Методология истории. Демоническая одержимость: теологический и медицинский подход. Теологический подход к изучению преступности
Тема 4.
Происхождение и ранние формы религии
1. Богословско-теологический и научный подходы к вопросу генезиса религии
2. Родоплеменные религии: тотемизм, табу, магия, фетишизм и анимизм
Богословско-теологический и научный подходы к вопросу генезиса религии
После того, как мы познакомились с основными элементами религии и получили представление о религиозной системе в целом, появилась возможность рассмотреть вопрос о происхождении религии. Этот вопрос является одним из самых дискуссионных, поскольку, решая эту проблему, необходимо обращаться к такому периоду жизни человечества, сведения о котором зачастую носят отрывочный, фрагментарный и вероятностный характер.
В решении проблемы происхождения религии можно вычленить два противоположных подхода:богословско-теологический и научный. Согласно богословско-теологическому подходу, человек был сотворен Богом и изначально находился с ним в полном единении, как выражается Библия, он «видел Бога лицом к лицу» (Быт. 32,30). После грехопадения, совершенного первыми людьми - Адамом и Евой, этот непосредственный контакт нарушился. Но человек не утратил своего богоподобия, не утратил способности хотя бы в слабой степени познавать Бога.Стремления и действия человека по восстановлению этой связи с Богом и есть религия. Как пишет православный богослов А. Мень: «Религия - восстановление связи между человеком и Богом, начинается в истории человечества после Грехопадения »(Менъ А. История религии. С. 28). Реальной же, видимой формой возникновения религии А. Мень называет культовые действия. «Библия не случайно в истоке всякого проявления религиозного чувства, т. е. культа ставит жертвоприношение. В нем отразилось пусть смутное, но сильное стремление загладить свой грех и восстановить единство с Богом. Жертвуя Незримому часть своей пищи, которая добывалась с таким трудом, люди заявляли о своей готовности следовать повелениям Высшей Воли» (Там. же). Человек, с точки зрения богословов, утратив непосредственное общение с Богом, погрузился в пелену мрака. И ему предстояли в течение многих веков поиски Бога.
История религии, начиная сее самых простых, примитивных форм, представляет собой этот длинный путь человеческого богопознания.
На базе такой установки в религиоведении сформулировалась теория «прамонотеизма», суть которой сводится к положению, что во всех существующих многообразных верованиях, в том числе верованиях самых отсталых народов,можно обнаружить остатки древнейшей веры в единого Бога-творца. Эта вера извилистыми историческими путями продолжает свое движение и получает свое полное развитие в монотеистических религиях. Конечный же путь этого движения представляет собой христианство. Все предшествующие формы религии представляют собой ни что иное, как подготовительные формы на пути человечества к «истинной религии». На таких принципах и по такой схеме строится изучение всей истории религии в работах религиоведов, опирающихся на богословско-теологическую традицию.
Иную трактовку возникновения религии дает наука. Вопрос о сверхъестественном источнике религии остается «за скобками» научного подхода.Наука рассматривает религию как важный составной элемент культуры и применяет к изучению вопроса о ее происхождении все научные методы исследования. Научные методы базируются на фактах. Эти факты в данном вопросе поставляют различные исторические науки: археология, антропология, этнография, сравнительное языкознание и т. д.
Исторические факты свидетельствуют о том, что на протяжении длительного времени около полутора миллионов лет происходил процесс становления человечества. Этот процесс прошел ряд важных этапов. Но примерно 35-40 тысяч лет назад завершился формированием современного типа человека, человека рода Homo sapiens (разумного человека). Этот человек достаточно резко отличался от своих предшественников физическим строением, физиологическими и психологическими характеристиками, был способен к обще-|i нию с помощью языка, регулировал свои отношения на основе опре-| деленных социальных норм.
Археологические раскопки показывают, что в этот период существовала практика захоронения первобытных людей, что при захоронении соблюдались определенные обряды: тела умерших покрывали красной краской - охрой, рядом с ними клали оружие и предметы домашнего обихода. Археологами также были обнаружены наскальные рисунки, на которых изображались люди и животные, иногда люди изображались ряженными в звериные шкуры, а иногда - как полузвери-полулюди. На основе всех этих находок учеными были сделаны выводы, что в этот период истории можно говорить о существовании религии.
Итак, можно согласиться с мнением ученых, чторелигия существует с тех пор, как существует человек современного типа, человек разумный, но человечество само сформировалось в процессе эволюции. Следовательно, сформировалась и религия как часть человеческой жизни, его культуры. Далее научный исторический подход требует рассматривать все явления и процессы, как имеющие какое-то начало, стадию возникновения. И, естественно, встает вопрос" как же возникла религия? Археологических и этнографических фактов для ответа на этот вопрос явно недостаточно. И здесь наука вступает на зыбкую почву, а ученые вынуждены прибегать к гипотезам, предположениям, для подтверждения которых недостаточно эмпирического материала. Поэтому все существующие теории возникновения религии носят вероятностный и в значительной мере умозрительный характер.
Тем не менее попытки представить логику возникновения религии имели место. И мы попробуем совершить историческую реконструкцию этого процесса, исходя из определенных методологических установок - Первое - религия, как следует из вышеизложенного, предполагает функционирование в социальном взаимодействии символов. Второе - основной принцип этой реконструкции состоит в признании положения, что возникновение и развитие любого элемента культуры может быть объяснено из содержания общественно-исторической деятельности и общения человека. В нашем случае это означает необходимость выявления в системе общественно-исторической деятельности и общения таких моментов и характеристик, которые при определенных предпосылках могли и реально сформировались в систему условно-символических действий, иначе говоря, сформировали и запустили в социальное взаимодействие символические формы.
Общественно-историческую деятельность и общение невозможно рассматривать как какое-то слитное, одноуровневое образование. В ней всегда имеется определенный уровень дифференцированности и структурности. По крайне мере, во всякой деятельности содержатся такие необходимые фазы как подготовительная и реализующая, момент целеполагания и момент материального воплощения. Деятельность принимает общественно-исторический характер в том случае, если в ее процессе осуществляется закрепление и передача опыта от одного индивида другому, от одного сообщества другому, от одного поколения другому.
Каждая из этих фаз, моментов, стадий общественно исторической деятельности и общения имеет собственный смысл и содержание, носит относительно самостоятельный характер и уже в этом заложена возможность выделения каждой из фаз, моментов, стадий в самостоятельный вид деятельности, имеющий собственную форму существования и движения. В свою очередь, относительно самостоятельная форма существования и движения создает предпосылки для развития условного, символического элемента каких-то сторон совокупной деятельности, превращения этих сторон в мнимую деятельность, носящую в определенной мере условный характер. Это осуществляется в том случае, когда в совокупной общественно-исторической деятельности в какой-то ее момент определенные стороны утрачивают свое содержательное значение, т.е. перестают быть нацелены на достижение конкретного материального результата. Поскольку эти моменты деятельности больше не входят в структуру реальной материально-практической деятельности, постольку они объективно приобретают характер мнимой деятельности и общения, т. е объективно они в определенной мере приобретают условный, символический характер.
Определенная символизация этих моментов деятельности происходит потому, что выключаясь из непосредственного производственного процесса, опосредованно они продолжают функционировать в нем, и имеют реальное, а не мнимое значение в рамках совокупной общественно-исторической деятельности и отношений. Однако при этом меняются социальные функции данных моментов деятельности. Из функции по непосредственному производству материальных благ они переходят в функцию целеполагания, закрепления и передачи опыта и в этом качестве начинают функционировать как относительно самостоятельные виды деятельности. Развитие относительной самостоятельности таких моментов деятельности как целеполагание, закрепление и передача опыта и следует рассматривать как этап становления условно-символического элемента, этап становления символов. Рассмотрим же как этот процесс происходил в истории.
Исходным пунктом в процессе формирования символа выступают целесообразная предметно-историческая деятельность и отношения людей первобытного общества, которая осуществлялась в форме собирательства, охоты, земледелия и т. д. Эта деятельность отражается в сознании людей, вырабатывая определенные идеальные продукты, закрепляющиеся в системе совокупной общественно-исторической деятельности, в формах опыта, навыков, привычек, приемов действий, поведения.
Одним из основных видов практической деятельности первобытного человека была охота. Необходимым условием успешной охоты было как знание повадок, привычек и внешнего облика животных, так и умение использовать это знание на практике, вырабатывать приемы охоты, в которых бы аккумулировалось это знание. Одним из таких приемов, которым человек научился в процессе самой. охоты было подражание повадкам и внешнему облику животных с помощью маскировки. В современной религиоведческой и этнографической литературе именномаскировка рассматривается как первичная стадия формирования символа, так как в такой ее разновидности как ряжение под животных уже имеется определенный условный элемент, зачатки символизации действия.
В контексте же нашего анализа на этой стадии генезиса символа важно подчеркнуть, что материальные интересы и потребности заставили людей тщательно готовиться к охоте и привели к возникновению маскировки как приема охоты - особого вида целесообразной практической деятельности, включенной в процесс материально-практической деятельности, но имеющей относительно самостоятельную форму существования и движения. Следовательно, уже на этой ступени возникла возможность обособления одной из сторон общественно-исторической деятельности, а именно, ее подготовительной фазы в относительно самостоятельный вид деятельности.
Однако на самой ранней стадии первобытного общества охотничья маскировка еще не выступает как деятельность, носящая обособленный и условный характер. В данном случае она должна рассматриваться как непосредственная практическая деятельность, направленная на достижение конкретного материального результата охоты. А это значит, что она была вплетена в материальную практическую деятельность как ее этап, форма проявления.
Возникновение обряда как специфической идеальной социальной формы связано с тем, что в процессе развития общества произошло отделение символических действий от непосредственно-практических. Исторически первой формой на пути становления обряда были танцы, которые возникли из потребности практики и по своему первоначальному содержанию представляют не что иное, как специфическое отражение практической деятельности людей, их усилий в борьбе за существование. Этнографы отмечают повсеместное распространение этой формы коммуникации людей. В этнографической и философской литературе особо подчеркивается тесная связь танцев первобытных людей с их материальной практической деятельностью. Танцы и пляски часто оказываются простым воспроизведением телодвижений работников.
На уровне танцев и плясок происходит развитие условно-символического элемента. Как отмечает Ю. Семенов, «так как обмен охотничьим опытом и передача опыта новому поколению имело огромное значение в жизни первобытного охотника, то имитирование движений животных как средство передачи опыта постепенно выделилось в особый вид деятельности. Возникли своеобразные пляски, состоящие в имитировании движений животного. Подобно тому как
а | 0, | j 1 | ~ Е 1 ^ | S § 5 д | |
У | t3 | (3 s | И ^ | n, & | 0 $ |
s | R | Родовые | Идентифика | Церковь | Укрепляет |
ё | мифичес | ция, «воспро | отсутствует; | социальную | |
кие изобра | изведение» | единство | солидарность | ||
S | в | жения лю | историй | религии | |
и | дей ипред- | о родовых изо | и общества | ||
t? | ^ | метов | бражениях | ||
§ | К К (в (О | Могущест | Поклонение и | Различные | Требование |
s г" | if » U W | венные ми | жертвоприно | культы | социального |
a a | фические | шение | конформизма | ||
H | существа | ||||
4; | |||||
о S | |||||
в s | |||||
§ | R S | Разрыв | Спасение душ | Церкви: | Напряжен |
у | u | между ес | на основе доб | отделение | ность между |
тественным | рых деяний; | религиозной | религией | ||
(3. | w s | и сверхъес- | концепция | организации | и обществом |
E | s | " тественным | свободной | от других ас | |
S; | воли | пектов обще | |||
s fi | ства | ||||
g | |J| | Прямая | Соответствует | Доброволь | Основная |
^ | связь | всей жизни; | ное членство | перемена | |
1 - S | между | концепция | в религиоз | в социальных | |
Ф | g ll | индивидом | веры | ной общине | системах |
^ §1 | и сверхъес | ||||
(U 3; | о S -i ff a " | тественной | |||
i | С | силой | |||
g | § | Личность | Поиск лично | В какой-то | Возможно |
s | § | и ее долг | стных этичес | мере членст | постоянное |
u | § | ких принципов | во в церкви, | совершенст | |
но главное - | вование всей | ||||
§ | личная | культуры | |||
s | ответствен | общества | |||
i & | ность | и ценностей | |||
S | личности | ||||
u |
Таблица 2. Стадии развития религии по системе Р. Белла
ряжение охотника под животных в процессе охоты дополнялось имитированием их движений, имитирование движений животных во время плясок дополнялось ряжением танцоров под животных». Охотничья маскировка на этой стадии уже выступает как мнимая деятельность, носящая в значительной мере условно-символический характер. Таким образом, танцы и пляски первобытных народов уже следует рассматривать как обрядово-символические действия.
В танцах и плясках подготовительная фаза предметно-практической деятельности и момент закрепления и передачи опыта выделилась в форму особого вида деятельности, были отделены от непосредственного трудового процесса, существовали до и после него Поскольку эти виды деятельности существовали в системе совокупной общественно-исторической деятельности и отношений, наряду с материальной деятельностью, поскольку их следует рассматривать как социальные идеальные формы общественно-исторической деятельности. В своих объективных формах выражения они выступают в качестве заместителя реальных практических действий, представляют эти действия в социальном взаимодействии. Коллективное участие в охотничьих обрядах плясок и танцев, во-первых, служило средством подготовки к будущей охоте через подражание повадкам животных, во-вторых, приобщало людей к коллективному опыту, в-третьих, создавало определенный эмоциональный настрой и вселяло уверенность в успех предстоящей охоты, и в-четвертых, формировало определенные стереотипы поведения, нацеливало людей в аналогичных ситуациях поступать строго определенным образом.
Существует ряд способов классификаций религий. Первый систематизирует религии по названиям, данным им представителями (протестантами, католиками и так далее). Другой способ (называемый системой Р. Белла) ориентируется на степень примитивности или сложности определенного типа религии. Этот вид классификации нам кажется предпочтительней. Р. Белла выделил пять следующих категорий религий: примитивную, архаическую, историческую, раннесовременную и современную (см. Таблицу 2).
В последние десятилетия в российском обществе наблюдается безумно небывалый дотоле интерес ко всему оккультному - магии, колдовству, экстрасенсорике, паранормальным явлениям, астрологии, уфологии 1 , нумерологии, хиромантии, эзотерике и т.п. Перечислять можно и дальше, ясно лишь одно: Дьявол распался на буквы и стал «Азбукой», чтобы сделать путь к себе увлекательным и как можно более заманчивым. Вполне понятно и не беспочвенно было беспокойство Святейшего Патриарха Алексия II, который в одном из телевизионных выступлений в 1991 году сказал: «Люди разучились различать духов» 2 . Плоды интереса к оккультным знаниям появились достаточно быстро и были очевидны - душевные болезни, психические расстройства, демоническая одержимость. Резонансно на эти явление отреагировала Русская Православная Церковь, где в последние два–три десятилетия, - как отмечает профессор МДА А. И. Осипов, - замечен взлет популярности практики экзорцизма 3 .
«В современной жизни, - по мнению русского психотерапевта Белорусова Сергея Анатольевича, - существует два основных направления работы с этим явлением - медицинское и теологическое. Медицинский подход рассматривает его как болезнь эпилепсию (психическую форму) и предлагает лечить человека. Теологический подход рассматривает его как одержимость нечистой силой и предлагает человека спасать путем ее «изгнания» 4 . Если обратиться к истории, то такое положение вопроса, оказывается, совсем не ново. В Средние века всякое «ненормальное» состояние человека рассматривалось как проявление одержимости. В XII в. медицина переживает период стагнации 5 , а потому излечением людей начинает заниматься Церковь, принимая на себя этиологическую 6 роль. Развитое религиозное сознание на фоне слабо развитой медицины приравнивало любую болезнь к одержимости 7 . К примеру, такая распространенная болезнь, как истерия в разные периоды времени признавалась то психическим заболеванием, то демонической одержимостью. С эпохи Ренессанса медицина постепенно возвращает прежние позиции: все болезни, как духовные, так и телесные, стали вновь входить в сферу ее компетентности, так как являлись естественными изменениями организма.
Одержимость была «костью», за которую еще долго грызлись медицина и Церковь. Вернемся в настоящее время и попробуем оценить современную ситуацию: возможен ли медицинский подход к явлению одержимости? Одержимость часто соотносят и путают с такими заболеваниями психики, как шизофрения, эпилепсия и истерия. Происходит так потому, что симптомы психических заболеваний и одержимости очень похожи. Если говорить в общем, то болезнь - это особое состояние человека, воспринимаемое как несчастье. Болезни не существуют в отрыве от человеческого тела, они воплощены в нем, но каждый человек имеет свой «опыт страдающего», что, конечно же, влияет на то, как он манифестирует свои болезни и расстройства. В древности, к примеру, идея «вселения» или «овладевания» была единственным доступным понятием для объяснения психического расстройства. При разных психических расстройствах, например шизофрении, больной верит, что в него кто-то вселился 8 . Изменение в личности одержимого характерно также для каждой из форм психической патологии. В тоже время, это еще не значит, что в каждом душевнобольном человеке обитает дьявол и его надо изгонять. Многие православные священнослужители, к сожалению, попросту не имеют элементарного медицинского образования. Более того, среди них находятся те, кто, опираясь лишь на личный опыт и интуицию, искушается возможностью признать человека одержимым, и, что еще хуже, попытаться провести над ним чин экзорцизма. Об этом, в частности, в феврале 2010 года в Москве сказал глава ОВЦС Московского патриархата, митрополит Иларион (Алфеев) на пресс-конференции после заседания Христианского межконфессионального консультативного комитета (ХМКК) стран СНГ и Балтии: «Иногда священнослужители отправляют на «отчитку» (есть у нас такая как бы неофициальная процедура изгнания бесов, которую выполняют некоторые духовники в некоторых монастырях) людей, которые на самом деле нуждаются просто в лечении или консультации психолога». По его словам, в более серьезных случаях даже священнослужителю бывает трудно отличить «духовные феномены» от «психических отклонений» 9 .
Владыка Лука (Войно-Ясенецкий) говорит: «Есть много видов душевных болезней, о которых никто не может сказать, что это одержимость бесовская, но, тем не менее, причины многих душевных болезней неизвестны ученейшим психиатрам. Не знаем мы и причины буйного помешательства, но несомненно, что в числе буйно помешанных есть известная доля подлинно бесноватых» 10 . Подобных взглядов придерживается Дмитрий Александрович Авдеев - московский врач-психиатр, психотерапевт, медицинский психолог. Он считает, что в Священном Писании бесноватые прямо и ясно отличаются от людей, одержимых душевными и телесными болезнями. Последние, как указано, развиваются от расстройства душевных сил, воображения, рассудка и т.п. 11
Однако, то было Средневековье. В настоящее время наблюдается другая крайность (особенно это касается медицины) - любое ненормальное состояние обозначается как психическое заболевание. Наука считает одержимость не более чем болезнью - в психиатрии даже существует понятие «бред одержимости». Правомерно ли это? Накопленный опыт относительно состояния одержимости показывает, что она не подчиняется законам формальной логики, не тестируется категориями «истинно–ложно», а потому такое понятие как «бред одержимости» становится размытым, поскольку утрачивается один из важнейших компонентов общепринятого определения бреда - несоответствие субъективных убеждений объективной реальности. В этом явно ощущается кризис медицины в ее взглядах на отношение к болезни. Олег Чабан, доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделением пограничных состояний Украинского НИИ социальной и судебной психиатрии говорит: «У нас в голове есть модель поведения: «Как себя вести при одержимости», прочитанная в книгах, газетах, увиденная в кино. Потому люди при экзорцизме кричат, как это и делают киногерои. При этом срабатывает «коллективное чувство»: сначала начинает кричать один человек, подхватывает второй, третий... Что касается бесов, которых видят священники, то это иллюзии и галлюцинации» 12 . Данное высказывание лишний раз подтверждает редуцированность мировоззрения современной медицины. И это несмотря на то, - пишет Дмитрий Викторович Михель в книге «Социальная антропология медицинских систем», - что в 1978 году Джордж Фостер и Барбара Андерсон предложили различать все медицинские системы на персоналистические и натуралистические. Согласно их мнению, первые из них опираются на представления о том, что причинами болезни могут быть сверхъестественные существа (божества), нечеловеческие существа (призраки, предки или злые духи) или люди (колдуны). Натуралистические же системы рассматривают болезнь как результат дисбаланса элементов тела 13 . Прошло более 30 лет с момента этого революционного призыва, но «поезд медицины» так и не сошел с рельсов натурализма, хотя тупик очевиден. В этой ситуации постановка диагноза «одержимость» для определения болезни, в рамках классической медицины, попросту невозможна. Объясним почему: во-первых, в современной медицине является общепризнанным то, что болезнь есть результат взаимодействия внешнего патогенного фактора и целостного организма 14 . Эта тавтология («масло масленое») свидетельство тех гносеологических потерь на пути развития медицины, о которых уже много лет сетуют в медицинском сообществе, несмотря на удивительные успехи на субклеточном уровне. Во-вторых, определение здоровья через оппозицию болезни и наоборот - определение болезни через оппозицию здоровью, онтологически неправомерно, потому что каждая из них развивается по своим собственным внутренним законам и человек может реализовывать себя как целостная личность. И, наконец, в-третьих, современная медицина феномены либо не фиксирует, либо с ними не работает. Причина, как видится нам в том, что медицина не может объяснить их природу, отчего ее мировоззрение, по сути своей, ущербно.
Итак, перед нами три источника и три составных части кризиса современной медицины: онтологическая пустота (относительно здоровья), редуцированность мировоззрения, ничтожность гносеологического инструментария. Сложно сказать, сможет ли медицина выйти из этого тупика. Возможно, что ей следовало бы сделать шаг исключительно в феноменологическую сторону, от болезни к страданию. Однако это уже другой вопрос.
И, все же, не так все плохо, когда есть люди, понимающие ущербность натуралистического мировоззрения медицины. Взаимоотношениям психиатрии и религии уделялось большое внимание в последних работах Дмитрия Евгеньевича Мелехова. Им установлен двоякий характер религиозного переживания. С одной стороны, оно может быть в случае патологии непосредственным отражением симптомов болезни, а с другой - проявлением здоровой личности, и тогда, даже при наличии болезни, вера в бога помогает человеку сопротивляться болезненному процессу, приспособиться к нему и компенсировать дефекты, внесенные болезнью в его личность 15 .
Ценное замечание делает В.Э. Пашковский: «Явления одержимости наблюдаются и в настоящее время. Их распространению способствуют низкий образовательный уровень, культурная среда, принадлежность к определенным религиозным движениям. Верования в овладение или демоническое влияние не могут однозначно интерпретироваться только как бред или как суеверие. Скорее их следует отнести к патопластическим факторам 16 , играющим определенную роль в формировании клинической картины психического заболевания» 17 . Если принять во внимание это мнение, то, пожалуй, мы можем говорить не о границе между одержимостью и психическим расстройством, а об их взаимовлиянии друг на друга или, лучше сказать, взаимопричинности: в первом случае, нежелание или невозможность признать свое психическое расстройство приводит человека к вере в свою «одержимость»; во втором - вера в «одержимость» становится фактором, способствующим зарождению и развитию психического расстройства. Происходит непростой процесс своеобразного амальгамирования, т.е. слияния. Ритуал экзорцизма в этом случае становится «буфером» между двумя состояниями, потому что, не устраняя одно из них, формирует второе.
В заключение приведем слова известного уже нам врача–психиатра, Д.А. Авдеева: «Терапия психических расстройств должна соответствовать причинам их возникновения. Как указано в «Основах социальной концепции»: «В соответствии с этим различением представляется одинаково неоправданным как сведение всех психических заболеваний к проявлениям одержимости, что влечет за собой необоснованное совершение чина изгнания злых духов, так и попытка лечения любых духовных расстройств исключительно клиническими методами». «Можно, - пишет он же, - выделить две основные обязанности священника в отношении больных: 1) побудить больного к врачебному обследованию и, в случае необходимости, к систематическому лечению и 2) помочь больному в борьбе с болезнью, в критическом осознании и преодолении своих аномалий характера и поведения» 18 .
Резюмируя все выше сказанное, становится понятным необходимость овладения священнослужителем соответствующими знаниями и подготовкой в области психологии и психиатрии. Ведь, как бывает чаще всего, именно священник становится первым человеком, который сталкивается с проявлением тех или иных психических расстройств. А, значит, от него зависит и то, как будет осознавать себя христианин - «одержимым» или требующим психотерапевтической помощи, о необходимости которой, с любовью и вниманием, ему должен сообщить пастырь Христов. Список использованных источников и литературы.
Литература и источники
- Авдеев Д. А. Душевные болезни: православный взгляд. М. : АСТ, 2007. 149 с.
- Бачерикова Н. Е. Клиническая Психиатрия. Киев, 1989. С. 509.
- Белорусов С. А. Психология и проблема бесоодержимости. /А. С. Белоусов // Журнал практического психолога. 2000. № 10/11. С. 25–51.
- Игина Ю. Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла. М. : Наука, 2009. 245 с.
- Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ. О духах злобы и наших сердцах / Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), Труханов М. (священник), И. А. Ильин. СПб. : Сатис, Держава, 2008. 29 с.
- Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни. М. : Свято-Филаретовская православно-христианская школа, 1997. 261 с.
- Михель Д. В. Социальная антропология медицинских систем: медицинская антропология. Саратов: Новый Проект, 2010. 80 с.
- Некрасов А. А. Живые мысли / А. Некрасов. М. : АСТ, 2010. 512 с.
- Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2010. 496 с.
- Пашковский В. Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями: Краткое руководство для врачей. СПб. : Издательский дом СПбМАПО, 2007. 144 с.
- Пронин М. А. Здоровье как онтологическая проблема: докл. конф. / Институт человека РАН. М., 2002. С. 77−82.Одержимость // День. 2010. 24 апреля. С. 13.
_____________________
1 Уфология (от англ. ufology) - интерес к НЛО.
2 Некрасов А. А. Живые мысли / А. Некрасов. М., 2010. С. 324.
3 Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. С. 285.
4 Белорусов С. А. Психология и проблема бесоодержимости. / А. С. Белоусов // Журнал практического психолога. 2000. № 10/11. С. 29.
5 Стагнация (от лат. stagnatio) - неподвижность, застой.
6 Этиология - (от греч. aitia - причина и logos - учение) - наука о причинах болезни.
7 Игина Ю. Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла. С. 145.
8 Шизофрения - серьезное прогрессирующее психическое заболевание, приводящее к расщеплению и дезорганизации психических функций, их грубому искажению и нарушению, а также к эмоциональному уплощению, оскудению с неадекватностью поведения и снижению энергетического потенциала. (Бачерикова Н. Е. Клиническая Психиатрия. Киев, 1989. С. 509.)
9 «Отчитку» часто нужно заменить работой психолога - митрополит Иларион. - Режим доступа: http://ria.ru/religion/20100204/207723687.html, свободный. - Проверено 04.06.2012.
10 Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ. О духах злобы и наших сердцах / Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), Труханов М. (священник), И. А. Ильин. СПб., 2008. С. 29.
11 Авдеев Д. А. Душевные болезни: православный взгляд. М., 2007. С. 56.
13 Михель Д. В. Социальная антропология медицинских систем: медицинская антропология. Саратов, 2010. С. 16.
14 Организм в переводе означает целостный и, таким образом, наблюдается некая тавтология, говорящая о кризисе - «целостная целостность». (Пронин М. А. Здоровье как онтологическая проблема: докл. конф. / Институт человека РАН. М., 2002. С. 79.)
15 Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни. М., 1997. С. 34.
16 Патопластический фактор (пато + греч. plastike - формирование, созидание) - фактор, способствующий более легкому «уходу» индивида в шизофренический процесс. (Патопластический фактор. Режим доступа: http://www.psixiatriya.ru/patoplasticheskij-faktor.html, свободный. Проверено 03.06.2012.)
17 Пашковский В. Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями: Краткое руководство для врачей. СПб., 2007. С. 50.
18 Авдеев Д. А. Душевные болезни: православный взгляд. М., 2007. С. 147.
В ФОКУСЕ ВНИМАНИЯ - СОВРЕМЕННАЯ МЕДИЦИНА.*
Теологический подход к медицинскому воздействию
, профессор, доктор философских наук,
зав. кафедрой биомедицинской этики РГМУ.
История христианства свидетельствует, что медицина никогда не была чужеродным образованием для православной культуры.
Раздел XI «Основ социальной концепции РПЦ» - «Здоровье личности и народа» - начинается с утверждения, что «попечение о человеческом здоровье - душевном и телесном - искони является заботой Церкви»1. Эта констатация основана на библейском отношении к медицине, которое выражено в книге Иисуса, сына Сирахова: «Почитай врача честью по надобности в нем; ибо Господь создал его, и от Вышняго врачевание... Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими. Для того Он и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими Он врачует человека и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли. Сын мой! В болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь, и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце... И дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен. В иное время и в их руках бывает успех. Ибо и они молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни» (Сир. 38:1-2, 4, 6-10, 12-14).
И в Новом Завете нет осуждения применения медицинских средств. Более того, профессия врача освящена Священным Преданием - один из учеников Христа, апостол Лука, был врачом. Врачевание - одна из профессий первых христиан, святых Космы и Дамиана, мученика Пантелеймона. История Церкви полна примерами, когда священники и даже епископы занимались врачеванием телесных недугов2. «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные... Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:12-13). «Исцеляйте больных», - научает Христос своих учеников (Лк. 10:9).
Именно «принадлежность» духовного и телесного врачевания православной культуре с особой остротой ставит сегодня вопрос о новых методах медицинского воздействия, которые не только отличаются от тех, что применялись в библейские времена, но и от тех, которые применялись в медицине вплоть до второй половины 20 в.
Со второй половины 20 в. изменения в медицинской теории и практике принимают принципиально новый характер. Новые возможности медицины связаны не столько с лечением, сколько с управлением человеческой жизнью. Современная медицина получает реальную возможность «давать» жизнь (искусственное оплодотворение), определять и изменять ее качественные параметры (генная инженерия, транссексуальная хирургия), отодвигать «время» смерти (реанимация, трансплантация, геронтология).
Согласуется ли новая медицинская практика с внутренним духом и строем Православия? Является ли «делом» Церкви в конце 20 в. медицина и все, что происходит с болеющим и страждущим современным человеком? Появление в «Основах…» к раздела XII – «Проблемы биоэтики» - связано с необходимостью ответить на нетрадиционные для православного богословия вопросы, вызванные «бурным развитием биомедицинских технологий»3.
Однако сам факт обращения Церкви к этим проблемам, воспроизводство и оперирование нетрадиционной для православия терминологией («репродуктивные права (аборт)», «сексуальность», «половые клетки» и т. п.) расценивается многими как явление церковного модернизма. Действительно, не симптом ли это перерождения ортодоксальности ортодоксии? Ответ на вопрос прост, и его можно найти в преамбуле раздела XII. Внимание Церкви к этим проблемам - это не попытка угнаться за модными умонастроениями, а выражение «глубокой пастырской озабоченности» возможностью духовно-нравственных и социальных последствий бесконтрольного применения биомедицинских технологий, активно вторгающихся в жизнь современного человека.
Проблемы биоэтики
Именно поэтому для Церкви таким значимым становится решение ею проблем биоэтики как системы знания о границах допустимого манипулирования жизнью и смертью человека. Выверка этих границ светом христианской нравственности чрезвычайно важна и актуальна, ибо применение новых биомедицинских технологий в России с каждым годом расширяется, но до сих пор осуществляется вне рамок необходимого правового регулирования. Поэтому вопрос о этическом самосознании врачей-практиков, ученых-исследователей и моральной ответственности пациентов за согласие на применение той или иной методики лечения приобретает в настоящее время особую важность. Нравственные убеждения людей остаются сегодня практически единственным способом регулирования применения новых биомедицинских технологий и защиты общества от разрушительных последствий их использования.
Но здесь встает другой принципиальный вопрос. В состоянии ли Церковь дать адекватные решения этой проблемы? И насколько предлагаемые ею рекомендации приемлемы для современного общества и человека?
Социологический опрос студентов-медиков (256 человек), проведенный кафедрой биомедицинской этики РГМУ весной 2001 г., показал, что хотя 70,7% студентов считают себя православными, тем не менее 39,8% считают допустимой эвтаназию (37,7% - против); 55% считают, что искусственный аборт делать можно (27,3% - против); допустимость фетальной терапии признают 60,2% (18,4% - против). Данные социологического опроса мы прокомментируем как свидетельство неспособности современной системы образования обеспечить духовно-мировоззренческий «запрос» учащихся адекватным гуманитарно-образовательным «предложением», а именно преподаванием теологии, содержательным уровнем таких дисциплин, как философия, религиоведение, этика, культурология. Не случайно, в полной мере отдавая должное роли образования в становлении личности врача, в «Основах...» отмечается, что «весьма важно ознакомление преподавателей и учащихся медицинских учебных заведений с основами православного вероучения и православно ориентированной биомедицинской этики»4.
В то же время существует возможность прокомментировать приведенные выше данные социологического опроса и как свидетельство ситуации «ножниц», то есть трагического расхождения «теории» православия и «практики» поведения людей. Здесь неизбежен вопрос: а может быть, биоэтические рекомендации «Основ...» расходятся не только с жизнью человека, но и принципиально неприменимы для современной медицины? Могут ли они рассматриваться как некое руководство для практического применения? Соответствуют ли эти рекомендации существующей в мире практике регламентации биомедицинских исследований?
Для получения конкретного ответа на поставленный вопрос сравним «Основы...» и главный международный документ, регулирующий практику современной биомедицины, - конвенцию о защите прав человека и достоинства человеческого существа в связи с использованием достижений биологии и медицины (Конвенция о правах человека и биомедицине; далее - Конвенция), принятую Советом Европы в 1997 г.
В статье 1 Конвенции говорится: «В области использования достижений современной биологии и медицины Стороны5 обязуются защищать достоинство и индивидуальную целостность каждого человека, гарантировать всем без исключения уважение личности, основных прав и свобод»6. Вряд ли можно утверждать, что данная позиция находится в противоречии с основными принципами отношения к человеку, изложенными в пункте 1 раздела XII «Основ...»: «Формулируя свое отношение к широко обсуждаемым в современном мире проблемам биоэтики, в первую очередь к тем из них, которые связаны с непосредственным воздействием на человека, Церковь исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божием, о неотъемлемой свободе и богоподобном достоинстве человеческой личности, призванной «к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3:14), к достижению совершенства Небесного Отца (Мф. 5:48) и к обожению, то есть причастию Божеского естества (2 Пет. 1I4)»7.
Статья 2 Конвенции утверждает, что «интересы и благо человеческого существа должны иметь преимущество перед интересами общества и науки»8. В «Основах...» констатируется: «Взаимоотношения врача и пациента должны строиться на уважении целостности, свободного выбора и достоинства личности. Недопустима манипуляция человеком даже ради самых благих целей»9.
В статье 3 Конвенции сказано, что «...стороны обязуются предпринять необходимые меры в целях обеспечения равной доступности медицинской помощи надлежащего качества для всех членов общества»10. В «Основах...» констатируется, что «Церковь призвана в соработничестве с государственными структурами и заинтересованными общественными кругами участвовать в выработке такого понимания охраны здоровья нации, при котором каждый человек мог бы осуществить свое право на духовное, физическое, психическое здоровье и социальное благополучие при максимальной продолжительности жизни»11 .
В статье 4 Конвенции подчеркивается: «В сфере здравоохранения всякое вмешательство, включая вмешательство с исследовательскими целями, должно осуществляться в соответствии с существующими профессиональными требованиями и стандартами»12. В «Основах...» констатируется, что «Церковь предостерегает от попыток абсолютизации любых медицинских теорий, напоминая о важности сохранения духовных приоритетов в человеческой жизни. Исходя из своего многовековой опыта Церковь предупреждает и об опасности внедрения под прикрытием «альтернативной медицины» оккультно-магической практики, подвергающей волю и сознание людей воздействию демонических сил. Каждый человек должен иметь право и реальную возможность не принимать тех методов воздействия на свой организм, которые противоречат его религиозны? убеждениям»13.
Помимо установочных положений нельзя не отметить общность взглядов и по конкретным позициям. Часть IV Конвенции - «Геном человека» - запрещает любую форму дискриминации по признаку генетического наследия (статья 11), ограничивает проведение тестирования только в целях охраны здоровья (статья 12), запрещает вмешательство в геном человека с целью изменения генома наследников данного человека (статья 13), вводит запрет на выбор пола (статья 14). В «Основах...» Церковь предупреждает, что «целью генетического вмешательства не должно быть искусственное «усовершенствование» человеческого рода и вторжение в Божий план о человеке. Поэтому генная терапия может осуществляться только с согласия пациента или его законных представителей и исключительно по медицинским показаниям» . Вмешательство в геном человека, направленное на его модификацию, является крайне опасным, ибо связано «с изменением генома (совокупности наследственных особенностей) в ряду поколений, что может повлечь непредсказуемые последствия в виде новых мутаций и дестабилизации равновесия между человеческим сообществом и окружающей средой». В «Основах...» предложено и решение проблемы генетического тестирования: «Успехи в расшифровке генетического кода создают реальные предпосылки для широкого генетического тестирования с целью выявления информации о природной уникальности каждого человека, а также его предрасположенности к определенным заболеваниям. Создание «генетического паспорта» при разумном использовании полученных сведений помогло бы своевременно корректировать развитие возможных для конкретного человека заболеваний. Однако имеется реальная опасность злоупотребления генетическими сведениями, при котором они могут послужить различным формам дискриминации. Кроме того, обладание информацией о наследственной предрасположенности к тяжким заболеваниям может стать непосильным душевным грузом. Поэтому генетическая идентификация и генетическое тестирование могут осуществляться лишь на основе уважения свободы личности»14.
«Основы...» и Конвенцию объединяет и позиция относительно недопустимости купли-продажи человеческих органов и тканей. «Тело человека и его части не должны в качестве таковых являться источником получения финансовой выгоды», - говорит статья 21 Конвенции15. «Церковь считает, что органы человека не могут рассматриваться как объект купли и продажи». И не только. «...Потенциальный донор должен быть полностью информирован о возможных последствиях эксплантации органа для его здоровья. Морально недопустима эксплантация, прямо угрожающая жизни донора. Наиболее распространенной является практика изъятия органов у только что скончавшихся людей. В таких случаях должна быть исключена неясность в определении момента смерти. Неприемлемо сокращение жизни одного человека, в том числе через отказ от жизнеподдерживающих процедур, с целью продления жизни другого»16 . Нельзя не обратить внимание на еще одну принципиальную позицию, которая объединяет Европейское сообщество и Русскую православную церковь. Это отношение к изъятию органов у лиц, неспособных дать согласие на изъятие органа. И именно в оппозиции к принципу презумпции согласия (не полученного, а предполагаемого согласия) как основе Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» 1992 г. находится РПЦ в союзе с рядом европейских государств, подписавших Конвенцию. Конвенция подчеркивает в статье 20: «Запрещается изымать органы или ткани у человека, который не в состоянии дать на это согласие»17. Церковь полагает, что «в случае, если волеизъявление потенциального донора неизвестно врачам, они должны выяснить волю умирающего или умершего человека, обратившись при необходимости к его родственникам. Так называемую презумпцию согласия потенциального донора на изъятие органов и тканей его тела, закрепленную в законодательстве ряда стран, Церковь считает недопустимым нарушением свободы человека»18. В ряду стран, стоящих на подобных консервативных позициях, находится Россия.
Статья 18 Конвенции гласит: «Запрещается создание эмбрионов человека в исследовательских целях»19. «Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются также все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов»20. Именно на признании человеческого достоинства даже за эмбрионом основана моральная оценка репродуктивных технологий и исследований in virto, осуждаемых Церковью.
Однако между этими двумя документами есть не только общность, но и различие. Вне пределов внимания Конвенции остались проблемы уничтожения человеческой жизни в начале ее возникновения (аборты), проблемы фетальной терапии (использование человеческих эмбрионов для изготовления лекарств), репродуктивных (вспомогательных) технологий, клонирования (искусственного создания человека с заданными параметрами), эвтаназии (умерщвление безнадежно больного человека по его просьбе с помощью медицинских средств).
В «Основах...» каждая из перечисленных тем - предмет пристального внимания. Первая и самая болезненная - это проблема катастрофического числа абортов в России, которая стоит в мире на втором месте (после Румынии) по количеству производимых операций по искусственному прерыванию беременности. Церковь «неизменно почитает своим долгом выступать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерожденные дети. Православная Церковь ни при каких обстоятельствах не может дать благословение на производство аборта». «Верность библейскому и святоотеческому учению о святости и бесценности человеческой жизни от самых ее истоков не совместима с признанием «свободы выбора» женщины в распоряжении судьбой плода»21.
Тем не менее, нельзя не отметить, что определенное влияние специфически российской «абортивной» реальности обнаруживается даже в «Основах...». Это относится к формулировке о терапевтических абортах (или абортах по медицинским показаниям)22. «В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности , особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь»23 . Данная формулировка может быть рассмотрена как форма косвенного признания и оправдания терапевтических абортов и в качестве таковой вступает в противоречие со строгой логикой христианского решения вопроса об абортах, которая включает в себя следующий ряд оснований: аборт по медицинским показаниям (или терапевтический аборт) является формой осознанного умерщвления ребенка, что вступает в противоречие со 2-м и 8-м Правилом Православной веры св. Василия Великого, согласно которому «умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению, как за убийство» 24. В толкованиях Правил специально подчеркивается отличие православного и ветхозаветного отношения к человеческой жизни, начало которой в ветхозаветной традиции связанно с возникновением черт человекоподобия у плода, а православная антропология этих различий не делает, связывая начало человеческой жизни с момента зачатия, о чем свидетельствуют Благовещение Архангела Гавриила и прославляемые Православной церковью зачатие праведной Анною Пресвятой Богородицы и зачатие Иоанна Предтечи.
Св. Иоанн Златоуст утверждает, что плодоизгнание - «нечто хуже убийства», ибо оно являет собой нарушение «первой и наибольшей заповеди» - заповеди любви25. Осознанное убийство своего дитя матерью ради спасения своей жизни - действие, не только нарушающее заповедь любви, но и действие, противоположное христианским представлениям,
Во-первых, о глубинной нравственной сути материнства,
Во-вторых, о непостыдной и достойной христианской смерти,
В-третьих, о роли жертвенной любви в человеческих отношениях.
Оправдание осознанного отказа от жертвенного отношения к своему ребенку со стороны матери - вопиюще по своей антихристианской сущности, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 13:15). Протоиерей Димитрий Смирнов в книге «Спаси и сохрани» пишет: «Ведь продлить себе жизнь ценой убийства собственного ребенка равносильно тому, чтобы матери съесть своего младенца, - такие случаи были в осажденном Ленинграде. Когда мать хочет сохранить свою жизнь за счет дитя - это каннибализм»26.
Нравственное богословие не может также отказаться и от морального принципа, имеющего непосредственное отношение к проблеме: «non sunt facienda mala ut veniant bona» (нельзя творить зло, из которого бы выходило добро).
Важно также обратить внимание на то, что сегодня в результате развития медицинской науки, успешно преодолевающей ранее трудноизлечимые заболевания, случаи, в которых действительно существует необходимость прерывания беременности по медицинским показаниям, встречаются крайне редко. Этот факт тем более ставит под сомнение целесообразность фиксирования внимания на этой проблеме, особенно в той форме, как она представлена в тексте «Основ...».
С признанием и оправданием терапевтических абортов с точки зрения логики православного вероучения действительно трудно согласиться. Оно противоречит и совести, как внутренней способности переживать и распознавать зло. Оно противоречит и разуму, как способности понимать и объяснять недопустимость терапевтического аборта. Такая формулировка вступает во внутреннее противоречие к следующей позиции, четко сформулированной и в самом тексте «Основ...»: «Канонические правила приравнивают аборт к убийству. В основе такой оценки лежит убежденность в том, что зарождение человеческого существа является даром Божиим, поэтому с момента зачатия всякое посягательство на жизнь будущей человеческой личности преступно»27.
Данная позиция является ключом к пониманию отношения православия к фетальной терапии. «Безусловно недопустимым Церковь считает употребление методов так называемой фетальной терапии, в основе которой лежат изъятие и использование тканей и органов человеческих зародышей, абортированных на разных стадиях развития, для попыток лечения различных заболеваний и «омоложения» организма. Осуждая аборт как смертный грех, Церковь не может найти ему оправдания и в том случае, если от уничтожения зачатой человеческой жизни некто, возможно, будет получать пользу для здоровья. Неизбежно способствуя еще более широкому распространению и коммерциализации абортов, такая практика (даже если ее эффективность, в настоящее время гипотетическая, была бы научно доказана) являет пример вопиющей безнравственности и носит преступный характер»28.
Универсальный моральный принцип «не убий» определяет и отношение Церкви к проблеме эвтаназии: «...Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20:13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. «Право на смерть» легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств .
Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соответствующие канонические правила, согласно которым намеренное самоубийство, как и оказание помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех»29.
Позиция Церкви находится в непротиворечивом согласии с универсальным запретом применения эвтаназии и оказания помощи при самоубийстве в современной культуре. Это следует из следующих международно-правовых обязательств: статьи 6 Декларации ООН о гражданских и политических правах, статьи 2 Европейского договора о правах человека. Данные документы отказывают властям, лицам и другим институтам (в частности, институтам здравоохранения) в праве лишать кого-либо жизни (за исключением известных чрезвычайных ситуаций). Запрет на применение эвтаназии содержится и в российском законодательстве - статья 45 «Запрещение эвтаназии», статья 60 «Клятва врача». Определение убийства в статье 105 УК РФ: «Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку»30 обнаруживает, что любое, даже самое изощренное оправдание и определение эвтаназии не может логически преодолеть пределы определения убийства.
К выдающимся достижениям научно-технического прогресса 20 в. многие относят технологию клонирования живых организмов, включая человека. Но есть и другое мнение. Оно заключается в том, что клонирование - это наглядное свидетельство регресса человечности. В чем заключается этот регресс? В «Основах...» дан предельно четкий ответ:
«Клонирование в еще большей степени, чем иные репродуктивные технологии, открывает возможность манипуляции с генетической составляющей личности и способствует ее дальнейшему обесцениванию. Человек не вправе претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них генетические прототипы, определяя их личностные характеристики по своему усмотрению. Замысел клонирования является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности. «Тиражирование» людей с заданными параметрами может представляться желательным лишь для приверженцев тоталитарных идеологий»31. Отношение Церкви к клонированию является убедительным примером и свидетельством того, как Церковь пытается преодолеть печально известный, упрощенный и «воинственный» стереотип противопоставления науки и веры. С позиций Церкви вера и разум способны существовать в непротиворечивом согласии.
Знание о благоустроении мира невозможно без веры в это благоустроение и без веры в способность человека овладевать миром через «духовную причинность», т. е. со знанием того, что «Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом» (Притч. 3:19). Именно Божия Премудрость устроения мира лежит в основании того, что понятие «закон», как принцип построения научного знания, изначально являлось и понятием нравственного сознания, принципом устроения человеческих взаимоотношений. Клонирование, или искусственное оплодотворение, или любая другая технология не совместимы с Православием не в качестве новых научных достижений, а по причине забвения и несохранения морального смысла деятельности ученого.
За свое отрицательное отношение к клонированию Церковь вновь принимает в свой адрес обвинения в консервативности, вновь Церковь воспринимается как «тормоз» и «препятствие» на пути прогресса. Тем не менее, сегодня есть все основания полагать, что общество все же движется к пониманию того, что Церковь, выражая свое отрицательное отношение к клонированию, видит себя, прежде всего как «тормоз» и «препятствие» на пути регрессии нравственности, на пути зла, алчности и насилия, которые, к сожалению, сопряжены с бездуховностью человека, вовлеченного в производственные ритмы технического прогресса.
Мы отдаем себе отчет в том, что такая позиция Церкви воспринимается многими как весьма жесткая. При этом нельзя не отметить, что такое восприятие - это особенность современного российского общества. Для Европы, напротив христианские представления - это традиционная форма выработки отношения ко многим проблемам. В значительной степени они определяют то, что в Европе уже в течение десятилетий действуют законы, регулирующие применение биомедицинских технологий. А декларации и другие этические документы международных и национальных медицинских ассоциаций распространены в обществе и доступны каждому. Сравнительный анализ двух документов - Конвенции Совета Европы и «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» - был проделан в рамках данной статьи не случайно. Он обнаруживает, что позиции РПЦ значительно ближе к европейским ценностям, нежели к стереотипам российского общественного сознания, затемненного до сих пор «родимыми пятнами» воинствующего атеизма .
В силу политических обстоятельств Россия в 21 в. лишь начинает вступать в европейское пространство, которое исторически является христианским по своему духовному основанию. И процесс этого вступления непрост. «Основы...» - это серьезное достижение Церкви, которая вносит значительный вклад в это движение.
Литература:
1. Основы... С. 67.
2. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Н.-Новгород, 1996. Т. 2. С. 48.
3. Основы... с. 73.
4. Основы... С. 68.
5. Сторонами настоящей Конвенции являются государства - члены Совета Европы и другие государства, подписавшие настоящую Конвенцию.
6. Конвенция Совета Европы по биоэтике // Биомедицинская этика / Под ред. . М.: Медицина, 1997. С. 18.
7. Юсновы... С. 73.
8. Конвенция. С. 19.
9. Основы... С. 69.
10. Конвенция. С. 19.
11. Юсновы... С. 69. 12
12. Конвенция. С. 19.
13. Основы... С. 70.
14. Основы... С. 78.
15.Конвенция. С. 29.
16. Основы... С. 80.
17. Конвенция. С. 23.
18. Основы... С. 80-81.
19. Конвенция. С. 23.
20. Основы... С. 77.
21. Основы... С. 74.
22. Терапевтический аборт - это уничтожение ребенка в случае конфликта между жизнью матери и плода, это аборт, во время которого уничтожается плод, чтобы спасти мать.
23. Основы... С. 74.
24. Правила Православной церкви с толкованием епископа Далматинско-Истринского. Спб., 1912. Т. 2. С. 376, 386.
25. Св. Иоанн Златоуст. Избр. творения. Издательский отдел Московской патриархии. М., 1994. С. 790.
26. Спаси и сохрани. М., 1997. С. 35.
27. Основы... С. 73.
28. Основы... С. 81.
29. Основы... С. 82-83.
30. Уголовный кодекс Российской Федерации. М., 1997. С. 389.
31. Основы... С. 79.
*Печатается по: О социальной концепции Русского Православия. Институт комплексных социальных исследований РА-во «Республика», 2002, с. 156-172.