Шумиха неразбериха наказание невиновных награждение непричастных. Наказание невиновных и награждение непричастных

Леонид Павлов

Леонид Павлов - родился в Свердловске, окончил Свердловский институт народного хозяйства. Работал на оборонном заводе, затем - начальником отдела снабжения в крупной проектно-строительной организации. В настоящее время предприниматель. Историей предвоенного периода серьезно занимается в течение многих лет. Печатается в журналах «Новый мир» и «Урал». Живет в Екатеринбурге.

Когда меня попросили написать отзыв на статью В.П. Лукьянина «Чего мы не хотим знать о войне? Как политика опрокидывается в прошлое », я сразу удивился постановке вопроса, вынесенного в заголовок: кто такие «мы», которые чего-то не хотят знать о войне? Я, наоборот, о Великой Отечественной войне хочу знать все, сколь бы ужасными ни были эти знания, ведь народ, победивший вопреки огромному числу обстоятельств, простите за банальность и избитый штамп, достоин восхищения, ведь чем сильнее и храбрее враг, тем громче наша слава. И народ, не желающий знать свою историю… А дальше вы и сами знаете…

В.П. Лукьянина возмутили публикация Госархивом России «папки № 4041», содержащей материалы, отрицающие символ героизма и несгибаемой стойкости советских людей - подвиг 28 героев-панфиловцев, а также интервью, которые в разное время дал по этому поводу теперь уже бывший директор архива, доктор исторических наук С.В. Мироненко. Валентин Петрович считает публикацию документов несвоевременной и конъюнктурной, а сами документы ровным счетом ничего не доказывающими, вернее, не способными ниспровергнуть сам факт подвига бойцов 316-й стрелковой дивизии 16-й армии у разъезда Дубосеково .

Прочитав статью, я понял, что коротким отзывом в этой полемике не обойтись, и предложил развернутый и подробный ответ, который редакция журнала любезно согласилась опубликовать.

Как рождалась легенда

В.П. Лукьянина озадачил вывод, сделанный теми, кто расследовал дело 28 панфиловцев: «…следует считать установленным, что впервые сообщения о подвиге 28 героев панфиловцев появились в газете “Красная звезда” в ноябре 1941 года, и авторами этих сообщений были фронтовой корреспондент КОРОТЕЕВ и литературный секретарь газеты КРИВИЦКИЙ». Однако оспаривать этот вывод можно лишь с маленькой оговоркой - были и более ранние публикации. Так, 19 ноября газета «Известия» поместила заметку «8-я Гвардейская дивизия в боях» 1 . Фронтовой корреспондент Г. Иванов писал о действиях дивизии в связи с награждением ее орденом Красного Знамени и присвоением звания гвардейской. В статье, без указания их воинских званий, называются фамилии командира дивизии Панфилова и командира полка Капрова , подробно, но без указания даты и места описывается бой стрелковой роты против 60 вражеских танков и полка пехоты, в котором подбито 9 и сожжено 3 танка, а остальные отступили; про потери личного состава с обеих сторон ничего не сказано. Бой закончился тем, что, «отбив атаку, наша стрелковая рота выдвинулась вперед и, пользуясь замешательством врага, соединилась со своей частью».

Едва ли не в каждой газете того времени я видел много таких рассказов: часть N под командованием N у незнакомого поселка на безымянной высоте героически дралась с превосходящими силами врага.

В сводках Совинформбюро за 16–19 ноября Западный фронт почти не упоминается. 19 ноября «Правда» поместила знаменитую фотографию, запечатлевшую командира 8-й гвардейской дивизии генерала Панфилова, полковника Серебрякова и комиссара Егорова, умолчав о том, что несколько дней назад бойцы их дивизии на одном маленьком участке фронта сожгли 18 танков. Хотя Софинформбюро регулярно сообщало о куда менее значимых событиях. Скажем, в утренней сводке за 8 ноября 1941 года говорилось о том, что на Южном фронте бойцы младшего лейтенанта Румянцова , оказавшись в окружении 60-ти вражеских танков, уничтожили в бою 12 танков и из окружения вышли 2 . В утреннем сообщении Совинформбюро от 10 ноября говорилось, что на Ленинградском фронте два танка под командованием лейтенанта Данилова прорвались в тыл противника и уничтожили роту немцев 3 . А про подвиг 28-ми и 18 подбитых танков - ни слова.

26 ноября в «Комсомольской правде» вышла статья В. Чернышева «Слава бесстрашным патриотам», в которой впервые была названа фамилия политрука, командовавшего героями, - Диев , указывалось, что вражеских танков было 54, 18 из них подбито, однако даты и места боя по-прежнему нет, как нет и числа героев, а панфиловцы именуются гвардейцами.

«Десять дней, не стихая, идут жестокие бои на Западном фронте. Особенно мужественно и умело сражаются с врагом наши гвардейцы. На могиле своего погибшего командира генерал-майора Панфилова бойцы […] поклялись, что будут еще крепче бить врага. […] Гвардейская дивизия имени […] Панфилова 4 уничтожила около 70 танков противника и свыше 4000 солдат и офицеров. […] Группу бойцов 5-й роты N полка атаковала большая танковая колонна неприятеля. (Коротеев пишет о 5-й роте, но потом говорить станут о 4-й роте. Это, на мой взгляд, говорит о том, что никаких политдонесений военкоры Чернышев и Коротеев не видели. - Л.П. ). 54 танка шли на участок, обороняемый несколькими десятками гвардейцев. И бойцы не дрогнули.

Нам приказано не отступать, - сказал им политрук Диев .

Не отступим! - ответили бойцы.

Меткими выстрелами из противотанковых ружей они подбили 7 танков и остановили […] колонну. Разбившись на три группы, немецкие танки вновь пошли в атаку. Они окружили горсточку смельчаков с трех сторон. Танки подходили все ближе […]. Вот они - у окопа 47 танков! […] В танки полетели гранаты и бутылки с горючим. Один за другим загорелись 6 танков, другие повернули назад. […] Немцы решили уничтожить дерзких пехотинцев. […] Но опять на танки противника полетели гранаты и бутылки с горючим. Загорелось еще три машины. Больше четырех часов сдерживала группа бойцов пятой роты 54 немецких танка. Кровью и жизнью своей гвардейцы удержали рубеж. Они погибли все до одного (выделено мной. - Л.П. ), но врага не пропустили. Подошел полк, и бой, начатый группой смельчаков, продолжался. Немцы ввели в бой полк пехоты. Гвардейцы упрямо отбивались […]. В результате боя противник потерял 800 солдат и офицеров убитыми и 18 танков. […]».

Как видим, в статье Коротеева конкретных сведений немногим больше, чем у его коллег. Сказано лишь о том, сколько танков наступало и сколько подбито, и что убито 800 вражеских солдат. Вскоре это число уменьшится в 10 раз. Из контекста статьи можно заключить, что происходило все после 23 ноября, то есть уже после того, как дивизия получила имя Панфилова.

«[…] Несколько дней тому назад под Москвой свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые 29-ю советскими гвардейцами из дивизии имени Панфилова. Фашистские танки приближались к окопам, в которых притаились наши бойцы. Пятьдесят бронированных чудовищ против 29-ти человек! […] Но советские бойцы приняли бой, не дрогнув. […] «Назад у нас нет пути», -сказали они себе. Смалодушничал только один из двадцати девяти. Когда немцы, уверенные в своей легкой победе, закричали гвардейцам - «Сдавайс !», - только один поднял руки вверх. Немедленно прогремел залп. Несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды выстрелили в труса и предателя. Это родина покарала отступника. Это гвардейцы Красной армии, не колеблясь, уничтожили одного, хотевшего своей изменой бросить тень на 28 отважных. Затем послышались спокойные слова политрука Диева : «Ни шагу назад!» Разгорелся невиданный бой. Из противотанковых ружей храбрецы подбивали танки, закидывали бутылками с горючим. […] Один за другим выходили из строя смельчаки, но и в ту трагическую минуту, когда смерть закрывала им глаза, они из последних сил наносили удары по врагам. Уже 18 исковерканных танков недвижно застыли на поле боя. Бой длился более 4-х часов, и бронированный кулак фашистов не мог прорваться через рубеж, обороняемый гвардейцами. Но вот кончились боеприпасы, иссякли патроны в магазинах противотанковых ружей. (В.П. Лукьянин пишет, что панфиловцы были вооружены противотанковыми ружьями Дегтярева - ПТРД. Однако эти ружья были однозарядными. Магазин имело противотанковое ружье конструкции С.Г. Симонова - ПТРС, принятое на вооружение одновременно с ПТРД в августе 1941 года. Мелочь, конечно, но дьявол, как известно, в деталях. - Л.П. )Не было больше и гранат. Фашистские машины приблизились к окопу. Немцы выскочили из люков, желая взять живьем уцелевших храбрецов и расправиться с ними. […] Диев сгруппировал вокруг себя оставшихся товарищей и снова завязалась кровавая схватка. […] И они сложили свои головы - все 28. (Выделено мной. - Л.П. ) Погибли, но не пропустили врага! Подоспел наш полк, и танковая группа неприятеля была остановлена. […]».

Кривицкий уже немного конкретизирует обстоятельства боя: он называет и количество бойцов, и фамилию политрука - Диев , который через два месяца превратится в Клочкова , и рассказывает о самочинном расстреле предателя, однако даты и места боя в статье также нет. (К слову, фамилия труса до сих пор так и не названа - ни журналистами, ни «партследователями », ни прокурорами, ни историками.) И, поскольку журналист все время называет панфиловцев «гвардейцами», можно также сделать вывод, что бой проходил не только после 18 ноября, но и после 23 ноября, когда дивизия стала именной панфиловской . Однако точно известно, что район Нелидово - Дубосеково наши войска оставили 16–17 ноября 1941 года, то есть даже в газетных статьях есть серьезные противоречия, мимо которых трудно пройти: если бой был 16 ноября, то бойцы не были гвардейцами, если после - то он не мог быть у разъезда Дубосеково . Эта путаница с датами, местом, фамилиями участников сопровождает историю боя панфиловцев все 75 лет.

Возможно, впервые о том, что командовал героями не Диев , а Клочков, 20 декабря 1941 года в дивизионной газете написал комиссар штаба 1075–го полка Клыков. Об этой публикации рассказал журналист и писатель Валентин Осипов в статье «С перьями не перевес» 5 , не назвав, впрочем, номера газеты и не приведя ни одной цитаты из этого материала.

Почти на два месяца (если не считать публикации в дивизионной газете) о подвиге панфиловцев забыли, пока 22 января 1942 года «Красная звезда» не поместила большую статью того же Кривицкого «О 28 павших героях». Я приведу ее с сокращениями и сохранением стиля и орфографии, тем более что некоторое моменты из этой статьи нам еще пригодятся в дальнейшем.

«[…] Это было 16 ноября. Панцирные колонны врага находились на Волоколамском шоссе. […] 316-я стрелковая дивизия, ныне 8-я гвардейская краснознаменная имени генерала Панфилова, преградила им дорогу. Товарищ Сталин отдал приказ - задержать немцев во что бы то ни стало. И на пути гитлеровцев выросла непреодолимая стена советской обороны.

Полк Капрова занимал оборону на линии: высота 251 - деревня Петелино - разъезд Дубосеково . На левом фланге, оседлав железную дорогу, находилось подразделение сержанта Добробабина . В этот день разведка донесла, что немцы готовятся к новому наступлению. В […] Красиково , Жданово, Муромцево они сконцентрировали свыше 80 танков, два полка пехоты, 6 минометных и четыре артиллерийских батареи, сильные группы автоматчиков и мотоциклистов. […]

Теперь мы знаем, что прежде чем 28 героев, притаившихся в окопчике у самого разъезда отразили мощную танковую атаку, они выдержали многочасовую схватку (этот и другие фрагменты статьи А. Кривицкого, выделенные мной, еще не раз будут пересказаны оставшимися в живых участниками боя близко к тексту или повторены практически дословно. - Л.П. ) с вражескими автоматчиками. Используя скрытые подступы на левом фланге обороны полка, туда устремилась рота фашистов. Они не думали встретить серьезное сопротивление. Бойцы безмолвно следили за приближающимися автоматчиками. Сержант Добробабин точно распределил цели. Немцы шли, как на прогулку, во весь рост. От окопа их уже отделяло 150 метров. Вокруг царила […] тишина. Сержант заложил два пальца в рот, и внезапно раздался русский молодецкий посвист. Это было так неожиданно, что на какое-то мгновение автоматчики остановились. Затрещали наши ручные пулеметы и винтовочные залпы. Меткий огонь сразу опустошил ряды фашистов. Атака автоматчиков отбита. Более семидесяти вражеских трупов валяются недалеко от окопа. […] Танки! Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, обороняемому 28-ю гвардейцами. […] Предстоял слишком неравный бой. Вдруг они услышали знакомый голос: «Здорово, герои!»

К окопу добрался политрук роты Клочков. Только теперь мы узнали его настоящую фамилию. Страна прославила его под именем Диева . Так назвал его однажды […] украинец Бондаренко. Он говорил: «наш политрук постоянно дие » - по-украински значит - работает. Никто не знал, когда Клочков спит. Он был всегда в движении. Деятельного и неутомимого, его любили бойцы, как старшего брата, как родного отца. Меткое слово Бондаренко облетело не только роту, но и полк. Клочковым политрук значился лишь в документах. Даже командир полка звал его Диевым . (Кривицкий придумал весьма неуклюжие объяснения того, как Клочков стал Диевым , а сам Капров не говорил, что называл Клочкова Диевым . - Л.П .) В тот день Клочков первый заметил направление движения транспортной колонны, и поспешил в окоп.

- Ну что, друзья, - сказал политрук бойцам. Двадцать танков - меньше, чем по одному на брата. Это не так много. […]

Добираясь к окопу, Клочков понимал, что ждет его товарищей. […] (Далее перечислены имена и фамилии 28 героев. Отсюда и пошла путаница с фамилией и именем бойца Ку жебергенова - так именует его А. Кривицкий, а в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года он назван уже Ко жебергеновым Аскаром. В.П Лукьянин приводит другой вариант фамилии - Кожубергенов . - Л.П. ) Был еще и 29-й. Он оказался трусом и предателем. Он один потянул руки вверх, когда из прорвавшегося к самому окопу танка немецкий ефрейтор закричал: «Сдавайтесь!» Он стоял жалкий, дрожащий, отвратительный в своей рабьей трусости. […] Немедленно прогремел залп. Несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды выстрелили в изменника. Это сама родина покарала отступника.

Бой длился более четырех часов, и бронированный кулак фашистов не смог прорваться через рубеж, обороняемый гвардейцами. Из противотанковых ружей храбрецы подбивали вражеские машины, зажигали их бутылками с горючим. Уже 14 танков недвижно застыли на поле боя. Но уже убит сержант Добробабин , убит боец Шемякин, истекает кровью Петренко, […] мертвы Конкин , Шадрин, Тимофеев и Трофимов. (И.Е. Добробабин , Д.Ф. Тимофеев, И.Д. Шадрин и Г.М. Шемякин остались живы. - Л.П. ). В этот миг […] показался второй эшелон танков. Среди них - несколько тяжелых. Тридцать новых машин насчитал Клочков. […] Ты немного ошибся, славный политрук Диев ! Ты говорил, что танков придется меньше чем по одному на брата. Их уже больше чем по два на бойца. […] Воспаленными от напряжения глазами Клочков посмотрел не товарищей. (Кривицкий уже и сам запутался - то Клочков, то Диев , то снова Клочков. - Л.П. )

Тридцать танков, друзья, - сказал он бойцам. - Придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва.

Танки […] уже у самого окопа. Им навстречу поднимаются бесстрашные.

Тридцать минут идет бой, и нет уже боеприпасов у смельчаков. Один за другим они выходят из строя. Гибнет Москаленко под гусеницами танка […]. Прямо под дуло вражеского пулемета идет […] Кужебергенов и падает замертво. (Он также остался жив. - Л.П. ) Подбито и горит около десятка танков. Клочков, сжимая последнюю связку гранат, бежит к тяжелой машине, только что подмявшей под себя Безродного. Политрук успевает перебить гусеницу чудовища и, пронзенный пулями, опускается на землю. Убит Клочков. Нет, он еще дышит. Рядом с ним, окровавленным и умирающим, голова к голове, лежит раненый Натаров. Мимо них с лязгом и грохотом движутся танки, […] а Клочков шепчет своему товарищу: «Помираем, брат… Когда-нибудь вспомнят нас… Если жив будешь, скажи нашим…»[…]

Дальше у Кривицкого случился полный апофегей : оказывается, «…все это рассказал Натаров, лежавший уже на смертном одре. (И в самом деле, как-то надо было отвечать на вопрос, и тогда, и сейчас мучивший многих: откуда стало известно о крылатом девизе Клочкова «Отступать некуда. Позади Москва!», если все, кто его слышал, погибли? - Л.П. ). Его разыскали недавно в госпитале. Ползком он добрался в ту ночь до леса, бродил, изнемогая от потери крови несколько дней, пока не наткнулся на группу наших разведчиков. Умер Натаров - последний из павших двадцати восьми героев-панфиловцев. Он передал нам, живущим, их завещание. […]».

Очевидно, автор, бывавший на фронте от случая к случаю, в окопы заглядывал еще реже и плохо представлял себе, что потерявший много крови человек не то что ползти и бродить несколько дней не может, ему и пошевелиться-то трудно. Да и «бродить» он мог только по уже занятой врагом территории. По показаниям же самого Кривицкого, которые он дал военным прокурорам, ни с кем из раненых или оставшихся в живых он не разговаривал 6 . Но и это полдела: согласно справке из архива Министерства обороны № 8/100382, полученной В. Осиповым, в книге учета безвозвратных потерь личного состава 1075-го стрелкового полка 316-й дивизии за 1941 год значится: «Кр -ц Натаров Иван Моисеевич убит 16.11.41, похоронен Разъезд Дубосеково Московской области» 7 . Если же верить Кривицкому, то выходит, что С.В. Мироненко не столь уж и ошибался, когда говорил о семи выживших.

Далее А. Кривицкий рассказал, как он лично, два полковника - комиссар 8-й гвардейской дивизии Егоров и командир 1075-го полка Капров , начальник политотдела дивизии Галушко и капитан Гундилович 8 орудовали лопатами и своими руками извлекали из земли останки героев-панфиловцев. Место раскопок указал Гундилович .

21 июля 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР всем 28 героям-панфиловцам посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Причем было целых три представления от двух фронтов - 10 мая 1942 года от командующего Калининским фронтом генерал-полковника Конева и члена Военного совета фронта Леонова, хотя Калининский фронт, воевавший северо-западнее Москвы, к бою у Дубосеково отношения не имел. Два других представления, 28 мая и 13 июля, подписали командующий Западным фронтом генерал армии Жуков и член Военного совета фронта Булганин 9 .

В заключении Главной военной прокуратуры, направленном 11 июня 1948 года секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову, говорится: «Все многочисленные очерки и рассказы, стихи и поэмы о 28 панфиловцах, появившиеся позднее в печати, написаны или Кривицким, или при его участии и в различных вариантах повторяют его очерк «О 28 павших героях» 10 .

Первой жертвой любой войны становится правда 11

Вряд ли стоит удивляться тому, что во время войны объем официальной лжи и обывательских слухов превышает все, что было в мирное время. Не напрасно говорят, что война выигрывается не только на поле боя, не зря в нашей стране перо приравняли к штыку. В годы Второй мировой войны во всех воюющих странах пропагандисты трудилась не покладая рук: на войне, как на войне, цель оправдывает средства, война все спишет, и победителей не судят.

Советский Союз, разумеется, исключением не был, особенно на начальном этапе войны, когда Красная Армия, отступая, сдавала врагу города и целые республики. Верить «Совинформбюро » в то время мог только законченный идеалист. Понятно, что ложь была санкционирована на самом высоком уровне, и, на мой взгляд, оправдана реальной обстановкой.

6 ноября 1941 года председатель ГКО И.В. Сталин выступил в подземелье московского метро на торжественном заседании в честь годовщины Октября. Вождь поведал городу и миру, что за первые четыре месяца войны Красная Армия потеряла убитыми 350 тысяч, пропавшими без вести 378 тысяч, ранеными 1020 тысяч человек. За этот же период враг потерял более 4,5 миллионов человек, то есть в 2,7 раза больше, чем наша армия. Сталин был уверен и вселял эту уверенность во всех советских людей, что людские резервы Германии уже иссякают, она ослаблена куда сильнее, чем СССР, резервы которого только теперь разворачиваются в полном объеме. Неудачи Красной Армии глава государства объяснял отсутствием второго фронта в Европе и многократным превосходством врага в технике 12 .

Сталин, мягко говоря, соврамши : в 1941 году только в плен попало от 3,4 13 до 3,9 14 миллиона советских военнослужащих. Накануне войны танков и самолетов у Красной Армии было в несколько раз больше, чем у немцев, и по своим тактико-техническим характеристикам они были сопоставимы с немецкими, а иногда даже их превосходили. Значит, Красная Армия была в лучшем положении, поскольку, по словам все того же Сталина, количество - это тоже качество. 4,5 миллиона немецких потерь - это вообще сказка: Германия за все годы вой­ны на Восточном фронте потеряла порядка 4 миллионов человек 15 .

Однако, на мой взгляд, вряд ли стоит осуждать вождя всех народов за эту «ложь во спасение». Разве мог он вслух сказать страшную правду? Мог ли он сообщить своим подданным, что страна стоит на краю пропасти? Люди на фронте и в тылу хотели услышать от него именно то, что он сказал, и он ожидания своих «братьев и сестер» не обманул. И кто в мае 1945-го припомнил Сталину, что в ноябре 1941-го Германия была ослаблена сильнее, чем СССР, что ее отборные дивизии под корень истреблены на Востоке? Кто спросил, почему же тогда война длилась еще три с половиной года?

Примерно такого же порядка, только масштабом помельче, были и статьи Иванова, Чернышева, Коротеева , Кривицкого и их коллег, куда более известных: военкорами в газетах работали К.М. Симонов, А.А. Сурков, А.Т. Твардовский, И.Г. Эренбург и многие другие. Все они писали о беспримерном героизме, стойкости и отчаянном самопожертвовании защитников столицы. Страна должна была быть до конца уверена, что за Москву будут воевать до последнего солдата, что ее защитники будут не только метко стрелять из окопов, но и, не раздумывая, бросятся с бутылкой с «коктейлем Молотова» под вражеский танк, попав в руки врага, не выдадут военной тайны, в ночном небе пойдут на таран вражеского бомбовоза, прорвавшегося к Москве.

Другое дело, что и выдумывать-то ничего не надо: и самопожертвования, и стойкости, и героизма было предостаточно, иначе Москву могли и не отстоять. Буквально в эти же дни у села Мыканино 17 истребителей танков под командованием лейтенанта Угрюмова и политрука Георгиева вели бой против 25 танков. Ценой жизни 15 бойцов удалось подбить 8 вражеских танков и не пропустить немцев к Москве 16 . Почти как в песне - их осталось только двое из семнадцати ребят. Рядом с 1075-м полком храбро дрались 1077-й и 1073-й полки, дралась вся 316-я дивизия, вся 16-я армия, весь Западный фронт.

Для того чтобы вскипела, как волна, ярость благородная, вовсе не нужно было выдумывать «распятых мальчиков» - едва ли не в любом селе, освобожденном от врага, солдаты видели зверства, чинимые оккупантами. Война Отечественной стала тогда, когда люди поняли, что бьются они не за Родину, которая «касаясь трех великих океанов, лежит, раскинув города», а за «клочок земли, припавший к трем березам, далекую дорогу за леском, речонку со скрипучим перевозом, песчаный берег с низким ивняком», что именно эти березки, лесок, речонку «при жизни никому нельзя отдать!». И «убить немца» нужно не за мифические идеи, а потому, что «дорог тебе твой дом».

Красной Армии катастрофически не хватало патронов, гранат, винтовок, противотанковых ружей, танков, пушек и снарядов к ним. Ноябрь 1941 года был едва ли не самым тяжелым в первый год войны. На занятой врагом территории осталось 31 800 предприятий, в т.ч. 918 машиностроительных и 37 металлургических заводов, 1135 шахт, 61 крупная электростанция, свыше 3 тысяч нефтяных скважин, сотни текстильных, пищевых и других предприятий, 65 тысяч километров железных дорог и 4100 железнодорожных станций, 88 миллионов человек - 40% всего населения страны 17 . Оставленная за первые месяцы войны территория давала 63% угля, 68% чугуна, 58% стали, 60% алюминия, 38% зерна, 84% сахара, там находилось 38% всего крупного рогатого скота и 60% поголовья свиней. В результате оккупации и временной остановки производства в связи с эвакуацией предприятий в 1941 г. прекратили работу 303 завода по выпуску боеприпасов с месячным производством 13,1 млн корпусов снарядов, мин и авиабомб, 7,9 млн. взрывателей, 5,4 млн средств воспламенения, 2,5 млн ручных гранат, 7,8 тыс. тонн пороха, 3 тыс. тонн тротила. В результате военных потерь, а также эвакуации сотен предприятий и миллионов людей валовая продукция в этот период уменьшилась более чем в два раза, выпуск проката черных металлов в декабре по сравнению с июнем упал втрое, выпуск проката цветных металлов - в 430 раз, подшипников - в 21 раз 18 . Из-за резкого сокращения производства цветных металлов заводы не могли наладить в необходимом объеме выпуск снарядных гильз. Летом 1941 г. ГКО обязал фронты и армии собирать на поле боя стреляные гильзы и возвращать их на заводы. Это не анекдот, но без возврата установленного количества гильз боеприпасы войскам не отпускали, а за перевыполнение плана устанавливались премии 19 . Я с трудом представляю себе, как бойцы, вместо того чтобы организованно отступать, увозя с собой пушки, под обстрелом врага собирают гильзы, потому что за это дадут премию, а если гильзы не сдать, спасенным пушкам все равно нечем будет стрелять.

Немудрено, что едва ли не основным средством борьбы с танками в те тяжелые месяцы стала бутылка с зажигательной смесью, а для ее эффективного использования требовалось не только умение, но и невероятные смелость и отвага, и стремление пожертвовать собой. Потому и героизм был повсеместным.

Попробую рассмотреть статьи военкоров в контексте того локального отрезка времени. Враг стремительно приближался к Москве, Красная Армия один за другим оставляла важные узлы обороны. В начале октября вермахт под Вязьмой окружил почти 700 тысяч советских солдат. 13-го октября пала Калуга, 16-го - Боровск, 18-го - Можайск и Малоярославец, 27-го - Волоколамск. Фашистские войска вплотную подошли к столице, и то, что немцы рассматривали в бинокль башни Кремля, - вовсе не преувеличение.

15 октября 1941 года ГКО принял решение об эвакуации в Куйбышев правительства, наркоматов, иностранных посольств. На следующее утро государственные и партийные учреждения почти в полном составе потянулись на московские вокзалы. Генштаб отбыл в Арзамас - в Москве осталась группа из девяти человек во главе с А.М. Василевским 20 . Над городом стоял черный дым - жгли тонны документов. По улицам ехали сотни грузовиков, вывозящих скарб, чад и домочадцев не только крупных партийных и советских чиновников, но и секретарей райкомов и исполкомов, и даже начальников ЖЭКов. Не работало метро, многие магазины были закрыты, началась паника, грабежи магазинов и квартир приобрели массовый характер: москвичи были уверены, что руководство страны их бросило и Москву сдадут, значит, кары от своих можно не опасаться, а в оккупации лишний кусок хлеба и лишняя пара сапог не помешает - немец кормить, одевать-обувать не будет. Всю эту вакханалию прекрасно описал К.М. Симонов в своем романе «Живые и мертвые» - на мой взгляд, лучшем произведении о Великой Отечественной войне, когда-либо и кем-либо написанном.

Сталин остался в столице и железной рукой навел порядок: уже с 20 октября в Москве и Подмосковье вводилось осадное положение. В городе действовал комендантский час, ночью запрещалось передвижение без спецпропусков, нарушителей ждал трибунал, заподозренных в шпионаже, паникеров, мародеров и грабителей расстреливали на месте. На перекрестках и улицах Москвы появились противотанковые ежи, что, с одной стороны, вселяло надежду на то, что столицу без боя не отдадут, но, с другой, усиливало у оставшихся в городе людей психологическую напряженность: все понимали, что уличные бои оставляют им мало шансов остаться в живых, а покинуть Москву было уже невозможно.

6 ноября выступил Сталин, еще более окрылив москвичей и всех советских людей. Москву не сдали и сдавать не собирались. На московские вокзалы и близлежащие железнодорожные станции приезжали новые, свежие дивизии, и слухи об этом быстро распространялись. По городу открыто шли танки. Людям становилось хоть чуть-чуть спокойнее.

Вот тут-то и пригодились красивые рассказы о том, как бойцы только что прибывшей на фронт - «сибирской», как их называли, хотя 316-я дивизия формировалась в Казахстане, - стрелковой дивизии не дрогнули в бою за столицу свою, что стоят они насмерть и врага к Москве не пропустят. Подвиг дивизии высоко оценен партией и правительством: за два дня она стала и Краснознаменной, и гвардейской, а после смерти командира гордо носит его славное имя. Рассказы имели важное значение - те, кто продолжал воевать, и те, кто готовился уйти на фронт, думали, что не только какие-то неведомые им герои способны на подвиг, что они тоже не побоятся героически отдать жизнь за родину. И стояли насмерть, ведь отступать и в самом деле было уже некуда, и умирали, в этот момент уже не думая, что совершают подвиг. Кто после этого бросит камень в огород фронтовых корреспондентов за их выдумку?

Однако В.П. Лукьянин говорит не столько о том, что нельзя врать во время войны, сколько о том, что не стоит открывать правду через 70 лет после Победы.

Нет, ребята, все не так

Во втором документе из «папки № 4041» на страницах 10 и 11 21 приводится выдержка из допроса командира 1075-го полка полковника И.В. Капрова , который говорит: «Никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 года не было - это сплошной вымысел . (Здесь и далее - подчеркивание документа. - Л.П. ). В этот день у […] Дубосеково , в составе 2-го батальона с […] танками дралась 4-я рота, и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; я никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, […] т.к. такого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал. […] В конце декабря 1941 г., когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал […] Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Голушко 22 и Егоровым. Тут я впервые услыхал о 28-ми гвардейцах-панфиловцах . […] Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с […] танками. Я ему заявил, что с […] танками дрался весь полк, и в особенности 4-я рота 2-го батальона, но о бое 28 гвардейцев мне ничего не известно… Фамилии Кривицкому назвал Гундилович […]. Никаких документов о бое 28 панфиловцев в полку не было и не могло быть. […]

Как видим, полковник Капров отрицает САМ ФАКТ боя 28-ми.

10 мая 1948 года И.В. Капров рассказал, что техникой дивизия была очень слабо насыщена, особенно противотанковыми средствами, в полку совсем не было противотанковой артиллерии - ее заменяли старые горные пушки, а уже на фронте было получено несколько французских музейных пушек (!). Лишь в конце октября 1941 года в полк поступило 11 противотанковых ружей, 4 из которых было передано 2-му батальону, в чьем составе была 4-я рота. К 16 ноября 1941 года в роте было 120–140 человек, но были ли в ней противотанковые ружья, Капров не помнил. Под Москвой полк занял оборону на линии совхоз Булычево - Федосьино - Княжево . 5–6 дней бойцы рыли землю, переделывая ранее подготовленные позиции, оказавшиеся негодными. Когда появились немецкие танки, полк еще не успел как следует укрепить позиции. В тяжелых боях 316-я дивизия и 1075-й полк под нажимом противника, имевшего превосходство в танках, отходили до станции Крюково. Отход продолжался до первых чисел декабря 1941 года.

16 ноября 1941 года 1075-й полк был на левом фланге дивизии и прикрывал выходы на Москву и железную дорогу. 2-й батальон занимал оборону на участке Ново-Никольское - Петелино - Дубосеково . 4-я рота обороняла участок Дубосеково - Петелино . Командный пункт полка находился за разъездом Дубосеково у переездной будки, примерно в 500 метрах от позиции 4-й роты. К 16 ноября дивизия готовилась к наступлению, но немцы ее опередили. Рано утром 16 ноября враг произвел большой авианалет, а затем сильную артподготовку. Особенно досталось 2-му батальону. Примерно в 11 часов на участке батальона появились мелкие группы танков противника - всего 10–12. Сколько танков шло на участок 4-й роты, Капров определить не смог. Полк эту танковую атаку отбил, уничтожив 5–6 танков. Около 14.00–15.00 немцы открыли сильный артиллерийский огонь по позициям полка, и танки развернутым фронтом, группами по 15–20, вновь пошли в атаку. На участок полка наступало свыше 50 танков. Главный удар был направлен на 2-й батальон, так как его участок был наиболее доступен танкам противника. За 45 минут танки смяли 2-й батальон, и один танк вышел к командному пункту полка. Чудом спасшийся Капров перебрался за железнодорожную насыпь, и около него стали собираться люди, уцелевшие после танковой атаки. Больше всего пострадала 4-я рота: вместе с командиром роты Гундиловичем уцелело человек 20–25, остальные погибли 23 .

То есть из 120–140 человек погибли 100, а не 29, и танков уничтожено не 18 на участке 28-ми, а 5–6 на участке всего полка за первые три часа боя и сколько-то, сколько, мы не знаем, за те 45 минут, когда 2-й батальон был смят.

Слова полковника Капрова подтверждают документы Центрального архива Министерства обороны СССР. Радиограммой, составленной предположительно 16 ноября, Капров доносил, что его полк окружен и бойцы охраняют только КП полка. 17 ноября начальник политотдела 316-й дивизии Галушко сообщал в политотдел 16-й армии, что, несмотря на самоотверженность личного состава 1075-го полка и потерю двух рот, 16 ноября врага остановить не удалось из-за слабости противотанковой обороны. Комиссар 1075-го полка А.Л. Мухамедьяров 18 ноября 1941 года доносил в политотдел 316-й дивизии, что за два предыдущих дня в тяжелых боях в полку убито 400 человек, ранено 100 человек и (по непроверенным данным) 600 человек пропало без вести 24 . Это донесение свидетельствует о том, что бои были очень тяжелыми: по штату октября 1941 г. в стрелковом полку было 2800 человек, т.е. за два дня полк потерял больше трети личного состава, а если вспомнить, что к 16 ноября полк уже понес большие потери, то и того больше. Ужасает количество пропавших без вести - 600 человек. Это больше, чем число раненых и убитых.

О других документах, поступивших из полка в дивизию и из дивизии в штаб 16-й армии, подтверждающих факт боя 16 ноября 1941 года у Дубосеково , в котором участвовало 28–29 бойцов и которые именно там и тогда сожгли 18 вражеских танков, ничего не известно. Ничего не говорят об этом бое и немецкие донесения, хотя командование панцерваффе должно было как-то объяснить, во-первых, потерю 18 танков - ведь исправных танков у немцев осталось мало и потеря стольких машин в одном бою могла считаться чрезвычайным происшествием, и, во-вторых, задержку наступления на несколько часов там, где обороны быть не должно. Немецкие документы говорят об общем «свирепом сопротивлении русских» всегда и везде. Да и в знаменитом «дневнике Гальдера » тоже нет ни слова об этом бое, хотя уж у него-то были все основания поплакать по поводу «утерянной победы».

Председатель Нелидовского сельсовета И.И. Смирнова, допрошенная не «партследователем » Мининым, как почему-то решил В.П. Лукьянин , а капитаном юстиции Бабушкиным 25 , рассказала: «Бой панфиловской дивизии у нашего села Нелидово и разъезда Дубосеково был 16 ноября 1941 г. Во время этого боя все наши жители, и я тоже в том числе, прятались в убежищах… В район нашего села и разъезда Дубосеково немцы зашли 16 ноября 1941 года и отбиты были частями Советской Армии 20 декабря 1941 г. В это время были большие снежные заносы, которые продолжались до февраля 1942 г., в силу чего трупы убитых на поле боя мы не собирали и похорон не производили. …В первых числах февраля 1942 г. на поле боя мы нашли только три трупа, которые и похоронили в братской могиле на окраине нашего села. А затем уже в марте 1942 г., когда стало таять, воинские части снесли к могиле еще три трупа, в том числе и политрука Клочкова , которого опознали бойцы. Так что, в братской могиле героев-панфиловцев, которая находится на окраине нашего села Нелидово похоронено 6 бойцов Советской Армии. Больше трупов на территории Нелидовского с/совета не обнаруживали». Примерно то же самое рассказали и другие жители Нелидово, добавив, что на второй день после боя они видели оставшихся в живых Васильева и Добробабина 26 . (Кстати говоря, Минин вел проверку не по поручению прокуратуры, как почему-то решил В.П. Лукьянин , а, как сказано в документах «папки №, 4041», одновременно с ней 27 , то есть это были два совершенно разных расследования.)

В этом рассказе обращают на себя внимание три момента. Во-первых, Смирнова ничего не говорит о потерях, которые понес враг. Допустим, десятки трупов своих солдат немцы быстро убрали. Но 18 танков на морозе и по глубокому снегу быстро убрать никак не получится. Да и незачем быстро - поле боя осталось за немцами. И поскольку Дубосеково расположено юго-восточнее Нелидово, это село по окончании боя было ближайшим тылом по отношению к Дубосеково , подбитые в бою танки должны были вывозить через Нелидово. Сюда же должны были эвакуировать сотню раненых, чего жители села не могли бы пропустить. Но ни о чем этом Смирнова не говорит 28 . Как нет об этом сведений ни одном другом из известных мне источников.

Во-вторых, - прошу простить меня за эту кощунственную бухгалтерию, в которой дебет с кредитом не сходятся, - жители Нелидово в феврале и бойцы регулярной армии, освободившие село - в марте 1942 года, нашли и похоронили только шесть тел. Еще пятеро-семеро остались живы. Итого - 11 или 13 живых и мертвых. Панфиловцев, как мы помним, было 29, считая предателя, расстрелянного своими. (Вряд ли кто-то без специальной экспертизы, о проведении каковой ничего не известно, мог установить, от чьей пули погиб боец - от своей или от немецкой, героем он был или предателем.) Свои эвакуировать тела не могли, поскольку поле боя занял враг. Куда делись еще 16–18 человек, если их нет ни среди мертвых, ни среди живых?

В-третьих, вспомним рассказ Кривицкого, как он лично откапывал и хоронил тела героев. Было это не позднее 22 января 1942 года, то есть тогда, когда из-за больших заносов никто раскопками и похоронами не занимался.

В.П. Лукьянин сетует на то, что в 1948 году проверяющие «дела 28-ми панфиловцев» свою работу выполнили халатно и не захотели встретиться с теми из них, кто на тот момент, по счастью, был жив: с И.Р. Васильевым, Г.М. Шемякиным, И.Д Шадриным и Д.Ф. Тимофеевым.

Что касается Тимофеева, то В.П. Лукьянин сам отвечает на этот вопрос: никто просто не знал о том, что он жив, - не было в то время единой базы, из которой, нажав пару кнопок, можно получить любую информацию, и Интернета тоже не было. Более того, в августе 1942 года, когда проводилась проверка, Тимофеев был в плену, и никаких известий о том, что он жив, не было. Поисковик выдал мне ссылку на http://www.obd-memorial.ru/memorial/fullimage?id=73674094&id1=1712ccf46f895a22d4cee98775149a65. Очень похоже, что это 323-й лист дела 4041, во всяком случае, цвет бумаги и написание цифр 3 и 2 совпадают с предыдущими пятнадцатью страницами. Это справка из Управления 8-й Гвардейской дивизии, датированная 3 октября 1943 года, в которой с трудом можно прочесть, что Тимофеев Д.Ф. пропал без вести в ноябре 1941 года в бою под Волоколамском (а не под Дубосеково ).

Вероятно также и то, что в распоряжении проверяющих были стенограммы бесед с Васильевым и Шемякиным, однако в Справку-доклад Главного военного прокурора СССР Н.П. Афанасьева они не попали, поскольку во многом просто повторяли газетные статьи и доверия не вызвали. Приведу выдержки из этих стенограмм, опубликованных в 2012 году в № 5 журнала «Родина», тем более что Валентин Петрович отсылает нас к этим материалам.

И.Р. Васильев, находясь на излечении в московском госпитале, 22 декабря 1942 года рассказал: «Приказали окопаться возле разъезда Дубосеково . Окопались. Приезжают Панфилов и Капров […] «Кто вам разрешил здесь окапываться?» Мы говорим: командование. «Не здесь надо окапываться. Вот на этом бугре окапывайтесь, около дороги». […] Мы опять окопались. Взяли лошадей и сани, и давай шпалы возить, укрепления делать. У нас с правого фланга была ложбинка, а с левого фланга луг большой, который подходил к линии железной дороги. Дорога как раз шла из д. Ждановой. Мы на этой дороге окопались и укрепились. Два ряда шпал […] накатали, замаскировались. Нас назначили в боевое охранение. На горе около д. Ждановой были большие окопы выкопаны. Я стоял на посту. Не помню, какого это было числа, то ли 10, то ли 11… Вдруг мина пролетела и взорвалась недалеко около деревни. Я забежал в избу и говорю политруку Клочкову (обратите внимание: не Диеву , как должен был бы обращаться к политруку по версии Кривицкого, а Клочкову . - Л.П. ):

Из минометов начинают по деревне.

А много?

Нет, - говорю, - одна пролетела дурная, но я считал своим долгом сообщить.

Потом слышу, с той стороны деревни из автоматов начали стрелять по нас […]. Я заскочил в избу и говорю: «Давайте в ружьё! Тревога». Все повыскочили , похватали винтовки, и давай напором идти по этой деревне. В это время начали стрелять по опушке леса. Мы стали отстреливаться. Немцы сперва сопротивлялись, потом стали отступать […]. Скопились на опушке леса, мы […] убили тут человек 30. Всего их было человек 50. Остальные отошли. Мы - опять на исходные позиции в деревню, повыше поднялись. […] Как раз против наших окопов […] десять автомашин идет, пехоту везут. Мы […] по окопам расположились. Они начали стрелять. Там около шести часов держали схватку. Глядим - три танка идут. Нас была человек в 30 группа. Танки идут, а у нас патроны на исходе, нечем стрелять. Связного послали, но связной не вернулся. […] Клочков говорит: «Патроны на исходе, давайте отойдем на исходные позиции, потому что нас могут захватить. Немцы заняли […] Жданово. Боевое охранение послали в Красиково , где стоял второй взвод. Туда пять человек немцев устремились в разведку. Недалеко наш взвод был, а мы находились в окопах около разъезда Дубосековского (так в тексте. - Л.П. ). Они прибегают и говорят, что много немцев заняли Красиково . Командир роты говорит: «Давайте, второй взвод, сейчас же окружить деревню и взять!». Мы эту деревню обошли, выгнали немцев, взяли в плен двух, двух убили, один убежал, три автомата взяли, ручной пулемет […]. Пришли на исходные позиции опять в Дубосеково . Это было числа 13-го. Мы тут дня два или три побыли.

Числа 16-го нам выдавали заработную плату, старшина привез. Мы попеременно ходили, […] в ведомостях расписывались.

16-го числа часов в шесть утра немец стал бомбить […] и нам доставалось порядочно. Самолетов 35 нас бомбило. (Если 16 ноября в 6 утра налетели немецкие самолеты, самое разумное в этом случае - сидеть в укрытиях. Когда же зарплату попеременно получать ходили, если сразу после налета бой начался? И мне не дает покоя время начала авианалета: 16 ноября в Подмосковье солнце всходит в 9 утра, в 6 часов в сельской местности - темень непроглядная, ориентиров для бомбометания нет, и работать нужно по точечным целям. Да и вылетать со своего аэродрома немецкие самолеты должны были еще раньше, а после приземляться в полной темноте, чтобы не демаскировать аэродром. - Л.П. )

После […] бомбардировки колонна автоматчиков из д. Красиково вышла. Шли они в полный рост. Как раз бугор перед ними был. Они пошли на этот бугор. Мы, конечно, думали, что измена, потому что нет команды огонь открывать, а они подходят совсем близко. Потом сержант Добробабин , помкомвзвода был, свистнул. (Про русский молодецкий посвист Добробабина писал Кривицкий. - Л.П. ). Мы по автоматчикам огонь открыли. Мы бьем, они, конечно, идут. Это было часов в семь утра. Погода была ясная, мороз, денек хороший был. (В темноте немцы, как правило, в атаку не ходили. - Л.П. )

Автоматчиков мы отбили. Тут у нас не долгая схватка была. Уничтожили человек под 80. […] считать не приходилось. (Понятно, что в горячке боя никто не будет считать трупы врагов. Но 80 убитых немцев совпадают с тем, что назвал Кривицкий. - Л.П. ).

После этой атаки […] Клочков подобрался к нашим окопам, стал разговаривать. Он поздоровался с нами. (О том, что Диев , он же Клочков, к окопам «добрался» и с бойцами поздоровался, также писал Кривицкий. - Л.П. ).

Как выдержали схватку?

Ничего, выдержали.

[…] Клочков заметил колонну танков. Говорит: «Движутся танки, придется еще схватку терпеть нам здесь». Танков шло штук 20. Он говорит: «Танков много идет, но нас больше. 20 штук танков, не попадёт на каждого брата по танку». (Почти дословная цитата из Кривицкого. Так же как и частое упоминание слишком уж пафосного слова «схватка». - Л.П. ) […]

Ничего, - говорит политрук, - сумеем отбить атаку танков: отступать некуда, позади Москва.

Стали на той почве, что не будем отступать, и все. Бойцы тоже.

Танки […] придвинулись совсем близко к окопу. Офицер вылез из танка и закричал: «Рус, сдавайтесь в плен!» Тут сразу в него несколько залпов положили. Но тут изменник вышел с правого фланга, поднял руки кверху, ударился в панику. Когда мы ехали на фронт, мы говорили, что паникерам и трусам нет на советской земле места, их должна карать своя же рука и наша партия. […] Стрелял в него я сам лично. (Все почти как у Кривицкого - и родина с партией покарали, и сам Васильев покарал. - Л.П. )

Приняли бой с этими танками. С правого фланга били из противотанкового ружья, а у нас не было противотанкового ружья. Приходилось выскакивать из окопа. Команду политрук подавал.

Принять бой с танками, вылезти из окопов!

Начали выскакивать из окопов и под танки связки гранат подбрасывать. […] На экипажи бросали бутылки с горючим. […] Мне пришлось два танка подорвать тяжелых. Мы эту атаку отбили, 15 танков уничтожили. Танков 5 отступили […] за деревню Жданово. После этой схватки небольшая передышка была, так минут 30, наверное. В первом бою потерь не было. Может быть, были потери с правого фланга. На моем левом фланге потерь не было.

Политрук Клочков заметил, что движется вторая партия танков, и говорит: «Товарищи, наверное, помирать нам здесь придется во славу родины. […] Москва сзади - отступать нам некуда. […] Танки стали приближаться к нам совсем близко. Когда приблизилась к нам вторая партия танков, Клочков выскочил из окопа с гранатами. Бойцы за ним. […] В этой последней атаке я 2 танка подорвал - тяжелый и легкий. Танки горели. Потом под третий танк я подобрался, который был левее меня, танк был тяжелый. […] Я подбежал к нему с левой стороны. […] Я помню, что бросил связку гранат. […] Тут меня ранило. Немец бил из дальнобойных по нас. Когда первая партия группами прошла, он стал бить из крупнокалиберных и дальнобойных по этому месту. Хотел разбомбить, чтобы пропустить второй эшелон танков. […] Правый фланг отошел, левый фланг отошел, мы остались одни на этом бугорке. Под пятым танком меня ранило. Получил три осколочных ранения и контузию. Меня направили в Павлов Посад в госпиталь. Когда меня привезли, я уже разговаривать стал, я спросил, где я был. Мне говорят, что ты был в санбате, был в дивизионном госпитале, а сейчас на эвакуации. Там меня мало продержали, на эвакуацию отправили 29 . На этом И.Р. Васильев свой рассказ закончил.

16 ноября 1941 года Нелидово заняли немцы. И если бы жители нашли Васильева тяжелораненым где-то в окопе и смогли, как полагает В.П. Лукьянин , переправить его в госпиталь через линию фронта, то, раз уж сам Васильев запамятовал, об этом, скорее всего, знала Смирнова, но почему-то этого не рассказала, хотя это был повод не только для гордости, но и для заслуженной государственной награды. Не рассказали об этом и другие жители села, которые вроде бы видели Васильева живым.

Еще один оставшийся в живых панфиловец, Г.М. Шемякин, писал в своей автобиографии, направленной им 24 октября 1942 года в Москву, в Комиссию по истории Великой Отечественной войны: «…В декабре месяце, я не помню какого числа, наш взвод в количестве 28 чел. был в засаде, когда […] на нас двигалось 50 фашистских танков. Командир наш приказал: ни шагу назад, за нами Москва. […] Я сам лично забрасывал танки врага гранатами и бутылками с жидкостью. […] Мы […] не отступили […]. Танки […] были уничтожены нами. Сколько с нас осталось в живых, я помнить не могу, ибо во время боя я был тяжело ранен в левую ногу… я был без сознания. […] С поля боя меня эвакуировали в Москву. С Москвы я попал в Медногорск в госпиталь, там я пролечился 3 месяца…» 30

В автобиографии, написанной почти через год после боя у Дубосеково , Шемякин не вспомнил число и спутал месяц, когда происходил знаменитый бой, указав, что было это в декабре. Шемякин был ранен в ногу, потерял сознание, но вряд ли он потерял память, если рассказывает такие детали, как количество бойцов, число убитых им немцев и наступавших вражеских танков. Не исключаю, что автобиография написана им на основе газетных публикаций и книг о 28 героях. Некоторые подтверждения тому мы найдем в стенограмме беседы с Шемякиным, сделанной 3 января 1947 года в Алма-Ате:

«[…] Первый бой мы принимали у совхоза Булычёво . Немец все лезет. Мы объявились добровольцами, набрали гранаты, бутылки с горючей смесью и пошли на разъезд Дубосеково . […] мы начали рыть себе окопы. Когда мы в […] Булычёво принимали бой, мы разбились заново. Я попал из 5-й роты в 4-ю. Тут говорят:

Кто пойдет в качестве добровольцев истреблять танки?

Мы пошли […] добровольно. […] Стали копать окопы. Приезжает генерал Панфилов, говорит:

Вам здесь не место, можете здесь разместиться.

Нас перевели к самому разъезду Дубосеково , метров за двести. Там выкопали окопы. Копать было трудно, земля была мерзлая.

Утром 16 ноября налетают немецкие самолеты, стали нас бомбить. […] А мы остались целы. Смотрим, идет пехота, автоматчики, человек сто. Мы их подпустили к себе вплотную. Сержант Добробабин подал сигнал свистом. Мы поняли, а немцы в этот момент опешили - откуда свист. Они считали, что после бомбежки никого нет. Мы открыли по ним огонь. Мы их человек 80 уложили, остальные убежали. (Снова свист, как у Кривицкого. И убитых немцев столько же. - Л.П. ) У нас были два пулемета, два противотанковых ружья, бутылки с жидкостью, гранаты и винтовки. В этот момент подошел политрук Клочков. Поздоровался. Нас стало 29. (Снова Клочков, а не Диев , снова здоровается. - Л.П. ) Когда пошло на нас 20 танков, один струсил. Мы его расстреляли. Осталось нас опять 28. Тут командовал […] Клочков. Он говорил:

Не страшно, не много танков идет: на каждого не хватает по танку. […] (Почти дословная цитата из Кривицкого. - Л.П. ).

Когда мы стали драться, сбили 15 танков, 5 повернули обратно. Там был такой дым, что ничего не было видно. Из противотанкового ружья я сбил два танка. После того, как мы сбили 15 танков, а 5 танков повернули назад, на нас пошли еще 30 танков. Политруку Клочкову говорят:

Вы ошиблись: вы говорили, что не хватает по танку на брата, а сейчас больше, чем по два. (И опять Кривицкий почти дословно. - Л.П. )

Он говорит:

Ничего, не страшно. Велика Россия, но отступать некуда: позади Москва. […] Когда дрались с последними танками, осталось танков 6 или 7. Два кинулись на меня. Я в первом успел перебить гусеницу, второй наступает на меня. […] Я выскочил из окопа, перебиваю ему гусеницу. Когда танк загорелся, откуда-то получился взрыв. Меня ударило в левую сторону, ногу перебило, я потерял сознание. […] Из остальных героев я знал Конкина , Митина, Добробабина , Васильева. […] В этом бою я был ранен и контужен…» 31

Тут есть некоторые расхождения с рассказом И.Р. Васильева, который указал, что ни он Шемякина не знал, ни Шемякин не знал его 32 . Это странно: воюют вместе в одном взводе, а друг друга не знают? В боевой обстановке люди быстро знакомятся - нужно знать, кто прикроет твою спину. Да и все, что касается Клочкова и Добробабина , они рассказывают очень складно, значит, находились Васильев и Шемякин очень близко друг от друга.

Из материалов «папки № 4041» следует, что И.Е. Добробабин в районе Дубосеково действительно был, получил легкое ранение и попал в плен, но никаких подвигов не совершал, и все, что написано о нем в книгах о героях-панфиловцах, не соответствует действительности 33 .(Подчеркнуто в документе. - Л.П. ).

Арестованный в мае 1942 года за добровольную сдачу в плен немцам Д.А. Кужебергенов показал, что он и есть тот самый Кужебергенов , который считается погибшим героем-панфиловцем. Он признался, что в бою под Дубосеково не участвовал, а свои показания дал на основании газетных статей, в которых о нем писали как о герое-панфиловце 34 . А звание Героя Советского Союза было присвоено Аскару Кожебергенову , которого в списках 4-й и 5-й рот не было 35 .

Таким образом, рассказ Натарова, скорее всего, является вымыслом А. Кривицкого, как, впрочем, и все остальное, и он вряд ли мог что-то рассказать, т.к. был убит 16 ноября 1941 года. Добробабин и Кужебергенов в бою не участвовали, а рассказывали о своем подвиге, начитавшись книг и статей. Васильев говорит, что Шемякина не знает, а Шемякин, наоборот, говорит, что с Васильевым знаком, но оба они едва ли не дословно пересказывают статьи Кривицкого и Коротеева , которые, в свою очередь, признались, что никакими сколько-нибудь достоверными данными не располагали. Коротеев написал со слов комиссара дивизии Егорова, а тот пересказал все со слов комиссара полка 36 . Кривицкий ни с кем из раненых или оставшихся в живых не разговаривал, статью писал по поручению главного редактора «Красной звезды» Д.И. Ортенберга , но откуда тот взял данные о бое, Кривицкий не знал 37 . То есть «панфиловцы» своими словами пересказали то, чего на самом деле не было. А что им прикажете делать? Сказать, что они вовсе не герои, и что готовы отдать все награды и детям своим рассказать, что они вруны? Куда проще и удобнее придерживаться официальной версии, тем более что уже и книги написаны, и стихи сочинены, и мемориалы построены. Ну, не ломать же их, в самом-то деле. Все это вызывает определенные сомнения в достоверности рассказов Васильева и Шемякина, как и то, что они вдвоем подбили половину из 18 танков, уничтоженных в ходе боя.

Д.Ф. Тимофеев, возможно, также в бою не участвовал, поскольку, если верить справке из Управления 8-й Гвардейской дивизии от 3 октября 1943 года, пропал без вести еще под Волоколамском.

Единственный, чьих показаний у нас нет, это И.Д. Шадрин.

Командир полка Капров и полковой комиссар Мухамедьяров отрицают или не подтверждают сам факт боя 28 панфиловцев у разъезда Дубосеково .

Вот и выходит, что, кроме статей военных корреспондентов, никаких сколько-нибудь внятных свидетельств подвига панфиловцев 16 ноября 1941 года попросту нет, а они, по их же собственным словам, все выдумали.

28 августа 1948 года заместитель начальника Генштаба генерал-полковник С.М. Штеменко доносил министру Вооруженных Сил СССР Н.А. Булганину (который, напомню, был членом Военного совета Западного фронта и подписал представление о присвоении панфиловцам звания Героя Советского Союза): «Каких либо оперативных документов и документов по линии политических органов, конкретно упоминающих о действительно имевшем место героическом подвиге и гибели 28 панфиловцев в районе разъезда Дубосеково не найдено совершенно… Только один документ подтверждает гибель политрука 4-й роты Клочкова […]. Следовательно, можно с полной очевидностью считать, что первые сообщения о бое 28-ми панфиловцев 16 ноября 1941 года были сделаны газетой «Красная звезда», в которой были опубликованы очерк Коротеева , передовая газеты и очерк Кривицкого «О 28 павших героях». Эти сообщения, видимо, и послужили основанием на представление 28 человек к званию Героев Советского Союза» 38 .

В.П. Лукьянин отсылает читателя к книге академика Г.А. Куманёва «Рассекреченные страницы Второй мировой войны», где приводятся слова маршала Жукова: «Ознакомившись с “делом” панфиловцев, секретарь ЦК ВКП(б) Жданов обнаружил, что все материалы расследования были подготовлены слишком топорно, “сшиты белыми нитками” и что комиссия Главной военной прокуратуры явно перестаралась, “перегнула палку”. Поэтому дальнейшего хода быстро испеченному делу не было дано, и оно отправилось в спецхран архива» 39 . Валентин Петрович полагает, что «более правдоподобного объяснения судьбы «забытой» папки и придумать невозможно».

На мой взгляд, есть и другое не менее правдоподобное объяснение тому, что записка Генерального прокурора осталась без внимания. Главный военный прокурор Афанасьев послал свой доклад Генпрокурору Сафонову 10 мая 1948 года, тот переслал этот доклад со своими комментариями Жданову 11 июня. А 31 августа 1948 года А.А. Жданов умер после тяжелой продолжительной болезни. Есть ли хоть какие-то, помимо слов Жукова, который в своих книгах, изданных уже после смерти, чего только не написал, свидетельства того, что Жданов, во-первых, записку Сафонова видел, во-вторых, в связи с тяжелым состоянием здоровья ее прочитал и, в-третьих, принял по этой записке какое-то решение? А у преемников Жданова руки не дошли: вскоре началось «Ленинградское дело», за ним подоспело «Дело еврейского антифашистского комитета», затем - «Дело врачей». Где уж тут панфиловцами заниматься…

Кстати говоря, записка Штеменко Булганину от 28 августа 1948 года, то есть после того, как Жданов, возможно, получил доклад Сафонова, может говорить о том, что Жданов материалы из Генпрокуратуры под сукно не убрал, а поручил военным ответить, был ли тот знаменитый бой на самом деле. Ход разумный - получить информацию из не зависимых друг от друга источников - ведь военная прокуратура военному министерству не подчинялась.

Таким образом, факт боя 16 ноября 1941 года отрицается и Генштабом, и Главной военной прокуратурой СССР, и ГлавПУРом Советской Армии.

В.П. Лукьянин упрекает С.В. Мироненко в том, что тот читал «папку № 4041» вполглаза, и пренебрежительно называет его «первооткрывателем». Тут автор прав: эти материалы введены в научный оборот давно, на них ссылались многие авторы. Не доволен Валентин Петрович и тем, что главный российский архивист пренебрег книгой «своего старшего коллеги Г.А. Куманёва , где так много сказано по теме, к которой он сам вдруг решил обратиться, хотя мог бы, ведь «это - азы источниковедения: пусть и не соглашаться, но непременно знать все, что до тебя «накопали» коллеги». И здесь соглашусь с Валентином Петровичем. Вот только читал ли он сам статьи главного военного прокурора СССР генерал-лейтенанта А.Ф. Катусева , опубликованные в 8-м и 9-м номерах «Военно-исторического журнала» за 1990-й год, подробному разбору каковых статей Г.А. Куманёв посвятил значительную часть главы «Подвиг и подлог» из своей книги «Рассекреченные страницы…»? И читал ли В.П. Лукьянин до конца материалы с сайта http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6518, куда он отсылает читателей, где приводится «Заключение по архивному уголовному делу в отношении Добробабина (Добробаба ) И.Е» Главной военной прокуратуры СССР от 14 августа 1989 года, во многом повторяющее то, что написал в своих статьях Катусев ?

Поскольку Валентин Петрович в своей статье довольно много внимания уделяет И.Е. Добробабину , я не могу обойти эту тему.

Непростая судьба сержанта Добробабина

В своей книге «Рассекреченные страницы Второй мировой войны» 40 , которую, «будучи не в теме», В.П. Лукьянин случайно прочитал, Г.А. Куманёв , почти всегда со слов своего героя, используя свои собственные публикации, написанные опять же со слов Добробабина , рассказывает, как тот воевал на Халхин-Голе, как добровольцем ушел на фронт и попал в панфиловскую дивизию, как дрался у Дубосеково , как попал в плен, как стал полицаем и чуть ли не защитником оказавшихся в оккупации советских людей, как спасал их от угона в Германию. Значительная часть главы посвящена полемике с А.Ф. Катусевым , который подробно, не как историк, журналист или писатель, а как юрист, рассматривает противоречия в показаниях, данных Добробабиным в разные годы в его письмах в директивные органы и статьях, написанных после бесед с ним Куманёвым , журналистами Мясниковым и Юрковой .

А противоречий и в самом деле много. На Халхин-Голе Добробабин был, но не как пулеметчик, а как военный строитель, и находился он там не месяц, а 5–6 дней, в боевых действиях не участвовал, к наградам, по его собственным словам, не представлялся 41 . У Дубосеково боем командовал не он, а Клочков (Куманёв называет его почему-то младшим политруком). Причем из показаний самого Добробабина далеко не очевидно, что он принимал непосредственное участие в том бое, поскольку он не мог толком объяснить, где был - то ли в окопе, то ли в блиндаже, то ли рядом с танком, то ли под танком, и что делал - то ли командовал, то ли выполнял команды. Добробабин в разное время утверждал, что то его шпалами завалило, то землей, то телами товарищей, и то ли он ранен был в ногу - когда в левую, когда в правую, то ли контужен 42 . Тем более что и сам Добробабин на допросах в 1948 году своих подвигов в бою у Дубосеково не подтвердил 43 .

В 1944 году Добробабин рассказывал, что его, то ли помкомвзвода , то ли даже командира взвода, а на самом деле - командира отделения, вопреки всякой субординации, через голову командиров полка, батальона и роты, которые со своими штабами и комиссарами невесть где шлялись, вызывал командир дивизии (!) генерал-майор (!) Панфилов и лично ставил задачу (!) 44 . Знал ли вообще И.В. Панфилов о существовании сержанта Добробабина ?

Очень темная история с ранением. Н.В. Макарова, одна из обитательниц железнодорожной будки, куда вскоре после боя сам, без посторонней помощи пришел якобы раненный в ногу и контуженный Добробабин , 28 марта 1948 года показала, что «ранения у него не было». Старшая дочь Макаровой - Тамара Викторовна в своих свидетельских показаниях уточнила, что Добробабин ранен не был и на контузию не жаловался, крови на нем не видно было. Это же подтвердила вторая дочь - Ольга Викторовна. «Ранений у него не было. На контузию, боль в голове он не жаловался» 45 .

На допросе в январе 1948 года старший брат Добробабина - Григорий Евстафьевич сообщил, что впервые после длительной разлуки увидел брата Ивана в их родном селе Перекоп Харьковской области в марте 1942 года, что был он оборван, голоден, но ран у него не было 46 . Да и сам Иван Евстафьевич в 1988 году заявил следователям, что он был ранен за несколько дней до боя у Дубосеково , и в бою рана его не беспокоила, а открылась только во время побега, когда он выпрыгнул из вагона, увозящего его на запад 47 . Таким образом, можно усомниться в том, что в плен Добробабин попал, будучи раненым.

Кстати говоря, та же О.В. Барыкина (Макарова) на допросе 1 декабря 1988 года показала, что в ноябре 1941 года их семья пряталась в убежище, и через несколько часов после боя, когда все затихло, они, пробираясь через окопы к дому, видели там тела бойцов, в том числе Клочкова 48 . Однако ни она, ни ее мать ни словом не обмолвились о том, что они видели сгоревшие немецкие танки. Не восемнадцать, а хотя бы один.

В конце 1988 года на допросе в военной прокуратуре Добробабин показал, что в полицию пошел добровольно, дослужился до главного полицая Перекопа, был вооружен карабином и пистолетом с боевыми патронами, получал зарплату. Иногда Добробабин помогал соотечественникам, в то же время не гнушаясь грабежами и избиениями своих односельчан. Когда советские войска ненадолго освободили Перекоп, Добробабин попал в особый отдел, но потом немцы вновь заняли село, и он то ли сбежал, то ли его отпустили в неразберихе отступления, и опять пошел служить в полицию. Позднее он ушел вместе с оккупантами и осел ненадолго в Одесской области. Ни сразу после войны, ни в 1988 году следствие не нашло убедительных подтверждений тому, что Добробабин пытался установить контакт с партизанами, хотя в том районе были крупные партизанские отряды. Да и сам Добробабин на этой версии не настаивал.

После того как Добробабин оказался окончательно в расположении советских войск, он рассказал далеко не все. На допросе 29 декабря 1988 года он показал: «Я хочу подчеркнуть, что о своей службе в полиции я никому в 1944 году не рассказывал. Скрыл это и при подаче заявления в партию. Скрыл этот факт и когда узнал, что посмертно награжден за бой под Дубосеково ...» 49

Г.А. Куманёв уверен, опять же со слов самого Добробабина , что в 1948 году его осудили на основании показаний, обвиняющих его, а показания тех, кто отзывался о нем тепло или нейтрально, игнорировались. Но тогда почему он по приснопамятной 58-й статье (часть 2–4) получил не 25 лет, а только 15, а после выхода 12 января 1950 года Указа Президиума Верховного Совета СССР, отменяющего мораторий на смертную казнь для изменников родины и вводящего обратную силу, не был расстрелян, хотя в то время с полицаями не церемонились? Добробабин же отсидел только 7 лет и вышел по амнистии в честь десятилетия Победы, что говорит о том, что следствие, которое шло пять лет, велось добросовестно и тщательно, что его никто не бил и не запугивал, что, собственно, и признал сам Добробабин 29 декабря 1988 года 50 . Следователи и суд не нашли сколько-нибудь убедительных фактов того, что он совершил более тяжкие преступления. Да и смягчающих обстоятельств, которые безусловно, учли, было достаточно: до конца войны Добробабин воевал честно и был отмечен несколькими наградами.

Вот только с войной с Японией, в которой, по словам В.П. Лукьянина , Добробабин тоже успел отличиться, возникла закавыка. Г.А. Куманёв в своей статье «Судьба Ивана Добробабина », напечатанной в «Правде» 18 ноября 1988 годаи в книге, куда этот да и многие другие эпизоды из статьи перекочевали вплоть до запятой, пишет, что в той войне Добробабин поучаствовать не успел, потому что по дороге на Дальний Восток пришло известие, что война закончилась. Так ли внимательно читал В.П. Лукьянин работы академика, чтобы иметь право упрекать в недобросовестности С.В. Мироненко?

В ходе следствия в конце 1988 года прокуроры допросили 57 свидетелей 51 , что также говорит о том, что «дело Добробабина » вовсе не имело обвинительного уклона. Но уж очень много было фактов против него, причем тех фактов, которые он сам и подтверждал в своих показаниях.

По мнению В.П. Лукьянина , Г.А. Куманёв основательно изучил материалы «папки № 4041» и дела Добробабина . Спору нет, основательно настолько, что даже уговорил своего героя написать от его имени заявление на реабилитацию, от которого тот потом и открестился, сказав, что многие эпизоды его жизни академик изложил неверно, тем самым, по сути, сдав своего благодетеля.

К слову сказать, 1988 год - это вам не первые послевоенные годы, - время было уже не таким людоедским. И даже куда более мягким, чем оттепель 1950-х, когда прошла первая волна реабилитации, под которую попали видные советские военачальники и ученые, осужденные в 1937–38 годах: В.К. Блюхер, А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский, И.Т. Клейменов, С.П. Королев, Г.Э. Лангемак , когда и самому Добробабину срок скостили вдвое. Однако даже тогда было отказано в реабилитации Н.И. Бухарину, Г.Е. Зиновьеву, Л.Б. Каменеву, К.Б. Радеку и другим «врагам народа», которые были реабилитированы в 1988 году, когда рассматривалось дело по реабилитации Добробабина . Так что сетования на «произвол следственных органов», по-моему, лишены оснований.

Главу, посвященную Добробабину , Г.А. Куманёв написал не столько с тем, чтобы отстоять честь «безвинно осужденного героя», сколько для того, чтобы спасти свою собственную репутацию. Академик порой, не стесняясь в выражениях, обвиняет Катусева в нечистоплотности, не желая видеть откровенной лжи в словах своего подзащитного, оспаривая даже те факты, которые подтверждает сам Добробабин . Но возразить Куманёву уже некому: в 2000 году А.Ф. Катусев ушел из жизни. Стоило ли академику так долго ждать?

Не получив ответа на свой запрос в Наградную комиссию при Президенте России, Г.А. Куманёв написал в «Спортлото» - Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР. И этот «орган» 53 восстановил 21 мая 1997 года «мужественного воина в звании Героя Советского Союза». Тем же указом Д.А. Кожубергенову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Валентин Петрович просто, по-житейски рассудил: «Иван Евстафьевич не был ни затаившимся антисоветчиком, ни пламенным борцом за советскую власть, а был он жизнестойким, добросовестным, изначально порядочным российским парнем, […] который находил выход из самых безвыходных положений. Если б мы всерьез поняли, что на таких вот парнях и держалась наша оборона, что благодаря им мы и выиграли войну, - мы бы по-иному толковали истоки нашей Победы».

А давайте тогда вместо «Ивана Евстафьевича » подставим «Андрея Андреевича». Да-да, того самого - Власова. Что-то изменится? И затаившимся антисоветчиком тот не был, ибо до пленения весной 1942 года имел несколько возможностей уйти к немцам. Под Киевом умело командовал 37-й армией, под Москвой - 20-й, честно выполнил воинский долг. 13 декабря 1941 года его портрет был помещен на первой странице «Правды» и «Известий» рядом с Г.К. Жуковым и К.К. Рокоссовским, а 26 января 1942 года газеты опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Власову звания генерал-лейтенанта.

Но и пламенным борцом за советскую власть Власов не был тоже, а «был жизнестойким, добросовестным, изначально порядочным парнем», который нашел весьма своеобразный выход из безвыходного положения. Он ведь тоже сам никого не убивал, а лишь помог выжить многим своим соотечественникам. А способ выживания и формы помощи, насколько я понимаю логику Валентина Петровича, для истолкования истоков победы значения не имеют. Неужели мы будем реабилитировать всех власовцев и полицаев, кто напрямую не участвовал в зверствах оккупантов, на ком нет крови? Может, еще и наградим их?

Не нравится такая подмена? Мне тоже не нравится.

В.П. Лукьянин предлагает просто остановиться, полагая, что о войне мы знаем уже достаточно, а новые цифры и факты, которые случайно могут всплыть, общей картины существенно не изменят. Я, наоборот, думаю, что мы еще очень многого не знаем, и это незнание порождает спекуляции - и со стороны сталинистов, и с противоположной стороны, да и наши «партнеры» на Западе времени зря не теряют и все время идут на шаг впереди, «переписывая историю» и вынуждая нас оправдываться. Одни твердят, что войну выиграл Сталин, другие кричат, что он завалил врага русскими трупами, уничтожив генофонд нации. Ведь мы до сих пор даже приблизительно не знаем, во что обошлась победа: по словам Сталина, в результате немецкого вторжения СССР безвозвратно потерял в боях, а также из-за немецкой оккупации и угона советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек 54 . Хрущев и Брежнев говорили о 20 и более миллионах. Сегодня «сторговались» на 27 миллионах, но торг продолжается. Однако даже в лагере либералов нет единства: одни достаточно убедительно доказывают, что общие советские потери не превышают 18 миллионов 55 , другие не менее убедительно утверждают, что за годы войны СССР потерял 43,3 миллиона человек 56 . Мы гордимся тем, что потеряли больше всех участников войны, вместе взятых, мы свой вклад в победу измеряем не тем вредом, который нанесли врагу, а собственными потерями. На мой взгляд, это недопустимо.

И как? Остановимся, перестанем искать? Прекратим поиски на местах боев? И правда - зачем? Героем больше, героем меньше - разве может это повлиять на общую картину. Героизм одного - подвиг, героизм тысяч - пропаганда, подвиг миллионов - статистика. Перестанем искать, и на полях сражений останется множество тел, до сих пор не похороненных, - только в России даже через 70 лет после Победы неизвестна судьба пяти миллионов человек 57 . Но ведь речь идет о конкретных людях, которые не только среди 28 были, о чьей памяти мы так печемся. Если бы так думал С.С. Смирнов, что бы знали мы сейчас о подвиге Брестской крепости? И не увидели бы мы замечательных документальных фильмов «Шел солдат» и «Солдатские мемуары», снятых по сценариям К.М. Симонова.

Может, больше не будем архивы рассекречивать? Однако документы - это и есть верстовые столбы на дороге к Победе. Но на пути исследования замереть, остановиться на достигнутых рубежах невозможно. Даже кратковременная пауза приведет к тому, что мы начнем пятиться назад, стесняясь того, что удалось «откопать». И в самом деле, разве можно спокойно читать уже упомянутый приказ Ставки № 0428, получивший название «Гони немца на мороз», выполняя который специальные отряды сожгли сотни деревень в Подмосковье? А приказ № 270 от 16 августа 1941 года, вводящий, по сути дела, институт заложников, разве не бросает тень на славную Победу? А уж про то, что Сталин утверждал, будто у Красной Армии нет пленных, а есть одни только предатели, вообще лучше забыть. Что остается? Знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад» от 28 июля 1942 года. Но и он вводил заградотряды и штрафбаты, то есть снова не героизм и сознательность бойцов были поставлены во главу угла, а страх и насилие. Выходит, что Победа добыта не только добровольным самопожертвованием и героизмом солдат, но и другими, не совсем гуманными методами против своих.

Может, и эти документы засекретим и будем руководствоваться «революционной целесообразностью»? И так, глядишь, и снизойдет на нас «окончательная правда о войне». А чтобы быстрее снисходила, в учебниках истории нужно писать коротко, как на праздничных плакатах: «Великая Отечественная война - 1941–1945 гг.» И все. Так ли важно, кто на кого напал, кто агрессором был, а кто жертвой? Битвы за Москву, Сталинград и Севастополь не упоминать, иначе придется объяснять, как и почему враг там оказался, про блокаду Ленинграда - забыть, иначе нужно будет рассказать, почему было «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам» и почему за годы войны население города уменьшилось в шесть раз. Про зверства оккупантов - ни-ни, ибо неполиткорректно. Про потери - ни звука. В двух словах написать про штурм Берлина. О том, что в этой страшной войне победил Советский Союз, подрастающее поколение догадается по той помпе, с которой отмечается 9 мая.

Но нельзя же изучать историю по сказкам, мифам и легендам.

Самыми лучшим, самым честным способом опровергнуть или подтвердить те или иные события Великой Отечественной войны вообще и «папки № 4041» в частности будет публикация всех документов. Причем совершенно без разницы, чьих - советских или немецких, главное, чтобы правдивых.

1 316-я стрелковая дивизия стала 8-й гвардейской 18 ноября, то есть через два дня после героического боя, который то ли был, то ли выдуман. А накануне, 17 ноября, дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Вероятнее всего, и на момент награждения орденом, и на момент зачисления в гвардию о подвиге 28 панфиловцев никто в высших органах страны не знал, значит, и без того хватало славных дел, за которые дивизия получила эти высокие звания, тем более что званиями и наградами в те годы не разбрасывались, да и документы для награждения и присвоения гвардейского звания готовятся не за один день.

4 Иван Васильевич Панфилов погиб в результате минометного обстрела у деревни Гусенево Волоколамского района 18 ноября 1941 года. По просьбе Военного Совета Западного фронта и Военного Совета 16-й армии Государственный Комитет Обороны (ГКО) - высший в годы войны орган власти Советского Союза - своим постановлением от № 950 присвоил 8-й гвардейской стрелковой дивизии имя И.В. Панфилова только 23 ноября 1941 года, то есть спустя неделю после боя у разъезда Дубосеково .

6 Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 318.

8 Павел Михайлович Гундилович - командир 4-й роты 2-го батальона 1075 полка, бойцы которой и составляли основу 28 героев-панфиловцев. Погиб 10 апреля 1942 года.

9 Военно-исторический журнал (ВИЖ). 1990. № 9. С. 69.

10 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 308

11 Валентин Петрович весьма трепетно относится к авторству афоризмов и цитат, поэтому уточню, что эту крылатую фразу, только чуть-чуть отличающуюся по форме, изрекли два человека - в 1917 году американский сенатор Хайрам Уоррен Джонсон и британский политик, писатель и общественный деятель Артур Август Уильям Гарри Понсонби в своей книге «Ложь во время войны» - в 1928 году.

13 Соколов Б.В. Правда о Великой Отечественной войне. Сборник статей, - СПб.: Алетейя , 1998, С. 206. Со ссылкой на американского историка А. Даллина , обнародовавшего этот документ командования вермахта. -Dallin A. German Rule in Russia , 1941–1945. L.-N. Y., 1957. P. 427.

14 Вопросы истории. 1989. № 3. С. 37; Нюрнбергский процесс: В 7 т. Т. 3. М., 1960. С. 29–30.

15 Соколов Б.В . Указ. соч. С. 230; Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Т. 3. М., 1976. С. 340.

16 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 28. Д. 26. Л. 17 об. 18–19. Опубликовано: Родина. № 7. 2012. С. 8; Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 28. Д. 6. Л. 3–5. Опубликовано: Родина. № 7. 2012, С. 9.

17 Эшелоны идут на восток. - М.: Наука, 1966. С. 6.

18 Вознесенский. Н.А. Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны. - М.: Госполитиздат , 1948. С. 42–43.

19 Архив Министерства обороны РФ (далее - AМО РФ). Ф. 81. Оп. 84957. Д. 234. Л. 22–23.

20 Василевский А.М. Дело всей жизни. М., Политиздат, 1975, С. 156; Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. М., АПН, 1988, С. 445.

21 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д. 4041. Л. 319–320.

22 Так в документе; у Кривицкого фамилия батальонного комиссара написана верно - Галушко.

23 Военно-исторический журнал. 1990. № 9. С. 72–74.

24 Там же. С. 74.

25 Там же. С. 76.

26 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д. 4041. Л. 316.

27 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 315.

28 Жителям села Нелидово еще повезло, если вообще уместно говорить о везении в той ситуации. 17 ноября 1941 года Ставка издала секретный приказ № 0428, который предписывал при вынужденном отходе наших частей уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог.

29 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел IV. Оп. 1. Дело Героя Советского Союза Васильева Иллариона Романовича. Л. 3–4 об. Опубликовано: Родина. 2012. № 5. С. 7–8.

30 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел IV. Оп. 1. Дело Героя Советского Союза Шемякина Григория Мелентьевича . Л. 1. Опубликовано: Родина. 2012. № 5. С. 8–9.

31 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 28. Д. 28. Л. 1 об - 2 об. Опубликовано: Родина. 2012. № 5. С. 9.

32 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел IV. Оп. 1. Дело Героя Советского Союза Васильева Иллариона Романовича. Л. 6 об. Опубликовано: Родина. 2012. № 7. С. 15.

33 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 311.

34 Там же. Л. 308.

35 Там же, Л. 315.

36 Там же. Л. 317.

37 Там же. Л. 319.

39 Куманёв Г.А . Рассекреченные страницы Второй мировой войны. - М.: Вече, 2012. С. 149.

40 Там же.

41 ВИЖ. 1990. № 8. С. 80. (Примечания).

42 Там же. С. 76.

43 ГА РФ Ф. 8131 ее. Оп. 27. Д. 4041. Л. 311.

44 ВИЖ. 1990. № 8. С. 71.

45 Там же. С. 78–79 (Примечания).

46 Там же. С. 79 (Примечания).

47 Там же. С. 74.

48 Там же. С. 77 (Примечания).

49 Там же. С. 81 (Примечания).

50 Там же. С. 74 (Примечания).

51 ВИЖ. 1990. № 9. С. 77.

52 Там же. С. 77.

53 Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР - общественно-политическая организация, созданная в 1992 году, но даже не зарегистрированная в органах юстиции РФ. Постоянный Президиум не только присваивает почетные звания, но и награждает государственными наградами СССР (орденом Ленина, орденом Октябрьской революции и т.д.) и учреждает новые награды, среди них орден Сталина (с 1998 года).

55 Солонин М. Фальшивая история Великой войны. М.: Яуза, Эксмо , 2008. С. 257–317.

56 Соколов Б.В. Указ. соч. С. 225.

Награждение непричастных

– столь же непременный атрибут военной жизни, как и наказание невиновных. Если бы мне дали тринадцатую зарплату, я бы обиделся. Когда к 23-му февраля читали приказ, все смеялись:

– У тебя из всех видов поощрений – «снятие ранее наложенного взыскания».

Иметь в подчинении личный состав – значит поставить крест на дальнейшей карьере. На строевом смотре начальник штаба ходит, ищет к чему придраться. Солдату:

– Покажи номер шинели!

Тот отворачивает полу шинели – ясно, что не его. С кого спросят? А все началось с того, что начальник штаба полка был ответственным дежурным. Ночью РЕЗМовцы перепились так, что дневальный обрыгал и доску с документацией. Мало того – пошли в первую роту и трахнули одного в зад. Я доложил, а начштаба:

– Ты молчи, а то комиссию накличешь.

Вот он и отомстил. Благо, поводов предостаточно. Не заводился «МАЗ», спёрли или сел аккумулятор. У солдата нет сил завести рукой, залез на бампер и нажал ногой. Неправильная компрессия: тому сломало ногу, а командиру роты, мне, – неполное служебное соответствие. Два солдата сделали самопал и один пальнул рублёными гвоздями в сослуживца….

Больше всего я боялся, чтобы не вырубили силовой кабель. В карауле как прикуривают: вставляют в розетку два гвоздя, кладут на них бумажку с тертым графитом из карандашей. Та загорается. У одного сигарета оказалась мокрой… Я таких губ даже у негров не видел.

Награждения в полку приурочивались к 7-му ноября, очередной годовщине великой октябрьской революции. С командиров расчетов по такому случаю снимали взыскания. Начпроду доставались ценные подарки в виде командирских часов. Заслужить поощрение ему было несложно: достаточно было отвезти начальнику политотдела красной рыбы. Как-то он мне жаловался:

– У меня этих часов – до локтя.

О порядке представления к наградам мне рассказывал один майор, член орденской комиссии. Впоследствии он спился и разбился. Случилось это по явному недосмотру начальства, отрядившего людей на его поимку. Так бы он вышел из запоя, пришел на службу и служил бы дальше. Ну трясся бы немного, кто бы в штабе заметил? А так он очнулся, слышит – двери выламывают, испугался. Куда сбежать? Додумался – на козырёк над подъездом. Эту операцию он проделывал неоднократно, однако в этот раз не повезло – сорвался. Ударился головой о поливочную трубу и через три дня умер.

Началось расследование. Оказалось – у него ни одного взыскания, в характеристике написано: «морально чистоплотен». Посланные друг на друга сворачивают: кто стучал, кто двери ломал – не ясно. Только полковник Уманский радостный:

– Хорошо, я не поехал, хотя меня тоже посылали.

Без майора дела в штабе на некоторое время застопорились. Там все из инженеров, а у него среднее образование, единственный кто в бумагах разбирался. Председатель комиссии Кузнецкий, начальник политотдела, бывало диктует покойному:

– Пиши: «По итогам года, за успешные пуски и за успехи в БиПП… орден Ленина – Кузнецкому Михаилу Ивановичу, Орден Октябрьской революции – Уманскому Ивану Ивановичу (его родственнику – Авт.) и Красной Звезды – всем непричастным. Начальники боевых расчетов ничего, кроме взысканий – орденов „святого ебукентия“, – не получали. Я два раза представлялся к медали „За боевые заслуги“. Кончалось тем, что это представление рвали на моих глазах и объявляли взыскание. Первую медаль, не помню за что, получил Кобелев – начальник третьей команды. Спирта у него – бочки, если бы грамотней им распоряжался, получил бы орден Красной Звезды. Ему все с рук сходило, даже когда провалил пол в казарме на втором этаже (додумался бетонировать). Хорошо – днём, никого не привалило.

Ко второй медали меня представили за проведение образцово-показательного занятия. Я совершил «кражу века» – увел пульт с соседнего стрельбища. Командир, как в кино, бросил:

– Считай, что ты уже с медалью.

Какое там! Доброжелатели раскаркались.

Наказание невиновных, поощрение непричастных

Герой Советского Союза - высшее звание, существовавшее в стране с 1934-го по 1991 год. «Просто так» это звание не присваивали, но, все же, образно говоря, «вес» Золотых Звезд был разным.

Немного цифровых данных. В ходе Сталинградской битвы всего лишь 112 человек удостоились этого высокого звания. В Курском сражении Героями Советского Союза стали 180 человек. При форсировании Днепра этим званием увенчаны 2.438 Героев, а на последнем этапе войны, в Берлинской операции, - более 600. Массовый героизм советских воинов…

Вероятно, он же и стал причиной того, что многие подвиги как бы обесценивались в глазах некоторых чиновников из высоких инстанций. Так, судя по письмам генерала Шатилова, он представлял к званию Героя более 160 отличившихся в штурме рейхстага и других объектов в Берлине, но утверждено было лишь 16 кандидатур. Один из десяти? Можно сказать, что Берест попал в те девять «неудачников».

Однажды в начале 90-х годов ростовскому журналисту Юрию Летникову бывший преподаватель Ростовского высшего командного арт. училища Герой Советского Союза полковник в отставке Николай Максимович Фоменко, однополчанин Береста, удостоенный высокого звания за Берлинскую операцию, передал папку. В ней - более ста писем. Края папки и некоторых писем обгорели. На обороте папки надпись: «Найдено 25.12.1985 г., пос. Чкалова». К сожалению, так и не стали известны обстоятельства, при которых она была найдена. В этой папке - письма, адресованные Алексею Прокофьевичу Бересту. Датированы они 1961–1964 годами.

Получилось так, что и А. Берест, и С. Неустроев в послевоенные годы не стали «публичными» героями. У всех на устах были другие имена-фамилии. Чьи-то заслуженно, чьи-то, мягко говоря, не очень…… Наглухо задвинутыми оказались Берест, Пятницкий, Щербина, Гусев. Тот, кто мог сказать правду, восстановить справедливость, или молчали, или вели себя уклончиво. Потому ветераны, которым в то время было всего лишь около сорока, стали писать. В том числе и Бересту. «Алексей! По-видимому, ты не читал «Правду». Там речь Егорова о том, как он с Самсоновым брал рейхстаг. Снимок: Самсонов вносит в Кремле Знамя Победы. Н. С. Хрущев жмет ему руку. Так-то, брат! М. Сбойчаков».

«Здравствуй, боевой друг Алеша! …На Знамени Победы написано 150 с. д. Какое же отношение имеет т. Самсонов - представитель 171 с. д.?

…Как ни странно, почти никого из нас никто не послушал. На днях я был в Институте марксизма-ленинизма, где готовится к изданию история войны. Дали мне почитать о боях за рейхстаг. Я заявил протест. Наш батальон упоминается как вспомогательный. Они изменять не хотят. Я потребовал поднять архивы полка. Заявил: раз основная роль приписывается Самсонову, тогда и на Знамени Победы следует написать не 150 с. д., а 171 с. д. Они попятились. К. Гусев».

Конечно, А. Берест понимал, что как судимый лишился всего прошлого, но, обращаясь к высоким военным руководителям, просит, требует установить историческую справедливость. Один раз отправил письмо даже Н. Хрущеву. Описал все, как было: как с боем поднимались на крышу, как укрепляли знамя, как ходил к немцам на переговоры. В ноябре 1961 года ЦК КПСС после споров и даже скандалов решил собрать в Институте истории марксизма-ленинизма закрытое совещание по этому вопросу, куда вызвали и Береста.

Вот как рассказывал об этом он сам: «Сперва нас пригласили на Старую площадь в кабинет Суслова. Там был начальник Главного политического управления армии маршал Голиков, генерал-полковник Переверткин, бывший командир нашей дивизии Шатилов и еще много других военных и гражданских. Выступил Переверткин, сказал, что из 34 удостоенных звания Героя почти половина приходится на 150-ю дивизию. И никого с наградами не обошли. Шатилов подтвердил то же. Я надеялся на Неустроева, потому что тот больше всех знал обо всем этом, но он молчал, пряча от меня взгляд, смотрел в стол, а когда говорил, то повторил уже сказанное. Я не выдержал, воскликнул: «Неужели и здесь не хотят слышать правду?» В ответ Суслов ударил ладонью по столу: «Я лишаю вас слова, Берест!» В конце концов, решили ничего не менять, оставить, как было».

После закрытого совещания в институте, где выступил и Берест, все-таки в пятом томе шеститомной «Истории Великой Отечественной войны появились более-менее правдивые строки: «В ночь на 1 мая по приказу командира 756-го полка полковника Ф. Зинченко были приняты меры по установлению на здании рейхстага Знамени, врученного полку Военным советом 3-й Ударной армии. Выполнение этой задачи было возложено на группу бойцов, возглавляемых лейтенантом А. Берестом. Рано утром 1 мая на скульптурной группе, венчающий фронтон дома, уже развевалось Знамя Победы: его установили разведчики - сержанты М. Егоров и М. Кантария».

Через несколько лет в десятом томе 12-томной «Истории Второй мировой войны» об этом говорится несколько больше. Об участии А. Береста в водружении Знамени Победы, переговорах с фашистами в подвале рейхстага написали в своих книгах В. Субботин «Так заканчиваются войны», Е. Долматовский «Автографы Победы», в мемуарах - П. Трояновский «На восьми фронтах», В. Шатилов «Герои штурма рейхстага», С. Неустроев в воспоминаниях «О рейхстаге на склоне лет». И тем не менее…

Письма, лежавшие в обгоревшей папке, были написаны спустя более пятнадцати лет после Победы, когда поулеглись восторги и эйфория и люди стали спокойнее анализировать свои поступки и подвиги товарищей, стали разбирать, где добро, где зло; кто прав, кто виноват. У многих пробудилась дремавшая совесть…

В высоких научных инстанциях принялись за изучение событий минувшей войны и написание ее Истории, стали листать еще пахнущие дымом и порохом архивные документы, донесения комбатов и командиров полков, реляции и представления к наградам. Стали и участников боев приглашать на научные конференции и симпозиумы. Казалось, наступала Эра Справедливости. Вспомнили и об Алексее Бересте. В его защиту выступали многие авторитетные люди, участники и очевидцы тех событий. Но…

Вот лишь некоторые из обгоревших, пожелтевших листков старых писем. з письма генерал-полковника В. М. Шатилова от 14 мая 1963 г. главному редактору газеты «Правда» Сатюкову Павлу Александровичу: «…Под прикрытием артиллерийского полка поднялись в атаку батальоны Неустроева и Давыдова на рейхстаг, а Логвиненко правее с целью обеспечить правый фланг 150-й дивизии.

И только до полутора рот во главе с офицерами и сержантами: начальником штаба батальона Неустроева старшим лейтенантом Гусевым, замполитом того же батальона лейтенантом Берестом, командиром роты Сьяновым, старшим сержантом Щербиной, лейтенантом Фаленковым, командиром отделения Шевченко - ворвались в рейхстаг. Всего человек 60–80 с двумя пулеметами. И завязался ожесточенный бой. Связи у нас с ними не было. Они дрались самостоятельно…

В боевых порядках находились со знаменем Егоров, Кантария и пулеметное отделение Щербины под общей командой Береста. Вначале знамя было установлено у главного входа рейхстага, а потом его постепенно поднимали и в 22 часа 50 минут 30 апреля установили на куполе. А утром 1 мая количество флажков увеличилось, как в саду цветов.

Я убедительно прошу дополнить, чтоб было более справедливо исторически. Надо выделить эту группу из всей массы. Они первыми встали на плиты рейхстага и вошли в его главный вход. Обидно будет этим бойцам, если не сделать этого. Они дрались героически около четырех часов. С замиранием сердца вспоминается этот момент.

Они были представлены к присвоению звания Героя Советского Союза. Часть из них удостоены этого звания, а часть награждена орденом Ленина или орденом Красного Знамени.

Гусев, Берест, Щербина, Пятницкий были первыми из первых и заслужили это почетное звание…».

Из письма С. А. Неустроева Бересту, 1961 г.: «Алексей, мне было раньше неудобно писать тебе, что именно я болею больше всех за то, что тебе не было присвоено звание, но сейчас тебе, очевидно, рассказал Субботин, что я трижды писал в ЦК, но пока безуспешно, но, тем не менее, я искренне добиваюсь восстановить ту правду, и в первую очередь хочу видеть тебя Героем и вместе с тобою Пятницкого. …Я надеюсь, что правда о рейхстаге должна взять верх…».

Из письма И. Я. Сьянова Климову Ивану Дмитриевичу, Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, отдел истории Великой Отечественной войны: «Поясняю: в рейхстаг ворвались не вечером, а днем 30 апреля 1945 г., в 14.30. В боевых порядках первой штурмовой роты первого штурмового батальона 756-го сп. (командир - полковник Зинченко), которая первая ворвалась в рейхстаг, шли зам. командира батальона по политчасти старший лейтенант тов. Берест Алексей Прокофьевич с сержантом Егоровым Михаилом и рядовым Кантария Мелитоном со знаменем № 5 для водружения его над рейхстагом как Знамя Победы. Вместе с ротой шел начальник штаба батальона старший лейтенант тов. Гусев Кузьма Владимирович. По следам 1-й роты ворвались в рейхстаг другие две роты этого батальона и солдаты батальона Давыдова из 674-го сп. Как только ворвалась 1-я штурмовая рота в рейхстаг, тут же товарищи Берест, Егоров и Кантария знамя № 5 установили на колонне парадного входа, и оно первое заалело у рейхстага»…

И таких писем, в т. ч. копий, в этой папке множество. Пишут генерал В. Шатилов и полковники Ф. Зинченко, М. Сбойчаков, писатель В. Субботин и журналист О. Моисеев, учитель-краевед И. Переверзев и семья погибшего на ступенях рейхстага Петра Пятницкого… Здесь же копии писем, которые направлялись этими людьми в ЦК партии, в Институт марксизма-ленинизма, в редакции центральных газет, в правительство…

К сожалению, в той папке не было копий писем, ответов самого Береста. Впрочем, нам они особо не нужны - фактов и аргументов и без них вполне достаточно.

Из книги Эти странные русские автора Жельвис Владимир Ильич

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ Преступление и наказаниеПонятие «преступление» в России несколько размыто. В самом деле, что считать преступлением? Если вы работаете на заводе и, уходя домой, кладете в карман парочку деталей, вами же и изготовленных, это не преступление. Для

Из книги «Крещение огнем». Том II: «Борьба исполинов» автора Калашников Максим

Наказание за лень «Советский Союз принял стратегическое решение избегать расходов на исследования и разработки, обеспечив себе доступ к западной технологии благодаря краже и нелегальным закупкам ее. Для сбора данных, касающихся потребностей в технологиях в отдельных

Из книги Памфлеты, фельетоны, рассказы автора Ларни Мартти

Жестокое наказание Техас, как утверждается в одном путеводителе, - часть света, где царит беспримерная свобода. Каждый, кто здесь жаждет ею наслаждаться, должен, лишь обзавестись револьвером. И чем раньше, тем лучше.Джим же был исключением, поскольку ему пришлось раньше

Из книги Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере. автора Прасол Александр Федорович

ПООЩРЕНИЕ АКТИВНОСТИ Япония живёт и работает в стремительном ритме. В крупных городах он приближается к границе возможностей человека. Американский психолог Р.Левин подсчитал, что японцы - четвёртые в мире по темпу жизни. По его данным, «быстрее живут» только швейцарцы,

Из книги Дурни и сумасшедшие. Неусвоенные уроки родной истории. автора Пьецух Вячеслав

Свобода как наказание Любопытно было бы знать, что-то теперь поделывают господа сочинители «Обществоведения, учебника для выпускного класса средней школы и средних специальных учебных заведений», которые, несомненно, самым искренним образом исповедовали известные

Из книги Жулики, добро пожаловать в Париж! автора Гладилин Анатолий Тихонович

Из книги Крест Чубайса автора Бергер Михаил

Из книги Нефтяные магнаты: кто делает мировую политику автора Лоран Эрик

Поощрение американского противника Тем временем Соединенные Штаты обхаживают страны ОПЕК, чтобы заставить их поднять цены на нефть. Действие пьесы начинается в 1971 году с Тегеранского соглашения. До подписания договора самые радикально настроенные арабские страны

Из книги Сокровенный человек (апрель 2007) автора Русская жизнь журнал

Наказание шнуром 58- летний учитель информатики средней школы поселка Октябрьский Усть-Большерецкого района Камчатской области Александр Рябцев избил школьницу шнуром, предназначенным для подключения сканера к компьютеру. Преподаватель признан виновным в совершении

Из книги Газета Завтра 40 (1089 2014) автора Завтра Газета

Преступления и наказание Анастасия Белокурова 2 октября 2014 0 Культура о новом фильме Станислава Говорухина "Weekend" (Россия, 2013, режиссёр - Станислав Говорухин, в ролях - Максим Матвеев, Александр Домогаров, Екатерина Гусева, Виктор Сухоруков, Вячеслав Чепурченко, Юлия

Из книги Ислам и политика [Сборник статей] автора Игнатенко Александр

Из книги Педагогическая публицистика автора Корчак Януш

Преступное наказание Чем больше у ребенка свободы, тем меньше необходимость в наказаниях.Чем больше поощрений, тем меньше наказаний.Чем выше интеллектуальный и культурный уровень персонала, тем меньше, тем справедливее, тем разумнее, а значит, мягче наказание.Понятно, в

Из книги Америка и американцы автора Бухвальд Арт

СУРОВОЕ НАКАЗАНИЕ Департамент просвещения штата Вирджиния вынес постановление о том, что каждый учащийся, чтобы получить диплом об окончании школы, обязательно должен уметь читать, писать и производить основные арифметические действия.Если другие штаты последуют

Из книги День, когда Украина дрогнула: Иловайская мясорубка автора Норин Евгений

Наказание невиновных, награждение непричастных Украинское общество было шокировано происшедшим. Четыре трупа возле танка дополняли утренний пейзаж слишком выразительно, чтобы воспринять поражение у Иловайска как обычные превратности войны. Рассказы вышедших из котла

Из книги Не ради прибыли [Зачем демократии нужны гуманитарные науки] автора Нуссбаум Марта

VI. Поощрение воображения: литература и искусство Мы можем обрести силу через знание, однако полноты мы достигаем лишь через сочувствие… Мы обнаруживаем, что школы не просто систематически упускают такое воспитание сочувствия, но жестоко подавляют его. Рабиндранат

Из книги Многоликая коррупция. Выявление уязвимых мест на уровне секторов экономики и государственного управления автора Прадхана Санджай

Поощрение участия публики Развивающиеся страны часто не в полной мере признают или используют возможности гражданского общества по улучшению управления. Население следует вовлекать в решение вопросов через создание, например, постоянных комитетов (с которыми

Все-таки нельзя требовать от родного государства, чтобы оно умело все. Нехорошо это, не по-человечески. Государства - они ведь как люди: что-то хорошо получается, а что-то по Черномырдину, как обычно.
Когда у нас тут в центре Европейской части страны загорелось, мы, само собой, на этом и зациклились. И наблюдали практически в прямом эфире всю нераспорядительность, нерасторопность, извечную неготовность к предсказуемым событиям (вроде зимы), а также вранье, вранье, вранье - районное и областное, партийное и комсомольское, а также федеральное по разным линиям.
Известно, что после любого дела (в том числе и провального), у нас следуют два заключительных комплекса мероприятий, вынесенных в заглавие. Ибо вот это-то получается у нашего государства неизменно хорошо. Сошлемся хоть на того же премьер-министра, аккурат год назад ввершувшего по другому поводу эту фразу (не думаю, чтобы он знал, что цитирует "Зияющие высоты" Зиновьева).
О награждении непричастных - в другой раз, а сейчас - о наказании невиновных.
Пример позаимствован из свежей практики: вся нижеописанная история аккурат в настоящее время разворачивается на Северном Урале вокруг одного из красивейших тамошних мест - заповедника "Денежкин камень". Он, надо сказать, тоже горел этим летом, только нам из Москвы за дымом шатурских торфяников было не очень видно. Сгорела сравнительно малая часть тамошних лесов (примерно 2%, да и то не полностью), никто, слава Богу, не погиб, техника пострадала штатно. По сравнению с другими ситуациями - "наплевать и забыть", как говорил актер Бабочкин в известной роли. Ан нет. Государство вдруг решило "разобраться как следует и наказать кого попало".
Для начала, уважаемые читатели, позвольте спросить: вы себе представляете 80 тысяч гектаров леса? Да? Интересно, а как вы себе их представляете? Как "зеленое море тайги"? В принципе, правильно. А теперь скажите, сколько, по-вашему, требуется людей для охраны всего этого великолепия - от проникновения, порубок, браконьерства и пожаров - по совместительству? Сто? Двести? Так я вам скажу: государство постановило, что для этого достаточно 11 (одиннадцати) человек с зарплатой несколько тысяч рублей в месяц каждому. Чтобы не переедал и быстрее передвигался по территории. Стало быть, один инспектор охраны в заповеднике (если их распределить тонким слоем без учета выходных и отпусков, а также других работ) должен стеречь 70 квадратных километров. Примерно. Каждый Божий день. А по одному в лес ходить не положено. Так что по 140 на двоих. Это не директор заповедника решила, не ее зам по охране. Так решило Министерство природных ресурсов, т.е. государство.
Пойдем дальше. На пожароохранные мероприятия, как это не странно, требуются деньги. В бюджет заповедника заложены только зарплата, расходы на коммунальные платежи, содержание имущества и налоги (ага, они там еще налоги платят!). На остальное остается в месяц на один гектар - а? ну? кто первый угадает? - 51 копейка в месяц. В эту копейку входят ГСМ для техники, связь, спецодежда и пр. Сами посчитаете, что осталось на пожарную безопасность? Поэтому директор исправно просила целевые средства на предотвращение того, что могло произойти и, в конце концов, произошло. В 2008-м просила 7,7 миллиона, в 2009-м - 875 тысяч, в нынешнем - 173 тыс. А получала каждый год одинаковую сумму - ничего. Передаю по буквам: Николай, Илья, Харитон... То есть ни рубля.
На эту сумму (напоминаю - ни рубля) в 2010-м году, тем не менее, было сделано:
1. Проведена теъническая учеба с инспекторами охраны (в том числе и по вопросам тушения пожаров);
2. Издан приказ о подготовке к пожароопасному периоду (ПОП).
3. Разработан оперативно-мобилизационный план.
4. Создан запас горючего.
5. Прочищено 5,5 км просек и троп (что облегчает доступ к месту пожара).
6. Высроено одно зимовье (что позволяет инспекторам дольше находиться в лесу).
7. Создано и развешано 12 аншлагов (предупредительных табличек) и информационных щитов; 10 - отремонтировано.
8. Заключен договор с 15-м отрядом Федеральной пожарной охраны.
Непрлохо, по-моему, особенно по сравнению с тем, какие суммы мог бы освоить под данные мероприятия средней руки чиновник.
В конце концов, оно и загорелось. От чего - сейчас уже никакая экспертиза не установит. Даже когда именно загорелось определить и то трудно. 13 июля в районе будущего пожара были сотрудники охраны (что, вообще говоря, было непросто, ибо в этот период главная проблема заповедника - рыбаки на речках Сосьва, Сольва и Шегультан, а они несколько в стороне). И его (будущего пожара) еще не было. А 15-го он уже был. Так что где-то в это время, что очень не нравится прокуратуре, о чем будет сказано ниже.
Так или иначе, 15-го уже горело. При этом с 12-го директор заповедника была в отпуске и лежала в больнице. И заместитель по охране тоже был в отпуске и тоже лежал в больнице. Причем сроки их отпусков были заранее согласованы с соответствующим начальством. Конспирологи усмотрят в этом заговор темных сил, а обычные люди - закон подлости. Так что сами видите - усмотреть в этом наплевательство в особо крупных размерах (как в случае с одним мэром, уехавшим подлечиться, когда в его городе уже не первый день было очень хреново) довольно трудно - даты не сходятся. Так или иначе, все мероприятия осуществлялись в полном соответствии с планом как до их возвращения, так и после. Сообщение о пожаре было передано в 15-й отряд ФПС (с которым договор) было передано через 30 минут после получения информации о возгорании (запись в журнале у пожарных имеется). В течение 2-х часов две группы сотрудников заповедника были отправлены на пожар. Через 12 часов (район пожара весьма труднодоступен) прибыл первый бульдозер, проработал около полусуток, сломался. Через 30 часов после получения сигнала из Ивделя (километров 70) прибыла первая пожарная команда. Далее появился второй бульдозер (сломался после 30 часов работы), 10 человек из Североуральска. Дважды просили помощи у лесоохранной авиации, но они все были задействованы на тушении пожара в другом районе.
Далее можно долго рассказывать о том, как прибывала и ломалась техника, как с большим опозданием из центра пришли деньги, как авиация, начав работать под гарантийное письмо, прекратила работу в ожидании тех самых денег, как надрывались люди, как "бодалась" директор с МЧС - ежели кому интересно. я готов изложить все это со всеми известными мне подробностями.
Однако сейчас я - уж извините - все о заявленном: о наказании невиновных.
Прокуратура Свердловской области возбудила уголовное дело по факту гибели полутора тысяч гектаров леса, за что честь ей и хвала. Однако на этом ее достижения пока заканчиваются, ибо единственным обвиняемым на сегодняшний день является заместитель директора заповедника К.А.Возьмитель. Тот самый, который на момент возгорания был как минимум двое суток в заранее согласованном отпуске и лежал в больгнице. Тот самый, чьи подчиненные, должным олбразом наученные и проинструктированные, обнаружили пожар и приняли все предусмотренные меры к его тушению. Тот самый, который через неделю - прямо из больницы - уже был в районе возгорания и провел там безвылазно больше месяца.
Может возникнуть вопрос - а почему не директор (которая также была в отпуске в больнице, а потом координировала все работы, регулярно бывала на пожаре, "пробивала" помошь разнообразных служб и ведомств, а до этого три года пыталась выбить хоть какие-нибудь средства)? Оказывается, должностные обязанности директора заповедника законодательством очерчены столь общо, что это не позволяет ее привлечь к ответственности. А функционал ее зама - позволяет.
И сейчас в уголовном деле начинают возникать какие-то якобы имевшие место предостережения местного ЧС о неуходе в отпуск (которых на самом деле не было), какой-то человек, который. находясьза 50 км (вы бы видели эти 50 км тайги! через 2 хребта!) от места возгорания, наблюдал его уже 8-го (главное, чтобы до 12-го, чтобы директор и зам ушли в отпуск в отблесках пламени). А как же? Ведь кто-то же должен ответить за - цитирую - "существенное нарушение прав и законных интересов граждан и охраняемых законов интересов общества и государства в сфере охраны природных заповедников".
Должен.
По моему глубокому убеждению, если при огромном складе с дорогим товаром владелец склада нанимает охранять его дедушку с берданкой и не устанавливает сигнализацию, вопросы должны быть к хозяину, а не к дедушке. И не к берданке.
Не буду делать вид, что я - совсем "случайный прохожий". Я много раз бывал в тех краях, я имею честь хорошо знать директора заповедника Анну Евгеньевну Квашнину и ее заместителя и мужа Константина Анатольевича Возьмителя. Я своими глазами (в отличие от прокуратуры) видел, как им длорог этот лес и как они всю свою жизнь подчиняют его интересам. В данной ситуации наше не умеющее и в принципе не желающее учиться признавать свои преступные ошибки государство опять старается "нагнуть" тех, кто вопреки ему пытается сделать все возможное для того, чтобы нашим детям хоть что-нибудь осталось. Если оно опять сумеет - это будет наше поражение, нарушение тех самых "прав и законных интересов"Ю и не только в "сфере охраны природных заповедников". В сфере охраны самих себя.
Дорогие друзья! Если вам этот сюжет небезразличен, - перепостьте его, пожалуйста...

В первые же часы после расстрела на площади постарались схватить вождей восстания. Среди сразу арестованных оказались люди, наиболее мелькавшие в группе вожаков в течение всего дня 14 декабря - Щепин-Ростовский и Михаил Бестужев. В отношении первого достаточно быстро выяснилось, что он был лишь слепым орудием руководителей заговора; второй же, желая немедленно снять с себя обвинение в исполнении главной роли, тут же назвал официального предводителя восстания - С.П.Трубецкого.

Для ареста последнего был послан к его тестю, графу И.С.Лавалю, у которого Трубецкой остановился в Петербурге, князь А.Н.Голицын. Не застав самого Трубецкого и обнаружив следы торопливого уничтожения бумаг, Голицын, тем не менее, отыскал целый ряд обличающих свидетельств, в том числе - черновой листок, написанный рукой Трубецкого, с подробным планом восстания и расписанием ролей руководителей на 14 декабря. Это оказалось главной и решающей уликой, позволившей разоблачить лидеров путча.

Этот листок был предъявлен самим Николаем I разысканному и арестованному через несколько часов Трубецкому, который попытался было играть роль оскорбленной невинности. Ознакомившись с неопровержимым доказательством вины и его собственной руководящей роли, Трубецкой сразу принялся каяться и выдавать остальных. На первом же допросе он, валяясь в ногах у Николая, принялся оговаривать лиц, заведомо не имевших отношения к принятию решения о восстании и не участвовавших в нем: С.М.Семенова, С.Г.Краснокутского, Г.С.Батенкова и М.М.Сперанского (!).

Почти так же поступил и арестованный позже Рылеев. Их показания повлекли за собой нарастающий снежный ком арестов и дальнейших разоблачений.

Отметим, что устойчивая точка зрения, выработанная ссыльными декабристами, о неизбежности разоблачения заговора после ареста Пестеля, не выдерживает проверки фактами: инициаторами следственного стриптиза стали все-таки петербургские вожди - Пестель раскрутился только после их показаний. Таким образом, сосланные предатели постарались и возложить моральную ответственность за коллективное предательство на казненного товарища.


Любопытно, что в числе первых, выданных ими, оказались молодые кавалергарды, накануне без особого энтузиазма, но все же оказавшиеся среди участников подавления мятежа.

Анненков, бывший в курсе замыслов Вадковского и Свистунова в 1824 году, получил в итоге пятнадцать лет каторги; многих из остальных тоже щедро одарили!

Дело тут, однако, не обошлось без блата : внук генераллисимуса юный князь А.А.Суворов отделался переводом на Кавказ, где началась его выдающаяся собственная карьера; таким способом - и гуманным, и жестоким одновременно - Николай I подчеркнул свое уважение к его деду. Были освобождены от юридической ответственности Н.Н.Депрерадович, сын командующего гвардейской кавалерией, и неоднократно упоминавшийся Н.А.Васильчиков - представитель влиятельнейшего семейного клана; их только несколько осадили по службе.


К вечеру 15 декабря Николай I, уже основательно сориентировавшийся в происшедшем и в задачах, стоящих перед ним самим, писал к старшему брату: «Показания Рылеева, здешнего писателя, и Трубецкого раскрывают все их планы, имевшие широкие разветвления внутри Империи; всего любопытнее то, что перемена государя послужила лишь предлогом для этого взрыва, подготовленного с давних пор, с целью умертвить нас всех, чтобы установить республиканское конституционное правление; у меня имеется даже сделанный Трубецким черновой набросок конституции, предъявление которого ошеломило и побудило его признаться во всем. Сверх того, весьма вероятно, что мы откроем еще несколько фамилий каналий фрачников, которые представляются мне истинными виновниками убийства Милорадовича. Только что некий [А.А.]Бестужев, адъютант моего дяди, явился ко мне лично, признавая себя виноватым во всем ».

Константин Павлович реагировал весьма резво, отправив 22 декабря ответное письмо: «Я с живейшим интересом и серьезнейшим вниманием прочел сообщение о петербургских событиях, которое Вам угодно было прислать мне; после того, как я трижды прочел его, мое внимание сосредоточилось на одном замечательном обстоятельстве, поразившем мой ум, а именно на том, что список арестованных заключает в себе лишь фамилии лиц, до того неизвестных, до того незначительных самих по себе и по тому влиянию, которое они могли оказывать, что я смотрю на них только как на передовых охотников, или застрельщиков, дельцы которой остались скрытыми на время, чтобы по этому событию судить о своей силе и о том, на что они могут рассчитывать .

Они виновны в качестве добровольных охотников, или застрельщиков, и в отношении их не может быть пощады, потому что в подобных вещах нельзя допустить увлечений, но равным образом нужно разыскивать подстрекателей и руководителей и, безусловно, найти их путем признания со стороны арестованных . Никаких остановок до тех пор, пока не будет найдена исходящая точка всех этих происков, - вот мое мнение, такое, каким оно представляется моему уму… » - в последнем цесаревичу не откажешь, равно как и в том, что сам он не имел прямого отношения к организации происшедшей трагедии. Однако, его надежды вывести на чистую воду настоящих виновных остались только мечтаниями - Николай поступил совсем по-другому.


Гигантская куча трупов, сооруженная в центре столицы (чисто фигурально, конечно), и небольшая кучка на полях Украины перевернули всю политическую ситуацию. Вместо хитроумной имитации верности присяге получилась недвусмысленная демонстрация неприглядного политического злодейства. Оставить такое преступление безнаказанным было невозможно - и никакие ссылки на верность присяге Константину и на якобы неведение о действительном состоянии дел в императорской фамилии уже помочь не могли. Теперь, казалось бы, руководители заговора должны были ответить по заслугам. И, однако, такого ответа по существу также не произошло.

Что касается позиции, занятой подследственными, то она диктовалась ярко выраженным стремлением к спасению. Теперь уже многолетний прежний заговор выглядел меньшим злодеянием, чем совершенное множество убийств, и позволял снизить удельный вес личной вины вождей 14 декабря, растворив ее в громких словесных преступлениях их прежних соратников по заговору. Именно по инициативе руководителей мятежа на следствии разверзлись потоки самообвинений в преступной заговорщицкой деятельности, продолжавшейся долгие годы, а в первые ряды преступников вышли трепачи типа Якушкина и Якубовича, превратившиеся в завзятых злодеев! При этом существеннейшим образом были смещены акценты в оценке того, что же действительно произошло, и оказались плотно скрыты настоящие злодеяния, приведшие к кровопролитию!

Почему же вождям декабристов удалось навязать такую линию и следствию, и суду? Потому что они нашли заинтересованного сообщника, не принадлежащего к их числу .


Сам Николай I принимал участие в следствии. Скрытые мотивы его поведения так и остались скрытыми, но отметим то, что лежало на поверхности и бросилось в глаза современникам - включая резко осуждавшим его Герцену и Огареву.

Натерпевшись страхов накануне и в самый день 14 декабря, царь не обнаружил душевного благородства для лояльного и просто приличного отношения к поверженным противникам: кричал на арестованных, угрожал, топал ногами и т. д. - словом, вел себя именно так, как вел бы себя всегда раньше с подчиненными офицерами, если бы не встречал неприкрытого сопротивления. Получается, что ребенок дорвался, наконец, до любимой, но запретной игры!

Доходило до сцен курьезных и почти смешных, если бы они не были трагически серьезны. Огарев пересказывает эпизод столкновения императора с Якушкиным, сознавшимся в давнем намерении к убийству Александра I, но отказавшегося от дальнейших подробных показаний: ««Да знаешь ли, перед кем ты стоишь? - закричал государь. - За то, что ты государю не говоришь правды, если бы и я тебя помиловал, то на том свете Бог тебя не простит». - «Да ведь я в будущую жизнь не верю», - отвечал спокойно Якушкин. - «Вон отсюда этого мерзавца», - закричал Николай », - и т. д. Всем своим поведением Николай задал тон разбирательству и осуждению.

Разумеется, Николая никак не могла обмануть почти детская уловка, к которой прибегли руководители мятежа, пытаясь распространить ответственность на массу совершенно невинных людей. Но лично Николая вполне устроила такая подмена одного преступления другим: разбираться в тончайших интригах и хитроумных обманах, приведших к массовому кровопролитию, и мотивах всех виновных и подозреваемых - это означало бы необходимость и разобраться во всех возникших обстоятельствах, т. е. осветить всю картину, нарисованную нами выше, и пролить свет на еще более неприятные факты, о которых мы расскажем ниже. При этом нельзя было бы обойтись без разоблачения хитроумных действий, совершенных умершим Александром I, далеко не безупречного поведения его братьев Константина и Николая и самого факта государственного переворота, совершенного Милорадовичем 27 ноября.

Декабристы были виновны в происшедшем, но не они одни, и тем более не они должны были быть главными подозреваемыми, как совершенно справедливо отметил Константин Павлович. Но если бы дали этим подследственным волю в свободных объяснениях случившегося, то они стали бы все валить на Милорадовича, на Константина, на покойного императора и на него самого - Николая I; такие претензии действительно фактически наличествовали в мотивировках поступков декабристов прямо накануне восстания и в их позднейших мемуарах.

Очень же важным было то, что вся ситуация, приведшая к самой возможности мятежа, была в далеко не последней степени следствием трусости и никчемности наследника престола, позволившего 27 ноября 1825 года совершить Милорадовичу явное насилие над собой и над всей Россией. Вот этого-то никак не желал допустить Николай I!

В свою очередь, это прекрасно поняли лидеры декабристов. Состоялось что-то вроде безмолвного соглашения: декабристы не заостряли внимания следствия на неприглядных моментах поведения царя и его родственников, а он в свою очередь не давил на выяснение и уточнение индивидуальной вины непосредственных инициаторов и руководителей восстания. Погибший Милорадович и вовсе стал неприкасаем для обвинений с обеих сторон.

Зато рычащий и кричащий император сразу смолкал, как только подследственные начинали притягивать к делу посторонних людей, а последние, стараясь уйти от обвинений, в свою очередь открывали все новые и новые подробности давно прошедших разговоров.

Сам Николай мотивировал свою линию следующим образом: «Моя решимость была, с начала самого, - не искать виновных , но дать каждому оговоренному возможность смыть с себя пятно подозрения . Так и исполнялось свято. Всякое лицо, на которое было одно показание, без явного участия в происшествии, под нашими глазами совершившемся, призывалось к допросу; отрицание его или недостаток улик были достаточны к немедленному его освобождению. /…/

За всеми, не находящимися в столице, посылались адъютанты или фельдъегери.

В числе показаний на лица, но без достаточных улик, чтоб приступить было можно даже к допросам, были таковые на Н.С.Мордвинова, сенатора [П.И.]Сумарокова и даже на М.М.Сперанского. Подобные показания рождали сомнения и недоверчивость, весьма тягостные, и долго не могли совершенно рассеяться. Странным казалось тоже поведение /…/ Карла Ивановича Бистрома, и должно признаться, что оно совершенно никогда не объяснилось. /…/ он не был вместе с другими генералами гвардии назначен в генерал-адъютанты, но получил сие звание позднее ».

Целенаправленность таких стремлений вполне очевидна: чем далее от выяснения конкретной вины в событиях злосчастного периода 27 ноября - 14 декабря 1825 года, тем лучше. Это распрекрасным образом, как уже говорилось, устраивало и лидеров мятежа!

В результате почти невинные многолетние разговоры «заговорщиков» нашли подробнейшее изложение в огромных по объему материалах следствия - тоже казавшихся вполне невинными: как же можно карать за такую ерунду такое количество вполне лояльных и законопослушных людей! Ведь беседы «заговорщиков» скорее по тону, чем по содержанию отличались от того, что почти открыто обсуждалось блистательными аристократами типа М.С.Воронцова, С.С.Потоцкого, А.А.Столыпина, Д.Н.Сенявина, П.А.Вяземского, И.С.Лаваля, княгини Куракиной или графини Нессельроде, и разница эта определялась более возрастом, нежели темпераментом и тем более политическими вкусами.

Об этом совершенно четко написал Басаргин, отошедший от всякой заговорщицкой деятельности более чем за четыре года до 14 декабря и, тем не менее, получивший двадцать лет каторги: «Скажу в этом случае откровенно, как перед судом Божиим. Мы много говорили между собою всякого вздора и нередко, в дружеской беседе за бокалом шампанского, особенно когда доходил до нас слух о каком-либо самовластном, жестоком поступке высших властей, выражались неумеренно о государе, но решительно ни у меня, ни у кого из тех, с которыми я наиболее был дружен, не было и в помыслах какого-либо покушения на его особу. Скажу более, каждый из нас почел бы обязанностью своею защитить его, не дорожа собственной жизнию. Я и теперь убежден, что сам Пестель и те, которых Комитет [Басаргин называет так Следственную комиссию] обрисовал в донесении своем такими резкими, такими мрачными чертами, виновнее более в словах, нежели в намерении, и что никто из них не решился бы покуситься на особу царя. В этом случае разительный для меня пример представляет Бестужев-Рюмин. Он мне сам сознавался, что никто более его не говорил против царской фамилии, что пылкость его характера не допускала середины и что в обыкновенных даже сношениях своих, при известии о каком-либо дурном поступке, особенно когда дело шло об угнетении сильным слабого, он возмущался до неистовства. А между тем, сколько я мог его понять, это был самый добрый, самый мягкий, скажу более, самый простодушный юноша, который, конечно, не мог бы равнодушно смотреть, как отнимают жизнь у последнего животного ».

Такие оценки, разумеется, нельзя принимать за совершенно чистую монету: не нужно забывать, что никто из обвиняемых ангелом не был. Все почти декабристы были и оставались завзятыми крепостниками, а Пестель и некоторые другие бывали по-настоящему жестоки с солдатами. Но, конечно, большинству из них было заведомо далеко до главы Следственной комиссии генерала В.В.Левашова, который имел обыкновение, сидя за обедом, одновременно наблюдать тут же производимую порку солдат.

Что же касается действительно широкораспространенных нападок на царское семейство, то ничего странного в них не было. Напомним, что все возраставшие долги помещиков казне подавляющим их большинством воспринимались как личные долги царю!

Характерно и то, что даже спустя многие годы причины столь необъективного отношения властей к их проступкам оставались неясными для многих декабристов. «Комитет поступал, по желанию ли самого государя или по собственному неразумному к нему усердию, вопреки здравому смыслу и понятию о справедливости. Вместо того, чтобы отличать действия и поступки от пустых слов, он именно на последних-то и основывал свои заключения о целях общества и о виновности его членов. Им не принимались в соображение ни лета, ни характер обвинения, ни обстоятельства, при которых произносимы были им какие-нибудь слова, ни последующее его поведение. Достаточно было одного дерзкого выражения, чтобы обречь на погибель человека », - жаловался Басаргин.

Декабристы, да и сами следователи, не поняли того, что предложенная новая забава - не что иное, как игра в кошки-мышки с вполне четким распределением ролей и предопределенным исходом! Она завершилась тем, что за все пересказанные разговоры Николай I повелел судить наравне с действительно совершенными преступлениями! Такого, разумеется, никто не ожидал - это противоречило любым принципам правосудия, хорошо известным в ту эпоху.


Читая показания подследственных, поражающих самобичеванием и самым подлым доносительством на сообщников, не нужно забывать, что они давались людьми, совершенно не подозревавшими, к чему же это практически приведет.

Их мотивом, казалось бы вполне невинного свойства, было всего лишь снискать одобрение императора, столь явно поощрявшего чистосердечные признания. Остается только радоваться тому, что этой волной чистосердечия не были смыты на каторгу такие люди как А.С.Пушкин, А.С. Грибоедов или П.Я.Чаадаев - а ведь вполне могли бы!

То, что осуществил Николай I - коварнейший и подлейший обман в том же стиле, что совершил в 1936 году Сталин, пообещавший не расстреливать Г.Е.Зиновьева и Л.Б.Каменева, но не выполнивший своего обещения. Правда, Николай подобного конкретного обещания не давал - но в общем контексте эпохи и его собственного демонстративного поведения на такое полуобещание совершенно явно рассчитывали. Чуть ни все (и причастные лица, и совершенно посторонняя публика) до самого последнего момента были, в частности, уверены и в том, что казнь приговоренным не состоится!

Что же касается справедливости, то она была обеспечена, но весьма своеобразным образом: действительные виновники кровопролития 14 декабря и на Украине не ушли от наказания, на что они сами, возможно, надеялись, инициировав цепную реакцию взаимных разоблачений; однако кроме них и вместе с ними оказалось осуждено множество невиновных.

Николай явно позаботился о предотвращении общественного протеста - по крайней мере со стороны наиболее влиятельных потенциальных оппозиционеров: М.М.Сперанский, Н.С.Мордвинов, П.И.Сумароков и К.И.Бистром были им посажены на скамью судей, а Д.Н.Блудов, несомненно тесно связанный с декабристами, стал редактором официальных следственных и судебных документов.

Угроза произвела должное впечатление: из них один Мордвинов отказался утвердить смертный приговор пятерым декабристам. Такие же лица, как А.Х.Бенкендорф и А.Ф.Орлов, рыльца которых накануне восстания были явно в пушку , в 1826 году оказались создателями знаменитого III Отделения!

Последствия такого решения политических проблем оказались поистине грандиозными.


13 июля 1826 года пятеро декабристов (К.Ф.Рылеев, С.И.Муравьев-Апостол, П.И.Пестель, П.Г.Каховский, М.П.Бестужев-Рюмин) были казнены - это единственная казнь по судебному приговору за все царствование Николая I, но и она - юридическое беззаконие: ведь смертная казнь в России была отменена еще императрицей Елизаветой Петровной 7 мая 1744 года! Позже это подтверждалось другими указами той же царицы - отсюда разноголосица дат в литературе; видимо, одного запрета подданным было мало!

Еще при осуждении В.Я.Мировича в 1764 году, а затем при подавлении Пугачевщины это, однако, не помешало никаким расправам и казням. Как сказал как-то позже шеф жандармов Бенкендорф поэту барону А.А.Дельвигу: «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства

Был казнен Пестель, к моменту выступления своих единомышленников уже находившийся под арестом. К смертной казни был приговорен заочно Н.И.Тургенев, вовсе отсутствовавший в России, - причиной тому послужили его республиканские взгляды!

Вровень с Каховским, который должен был бы быть казнен в любой стране, где существует смертная казнь как мера наказания, судились завзятые трепачи Бестужев-Рюмин (и тоже был казнен), Якушкин, Вадковский, Артамон Муравьев, Якубович. Якушкин к этому времени из «террориста» успел сделаться почтенным помещиком и отцом семейства - но ничто не спасло его и таких как он от жестокой и бессмысленной расправы.

Всем стало ясно: судят не за поступки, а за мысли и слова - это создало многозначительный прецедент и стало руководящим принципом российского правосудия на долгие времена.


Интересно, что тут же применение этого принципа не слишком гласно, но очень недвусмысленно было приостановлено не кем-нибудь, а самим Николаем I: сразу после казни над декабристами ближайшие сподвижники молодого царя вообразили, что тем самым даны указания на повсеместное применение карательных мер по сходным поводам, и 16 сентября 1826 года за распространение стихотворений политического содержания был арестован, а затем приговорен Военно-судной комиссией к смертной казни штабс-капитан Конно-егерского полка А.И.Алексеев. Николай I, утверждая приговор, смягчил его - и не как-нибудь, а очень выразительно: Алексеева наказали заключением в крепость на один месяц и последующим переводом из гвардии в армию в том же чине !

Этим сразу был остановлен поток репрессий , который услужливые карьеристы и блюдолизы были готовы обрушить на образованную Россию в угоду угаданному ими (как оказалось - ошибочно!) желанию царя. Этот многозначительный эпизод не удосужились заметить и оценить историки.

Как тут ни вспомнить высказывание Пушкина, о том, что правительство в России - единственный европеец , и что от него зависело бы стать сто крат хуже , так как никто не обратил бы на это ни малейшего внимания . Действительно, если бы в России за десяток лет, начиная с 1826 года, казнили бы за хранение и распространение Самиздата сотню-другую интеллигентов, то это оказалось бы рядовым эпизодом политической истории России; современники же едва ли возражали бы и протестовали, а скорее услужливо доносили властям и сдавали бы своих заподозренных родственников на расправу, как это и проделывалось с декабристами сразу после 14 декабря.

С другой стороны, Николай I продемонстрировал себя классическим приверженцем двойных стандартов в политике и морали: Алексеев и ему подобные ничем не задели его кровных интересов и не угрожали ему неприятными разоблачениями, как это имело место с декабристами - поэтому они и могли рассчитывать на благородство и справедливость императора, имевшего, как видим, вполне здравые представления о гуманности и этике.

Зато тут же демонстрировался совершенно невероятный взрыв страстей, когда интересы императора нарушались!


Сразу после 14 декабря были произведены аресты и в Польше - среди членов тамошнего тайного общества, установившего, как упоминалось, контакты с «Южным обществом» - к вящему негодованию русского патриота Никиты Муравьева!

У поляков имелась гораздо более практически понятная цель, чем у декабристов - независимость Польши. Принадлежа к местным кругам любителей почесать языки , аналогичным декабристам, польские заговорщики разработали не меньше разнообразных кровавых планов - и, как и декабристы (кроме Каховского и еще нескольких), естественно, ничего не совершили.

Справедливости ради отметим, что они же и их единомышленники, воспользовавшись благоприятной, как им показалось, международной обстановкой, подняли в 1830 году самую настоящую революцию! Так что революционные взгляды всегда и везде чреваты не одними мечтаниями!

Так или иначе, но и Николай I, и Константин Павлович, уважая специфические политические и правовые ограничения - Конституцию Польши, уделили огромное внимание организации показательного процесса. Причем цесаревич - в отличие от царя - почел своим долгом никак не вмешиваться ни в следствие, ни в решение суда. Каково же было негодование обоих братцев (и многих их единомышленников в России!), когда польский суд вынес всем обвиняемым оправдательный приговор!

Иного и не могло быть в любой цивилизованной стране: никто и никого не судит за одни только политические разговоры - даже и без возбуждающей агитации!


Позже не раз в царствование Николая I возникали ситуации, когда его верные клевреты никак не могли угадать желаний императора: пример с осуждением А.И.Алексеева - классический. Приведем еще один пример из нескольких хорошо известных.

Больше оппозиционной активности в последующие годы отмечалось не в Петербурге, а в Москве, значительно слабее запуганной репрессиями 1825–1826 годов. Оппозиционные настроения обострились после крупных революционных потрясений в Европе в 1830–1831 гг. В результате приключилась следующая история.

В июне 1831 года поступил донос, написанный студентом Московского университета Иваном Полоником. Последний сообщал об организации «общества», ставящего целью революцию в России и планировавшего, в частности, «разослать по всем губерниям прокламации к народу для возбуждения ненависти к государю и правительству /…/, внушить народу, что цесаревич Константин Павлович [умерший в то время от холеры] шел на Россию с войсками польскими для того, чтобы отобрать всех крестьян от помещиков и сделать их вольными, не брать с них никаких податей, равно как и с мещанства и с прочих правящих подати классов, а жить всякому для себя кто как хочет /…/. Потом, составивши шайку тысяч в пять человек, пойти на Тулу и взять оружейный завод, где, по словам его, Сунгурова, находится до 6000 человек ружейников, которые угнетены наравне с каторжными и которые по первому призыву и по роздании им денег будут с охотою каждый день доставлять по несколько сот или тысяч ружей ».

Не реагировать на такой донос было невозможно, и 17 июня 1831 года «заговорщики» во главе с двадцатишестилетним нигде не служащим мелкопоместным дворянином Н.П.Сунгуровым и его побочным братом двадцатипятилетним студентом Ф.П.Гуровым были арестованы. Для рассмотрения дела 20 июня была создана специальная комиссия во главе с московским генерал-губернатором князем Д.В.Голицыным. В октябре того же года комиссия завершила работу.

Разумеется, выяснилось, что все революционные намерения - одна пустая болтовня, хотя нелепые показания арестованных могли возбудить разнообразные подозрения. Сунгуров, например, пытался доказать, что никакого тайного общества не существовало, но что он выдавал себя за члена такового с целью открыть и выдать правительству якобы действительно существовавшие противоправительственные сообщества. Комиссия прекрасно во всем этом разобралась и предложила: счить Сунгурова «зачинщиком совещаний по ниспровержению государственного порядка », заслуживающим «полного осуждения, а именно политической смерти » - т. е. фактически только лишения гражданских дворянских прав; Гурова сдать рядовым в дальние гарнизоны; еще шестерых считать виновными в «расположении ума, готового прилепиться к мнениям, противным государственному порядку, и заслуживающими ссылки под надзор полиции на окраины »; нескольких человек отдать под надзор полиции здесь же в Москве, а остальных признать невиновными.

Николай I, однако, с таким мягким решением не согласился.

Тогда комиссия постаралась не ударить в грязь лицом и вынесла уже в июне 1832 года такие новые приговоры: Сунгурова и Гурова - к четвертованию, девять человек - к повешению, еще одного - к расстрелу; остальных от ответственности освободить.

Либо такой лихой разворот событий входил в тайные намерения самого царя, либо его опять не поняли. Во всяком случае Николай, утверждая приговор уже в феврале 1833 года, распорядился сослать Сунгурова и Гурова в Сибирь на каторгу, еще пятерых - солдатами в дальние гарнизоны, остальных виновных отдать под надзор полиции в Москве. Все арестованные просидели к этому моменту уже по полтора года. Для некоторых, как видим, размах колебаний полученных приговоров простирался от практически полного освобождения до смертной казни и обратно.

Сунгуров дважды пытался бежать - еще в Москве в апреле 1833 года и в июле 1834-го; в последний раз был наказан плетьми; умер в Сибири в конце 1830-х годов. Гуров в 1837 году переведен с каторги рядовым на Кавказ; дослужился до унтер-офицера и в 1843 году вышел в отставку. Почти все, отданные сразу в солдаты, сделали позже достаточно значительные карьеры; например, А.Кноблах, считавший себя продолжателем декабристов, в шестидесятые годы стал генералом и управляющим Нерчинскими заводами - во время отбывания там каторжного приговора Н.Г.Чернышевским и каракозовцами.


Возвращаясь к декабристам, приведем обобщающие результаты судебного постановления.

Всего по делу о декабристах официально было привлечено к следствию 579 человек; из них 316 было арестовано и 289 признано виновными. Из последних пятеро казнены, 124 - отправлены в Сибирь на каторгу (45 человек получили по 20 лет или пожизненно), остальные 160 - главным образом разжалованы и переведены на Кавказ.

Рядовые участники мятежа в столице, поверившие обману своих командиров, были помилованы. Этого не случилось с солдатами Черниговского полка, нарушившими присягу, принятую уже за несколько дней до восстания: 120 человек подверглось жестоким физическим наказаниям; затем их и остальных (всего 877 человек) сослали в Сибирь. Но и из числа формально помилованных значительная часть - немногим более тысячи - была отправлена в мясорубку непрерывной Кавказской войны.


Осуждение декабристов задало тон всей Николаевской эпохе, вошедшей в историю России, как один из мрачнейших ее периодов.

«Страшное бессмыслие, отсутствие всяких социальных, научных и умственных стремлений, тоскливый и рабский биотизм, самодержавный и крепостной status quo как естественная норма жизни, дворянское чванство и пустейшая ежедневная частная жизнь, наполненная мало искренними родственными отношениями, сплетнями и пошлостями дворянского кружка, погруженного в микроскопические ежедневные дрязги, придворные слухи, допотопное хозяйство, светские этикеты и туалеты », - так ее характеризовал знаменитый либерал К.Д.Кавелин, ученик Белинского, один из соавторов Реформы 19 февраля 1861 года.

«Люди задыхались. Всякая человеческая мысль подвергалась гонению /…/. Кто осмеливался думать иначе, чем это было предписано /…/, немедленно исчезал », - утверждал знаменитый революционер М.А.Бакунин. Ему вторил Басаргин: «В продолжение его [т. е. Николая I] царствования Сибирь населилась тысячами политических изгнанников ».

Интереснейшие особенности этого отнюдь не простого времени будут нами рассмотрены в дальнейших разделах, но и в данный момент невозможно вовсе не коснуться проблемы репрессий и доносительства, характерных для этой эпохи.


Официальная статистика свидетельствует, что в период, последовавший вслед за осуждением декабристов - с 1827 по 1846 год включительно, всего в Сибирь было сослано 159755 человек (134315 мужчин и 25440 женщин) - около восьми тысяч в год; из них, однако, ничтожную долю составляли политические.

По политическим приговорам официально числилось 443 сосланных, из них - 279 (т. е. две трети) дворян. Преобладающую часть из них составляли поляки - участники восстания 1830–1831 гг. Если же говорить о собственно российских политических ссыльных, то их суммарная численность должна измеряться немалыми десятками, но никак не тысячами человек.

С определенной натяжкой можно причислить к политическим еще четыре категории сосланных в то же двадцатилетие: за преступления против веры (в основном - сектанты) - 445 человек; за побеги за границу - 184; за побеги из службы или из-под стражи (беглые солдаты и арестанты) - 1467; за возмущение и неповиновение (в основном - крепостные) - 2411. Даже при этом всего получится 4950 человек или порядка 3 % сосланных. В год, следовательно, по 247,5 человека в среднем, главным образом - из низших сословий России.

Начиная с 1848 года политические репрессии ужесточились, но число действительно пострадавших за политические убеждения едва ли поднялось выше обычного уровня; наиболее громким событием этого периода был арест и последующее осуждение тридцати трех участников кружка М.В.Буташевича-Петрашевского.

Таким образом, хотя оценки обоих процитированных экспертов (Бакунина и Басаргина), лично побывавших в Сибири, нельзя считать совсем уж ложными, но все же они заметно преувеличены.


Еще большими преувеличениями страдает молва о всеобщем шпионстве и доносительстве.

О жутком распространении шпионства пишет А.И.Герцен, также бывший жертвой доносов и репрессий: по его словам, глава всесильного III Отделения граф А.Х.Бенкендорф «образовал целую инквизиционную армию наподобие тайного общества полицейских масонов, которое от Риги до Нерчинска имело своих братьев - шпионов и сыщиков ».

Как формировались подобные мнения, об этом хорошо свидетельствует письмо известного историка, лидера «западников» Т.Н.Грановского, посланное к Герцену в 1850 году: «Всякое движение на Западе отзывается у нас стеснительной мерой. Доносы идут тысячами. Обо мне в течение трех месяцев два раза собирали справки », - звучит смешно, хотя самому Грановскому было, разумеется, не до смеха.

Прежде всего, всесильное III Отделение обладало ничтожной численностью: в момент создания оно состояло из 16 чиновников. Затем их число непрерывно возрастало и достигло 20 в 1829 году, 28 - в 1841-м, и в 1855 году - уже сорока человек. Если исчислять проценты роста, как это любили делать при Советской власти, то расширение огромное!

Характерно свидетельство одного современника в декабре 1861 года: «в четверг в Знаменской гостинице собралось на обед все третье отделение. Не знаю, что праздновали, но кричали «ура» и выпили кроме других питей 35 бутылок шампанского на 32 человека »!

Разумеется, не одно III Отделение занималось делами политического сыска: ему еще был подчинен Отдельный корпус жандармов; численность последнего также непрерывно росла и достигла 5,5 тысяч человек в 1873 году. Но жандармы вели огромную и разнообразную работу, играя роль внутренних войск и других современных служб: охраняли границу, несли караульно-конвойную службу, производили рекрутский набор, устанавливали и обеспечивали карантин при частых тогда эпидемиях и т. д. Большая часть его состава была унтер-офицерами и рядовыми, ни по функциям, ни по образовательному уровню не способными иметь какое-либо отношение к политическому сыску.

Существовали региональные (губернские и областные) жандармские управления - офицеры этих органов действительно занимались и политикой, и политиками. Но, как и положено в любой бюрократической системе, отдельные местные органы не могли превосходить по численности свое центральное руководство: в этих управлениях действовало не более чем по нескольку профессиональных специалистов.

Более важным к тому же было то, что и само III Отделение, и его переферийные органы занимались не только и не столько политическим сыском, сколь совсем иными расследованиями. Вот как об этом повествует один из современников, Н.М.Калмыков: «III отделение, при шефе жандармов графе А.Х.Бенкендорфе, графе А.Ф.Орлове и других, состоя под ближайшим управлением Леонтия Васильевича Дубельта, преследовало, по своим понятиям, кажущееся зло и, стремясь к добру, отправляло во многих случаях, ничем не стесняясь, функции судебных мест.

Так, оно определяло вины лиц по делам не политического свойства, брало имущество их под свою охрану, принимало по отношению к кредиторам на себя обязанности администрации и входило не редко в рассмотрение вопросов о том: кто и как нажил себе состояние, и какой кому и в каком виде он сделал ущерб.

/…/ В особенности III отделение в прежнее время зорко следило за действиями бывших тогда поверенных или адвокатов. Редкий из них не побывал в III отделении для объяснений с генералом Леонтием Васильевичем Дубельтом », - красочная демонстрация тогдашнего российского бесправия!

Совершенно ясно, что III Отделение действительно было настоящим аналогом доблестных органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ, поскольку с теми же целями совало нос всюду, куда надо и не надо. Но аналог этот был по своим масштабам микроскопическим !!! Понятно, что при той численности и столь разнообразных функциях и речи не могло быть об атмосфере тотальной слежки, о которой на голубом глазу толкуют Герцен, Грановский и прочие!..


Ссылки на якобы бесчисленное число шпионов не могут выдержать никакой критики: тысячи доносов требуют многих сотен людей, которые бы их читали и разбирались в них. Следовательно, и доносчиков не могло быть много!

И действительно, архивные изыскания советского времени показали, что число оплачиваемых агентов, подчиненных непосредственно III Отделению, также непрерывно росло, и достигло к 1870 году аж нескольких десятков человек!

Однако и тех, кто занимался оппозиционной деятельностью, и даже тех, кто ею не занимался, но, по крайней мере, действительно оппозиционно мыслил, говорил и писал, при Николае было так немного (о них - подробнее ниже), что на контроль за ними ничтожному по численности III Отделению тогда вполне хватало сил. Были наверняка при этом и шпионы.


Увы, практически не известны случаи, описанные современниками, в которых возникновение хоть намека на противозаконную деятельность не сопровождалось бы очень скорым появлением и доносчиков, и предателей - это действительно характерная черта той эпохи, и не только ее. Так что винить в этом Николая I и его правительство - едва ли справедливо.

Добровольные осведомители имелись всегда, но характернейшей чертой именно Николаевской эпохи было то, что содержание доносов тогда действительно всерьез расследовалось, что приводило порой к весьма нежелательным для доносчиков результатам.

Известно, что еще Петр I не жаловал доносчиков, и в его время доносчики сильно рисковали, если донос недостаточно подтверждался. Но в то горячее время под расправу мог попасть любой и каждый. Николаевская же эпоха, оказывается, была единственным временем в истории России, когда доносчиков преследовали со всем упорством и настойчивостью, присущим III Отделению.

Число людей, сосланных в Сибирь за ложные доносы в уже рассмотренный период 1827–1846 гг., составляет 358 человек - т. е. лишь немногим уступает числу сосланных политических. Почему-то, однако, никто никогда не писал о вакханалии расправ над доносчиками в Николаевское время!

Имеется и очень красочный пример подобной расправы. За донос на декабристов И.В.Шервуд был всячески обласкан и награжден Николаем: в 1826 году Шервуд получил дворянский титул и приставку к фамилии - Верный. В течение пятнадцати следующих лет он дослужился от унтер-офицера до полковника. И все же судьба и он сам жестоко подшутили над ним самим: в начале сороковых годов он попался на ложном доносе, и загремел за это на десять лет в Шлиссельбургскую крепость!

Эта таинственная история, наверняка имеющая двойное дно , свидетельствует, тем не менее, и о наличии доносчиков, и об их нелегкой судьбе!


Безотносительно от всего этого, осуждение декабристов главным образом за их предшествующую заговорщицкую активность не только стало вопиющим прегрешением против основного юридического принципа - судить за действительные (или хотя бы реально готовившиеся) преступления, а не за содержание безответственной болтовни, но и позволило скрыть главные мотивы и наиболее существенные проступки перед законом и моралью, совершенные вождями мятежа.

Это позволило позднее различным идеологам и комментаторам закрыть глаза на сомнительность мотивов и поступков лидеров декабристов, по существу - предателей и провокаторов (а некоторых - просто трусов!), объявить их морально безупречными борцами за идеи и даже возвести в ранг национальных героев!

Вместо разоблачения принципов и преступной тактики революционеров, позднее возрожденных и многократно усиленных будущими поколениями «борцов за свободу», были заложены основы традиции преклонения перед революционной моралью , ради провозглашенных целей (какими бы фантастическими, нереальными, а порой и аморальными они бы ни были) оправдывающей любые средства .

С другой стороны, нераскрытость преступлений породила иную волну критики в адрес таинственных неразоблаченных «освободителей», старавшихся ввергнуть Россию в республиканское рабство - типа процитированных суждений В.Ф.Иванова.

Что же касается тех вольнодумцев, которые ни сном, ни духом не были замешены в преступлениях декабря 1825 года, но оказались жестоко наказанными, то нельзя сказать, что они вовсе ни в чем не были виновны.


Цареубийственные разговоры, продолжавшиеся не один год, таили определенную угрозу: нельзя гарантировать, что рано или поздно не нашелся бы человек, по слабости ума и избытку темперамента превосходящий перечисленных выше несостоявшихся цареубийц, - и тогда его товарищам было бы не просто его удержать! Наши будущие герои Д.В.Каракозов и А.К.Соловьев - люди примерно такого типа! Таким же оказался и Каховский.

Отметим, что и покушение Якубовича, возможно, было не совсем фантазией, а вполне серьезным планом. Так что и этих словоохотливых людей, и всю среду, вскормившую их, имело смысл серьезно предупредить, но не таким же крутым образом, как это совершил суд над декабристами!

Важнейшим последствием судебного решения стало и то, что осужденные именно этой категории совершенно незаслуженно приобрели ореол борцов за свободу. Эти люди в большинстве своем действительно не совершили ничего особенного, что требует специального морального осуждения со стороны потомков (кроме также и их позорнейшего поведения на следствии), но ведь они и вовсе ничего не совершили в политике! А в результате приговора эти благополучные баре, ведшие пустые разговоры и сочинявшие маниловские программы в гостиных и кабинетах своих особняков, палец о палец не ударившие для улучшения порядков в России, ничем не облегчившие положение крепостных, даровый труд которых обеспечивал их комфортное существование, оказались в глазах потомков тоже революционерами или, по меньшей мере, морально безупречными людьми!

Этим также были заложены основы другой процветавшей в будущем традиции, согласно которой все злопыхатели и политические бездельники, годами и десятилетиями брюзжавшие все в тех же гостиных, а также и в эмигрантских кафе, тоже считали себя полезными членами общества и борцами за свободу!

И все это получилось в результате совершенно необъективного официального расследования и невероятно жестокого и несправедливого наказания большинства обвиняемых.


Естественно, что вопиющее пренебрежение справедливостью вызвало горячее осуждение и самими пострадавшими, и всей социальной средой, к которой принадлежали и они, и многие другие их искренние единомышленники, только по лени или по чистой случайности не оказавшиеся в ролях «борцов» и страдальцев (последнее - безо всяких кавычек!), и абсолютно посторонними людьми, включая все последующие поколения.

Тот же Басаргин таким образом завершает анализ того, что произошло с ним самим и его товарищами: «последствия доказали, что, взявши на свою совесть погибель многих лиц, Комитет, или, лучше сказать, горсть бездушных царедворцев, его составлявших, не достигла своей цели. Общественное мнение отвергло его воззрения и восстановило истину [- это, разумеется, оценка самого Басаргина!]. Оно сопровождало своим сочувствием обвиняемых и не наложило на них клеймо бесчестия. Наконец, после 30 лет и само правительство отдало им справедливость, возвратив им прежние места в обществе, которые никто не подумал у них оспаривать [имеется в виду амнистия декабристам 26 августа 1856 года, изданная в связи с коронацией Александра II]. Лучшее же доказательство того, как неосновательно было следствие, состоит в том, что вслед по обнародовании отчета Следственной комиссии правительство запретило собственное свое сочинение и даже старалось уничтожить ходившие в публике экземпляры. /…/

Я теперь уверен, что если бы правительство вместо того, чтобы осудить нас так жестоко, употребило бы меру наказания более кроткую, оно бы лучше достигло своей цели, и мы бы больше почувствовали ее /…/. Лишив нас всего и вдруг поставив на самую низкую, отверженную ступень общественной лестницы, оно давало нам право смотреть на себя как на очистительные жертвы будущего преобразования России; одним словом, из самых простых и обыкновенных людей делало политических страдальцев за свои мнения, этим самым возбуждало всеобщее к ним участие, а на себя принимало роль ожесточенного, неумолимого гонителя ».


Позже создался целый легендарный эпос о благородных декабристах, которым, к несчастью для истории России, судьба не дала возможности победить и воплотить в жизнь их чудесные прогрессивные идеи.

С конца XIX века эта легенда стала составной частью общей интеллигентской доктрины, идеализирующей все и всяческие революционные тенденции, а после 1917 года стала сугубо официальной идеологией.

Ныне революционные идеалы в значительной степени поблекли и потускнели, а вот легенда о декабристах живет и здравствует.

Можно привести просто поразительный пример. Высококвалифицированный историк и идеолог, жесткий и толковый критик националистических тенденций в российской идеологии и историографии, профессор А.Л.Янов продолжает холить и лелеять память о дорогих его сердцу декабристах: «Не было у декабристов ни идеи о «едином народе-богоносце», ни расисткого мессианства, ни притязаний на «определяющую роль России в жизни человечества». Там, где у славянофильствующих поколений - «империя», у декабристов - «федерация». Там, где у тех - «сверхдержавность», у них - нормальное европейское государство. Там, где у тех - «мировое величие и призвание», у них - свобода. И жестокая национальная самокритика ».

Трудно спорить о том, чего у декабристов не было . Зато совсем нетрудно проиллюстрировать, что у них было .

Н.М.Дружинин, которого невозможно заподозрить в отсутствии симпатии к декабристам, а в особенности к его любимому Никите Муравьеву, так вынужден прокомментировать план устройства предлагаемой последним «федерации», которую сам Муравьев, вопреки Янову, прямо именует «Империей» - и не с маленькой буквы! Итак: «Финляндия оказывается сосредоточенной вокруг Петербурга, Украина и Литва - разорванными на части, Кавказ - искусственно соединенным с южными губерниями. /…/ Н.Муравьев очень далек от мысли построить союзное государство на договоре отдельных национальностей. Принципиально он исходит из великодержавной точки зрения: Российская империя смешивает и ассимилирует в своем составе разнообразные подчиненные народности. В этом отношении Н.Муравьев даже отступает назад сравнительно с установившимися отношениями начала XIX в [ека]: он не признает ни автономии Финляндии, ни юридической обособленности Остзейского края. /…/ Не федерация самостоятельных наций, а разделение страны на «естественные» хозяйственные комплексы ».

Вполне по-современному (к счастью - не для России, а для стран, некогда входивших в Остзейский край ) звучит один из пунктов конституции Муравьева: «Чрез 20 лет, по приведении в исполнение сего Устава Российской Империи, никто необучившийся Руской грамоте не может быть признан Гражданином »!

Разумеется, это конституционный проект вполне нормального европейского государства - как вполне нормальны современные государства Балтии. Но вот принципы нарезания границ Никитой Муравьевым все же больше напоминают несколько более экзотический и экстремальный вариант, который пытались осуществить европейские культуртрегеры на той же российской территории в 1941–1944 годах, только, конечно, не в пользу русской нации!..

Невозможно предположить, что Янов конституции Муравьева не читал - он о ней нередко рассуждает и цитирует из нее хрестоматийные выдержки об отмене рабства, но любовь к романтическим легендам пересиливает научную непредвзятость!


Всякое преступление заслуживает соответствующего наказания. Ненаказанный же и неискупленный проступок может породить последующие, которые, нарастая как снежный ком, подгребают под собой всякую возможность безупречного безгрешного дальнейшего развития событий.

Трусость Николая I, уступившего 27 ноября 1825 году преступному напору Милорадовича, и нежелание признать и искупить собственную вину, привели молодого царя к необъективному и несправедливому наказанию декабристов за их действительные и мнимые преступления.

Это, в свою очередь, исключило объективность оценок общественным мнением и создало совершенно извращенную трактовку всего происшедшего, навязав многим последующим поколениям ложные цели и идеалы. В этом - основное преступление самого Николая I перед историей России.

Наказан же он был еще при жизни. Поставив себе изначально сомнительные цели (навязанные ему в той или иной степени императором Александром I), Николай Павлович еще в 1818 году пошел на конфликт с гвардейским офицерством - как ни крути, но все же не худшей в моральном и политическом отношении средой в тогдашней России. Этот конфликт отчасти породил и события 1825 года.

Несправедливо свалив всю вину за происшедшее на своих оппонентов, Николай I закрепил создавшуюся традицию вплоть до самого конца собственного царствования. А между тем…

14 декабря 1825 года на трон вроде бы взошел царь-реформатор. В тот день почти никто не мог понять и оценить этого (кроме Сперанского, мнение которого приведено выше), и по сей день немногие это понимают и оценивают.

Последнее неудивительно, т. к. из реформ Николая I практически ничего не получилось - это относится к темам наших последующих публикаций. Но сразу можно и нужно сказать, что одной и, может быть, главной причиной неудач Николая было отсутствие творческой общественной силы, способной принять и подхватить его начинания. Несправедливо осудив декабристов, Николай лишил себя возможной и необходимой поддержки породившей их среды.


До большинства современников и практически всех потомков просто не дошло, что конфликтом 14 декабря между царем и декабристами вовсе не исчерпывались главные политические противоречия тогдашней эпохи.

Вовсе не одних декабристов наказывал жестокий и несправедливый приговор и не только некоторых судей из числа им сочувствующих, которые подверглись, таким способом, моральному унижению и издевательству. Наказывая декабристов, Николай демонстрировал свою жестокость и непримиримость перед лицом всей оппозиции, главные деятели которой не оказались и близко от скамьи подсудимых на процессе декабристов (фактически ее и вовсе не было: сидевших в крепости осудили заочно).

Ведь вовсе не декабристы представляли собой основную угрозу воцарению Николая и удержанию им трона. Этого могли не понимать почти все декабристы, этого не знала основная масса образованной публики и тем более вся необразованная, потомками которой и является современное население России, но это прекрасно знал и сам Николай I, и все сохранившиеся у власти сообщники и единомышленники Милорадовича и Дибича.

Этот последний и такие как он, в последующие времена вроде бы ничем не проявили своих прежних отношений к воцарившемуся Николаю. Но это не совсем так.

На примере декабристов Николай продемонстрировал, как жестока могла быть его расправа: ведь он опирался на громадную силу российского крестьянства, настроения которого весной 1826 года ни для кого секретом не были.

Эйфория восторга питерской черни от зрелища неповиновения на Сенатской площади испорилась без следа. Зато аресты причастных к заговору вызвали у крестьян всеобщий восторг: «помещиков берут в С.-Петербург, а мужикам дается вольность », - такие суждения цитировал в апреле 1826 года начальник штаба 2-й армии П.Д.Киселев, донося начальству о настроениях населения в районе происшедшего ранее восстания Черниговского полка.

Аналогичные слухи циркулировали в Петербургской, Новгородской, Псковской и Рязанской губерниях и ряде других мест, вызвав повсюду многочисленные акты неповиновения помещикам.

Сразу после казни декабристов один из агентов новорожденного III Отделения доносил из Москвы о разговорах среди простонародья: «начали бар вешать и ссылать на каторгу, жаль, что всех не перевесили, да хоть бы одного кнутом отодрали и с нами поравняли; да долго ль, коротко ли, им не миновать этого »! До осуществления этого гуманного и прогрессивного прогноза пришлось подождать, однако, почти сотню лет!

Неудивительно, что и дворянское общественное мнение, облегченно вздохнув от страхов, обоснованно вспыхнувших 14 декабря, тут же изменило отношение к декабристам. Дворянству было не до программ и тактики декабристов (освещенных в прессе, к тому же, крайне скудно!), но недвусмысленное стремление молодых дворян забрать судьбы России в собственные руки вызвало полное понимание и сочувствие перед лицом угрозы крестьянских возмущений. Непонятная мотивация жестокой расправы позволяла вовсю разыграться фантазиям на любой вкус! Тут пора припомнить и клятву юных Герцена и Огарева на Воробьевых горах!

Совершенно не случайно, что человеком, в наибольшей степени постаравшимся обратившего внимание на созревший новый конфликт, оказался все тот же Киселев, четко предупредивший Николая I, куда заведут последнего чрезмерные усилия в расследовании деятельности дворянской оппозиции. И это сделал, подчеркиваем, именно Киселев , который, казалось бы, должен был трястись от страха в ожидании почти неминуемых разоблачений своей заговорщицкой деятельности - и однако же!

Что должен был прочитать Николай I и в холодных глазах Дибича при их личной встрече?! Ведь не случайно А.Д.Боровков ни слова не проронил о том, какими оказались сведения императора в итоге следствия над высокопоставленными подозреваемыми!

Надеждам Константина Павловича на разоблачение главных заговорщиков сбыться было не суждено. Наоборот, здесь фактически произошел еще один безмолвный сговор: лидеры оппозиции проглотили урок, никак не возразив против расправы над декабристами, а Николай I вполне удовлетворился их безмолвным повиновением - и попробовал бы не удовлетвориться!

Этот компромисс и послужил основой последующего многолетнего царствования Николая I, объясняя и почти отсутствие серьезных оппозиционных проявлений, и полное бессилие императора в деле проведения реформ, противоречащих интересам всесильной бюрократии, лидерами которой по существу и были при Александре I Милорадович и Дибич - под их вкусы Никита Муравьев и подгонял свою конституцию.

Со временем менялись политические настроения и внутренняя расстановка сил в этом слое государственных руководителей. Н.С.Мордвинов, П.Д.Киселев и М.С.Воронцов так и оставались приверженцами либерализма и освобождения крестьян, чего нельзя сказать об основной массе людей, окружавших Николая I.

Декабристы же как были мелкими сошками в закулисной политической борьбе, так и остались таковыми при осуждении и после. Подписи под их приговорами по существу и стали подписями под соглашением между Николаем I и убийцами его старшего брата.

Николай I как бы провел четкую черту: он отступился от расследования деяний главных заговорщиков, но та мелочь, что попалась, была отдана почти целиком в его недобрую власть - за немногими исключениями в лице представителей особо влиятельных семейств.

Увы, таков смысл и такова цена человеческой жизни в России - все это разменные монеты!


Со временем установилось совершенно превратное представление о роли и заслугах декабристов. Это решающим образом помешало осуществить полное и беспристрастное расследование удивительных событий 14 декабря 1825 года. Но теперь, вооружившись всем множеством приведенных фактов и наблюдений, мы вполне можем завершить выявление объективных и весьма неприглядных истин.