часто мы не умеем управлять своими эмоциями. Мы не умеем жить так, чтобы наши эмоциональные переживания хотя бы в какой-то степени соответствовали нашей вере и надежде. И этому тоже приходится учиться. Шесть псалмов - это очень хороший учебник того, каковы могут быть адекватные, правильные, не истерические и не равнодушные, не экзальтированные и не холодные чувства верующего человека. Это не значит, что эти чувства тебе кто-то навязывает, тем более что в Православной Церкви существует традиция читать тексты нараспев, так, чтобы они звучали по возможности менее эмоционально, чтобы эти эмоции друг другу мы не навязывали. Но сколько можешь, ты можешь участвовать в этой эмоционально насыщенной библейской поэзии псалмов Давида.

Дальше, как в начале всякой службы, мирная ектенья, потом мы поем несколько стихов из псалмов: «Бог Господь», - то есть мы констатируем, что Бог является Господом, Владыкой, то есть Господином - «и явился нам, благословен Грядый во имя Господне». Это песнь обращена к Христу и, когда хор повторяет этот стих, диакон продолжает стихи 117 псалма, говоря: «Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его», «Обступили меня, окружили меня, но именем Господним я низложил их», «Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни», «Камень, который отвергли строители, соделался главою угла; это - от Господа, и есть дивно в очах наших». Это псалом о Христе, о Его приходе. Бог - Господь, и Он приходит к нам, и вот поэтому мы, собственно, здесь и собрались, поэтому мы так радуемся, этот-то факт мы и славим. Не то, чтобы мы обращали это к посторонним слушателям, или к Богу, который и так знает, что в нашем сердце. Но для нас самих важно осознать это.

Есть еще один важный момент в древней богослужебной практике, остановиться на котором будет не лишним. Мы собирались в храме, происходила Вечерня, более или менее похожая на то, о чем мы только что говорили. Потом начиналась Утреня, и наступала такая минута в службе, когда нам дается возможность сосредоточиться и углубиться в свое сердце, в очень индивидуальном и собранном предстоянии перед Богом. В этот момент все садятся. Сейчас это невозможно из-за многолюдства, а в древности все садились, и кто-то читал псалмы, довольно много. Тем временем мы, каждый сам по себе, несколько «отключившись» от остальных, собирались внутренне, думали и молились. Примерно так мы сейчас молимся во время шести псалмов, когда выключается свет - из глубины своего сердца, в очень личном и, если хотите, одиноком предстоянии перед Господом. И думаем мы о том празднике, который мы празднуем, по преимуществу, конечно, о Воскресении Христовом. В этой древней практике наше духовное размышление всегда имело некоторый плод, что-то нам открывалось, потому что Бог всегда отвечает молящемуся сердцу. И после этого все мы вставали, и, как результат того, что мы поняли, увидели и услышали от Бога, пели некоторую песнь, которая называется по славянски «седален», потому что он поется после такого довольно продолжительного сидения.

У нас теперь нет возможности ни сидеть, ни тем более потратить на это размышление двадцать-тридцать минут, как это было в древности. Но седальны мы поем, потому что они вобрали в себя опыт созерцания, молитвенного размышления, не просто интеллектуального, а очень глубокого размышления наших братьев-предшественников о Воскресении и других событиях. У нас во время службы, особенно в храме с иконостасом, с его праздничным рядом, есть возможность почти зримо видеть эти события. И седальны в основном говорят о событийной стороне, о том, как было Воскресение, о тех вещах, которые были с этим связаны. Несколько примеров седальнов: «Воины, стерегущие гроб Твой, Спасе, омертвели от сияния явления ангела, возвещавшего женам Воскресение. Тебя славим, победителя тления, к Тебе припадаем, воскресшему из гроба, Единому Богу нашему». «Благообразный Иосиф, с древа сняв пречистое Твое Тело, плащаницею чистою обвил, и благовониями умастив, в новом гробе положил; но в третий день воскрес Ты, Господи, даруя миру великую милость».

А потом начинается самая торжественная, самая праздничная часть Утрени, получившая греческое название «полиелей». Название это можно объяснить как производное от двух похожих, но разных греческих слов, означающих «милость» или «масло». С одной стороны здесь мы славим и возвещаем великую милость Божию. С другой стороны, в этот момент зажигаются по возможности все светильники, которые в древности в основном были масляными, и использовалось много масла. Итак, зажигаются все светильники, открываются царские врата, духовенство выходит к нам сюда, в середину и мы собираемся почти кружком вокруг них. Мы поем псалмы «Хвалите имя Господне, хвалите рабы Господни». Это хвалебный псалом употреблялся еще в Иерусалимском храме и мы унаследовали его от Ветхозаветного богослужения. Мы славим Бога за то, что Его милость дана и не прекращается, она как река, как поток исцеляющего масла, которое в древности было и лекарством, и источником света. Вот как такой поток изливается к нам милость Божия. В великие праздники мы поем эти слова хвалы, дополняя их специально праздничными величаниями.

В воскресной же службе, после того как священники вышли, и мы спели «Хвалите имя Господне», поется несколько коротких песен о Воскресении Христовом, которые, вероятнее всего, являются самыми древними из дошедших до нас пасхальных текстов. Как известно, наша нынешняя пасхальная служба была составлена в восьмом веке, а до этого времени использовались другие тексты. Частью переработанные, они послужили основой нынешней пасхальной службы, а по воскресеньям мы еженедельно продолжаем их петь в почти неизменном виде. Тексты, например, такие: «Ангельский собор изумился, видев Тебя причисленным к мертвым, державу же смерти, Спасе, разорившего, и с Собою Адама воздвигшего, и от ада всех освободившего». «Зачем миро смешиваете со слезами скорби, о ученицы? Блистающий во гробе ангел мироносицам поведал: узрите гроб и уразумейте, что Спас воскрес от гроба». Вот такие констатирующие факт песнопения. «Мироносицы жены с благовониями пришедшие ко гробу Твоему, Спасе, рыдали, ангел же сказал им: что думаете о Живом, как о мертвом? Он - Бог, и воскрес из гроба».

После этого мы читаем Евангелие о Воскресении Христовом. Все повествования евангелистов о Воскресении разделены на несколько отрывков и читаются в определенном порядке неделя за неделей. Прочитав отрывок из Евангелия, мы поем все вместе - вот здесь традиция предполагает, что мы уж как умеем, но все-таки стараемся спеть все вместе - слова «Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Господу Иисусу, Единому безгрешному, Кресту Твоему поклоняемся, Христе, и святое Воскресение Твое поем и славим: ибо Ты - Бог наш, кроме Тебя иного не знаем, имя Твое призываем, приидите все верные, поклонимся святому Христову Воскресению, потому что пришла Крестом радость всему миру, всегда благословляя Господа, поем Воскресение Его, ибо претерпев распятие, Он разрушил смертию смерть». Эта песнь - центральный момент нашего участия в службе.

После этого масло милости Божией не только на слух, не только в молитве, не только духом, но и в осязаемом виде изливается на наши главы, чтобы вся полнота человека была в этом задействована. Поэтому священник берет небольшой сосуд с маслом, кисточку, и каждого из нас маслом помазывает крестообразно. Это важно для нас, чтобы мы помнили, что не только дух и не только разум, душа человеческая участвуют, но и все наше тело участвует в поклонении. Мы телом кланяемся, телом совершаем крестные знамения, и так далее - и принимаем милость и телом тоже через благословленный елей.

Пока мы это делаем, а это бывает достаточно долго, особенно если нас много, хор поет и читает сложное богословское и поэтическое произведение весьма специфического литературного жанра, называющееся канон, в переводе с греческого - правило. Канон - важный богословский источник, он построен на основе девяти хвалебных песен Библии. Это песнь Моисея, которую он воспел после перехода через Красное море, песнь Анны, матери пророка Самуила, песнь Ионы, которую он воспел из чрева кита, взывая к Богу о спасении, песнь, которую три еврейских отрока пели Богу в горящей печи в Вавилоне, из-за чего все вавилоняне вокруг были сплошь в ожогах, а они не сгорали, песнь Пресвятой Богородицы «Величит душа Моя Господа», песнь Захарии и некоторые другие. В каноне эта библейская литературная основа переработана применительно к конкретному празднику. Сама библейская песнь пересказывается в кратком песнопении, «ирмосе», которое поет хор. А далее следует ряд кратких стихов, воспевающих праздник и использующих ирмос как образец. Впрочем, нужно сказать, что даже в древних канонах такая структура в точности выдерживается редко, а в славянских прозаических переводах этого вовсе не видно. Для нас на практике важно, что канон отличается от всех остальных праздничных текстов своей развернутостью, подробностью. Именно это давало авторам канонов, по крайней мере воскресных и праздничных, возможность детально излагать в них учение Церкви.

Во второй половине канона располагаются также две небольшие песни, называемые «кондак» и «икос». Они были в древности гораздо длиннее и занимали центральное место в Утрене до появления канонов как литературного жанра. Когда канон вытеснил кондаки в структуре нашего богослужения, они, как это часто бывает, не исчезли вовсе, но только сократились. Это яркий пример того, как богослужение исполняет в жизни Церкви роль наследственного материала, как гены в живом организме. Остающиеся древние элементы не исчезают вовсе, потому что они дарят нам вот такую генетическую связь с нашими предшественниками. А этот принцип преемственности всей церковной жизни, преемственности от самого Господа через апостолов и святых отцов - существенный компонент нашей веры. Наконец, лишившись центрального места в богослужении, кондаки стали основой для очень популярного в нашей молитвенной поэзии жанра акафистов.

Наконец, в финале хвала наша распространяется на весь мир, в котором мы поставлены Богом. К стихам псалма «Всякое дыхание», то есть все, что дышит и живет, «да хвалит Господа» мы припеваем ряд стихир, которые говорят о Воскресении как об уже совершившемся событии, свидетелями которого мы стали. Речь идет и о свидетельстве всей нашей жизни, и о встрече с Воскресшим Христом в нашей молитве в данный момент, в этой службе. Речь в этих стихирах идет также о плодах Воскресения и о том, как изменился мир в результате этого события. Вот лишь два примера: «Господи, Ты дал нам Крест Твой как оружие против дьявола, трепещущего и трясущегося, не могущего взирать на силу Его, ибо он (Крест) мертвых восставляет и смерть упразднил. Потому поклоняемся погребению Твоему и восстанию»; «Пусть скажут иудеи, как стерегущие воины потеряли Царя? Почему камень <гроба> не сохранил Камня Жизни? Пусть либо предъявят <тело> погребенного, либо поклонятся Воскресшему, говоря с нами: слава множеству щедрот Твоих, Спасе наш, слава Тебе».

После этих «Хвалитных» стихир - кульминация Утрени, ее основная часть, которая называется Великое Славословие. Я говорил, что одно из самых древних свидетельств о нас - это донос на нас Плиния Младшего императору Траяну, где он по результатам своего дознания пишет, что «христиане собираются до рассвета, чтобы воспеть, чередуясь, Христа как Бога». Вероятнее всего этой песнью как раз и является Великое Славословие, уже использовавшееся нами на рубеже первого и второго веков. Предваряется Великое Славословие возгласом священника «Слава Тебе, показавшему нам свет».

По Уставу, если мы совершаем Всенощную не применительно к городским условиям жизни, а как было изначально, то этот возглас звучит в момент восхода солнца. У первых христиан еще не было икон, они появились веке во втором, в начале третьего. Символы, конечно, использовали в катакомбах, но очень немного. А вот восход солнца, появление светила, дающего свет, тепло и жизнь, был для первых христиан иконой одновременно и пришествия Христова во плоти, и Воскресения Его из гроба, когда во мраке ночи нам воссиял свет. «Слава Тебе, показавшему нам свет» восклицает Церковь, и поется Великое Славословие. Текст его составлен отчасти из псалмов, отчасти из цитат из Евангелия. Начальные слова этой песни «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволоение». Далее Великое Славословие содержит слова, близко напоминающие Евхаристическую молитву: «Хвалим Тебя, благословляем Тебя, кланяемся Тебе, Славословим Тебя, благодарим Тебя ради великой славы Твоей». Затем мы воспеваем Христа как Агнца Божия, взявшего на Себя грехи мира. И это тоже имеет свои параллели в определенных моментах Литургии. Так Великое Славословие, кульминация всей нашей хвалы, нашего свидетельства о Воскресении Христовом, предваряет собой Евхаристию, которая будет совершаться позже, в нашей практике - на следующее утро.

После Великого Славословия есть еще несколько элементов, в частности две ектеньи - и служба завершается.

В качестве заключения я еще раз хочу сказать, что Всенощное бдение - возможность смотреть на Христа, на события Его жизни, на Его воплощение, Его Воскресение, на Его действие в моей жизни. Для нас это возможность собрать свою собственную жизнь вокруг истинного центра, установить правильную иерархию ценностей. И, кроме того, для нас еще это возможность подготовиться к участию в Евхаристии. Утром, на следующий день мы приходим на Литургию благодарить Бога, и если мы придем, еле-еле вспоминая спросонья, за что мы Бога благодарим, это будет одно. А если у нас с вечера есть возможность помолиться, услышать Слово Божие, вспомнить о евангельских событиях, в этой евангельской перспективе о жизни своей подумать, о том, что такое Воскресение Христово в моей жизни, о той надежде и свете, которые Он дает, - это другое. Это возможность вспомнить, что принести на Евхаристию, чтобы она была не только событием мировой истории, но и событием твоей собственной биографии. Вот, собственно, зачем мы на Всенощную ходим, почему мы так ценим эту службу и считаем для себя важным и нужным в ней участвовать. И последнее в этой связи: Литургия действительно выходит за рамки всякого времени, а празднование любого церковного праздника главным образом сосредоточено в молитвах и священнодействиях Всенощного бдения.

Примечания:

От греч. άξων, лат. axis, ось.
Рим. 1:12
4 Цар. 19:10.
4 Цар. 19:14.
Глас 3, Первая стихира на Господи, воззвах.
Глас 2, Вторая стихира на Господи, воззвах.

О ценности опыта школьного учителя для священнослужения, о самом сложном в жизни священника, о дарвинизме и христианстве и о практике исповеди.

Возраст: 49 лет.

Образование: биологический факультет МГУ, Смоленская духовная семинария.

Место служения: Тихвинский храм города Троицка.


О преподавании

Преподавать мне хотелось с самого начала. Всю вторую половину 1980-х я занимался репетиторством, учил абитуриентов биологии - я этим зарабатывал. А в начале лета 1990 года отец Александр Мень (он знал, что я занимаюсь репетиторством, и я иногда с ним советовался по этому поводу) выдернул меня из очереди у креста и сказал, что сейчас организуется школа и там нужен преподаватель естествознания. И я согласился. Познакомился с Михаилом Васильевичем Смолой (основатель и директор Пироговской школы. - БГ ). Таким образом я оказался в Пироговке.

Кроме биологии, я преподавал химию, географию, черчение и, совсем недолго, английский - что-то вроде домашнего чтения. Это был период, когда никого не было - в середине года нормальную училку не найдешь. Приходилось ложиться на амбразуру. А еще я одно время преподавал информатику.

Когда речь идет о вере, существует такое правило: нельзя отвечать человеку на вопрос, который он не задавал

Со временем то, как я преподаю, в чем-то изменилось. Может быть, это связано с возрастом, а может быть, с чем-то еще. Я постепенно становлюсь снисходительней. Наверное, потому, что я постепенно научаюсь уважать свободу детей быть такими, какие они есть. Для священника это необходимо, ведь, если ты не уважаешь свободу прихожан, ты ни на что не годишься. Один коллега говорил, что единственное, что требуется от священника, - он должен быть добрым. Может быть, так и есть, а все остальное факультативно.

О религиоведении и основах православной культуры

Однажды я некоторое время вел в 9-м классе факультатив по религиоведению. И вот это мне не понравилось. Я учу детей четверть века, я их насквозь вижу. И я видел реакцию - скучно. Тут даже не нужно искать специальных признаков, это сразу видно. С биологией гораздо проще: биология входит в федеральный стандарт, и мне не так важно - скучно детям или нет. Все равно требуется, чтобы дети так или иначе с моей помощью это превзошли. А с тем, что в федеральный стандарт не входит, все обстоит сложнее.

Когда речь идет о вере, существует такое правило: нельзя отвечать человеку на вопрос, который он не задавал. Удивительным образом Христос иногда - даже довольно часто - отвечает не на тот вопрос, который ему задают, но на тот вопрос, который у человека на самом деле есть. Так бывает, что у тебя в душе один вопрос, а на языке другой. Но невозможно говорить о религии в ситуации, когда слушатель никуда не может деться и лишен, по сути, свободы выбора, а вопроса то ли нет, то ли я не могу его нащупать.

Название предмета «Основы православной культуры» - это эвфемизм, то есть вранье

Не думаю, что преподавать религиозные предметы в школе в целом неправильно. Скорее, дело во мне: наверное, разговаривать с подростками на эту тему - не мое.

Впрочем, что такое основы православной культуры, я вообще не понимаю. Как преподавать православную культуру? Как правильно печь блины на Масленицу? Кому это надо, о чем тут разговаривать? А православная культура как таковая умерла, это как древний язык. Конечно, двум или трем людям на весь большой город позарез нужно изучать древнегреческий - флаг им в руки, барабан на шею. Но двум или трем - не больше. Поэтому у меня такое ощущение, что название этого предмета - эвфемизм, то есть вранье. Потому что сказать, что мы преподаем катехизис или Закон Божий, - вроде как неудобно. Такие вещи не проходят безнаказанно, и особенно в школе, потому что дети подобное вранье чуют печенкой - и их немедленно начинает тошнить, и это здоровая, правильная реакция, с которой ничего не поделаешь. Я тоже в университете сдавал экзамены по разным странным предметам, у меня в дипломе две тройки - по политэкономии социализма и по дарвинизму.

О Дарвине, теории эволюции и Большом взрыве

Мне кажется, что теория эволюции, представления о Большом взрыве и другие подобного рода вещи в современной науке - грандиозное свидетельство величия Творца.

Нужно понимать, что конфликт между дарвинистами и христианами - это, по сути, конфликт между дарвинистами и протестантами. Потому что именно для протестантов характерен библейский вербализм (представление о том, что Писание следует понимать буквально. - БГ ). Это достаточно древняя вещь, возникшая еще у иудеев, - хотя у иудеев библейский вербализм не был единственным подходом. В истории православия тоже полно вербализма, но опять-таки, он никогда не был единственным представлением, а у большинства протестантов только такое и есть. И, честно говоря, я не очень понимаю, почему православные христиане должны в конфликте с дарвинизмом выступать на стороне протестантов, при том что исходная идеологема протестантизма - о том, что Слово Божье в части о происхождении мира следует понимать буквально, - нам не близка.

Многие научные теории через века опровергаются, но дарвиновская теория, как к ней ни относись, верна она или не верна, является одним из величайших достижений человеческой мысли за все 50 тысяч лет существования человечества. Мало что в истории интеллектуальной культуры сопоставимо по значимости с этой идеей. И этого достаточно для того, чтобы о ней рассказывать в школе. И вообще, в школе, как я уже говорил, существует федеральный стандарт - и преподаватель в любом случае обязан преподать программу.

О том, как становятся священниками

Я думаю, что у всякого священника с самого начала всегда есть призвание, которое он в какой-то момент осознает: в какой именно - зависит от перипетий личной биографии каждого; на то, чтобы осознать призвание и согласиться на него, нужны определенное время и усилия - все-таки решение стать священником подразумевает перемену жизни. Я осознал призвание довольно давно, еще в советское время. Однажды я пришел в церковь на службу и ясно почувствовал, что мое место здесь. Между этим моментом и тем днем, когда я откликнулся на это призвание, наверное, лет десять.

Когда у тебя уже есть некоторое направление и ты сам уже знаешь, что хочешь служить, - дальше слово за Богом: он устраивает рукоположение каким-то своим способом. Насколько я знаю из рассказов коллег, очень трудно отследить тот момент, когда нужный человек посмотрит в нужную сторону и примет нужное решение.

Теоретически существует некий механизм, с помощью которого становятся священниками - в каждой епархии есть семинария, люди ее заканчивают, пишут прошение правящему архиерею, анкету, автобиографию и прочее. Но на практике бывает по-разному. Например, какому-то священнику нужен в приход еще один священник. Он знает кого-то из семинаристов - очника или заочника. А бывает, сидит благочинный, ломает голову, что надо открывать приход в каком-нибудь разрушенном храме и надо кого-то туда поставить. Мне кажется, в этом одно из важнейших преимуществ христианства - у Бога нет общих решений ни для каких случаев. Теоретически правильной жизни не получается. Получается «как-то».

В моей жизни был период, когда я не мог подумать, что стану священником. Я закончил университет в 1985 году, а преподавать ушел в 1990-м. Продолжать заниматься наукой было бессмысленно - надо было или уезжать, или менять профессию. Считанные единицы из моего поколения остались и не сменили профессии, и им можно только аплодировать.

В эти пять лет я все-таки пытался заниматься наукой - не скажу, что совсем неуспешно, но и не особенно замечательно. И чем дальше, тем четче я понимал, что занимаюсь не тем, чем хочу. Мне казалось, что надо делать диссертацию, а на самом деле внутри было ощущение, что не надо этого ничего, что надо что-то другое. И так страшно - особенно для советского человека - поставить точку и бросить. Как? Какой ужас! Сейчас все-таки по-другому, а тогда переменить свою судьбу было страшно, хотя понятно, что никакой судьбы нет, а есть только твой ответ на призвание Божье. Это было время, когда я шел в противоположную сторону. И потом еще раз - когда я ушел из Пироговки и пошел работать директором в государственную школу - как бы поднялся по карьерной лестнице. Но тут уж мне гораздо меньше понадобилось времени, чтобы понять, что нужно драпать. Не потому, что плохая работа, а потому, что это не мое.

Я пытался чего-то достичь, добиться, сделать из своей жизни что-то несоответствующее замыслу Божьему, и что-то получалось, но я становился до такой степени несчастным, что жить дальше было невозможно. Мне в каком-то смысле повезло, потому что я успел осознать, что двигаюсь не туда, - раньше, чем уперся в стену лбом.

В 2001 году я уволился из директоров и поступил на заочное отделение семинарии.

О пользе опыта учителя для священника

Во-первых, я не боялся разговаривать с людьми, не боялся выступать публично. Во-вторых, я понимал, что без греха один Христос, а остальные - только люди. «Недостатки есть даже у меня» - как и у остальных людей. Еще одна важная вещь и для педагога, и для священника: понимание того, что люди меняются. Учителя ведь переживают тяжелейшие кризисы: я этих детей учу, а они… А потом дети заканчивают школу, лет через пять приходят, смотришь - совершенно нормальные люди, культурные, ходят в одежде, едят вилкой, читают книги. А ведь кто бы мог подумать, глядя на него в 8-м классе. Развитие - это признак психического здоровья. Но ты ежедневно видишь человека таким, какой он сегодня, и это бывает трудно - хочется быть вместе с человеком, учить его, когда он уже станет белым и пушистым. Но это произойдет завтра, а Бог приходит к нам сегодня. Учительское понимание того, что ученик способен меняться, помогает помнить, что и прихожанин способен меняться.

Кроме того, в педагогике есть такая аксиома: нельзя преувеличивать свою роль в жизни детей. Точно так же священнику нельзя преувеличивать свою роль в жизни других христиан. По крайней мере такова моя позиция. Я не вижу ни пользы, ни правды в слишком плотном духовном руководстве. Когда Иисус говорит: «И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах» и «Не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель - Христос» - он ведь что-то имеет в виду.

Жизнь христианина подобна подброшенному камню: если он не летит вверх - он падает

Я не утверждаю, что мой путь - единственно правильный. Наверное, в каких-то обстоятельствах духовное руководство чрезвычайно полезно. У пророка Исайи есть такие слова: «Во что вас еще бить, продолжающие свое упорство?». Что еще с вами делать, если по-другому никак не получается? Так что, наверное, для каких-то людей наличие кого-то, кто будет их пасти, - большая милость Божья. Но это не мое. Для меня, и как для священника, и как для педагога, очень важно не преувеличивать свою роль в жизни других людей. Вот наше правительство - очень преувеличивает свою роль в жизни страны, и пользы от этого нет ни ему, ни стране.

Я открыл для себя одну очень важную вещь, которую раньше не понимал: в жизни людей, даже очень обыкновенных и довольно грешных, неуклюжих, самых обыкновенных людей, в которых, казалось бы, ничего выдающегося и романтичного нет, - очень часто есть какая-то такая глубокая тайна родства со Христом, тайна отношений с ним. Но знает эту тайну только Бог, иногда даже сам человек ее не знает. В каком-то смысле человек становится счастливым, когда он отношения с Иисусом осознает как таковые, и есть в их отношениях что-то по-настоящему прекрасное, драгоценное. Подозреваю, что человечество было сотворено ради этих отношений. Но увидеть эти отношения между Богом и отдельным человеком не дано ни мне, ни большинству других людей.

О преодолении себя

Существует такой стереотип христианской биографии: с человеком что-то произошло - Евангелие прочитал или в катастрофе выжил. Обратился к Богу. На следующем этапе пришел в церковь, потом принял постриг или стал священником. Затем стал святым. Дальше ничего делать не надо. На самом деле, это чисто протестантская картинка: покаялся - и уже все. Они спрашивают: зачем исповедоваться, если ты уже один раз покаялся? Преодолевать себя трудно, и каждый раз требуется новое усилие. Это как с мытьем посуды: ты помыл, а назавтра опять накопилась. Опять грязная и опять та же самая. И послезавтра снова. Ужасно хочется, чтобы вымыл, и дальше уже чистота до конца жизни. И гулять в прохладе рая. Но так не бывает. Я думаю, священникам важно о себе помнить - мы ничего не достигли. Более того, у нас нет ни перед кем никаких преимуществ, в том числе перед другими христианами, - скорее, обязанности, ответственность. И нам тоже постоянно нужно себя преодолевать. Как только ты думаешь, что чего-то достиг, наступаешь полной пяткой в грязь.

Когда ты уже в сане, легче забыть, что все равно нужно трудиться. Отец Александр Мень говорил, что жизнь христианина подобна подброшенному камню: если он не летит вверх - он падает. Другое дело, что священство - это еще и путь совершенно удивительной радости. Как говорит настоятель храма, где я служу: «У нас самая лучшая профессия». И хотя я не считаю священство профессией, я с ним полностью согласен. Наверное, в любой жизни трудно только собственное несовершенство. Вот когда ты предаешь Христа, это очень тяжело. Тогда жизнь становится невыносимой.

Об исповеди

Исповедовать тяжело. Но что еще ты можешь принести Богу, кроме времени и потраченных сил? Потраченных, строго говоря, бескорыстно, потому что духовные бонусы от покаяния все равно получишь не ты, а тот, кто кается. Твое дело - сторона. Конечно, трудно, но если нет золота, приходится приносить в дар Богу камни.

И следующий момент очень важный: надо понимать, что таинство все-таки совершает Господь и ты не являешься передаточным звеном. Но удивительным образом, когда происходит встреча человека с Богом, это такая вспышка света, что и окружающим тоже достается. Не только священнику, который свидетель этого таинства, но и тем, кто потом с человеком как-то общается. В этом, мне кажется, одна из задумок, идей, положенных в основу церкви: это место, где люди встречаются с Богом, и это всегда - свет, радость и жизнь, которые изливаются на окружающих. Так что в исповеди это тоже есть, а если бы не было, то было бы чрезвычайно тяжело.

На самом деле ответы на все вопросы есть только у идиотов

В нашей сегодняшней жизни практика совершения исповеди претерпевает постепенную эволюцию от менее адекватной к более адекватной. В старину требовалось, чтобы каждый раз, приходя причащаться, человек исповедовался. Причащались раз в год, это было абсолютно ненормально. Сейчас причащаются в нормальном ритме, но в этом ритме приходить на исповедь довольно бессмысленно.

Когда человек встает в очередь и думает: «Что бы еще такого сказать?» - значит, не надо ничего говорить. Нужно понимать, что это еще и русские особенности. Скажем, у греков и у других православных это вообще не связанные таинства.

Смысл исповеди не в том, чтобы признаться: вот, я нехорошо делаю - а в том, чтобы сказать: «Я хочу перестать делать вот это, и мне нужна твоя помощь. Я больше жить так не могу и с этого момента начинаю жить по-другому». Люди нашей церкви, самые разные, от мирян до священноначалия, сейчас ищут какие-то новые подходы к таинству исповеди. Четверть века назад было по-другому - и еще через четверть века будет тоже по-другому.

Бывает, человек приходит к исповеди и говорит: «Я это делал, делаю и буду так делать дальше» - и я не знаю, что ему сказать. С другой стороны, никто и не говорит, что ты должен иметь ответы на все вопросы. Я как-то раз в машине слышал, как Барщевский на «Эхе Москвы» излагал, как он завидует верующим, у которых есть ответ на все вопросы. Я очень впечатлился подобной нелепостью. На самом деле ответы на все вопросы есть только у идиотов.

Александр Борзенко