От муссолини до обамы читать. Информация к размышлению: О либеральном фашизме – от Муссолини до Обамы

19 марта 2011 г., ровно через 8 лет после начала военного вторжения в Ирак, . Кажется, мир не сильно удивился. В глазах просвященной международной общественности Каддафи мало чем отличается от Саддама Хусейна, Махмуда Ахмадинежада или Ким Чен Ира. Все это лидеры, осмелившиеся пойти «против течения», отвергающие универсальность западных рецептов развития. С точки зрения простого евро-американского обывателя – жалкие чудаки, не признающие объективных, многократно доказавших свою эффективность истин.

Я на всю жизнь запомню одного американского профессора, которым нам, русским варварам, читал лекцию о международных отношениях вообще. Он говорил, подхихикивая: “Yes, I believe in market economy!” Это и есть лозунг современного мира, рецепт от всех болезней, формула счастья, аксиома развития. Вместе с правами личности, и свободой перемещения товаров, капиталов, людей и технологий. Любое сомнение в универсальности этих принципов вызывает в лучшем случае презрительную ухмылку, как смеются над дикарем, не разумеющим, как пользоваться электричеством. Если же дикари упорствуют в своем заблуждении, или, хуже того, проживают на территориях, богатых природными ресурсами, то их судьба предопределена.

Эта концепция родилась у англосаксов еще в эпоху первых колониальных захватов. Вполне себе расистская концепция, представляющая местное население покоренных земель как часть природы. Вспомните, испанцы считали индейцев за людей, пусть и второго сорта, обращали их в христианство, а значит, верили в наличие у них бессмертной души. же просто уничтожали местное население Северной Америки, в том числе при помощи биологического оружия, как травят появившихся в дому тараканов или отстреливают слишком расплодившихся волков. Сейчас настали другие времена, и расизм почти полностью сошел с исторической сцены. В США появился чернокожий президент, а идеи толерантности являются неотъемлемой частью евроамериканского мировоззрения. Однако настало время дискриминации по признаку мировоззрения.

Разумеется, идея не нова. В ХХ в. за убеждения преследовали и коммунисты, и нацисты, да что там говорить, в ныне свободных США в годы холодной войны левым приходилось несладко. Однако их преследовали за личные убеждения. В современном обществе личности можно придерживаться любого мировоззрения, лишь бы не распространять его на общество или тем более государство.

В основе традиционных международных отношений лежит принцип суверенитета. Еще в 1555 г. протестантские князья и император Священной Римской империи заключили Аугсбургский мир, в основе которого лежит принцип «чья власть, того и вера». Сейчас эти аксиомы меняются, и любой правитель, чей подход к экономике, социальным и межрелигиозным отношениям расходится с общепринятыми либеральными понятиями, уже не может оставаться спокоен за свое государство, вне зависимости от того, поддерживает его народ или нет.

США и Европа стали судьями, определяющими степень демократизации общества. Сейчас именно они определили, что вооруженный мятеж в на самом деле является освободительным антидиктаторским движением, а мирные выступления шиитского большинства в Бахрейне, напротив, несут угрозу миру и стабильности, а потому их следует раздавить саудовскими танками.

Таким образом, ключевое и священное для международных отношений понятие суверенитета остается непререкаемым только в том случае, если государство является союзником Америки. Король Бахрейна может подвергать дискриминации шиитское большинство, поскольку на его территориях располагается крупнейшая в Персидском заливе военно-морская база США. В Косово могут разделывать на органы сербов и распространять по всей Европе героин, поскольку там расквартированы американские войска. В Иране, Сирии, Ливии, Северной Корее жители не могут быть спокойными за свое будущее, так как их руководство позволило себе не согласиться с общепринятым универсализмом либеральной парадигмы.

Муаммар Каддафи

Я не являюсь поклонником Муаммара Каддафи. Время этого героического человека (он возглавил революцию в возрасте 27 лет) и его идей, состоящих из синтеза анархизма, социализма, национализма и панрегионализма, прошло, так же, как прошло время Хосни Мубарака или Бен Али.

Однако само существование таких режимов показывает всему миру возможность иных принципов построения общества, помимо либерального, в основе которого лежат всемогущая личность и ее материальные запросы. Независимая Ливия дает надежду народам мира организовывать свое политическое пространство по собственному усмотрению.

Для России это особенно актуально. Россия, наряду с Ливией, Ираном и Венесуэлой, является государством, чьи углеводородные ресурсы в значительной мере принадлежат государству, а не частным лицам. Это уже преступление. Россия – многонациональная страна с серьезным кризисом идентичности, которой постоянно приходится бороться за свою территориальную целостность. Любая вспышка сепаратизма может по примеру Ливии или Косово быть поддержана Западом. Разумеется, нас не будут бомбить, как ливийцев – в арсеналах еще осталось кое-что из имперского наследия, однако, современный мир предполагает много средств давления.

Какую же цель преследуют эти гуманитарные интервенции? В Ливии мы видим, как оппозиция фактически призывала страны Запада к осуществлению бомбардировок. Может быть, вместе с американскими солдатами в страну придет достаток (правда, и при Каддафи на голод никто не жаловался), демократия, свобода и безопасность? В этом отношении многие любят вспоминать пример Германии и : американская оккупация считается одной из причин высокого уровня развития в этих странах. Очень напоминает уровень мышления некоторых активистов 90-х: сдались бы Гитлеру – жили бы сейчас как в Германии. На самом деле, история показывает обратное. На примере Ирака, Афганистана и Косово можно увидеть результаты гуманитарных интервенций начала XXI в.

Почему же не удается построить демократию и обеспечить стабильность в оккупированных странах подобно тому, как в Европе после Второй Мировой войны? Главных причин здесь две. Первая – отсутствие альтернативного полюса силы, который мог бы предложить свою парадигму развития. План Маршалла, обеспечивший послевоенной Европе миллиарды долларов инвестиций, был принят с целью борьбы с нарастающей популярностью коммунистической идеологии. Между Западной и Восточной Европой, в частности между ФРГ и ГДР, шло соревнование в качестве жизни, на обеспечение которого тратились немалые деньги. Сейчас, если на Ливию, Афганистан, Ирак больше никто не претендует, зачем разоряться?

Есть и вторая причина. Могущество США, и шире – всего Запада, в мире падает – это уже ни для кого не секрет. Европа стремительно теряет свое экономическое превосходство перед Востоком, не может сама себя обеспечить населением. Новые локомотивы мировой экономики – Китай, Индия, Бразилия, Турция, Корея – выбиваются вперед. США смертельно боятся утраты своего политического могущества вслед за экономическим. Единственной возможностью для сохранения мирового лидерства остается разобщение претендентов, создание хаоса на пространствах, потенциально способных к интеграции. Именно поэтому там, где появляются США, возникает не порядок и экономическое процветание, а гражданская война, голод и эпидемии.

Итогом вооруженной интервенции в Ливию будет то же самое, что и в : дезинтеграция, нищета, гражданская война, превращение униженных и оскорбленных Каддафи племенных вождей в нефтяных магнатов регионального масштаба, передача нефтяных богатств в руки западных корпораций, тысячи беженцев. Это много хуже, чем при любой диктатуре.

Либерализм, с моей точки зрения, есть великая утопия. Как система он никогда и нигде не существовал и существовать в принципе не мог. Вне социума человек не существует. Социум же всегда накладывает определенные ограничители. Начало социума - это введение первых табу. Исторически запрет на инцест как акт введения первого табу рождает социум. Либерализм провозглашает другую программу, прямо противоположную - детабуизации.

Свобода всегда имеет сослагательное наклонение. Она предполагает вопрос - свобода от чего? Свобода по отношению к чему? Сама по себе свобода вне контекста этих вопросов абсурдна. Свобода, взятая в качестве чистой идеи, как это было блестяще показано в "Бунтующем человеке" А. Камю ведет к самоубийству человечества.

Либерализм исторически развивался как идеология снятия социальных скреп - религии, государства, народа, в перспективе - семьи. Мать и отец - это такие же ограничители в отношении свободы индивидуума, как и государство.

Либерализм несет идею отрицания. Какой-то позитивной программы в нем не заложено. Это идея, которая ставит минус. Исторически либерализм мог существовать только смешиваясь с другими идеологиями. Известны политические варианты смешения его и с социализмом, и с консерватизмом. Генезис либерализма заключался в разводе его с иными позитивными идеологиями. Первоначально произошел развод с национальными учениями, затем с социальными. Сегодня мы наблюдаем развод либерализма с демократией, понимаемой классически как народовластие.

Итак, либерализма как чистой модели никогда не существовало. Но для чего тогда было нужно это либеральное прикрытие?

Либерализм всегда существовал в парадоксальном сочетании. Свобода одних предполагала несвободу и эксплуатацию других. Вне этой дихотомии мы нигде либеральную практику не обнаруживаем. Столкновение меньшинства с большинством составляло социальную парадигму утверждения либерального концепта.

Краткий исторический экскурс подтверждает эмпирически данный тезис. Античный мир: греки выдвигают идею свободы. Но именно в эллинском мире процветает рабовладение. Раб, как известно, не считался эллинами человеком. По Аристотелю, это живое орудие, вьючное животное. Свобода, таким образом, предназначалась не для всех. Во всяком случае, на рабов она не распространялась.

В средние века рабство не исчезает. Самые процветающие, свободные торговые фактории Генуэзская и Венецианская являлись ведущими центрами рабовладения и работорговли. Торговля венецианцев рабами осуществлялась по всему Средиземноморью. Как это сочеталось - городские свободы и торговля рабами? Понятие человек опять-таки относилось не ко всем. Не будучи гражданином Венеции, раб не являлся и человеком.

Новое время характеризуется развитием идеи политических свобод. Но одновременно происходит становление системы мирового колониализма. Всего за период колониальной экспансии более 80 миллионов рабов было вывезено из Африки. Показательно, что среди рабовладельцев фигурировали многие теоретики либерализма. Владельцами рабовладельческих плантаций являлись, в частности, отцы-основатели США - президенты Вашингтон, Джефферсон, Мэдисон. Ценность свободы удивительным образом сочеталась в их представлении с обыденностью несвободы. Понятие "человека" носило по-прежнему избирательный характер. Те же основания имел парадокс российских либералов-крепостников.

Только в XIX в. вводится запрет в Европе, а потом и в США на рабовладение. Но именно в это время в процессе становления колониальной системы колонизаторы научились использовать механизмы эксплуатации через косвенное принуждение. Прямое физическое рабство заменяется рабством экономическим. Свобода одних - владельцев ресурсов по-прежнему сочетается с несвободой других, являющихся теперь формально свободными.

В свете сказанного понятной становится природа сочетания либеральной тусовки 1990-х гг. с резкой социальной деградацией большинства российского населения. В этом собственно и состоял смысл реализации либерального концепта - ограбление большинства ("быдла") в пользу группы свободных индивидуумов. Свобода этой группировки новых хозяев жизни выстраивалась на несвободе остального населения. Иначе при последовательном движении по либеральным лекалам и быть не могло.

Резюмирую: сегодня либерализм - это вариант неоколониализма, это механизм несилового экономического рабства. Фашизм и либерализм - это явления родственные. Они отражают два исторически проявляемых варианта западной экспансии в мире. В свое время было дано осуждение одного из этих вариантов - фашизма. Настало время поставить вопрос о либерализме, как явлении родственном по отношению к фашистской идеологии.

Книга Джоны Голдберга "Либеральный фашизм" появилась в 2008 году, в разгар президентской предвыборной кампании в США. Теперь эта книга переведена у нас, и мы можем оценить ее, хотя бы в небольшой степени абстрагируясь от контекста политической борьбы, в котором она увидела свет.

Когда левые и либералы обвиняют правых да и прочих своих оппонентов в тайной приверженности фашизму, это совсем неудивительно и даже привычно. Также левые могут упрекать либералов в скрытом фашизме, находя многочисленные намеки на фашизм в современном глобализме, неолиберализме и т.д. Но когда консерватор начинает уличать в таком же тайном фашизме левых и либералов - это что-то относительно новое и непривычное. Именно этим и занимается в своей книге американский консерватор Джона Голдберг.

Аргументация Голдберга во многом сводится к тому, что фашизм - в не меньшей степени, если не в большей, левое движение, чем правое. Он вырос преимущественно из левой и либеральной политической философии. Голдберг находит многочисленные свидетельства в пользу сходства фашистов и современных им прогрессивистов и либералов. Американский консерватор сопоставляет идеи и практики фашистов и прогрессивистов по принципу "найди десять отличий" и находит их лишь в оттенках и степени завершенности практических действий, предпринятых теми и другими. Так, прогрессивисты, правившие Америкой во времена Вудро Вильсона, "были настоящими "социальными дарвинистами" в современном смысле этого термина, хотя сами они так называли своих врагов. Они верили в евгенику. Они были империалистами. Они были убеждены, что посредством планирования рождаемости и давления на население государство может создать чистую расу, общество новых людей. Они не скрывали своего враждебного отношения к индивидуализму и гордились этим. Религия была политическим инструментом, а политика была самой настоящей религией. Прогрессивисты считали традиционную систему конституционных сдержек и противовесов устаревшей и препятствующей прогрессу, поскольку такие древние институты ограничивали их собственные амбиции. Догматическая привязанность к конституции, демократической практике и устаревшим законам тормозила прогресс в понимании как фашистов, так и погрессивистов. Более того, фашисты и прогрессивисты превозносили одних и тех же героев и цитировали тех же самых философов".

Голдберг также приводит многисленные примеры симпатий либералов и левых к фашизму. Так, например, мы узнаем, что Б. Шоу в разное время боготворил Сталина, Муссолини и Гитлера, что Г. Уэллс писал почти откровенно фашистские книги и вообще хотел "видеть либеральных фашистов, просвещенных нацистов", которым одним под силу установить новый мировой порядок и разрешить многочисленные проблемы, тяготящие европейские общества, что во времена Рузвельта сходство его курса с фашистским вызывало отнюдь не только порицание, но, скорее, одобрение среди соратников, и т.д. и т.п.

Мы сказали - "интеллектуальную историю", но историю чего? Так называемого "фашистского момента" - ключевого понятия в рассуждениях Голдберга. Голдберг пишет его интеллектуальную и практическую историю в Европе и в США. Среди этих моментов, не считая привычных фашистской Италии и Германии, обнаруживаются и Французская революция, и вильсоновский прогрессивизм, и "Новый курс" Рузвельта, и культурная революция 1960-х, и т.д., вплоть до мягкого фашизма Кеннеди, Джонсона, Билла и Хиллари Клинтон и, конечно, Обамы.

Так что же такое "фашистский момент"? Его можно определить как конгломерат идей и практик, среди которых наиболее характерны следующие. Прежде всего это упор на полезный миф в сорелевском духе. Идея может быть ненаучной и вообще далекой от истины, но если она полезна, она обладает творческой силой и меняет историю. Для фашистского момента характерен прагматизм, в свете которого истинно то, что работает. Далее следует отметить склонность не к теоретизированию, построению четкой программы и идеологии, а к динамике, действию ради действия и оценке политиков, исходя из их намерений и благих пожеланий. Особенно важен этатизм, вера в государство, в его способность решить все проблемы и в то, что государство тебя любит. Не последнее место занимают вождизм и культ личности. Большое значение имеет война как средство мобилизации общества для решения каких-либо задач. Если войны нет, то необходим ее "моральный эквивалент", провоцирование кризисов, которые можно решить напряжением всех сил (например, война с наркотиками, за чистоту окружающей среды и т.д.) Понятно, что ряд этих признаков Голдберг с легкостью находит не только у правых, но и у левых, особенно у "новых левых".

Надо отметить, что у подобного рода анализа нетрудно обнаружить обширную интеллектуальную историю, некоторые элементы которой неочевидны, но имеют исключительное значение. Так, например, уже давно радикальные сторонники капитализма и свободного рынка вроде Фридриха Хайека и Айн Рэнд ставили на одну доску левых и фашистов за их этатизм и тому подобные грехи. В связи с этим вспоминается, конечно, и концепция тоталитаризма Ханны Арендт. Но трудно отделаться от впечатления, что больше всего в данном направлении сделали мыслители, чьи воззрения легли в основу взглядов как "новых левых", так и современных левых и либералов. Еще Т. Адорно и др. исследовали американское общество на предмет поиска в нем потенциально фашистских индивидов, которые не объявляют себя фашистами и не принадлежат к известным фашистским организациям, но охотно приняли бы фашизм, если ему удалось превратиться в достаточно сильное и уважаемое движение. Философы франкфуртской школы и все те, на кого они оказали влияние, описывали западное общество как пронизанное репрессивными практиками, подавляющими волю человека и его способность к самореализации. Со времен 60-х они убедили множество западных интеллектуалов, что западное общество пронизано скрытым фашизмом.

Похоже, Голдберг и сам принимает все это за аксиому. Он всего лишь пошел чуть дальше - туда, куда левые обычно не заходят. Как говорил классик, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Почему, если общество пронизано фашизмом, для левых и либералов должно быть сделано исключение? Если в истории Запада время от времени проявляется "фашистский момент", то он касается всех, не только консерваторов (это Голдберг тоже признает!), но и левых. Словом, Голдберг, если так можно выразиться, вслед за своими леволиберальными оппонентами "размазал" фашизм по обществу, но мазки у него получились еще более широкие.

Разумеется, Голдберг нередко передергивает, и поэтому его легко обвинить в конъюнктурности, в том, что книга написана на злобу дня, чтобы свалить Хиллари Клинтон, как это делают Константин Аршин и Александр Павлов: "Таким вот образом весь 400-страничный талмуд Голдберга на поверку оказался не более чем агиткой "консервативного фашиста", призванной не дать Хиллари Клинтон победить на выборах". ("ОХОТА НА ВЕДЬМ" ОТ ДЖОНЫ ГОЛДБЕРГА Константин Аршин, Александр Павлов). Тем не менее, значение книги Голдберга в другом. Нередко приходится слышать о либеральных корнях фашизма, о том, что фашизм - такое же порождение европейской культуры, как и многое другое. Книга Голдберга как раз и показывает, что фашизм как явление европейской и американской политической культуры не был чем-то преходящим и случайным, что он зародился в том же идейном и культурном бульоне, что и ряд идеологий и утопий, а также лозунгов и практик, к которым мы относимся с гораздо большим одобрением или хотя бы не с таким порицанием. Небезынтересны последние главы книги, в которых Голдберг утверждает и иллюстрирует это примерами, что ряд данных лозунгов и практик, которые мы теперь привычно относим к левому и либеральному спектру, был характерен и для фашизма: современные либералы и левые ведут "войны за культуру", содействуют упадку традиционных христианских церквей и проповедуют языческие культы, сводят все зло к порокам определенной расы ("белый мужчина - это еврей либерального фашизма"), оправдывают сожжение книг, разрушают традиционную семью. У современных левых либералов обнаруживается расизм, только развернутый в другую сторону. Разделяемая левыми и либералами мультикультуралистская парадигма, придающая главное значение не универсальным, а культурным и расовым критериям при оценке человека, также, с точки зрения Голдберга, является типично фашистской. Левых, либералов и нацистов роднит общее представление о том, что с некоторых пор цивилизация пошла по какому-то ошибочному пути. В частности, поэтому взятие на вооружение левыми и либералами лозунгов защиты окружающей среды - тоже нацистское наследие: "Природоохранное движение предшествовало нацизму и использовалось для расширения базы его поддержки. Нацисты среди первых сделали борьбу с загрязнением воздуха, создание заповедников и экологически рационального лесного хозяйства центральными пунктами своей политической платформы". Кроме того, вегетарианство, общественное здоровье и права животных, с точки зрения Голдберга, были "просто разными гранями одержимости органическим порядком, господствовавшим в немецко-фашистском сознании того времени и характерным для сегодняшнего либерально-фашистского сознания". В то время как сегодняшние американцы одержимы всем "натуральным", в свое время Гиммлер "надеялся перевести СС полностью на натуральные продукты питания и намеревался осуществить такой переход для всей Германии после войны".

Словом, бульон идей и практик, в котором зародился когда-то фашизм, все еще кипит, а "фашистский момент" никуда не исчез и, похоже, исчезнуть не может. Поэтому, считает Голдберг, "не требуется особого мужества и ума для того, чтобы указывать на то, что вам не нравится и не считается популярным, и кричать: "Фашизм!". Настоящее мужество требуется для того, чтобы заглянуть внутрь себя, посмотреть на свои убеждения и спросить себя, не может ли что-нибудь из того, что вам нравится, привести к фашизму или иной разновидности тоталитаризма под другим именем".

Конечно, поскольку книга была написана в запале политической борьбы, ее легко воспринять как ответ, брошенный "напросившимся" на него либералам и левым: "Сами вы фашисты!". Но правильнее дух книги отражает название последней главы: "Новая эра: все мы теперь фашисты".

Михаил Эйми

Либерал-фашизм. Попытка определения.

В последнее время довольно часто стало встречаться странное сочетание, которое невольно режет слух своей абсурдностью. Этот оксюморон "либерал-фашизм" действительно весьма экстравагантно звучит, учитывая совершенно противоположное смысловое наполнение составляющих слов. Но, слова не появляются просто так, из ниоткуда, чтобы быть пустыми формами, никак не привязанными к тому, что называется "означаемое". Слова рождаются как слепки с мира, наполненного вполне определенными и конкретными смыслами, пусть и понятными только сколь угодно узкому кругу лиц. Предельный случай - это, понятно, ряд психических отклонений, когда слова понятны только одному говорящему, но и для него они имеют очень четкий смысл, пусть и только в момент говорения. Так вот, уж коль скоро в наш язык входит такой кадавр как либерал-фашизм, стоит присмотреться к нему пристальней и попытаться понять, что он может отражать и какой смыл заключать в себе. Для того необходимо обратиться к составляющим его частям. Итак, либерализм. Полагаю, не стоит вдаваться в историю происхождения термина, тем более, что либерализм индепендентов и либерализм, декларируемый современным западным обществом имеют между собой достаточно мало схожих черт. Главным для нас тут является то, что либеральная идеология делает упор и разрабатывает поле действия личности, как единичности, как уникальной, замкнутой на себе структуры, имеющей дело с миром, как совокупностью явлений и оценивающей все события и составляющие мира исключительно с позиции пользы и выгоды для себя. Народ, Государство, в данном случае не принимаются в расчет как базовые ценности, занимая производное место. Предполагается, что частный и практический интерес автономной личности в конечном итоге работает на общее благо, создавая единый, слаженный государственный механизм, в котором учтены интересы большинства. Протестантская этика и стремление к обладанию благами суть основа этой идеологии. Политическим институтом, обслуживающим интересы этой модели государственного устройства является демократия. Опять-таки довольно странный выверт, учитывая то, что демократическая форма правления возникла и получила свое идеологическое и практическое оформление, как известно, в городах-государствах древней Греции, и, в частности, в Афинах. Известное возражение на отвлеченные разговоры о демократии состоит в том, что демос - это отнюдь не все люди, а лишь свободнорожденные мужчины, имеющие право голоса. Женщины, дети, рабы, понятное дело, никаким образом не входили в это число. Кроме того, желающих принять активное участие в жизни города (собственно, политиков) не могло быть более 1000 человек, так как иначе они были бы просто не в состоянии услышать мнение друг дуга. Эти возражения в современном мире отнюдь не могут всерьез поколебать здание демократии, так как современное общество не имеет таких четких страт, как античное. В данном случае более корректно было бы применить античное же различие между политиком и идиотом, то есть, между человеком, желающим принимать активное участие в политической жизни общества, и не желающим такого. Относительно же количества желающих высказаться человек, то дело тут не просто в цифре 1000, а в скорости распространения информации в заданном поле. Чем она выше, тем, соответственно, большее число людей может быть включено в демократические процедуры. Для функционирования либеральной матрицы наиболее подходящей оказалась модель демократии в форме парламентаризма. Таким образом, к плюсам либерально-демократического устройства общества можно отнести действительное выражение интересов большинства людей, активно занимающихся собственным делом и не стремящихся заботиться об остальном мире, если это не сулит определенной и весьма конкретной выгоды. При большинстве таких людей посредством либерализма создается жизнеспособное и устойчивое государство, способное быстро адаптироваться практически к любым изменениям мира. Кроме того, учититывая изначальный эгоизм граждан такого государства и предполагая, что они не глупые люди и не будут действовать во вред себе, можно понять, что внутренне устройство такокго общества тоже будет достточно сбалансированным и надежным, поскольку любые элементы, вносящие элемент хаоса в такой мир, немедленно блокируются максимально приемлемым способом и как можно незамтнее и тише, дабы ни кого не тревожить. Среди минусов главным, на мой взгляд, является то, что человек такого общества, будучи изначально экзистенциально подключен к миру исключительно своих интересов и ценностей, утрачивает полную картину мира в его всеобщности. Все связи мира выстраиваются исключительно на "экономическом" стержне, на который выборочно нанизываются элементы этого самого мира. Это ведет в конечном итоге к утрате символической составляющей жизни и той самой смерти бога, о которой говорил Ницше. Таков, вкратце, обзор либеральной модели. Его очевидная неполнота оправдывается тем, что для прояснения поставленного вопроса нам этого будет вполне достаточно. Для более подробного анализа следует обратиться непосредственно к тексту Вебера "Протестантская этика и дух капитализма", из которого я, как, полагаю, многие поняли, взял некоторые основные тезисы. Теперь обратимся к фашизму. Ясно, что в этом случае мы имеем дело с неким совершенно противоположным либеральной идее явлением, основанным на подчинении личности интересам Государства или Народа. Опять-таки, не вдаваясь в подробную историю движения, все же следует четко различать нацизм и фашизм. Идеология фашизма основывается единственным образом на главенстве общинного государственного духа, когда как нацизм признает государство исключительно как порождение нации и национальный вопрос является доминирующим. Кроме того, в нацизме очень сильны мистические элементы "чистоты крови" и привязка к ним моральных качеств человека. Фашизм гораздо прагматичнее в этом отношении и не связывает четко вопрос нации и государства. Если основываться на этих постулатах, то чисто фашистское государство так же имеет право на существование, как и либеральное. Стоит обраться к истории, чтобы увидеть, что практически все государства, особенно имперского типа реализовывали ту или иную модель фашизма. И все утопии, от Платона до Вераса, предлагают фашистское, по-сути, устройство общества. По странной иронии, классический оплот демократии Афины устами своего лучшего гражданина Сократа признали главенство именно такого способа государственного устройства: "Нельзя отступать, уклоняться или бросать свое место в строю. И на войне, и на суде, и повсюду надо исполнять то, что велит Государство и Отечество, или же стараться вразумить их, в чем состоит справедливость. Учинять же насилие над матерью или над отцом, а тем паче над Отечеством - нечестиво" (Критон 51с). И по той же иронии, первый философ, утверждавший идеи уникальности человека и личностного отношения к миру, умер, фактически, защищая идеи фашизма. Имперский опыт показывает, что существовать как единое образование, не раскалываясь на куски, такое государство может только в том случае, когда интересы его граждан подчинены единой идее данного государства. И в конечном итоге все империи разваливались, когда региональные элиты выходили из этого общего государственного идеологического пространства. Плюсом такого устройства общества является то, что позволяет существовать государству довольно длительное время, успешно сопротивляясь ударам извне, благодаря единству его граждан в служении одной идее. Граждане такого государства чувствуют свою сопричастность ко всем событиям, как дурным, так и великим, которые происходят с их Родиной. О минусах этой модели можно и не писать, так как они и без того прекрасно известны и прописаны массой авторов, лучшим из которых, пожалуй, является Оруэлл со своим "1984". Все это описаны, понятное дело, скорее некие идеи, лежащие в основе либеральной и фашистской модели общества. На практике же реальные государства предлагают тот или иной вариант синтеза, так как в чистом виде, в дистиллированной реализации любой модели государство существовать не может. Вообще же, вся эта диалектика прекрасным образом прописана у Гегеля в "Феноменологии духа" (Мир отчужденного от себя духа/ Образованность и ее царство действительности). Теперь посмотрим, что можно сказать о либерал-фашизме. Исходя из того, что было написано выше, либерал-фашизм должен сочетать в себе права и свободы личности с интересами государства. В принципе, это было бы идеальное устройство общества, если бы удалось взять и соединить лучшие особенности двух парадигм. Но, из того, что можно увидеть, на свет появляется гибрид, взявший отнюдь не самые лучшие части своих родителей, хотя, современной либеральной общественностью декларируется именно это идеальное государство. Они говорят о личности человека и ее правах, которые необходимо соблюдать всегда и везде при любых условиях. Но о чем идет речь на самом деле? На мой взгляд, происходит подмена, которую и сами "либералы", при всей их показной рафинированности образованности и противопоставлении себя "быдлу" не замечают, а если и чувствуют, то гонят прочь от себя эти крамольные мысли. Дело в том, что реальный человек, вот этот конкретный, со своими проблемами, мечтами, мыслями о близких людях, со своими страхами и своими радостями, пусть маленькими, но своими и дорогими ему, этот человек отметается и приноситься в жертву Личности. Отныне только Личность - абстрактное понятие, не имеющие отношения к реальному человеку, имеет значение. Только ее права и свободы есть смысл защищать, и ради этого частные права и свободы подминаются, перемалываются и отбрасываются в сторону, как нечто ненужное и совершенно не имеющее значения. В этой модели либеральна парадигма, со своим четко выработанным аппаратом защиты индивидуума принимается на службу либерал-фашизму. И то, что служило интересам конкретного человека, в данном случае не имеет значения сословие и жизненные устремления этого человека, становится на защиту абстрактного имени "Личность", и из-за этой подмены настоящие живые личности перемалываются, как не соответствующие безликой категории именно ввиду своей индивидуальности и личностности. Нечто похожее можно обнаружить и в фашистской модели общественно устройства, где Государство является той инстанцией, через которую люди понимают себя и идентифицируют. Можно тут привести в пример и коммунистическую идею, тоже близкую к фашистской, только на месте Государства и Народа, там стоит Класс и его интересы. Государство, Народ, и уж тем более Класс тоже примеры безликих абстрактных категорий, но их координальное отличие от Личности состоит в том, что через них, и благодаря им, люди собираются в одно целое, жизнеспособное образование - Страну. Эти абстракции, будучи определенными интенсивными символическими полями, через подключение к ним, то есть через принятие человеком данной символической разметки мира, способны дать этому человеку огромные возможности, так как включают его в особый, свой и живой мир, где действуют единомышленники, и все вместе делают общее дело, увеличивая добро в мире (Понятно, что все всегда действуют только во благо, в том числе инквизиторы или Гитлер. Злодеи, стремящиеся исключительно к злу очень редки и встречаются главным образом в трагедиях Шекспира). Личность же, будучи не просто абстракцией, но и еще абсолютно замкнутой на себе абстракцией, не предлагает таких возможностей, какие предоставляются людям, выбравшим Государство или Класс. "Личность" либерал-фашизма - это предельно пустое, противоречивое в себе поле, поскольку требует объединения людей, не предоставляя при этом никакого основания, и не позволяющее на его основе создать хоть сколько-нибудь жизнеспособное государство. По сути, эта Личность предстает чем-то вроде монады Лейбница, которые замкнуты сами на себя, "не имеют окон", и самодостаточны. Наивысшей первичной монадой является, согласно Лебницу, Бог. В либерал-фашизме же Личность, как этакий двойник Бога, предстает скорее дьяволом, уж простите за такую мутно-теологическую аналогию. Либерал-фашистская идеология направлена на саморазрушение без какого-либо созидания. Остается открытым вопрос о людях, которые поднимают знамя этой идеологии. Я лично считаю, что большинство из них просто честные либералы, искренне желающие торжества и процветания этой протестантской идее, но в силу разных причин, не замечающих скатывание в яму либерал-фашизма, яму, которая поглотит их в первую очередь. Есть небольшое количество просто ненавистников и откровенных врагов России, считающих нашу страну воплощением Зла, и чем скорее она исчезнет с лица планеты, тем лучше будет для всех ее жителей, но они скорее относятся к той же группе честных либералов, только шагнувших гораздо дальше по пути либерал-фашизма и чувствующих его гораздо отчетливее. Это о подобных людях писал Достоевский в "Бесах": "они первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, и как-нибудь вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться! Тут одна только животная, бесконечная ненависть к России, в организм въевшаяся...". Я говорю о России, так как именно у нас радикальные либералы подспудно и не отдавая себе отчета, строят тело новой тоталитарной идеологии. Мне, честно говоря, сложно представить человека, который бы искренне хотел реального воплощения либерал-фашистской идеи, поскольку в ней исчезает сам человек, и не просто растворяет себя в Государстве или Народе, а исчезает тотально, весь, исчезает в никуда. И уж коли в последнее время все говорят об угрозе фашизма (при этом почему-то настойчиво путая его с нацизмом), то самая большая опасность исходит от зарождающейся идеологии либерал-фашизма, как самой бездушной и самой бесчеловечной.

Понятие либерализма довольно запутанно и искажено пропагандой. Сегодня в России это почти ругательство: хуже либерала только убийца или педофил. Многие не слишком умные люди самоутверждаются на отрицании либерализма. А на Западе либерализм — это вполне респектабельное движение. Причем либерализм экономически и социальный — разные понятия. К тому же в США существует застарелое политическое противоречие между консерватизмом и либерализмом, хотя границы между ними давно размыты. Это противоречие актуально и сегодня, что и доказывает книга «Либеральный фашизм».

Автор книги — известный американский публицист Джона Голдберг. Он не скрывает своих консервативных взглядов, а нелюбовь к либералам и демократам стала главной темой этой книги. Книга Голдберга вышла в США в январе 2008 года — перед президентскими выборами, на которых победил Обама. Книга сохранила свою провокационную актуальность и перед президентскими выборами 2012 года.

Автор предваряет свое интереснейшее исследование большой вступительной статьей, призванной внести ясность, прежде всего, в терминологию, и называется она «Всё, что вы знаете о фашизме, неверно». Хотя ярлык «фашизм» наверняка требует уточнения и более точного определения. Ведь слово «фашизм» и для русского, и для европейского, и для американского уха звучит ругательно. Со времен Второй мировой войны фашизм — синоним вселенского зла, насилия и антисемитизма.

Голдберг утверждает, что «классический фашизм» был вовсе не правым движением, а ответвлением от социализма и преодолением его. Вся обширная книга Голдберга посвящена попытке доказательства идеи, что «современный либерализм сохраняет близость к фашистским идеям», а первым фашистским диктатором ХХ века, по словам Голдберга, стал 28-й президент США (1913—1921) Вудро Вильсон. «Новый курс» Франклина Рузвельта был фашистским, затем дело фашизма продолжили Кеннеди и Джонсон. Альберт Гор внедрил в США «зеленый фашизм», превратив идеи экологии в политический инструмент. Хиллари Клинтон и Барак Обама развивают левые фашистские идеи, и в результате теперь все американцы живут при фашизме. Автор призывает соотечественников не терять бдительности, хотя Америке не угрожает жестокий фашизм, наподобие того, который мы видели в первой половине ХХ века. Опасность угрожает другая: «мягкий фашизм», фашизм из антиутопии Олдоса Хаксли «Дивный новый мир».

Мне кажется, что при всей спорности, книга Голдберга замечательна тем что, показывает на примере самой свободной на сегодняшней день страны мира как близко идеи всеобщего блага для большинства стоят к тоталитарным идеологиям. И как далеки они от идеи индивидуальных свобод человека, наделенного правом на жизнь, свободу, и стремление к счастью.

К сожалению, в русском издании книги не чувствуется ироническая интонация, сигнализирующая о своем присутствии в американском издании уже на обложке. А диалог двух американских комиков Джорджа Карлина и Билла Мара, которым начинается книга, почти не содержит юмористической интонации, так как они в России мало кому известны. «По сути, фашизм, — это когда корпорации начинают управлять страной». К этой нешуточной фразе в устах американских комиков надо бы и нам внимательно прислушаться.

Джона Голдберг. Либеральный фашизм. История левых сил от Муссолини до Обамы (Liberal Fascism. The Secret History of the American Left from Mussolini to the Politics of Change). / Перевод: И. Облачко. — М.: Рид Групп, 2012. — 512 с. — (Серия: Political Animal. «Политическое животное»). — Тираж 3000 экз.