Львов годы правления. Львовы (князья). «Русский Вашингтон» — Князь Львов. Толстовец из Рюриковичей

Отец: Евгений Владимирович Львов Мать: Варвара Алексеевна Львова
(ур. Мосолова) Супруга: Юлия Алексеевна Бобринская

Князь Гео́ргий Евге́ньевич Львов (21 октября [2 ноября ] , Дрезден - 7 марта , Париж) - русский общественный и политический деятель; после Февральской революции был назначен временным комитетом Госдумы председателем Временного правительства (фактически главой государства).

Биография

Представитель княжеского рода Львовых (Рюриковичи). Отец - князь Евгений Владимирович Львов (1817-1896), алексинский уездный предводитель дворянства , мать - Варвара Алексеевна Мосолова (1828-1904). Семья, по дворянским меркам, не была богатой; в Тульской губернии владели имением Поповка . Старший брат Алексей с 1896 возглавлял Московское училище живописи . Другой брат, Владимир , руководил с 1901 Московским главным архивом МИДа.

Георгий Евгеньевич Львов окончил частную Поливановскую гимназию в Москве (1881) и юридический факультет Московского университета (). Тульский помещик, работая в судебных и земских органах Тульской губернии , он очень скоро завоевал широкую известность как земский деятель; председатель Тульской губернской земской управы (1903-1906), участник земских съездов. Земляк князя Лев Толстой , знавший всю семью Львовых, одобрял его деятельность.

С 1911 года - член Московского комитета партии «прогрессистов» (ранее, с 1905 года, состоял в партии кадетов). В 1913 году, после отставки Н. И. Гучкова , Г. Е. Львов был избран Московской городской думой кандидатом на должность московского городского головы , но не был утверждён в должности министром внутренних дел Н. А. Маклаковым . Это событие стало началом длительного конфликта между московским городским самоуправлением и правительством. После Г. Е. Львова Московская дума в 1913 году ещё дважды избирала кандидатов (С. А. Чаплыгина и Л. Л. Катуара), которые не были затем утверждены правительством.

Жизнь после Октябрьской революции

После Октябрьской революции поселился в Тюмени , зимой 1918 года был арестован, переведён в Екатеринбург . Через 3 месяца Львова, и ещё двоих арестантов (Лопухина и князя Голицына) выпустили до суда под подписку о невыезде, и Львов тут же покинул Екатеринбург, пробрался в Омск , занятый восставшим Чехословацким корпусом . Образованное в Омске Временное Сибирское правительство во главе с П. Вологодским поручило Львову выехать в США (так как считалось, что именно эта держава способна оказать самую быструю и действенную помощь антибольшевистским силам) для встречи с президентом В. Вильсоном и другими государственными деятелями для осведомления их о целях антисоветских сил и получения помощи от бывших союзников России в Первой мировой войне. В октябре 1918 года приехал в США. Но Львов опоздал - в ноябре того же года Первая мировая война закончилась, началась подготовка к мирной конференции в Париже , куда и переместился центр мировой политики. Не добившись никаких практических результатов в США, Львов вернулся во Францию , где в 1918-1920 годах стоял во главе Русского политического совещания в Париже . Стоял у истоков системы бирж труда для помощи русским эмигрантам, передал в их распоряжение средства Земгора , хранившиеся в Национальном банке США. Позднее от политической деятельности отошёл, жил в Париже , бедствовал. Зарабатывал ремесленным трудом, писал мемуары.

Память

Напишите отзыв о статье "Львов, Георгий Евгеньевич"

Примечания

Мемуары

Воспоминания. М .: Русский путь, 1997; второе издание, 2002.

Литература

Князь Георгий Львов. Возвращение имени. Калуга: Фридгельм, 2006.
Петрушин А. // Тюменский курьер: газета. - Тюмень, 4-5 мая 2011. - № 75-76 .
Полнер Т. И. Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича Львова. Личность. Взгляды. Условия деятельности. М .: Русский путь, 2001.

Ссылки

Иоффе Г. З. // «Наука и жизнь », 2006, № 4.



Комитет министров Российской империи

Совет министров Российской империи

Временное правительство

Белое движение

РСФСР

Советский Союз

Российская Федерация

¹ возглавлял правительство в качестве Президента



Российская империя (1802-1917)

Временное правительство (1917)

Белое движение (1918-1919)

РСФСР (1917-1931)

Советский Союз (1934-1960)

РСФСР (1955-1966)

Советский Союз (1966-1991)

РСФСР (1989-1992)

Российская Федерация (с 1992)



I созыв

II созыв

– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова. Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены. – Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы. Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова. – Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув. – Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис. Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга. – Как видишь, – сказал он. – Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам. И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п. – О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином. Борис поморщился. – Ежели непременно хочешь, – сказал он. И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина. – Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он. Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом. – Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя… – Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому. – Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом. – Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис. Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты. – Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо. – А что? – Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он… В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться. – Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол. – Зачем ты это бросил? – спросил Борис. – Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме! – Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя. – Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду. – Отчего же? – спросил Борис. – Лакейская должность! – Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис. – А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов. – Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте. – Зачем? – Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру. – Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом. Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса. Старик Гаврило принес вино. – Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу. – Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой. – Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис. Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира. – Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех. Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки. – Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов. Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это. В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях? – Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.

ЛЬВОВ ГЕОРГИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ

(род. в 1861 г. – ум. в 1925 г.)

Один из лидеров кадетской партии в России и Февральской революции 1917 г., первый премьер-министр Временного правительства революционной России.

Имя первого премьер-министра революционного демократического Временного правительства России Георгия Львова сегодня известно только специалистам. Головокружительная политическая карьера 55-летнего князя Львова, происходящего из рода Рюриковичей, закончилась бесславным забвением. Уже через год после его отставки мало кто вспоминал о «всероссийском революционном князе-правителе».

Георгий Евгеньевич Львов родился 21 октября 1861 года в Дрездене, куда обедневшая княжеская семья Львовых уехала после продажи имения. В Россию Львовы смогли вернуться лишь через несколько лет, когда получили наследство – имение в Тульской губернии. В 1886 году Георгий Львов закончил юридический факультет Московского университета и был назначен членом Епифанского присутствия по крестьянским делам, позже он служил земским начальником, был членом губернского присутствия в Туле, избирался гласным Тульской земской управы, а в 1900 году стал ее председателем. В 1890-е годы и в начале XX века князь Львов – типичный русский либеральный помещик и капиталистический предприниматель. В его мировоззрении причудливым образом сочеталось славянофильство и западничество, масонство и толстовство, и в то же время он считался в обществе «человеком с безупречной репутацией».

Политическая карьера князя-либерала началась в 1904 году, когда в разгар Русско-японской войны он отправился на Маньчжурский фронт во главе земских медико-продовольственных отрядов в качестве главноуполномоченного земских управ. Львов не только организует питание и медицинскую помощь для солдат, но и лично участвует в сражениях. В знак протеста против бюрократии и войны он публично отказался от дарованной ему царем медали «За Маньчжурию». Сохраняя независимость, Львов поддерживал тесные связи с лидерами либерального движения, вступил в «Союз освобождения» и в партию кадетов, занимался объединением земств в единую общероссийскую организацию.

После Манифеста 17 октября 1905 года премьер-министр Витте предложил Львову пост министра земледелия. С аналогичным предложением обращался к нему и новый премьер – Столыпин. Но Львов выдвинул условия своего сотрудничества – созыв Учредительного собрания, политическая амнистия, отмена смертной казни, предоставление оппозиции половины министерских портфелей. Для властей это было неприемлемо.

В Первую Государственную думу 1905 года Львов был избран от Тульской губернии как представитель блока местных кадетов и октябристов. В Думе он возглавлял Продовольственную комиссию. Выступал с осуждением революционного террора. После роспуска Первой Государственной думы Львов принял участие в революционном совете в Выборге, но отказался подписывать воззвание с призывами к гражданскому неповиновению. В 1906 году он не прошел во Вторую Государственную думу и с головой окунулся в земскую работу. В Москве Львов избирается гласным городской думы, побеждает на выборах городского головы, но его кандидатуру не утвердил министр внутренних дел. Вскоре Георгий Евгеньевич становится главноуполномоченным Всероссийского земского союза помощи больным и раненым солдатам и офицерам, лидером Всероссийского союза городов, лидером союза земств и городов – Земгора.

Совсем недавно появились сведения о том, что Львов принадлежал к масонской ложе «Великий восток народов России». В 1907 году он вступает в ложу «Малая Медведица». Благодаря своему «масонству» Львов наладил связи с «триумвиратом»: Керенский – Терещенко – Некрасов. Именно триумвират и поддержка Гучкова обеспечили Львову пост премьера в революционном правительстве. Уже в 1916 году он рассматривался масонами как ключевая фигура в политической жизни, а императрица требовала от мужа «…выслать Львова в Сибирь».

В первые дни Февральской революции 1917 года кандидатура Львова была предложена думским комитетом на пост революционного премьера и согласована с руководителями исполкома Петроградского Совета, а 2 марта 1917-го был издан последний царский указ о назначении Львова председателем Совета министров. Георгий Евгеньевич стал премьер-министром и одновременно министром внутренних дел именем революции и волеизъявлением государя-императора.

Такой выбор в дни всеобщего хаоса объяснялся умением Львова идти на компромиссы, отсутствием амбициозности и диктаторских замашек. Но в кризисной ситуации он оказался политически бессильным, неуверенным, безынициативным. Правительству Львова не удалось предложить действенных мер по борьбе с экономическим кризисом и анархией. «Князь был уклончив и осторожен: он реагировал на события в мягких, расплывчатых формах и отделывался общими фразами», удивлял «устало-пришибленным видом», «был воплощением пассивности», – сетовали современники. Своим заместителем на время отлучек из Петрограда Львов оставлял министра юстиции Керенского, влияние которого на него было чрезвычайно велико.

Временное правительство под председательством Львова утвердило ряд важнейших актов, касающихся гражданских и политических прав населения: указы о всеобщей политической амнистии и отмене смертной казни, отмена всех сословных, национальных, религиозных ограничений; оно выпустило «Воззвание о земле», в котором признавалась необходимость срочной подготовки земельной реформы. Львов выступил с предложением включить в состав правительства меньшевиков и эсеров.

Уже в мае 1917-го Георгий Евгеньевич был готов подать в отставку, выйти из Временного правительства. В начале июля 1917-го большевики спровоцировали массовые вооруженные выступления в Петрограде. Львов впал «…в состояние ужасной депрессии. Он лишь ожидал моего приезда, чтобы выйти из правительства», – вспоминал Керенский. 7 июля 1917-го Львов подал в отставку, ссылаясь на несогласие с декларацией министров-социалистов, которые предлагали до созыва Учредительного собрания объявить Россию республикой, распустить Думу и Государственный совет, принять эсеровские земельные законопроекты, провести предложения социалистов по рабочему вопросу и госрегулированию промышленности. Львов бросил «служение России» в критический момент, когда партия Ленина уже «показала свои зубы», проведя 3–4 июля вооруженные манифестации в столице под лозунгом «Долой Временное правительство!»

Львов был убежден, что для того чтобы спасти положение, надо разогнать Советы и применить силу. Но сам князь не хотел, да и не умел этого. Он считал, что Керенский сможет «умиротворить Россию». Но Керенский, как и Львов, полагал, что революция должна быть «бескровной». Выйдя в отставку, Георгий Евгеньевич отправился на богомолье в Оптину пустынь, а после Октябрьского переворота отпустил бороду и под чужим именем уехал в Сибирь и поселился в Тюмени.

28 февраля 1918 года Львов был арестован чекистами и доставлен в Екатеринбург. Его заключили в тюрьму поблизости от того места, где под домашним арестом содержался Николай II и его семья. Однако, в отличие от царя, Львову удалось бежать в расположение белогвардейских войск. В октябре 1918 года как представитель белого Сибирского правительства и адмирала Колчака Львов отправился в США, рассчитывая добиться помощи оружием и деньгами для «белого дела». Однако переговоры не увенчались успехом. В конце 1918 года, уже в Париже, Львов создал «Русское политическое совещание», объединившее бывших послов бывшего Временного правительства.

В эмиграции Георгий Евгеньевич возглавлял «Российский земско-городской комитет» и вел очень скромный образ жизни. Летом он бродил по французским деревням, нанимался работать на фермы, шил из кожи бумажники и портфели. А незадолго до смерти взял в аренду небольшой участок земли с яблоневым садом и превратился в обычного французского крестьянина.

Из книги 100 великих психологов автора Яровицкий Владислав Алексеевич

Из книги Советские инженеры автора Иванов Л Б

В.Ильин Ростислав Евгеньевич АЛЕКСЕЕВ Хороша Волга… И когда лежит не шелохнется в сияющей радости полдня. И когда долгая ночь кутает реку в черное покрывало, и цветные огни бакенов, буев, импульсные отмашки и бортовые огни судов кажутся россыпями самоцветов. И когда

Из книги 99 имен Серебряного века автора Безелянский Юрий Николаевич

Из книги Белый фронт генерала Юденича. Биографии чинов Северо-Западной армии автора Рутыч Николай Николаевич

Бибиков Георгий Евгеньевич ПолковникРодился 6 апреля 1881 г. Из потомственных дворян, уроженец Владимирской губернии. Православного вероисповедания.Зачислен в пажи-кандидаты Высочайшего Двора 24 ноября 1890 г. Определен в Пажеский корпус из 1-го Кадетского корпуса 18 ноября

Из книги Люди и взрывы автора Цукерман Вениамин Аронович

Леонтьев Михаил Евгеньевич Генерал-майор Генерального штабаРодился 8 ноября 1881 г. Окончил Пажеский Его Величества корпус и Николаевскую академию Генерального штаба (1908 г.).Из Пажеского корпуса выпущен 1 сентября 1900 г. корнетом в Лейб-гвардии Драгунский полк. Произведен в

Из книги 100 знаменитых евреев автора Рудычева Ирина Анатольевна

АКАДЕМИК ИГОРЬ ЕВГЕНЬЕВИЧ ТАММ Он не входил, а скорее вбегал в лабораторию - маленький, быстрый, с добрыми внимательными глазами. Здоровался со всеми, на ходу произнося: «Ну, что у вас нового, товарищи?»Это была Казань военного времени. Год 1943-й. Большинство эвакуированных

Из книги Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания автора Фейнберг Евгений Львович

ЖАБОТИНСКИЙ ВЛАДИМИР ЕВГЕНЬЕВИЧ Настоящее имя – Зеев Вольф Ионов(род. в 1880 г. – ум. в 1940 г.) Писатель, журналист, переводчик, видный деятель сионистского движения. Свободно владел русским, французским языками, ивритом. Долгие годы имя Владимира Евгеньевича

Из книги Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна автора Лубченков Юрий Николаевич

ТАММ Игорь Евгеньевич (1895–1971)

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И автора Фокин Павел Евгеньевич

Глава временного правительства князь Георгий Евгеньевич Львов 1861–1925 Родился 21 октября 1861 года в Дрездене. Из старинного княжеского рода, из ярославской ветви династии Рюриковичей.В 1885 году окончил Юридический факультет Московского университета. С 1887 года Георгий

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р автора Фокин Павел Евгеньевич

Из книги Золотые звезды курганцев автора Устюжанин Геннадий Павлович

Из книги автора

КОРШ Федор Евгеньевич 22.4(4.5).1843 – 16.2(1.3).1915Филолог, академик Петербургской академии наук (1900). Профессор классической филологии Московского и Новороссийского университетов. Преподавал античную словесность в Московском университете (с 1869) и персидскую филологию в

Из книги автора

ЛАНСЕРЕ Евгений Евгеньевич 23.8(4.9).1875 – 13.9.1946Живописец, график, театральный художник. Член объединения «Мир искусства». Сотрудничал в журналах «Мир искусства», «Золотое руно», «Аполлон», «Зритель», «Жупел», «Адская почта», оформлял альманах «Факелы». Иллюстрации к книгам

Из книги автора

НЕЛЬДИХЕН Сергей Евгеньевич наст. фам. Ауслендер;1891–1942Поэт. Член 3-го «Цеха поэтов». Публикации в альманахе М. Кузмина «Абраксас» (1922–1923). Стихотворные сборники «Ось» (Пг., 1919), «Органное многоголосье: 1. Праздник (Поэма-роман. Ч. 1). 2. Треть года (Стихи)» (Пг., 1922), «Праздник

Из книги автора

ЧЕРЕМУХИН Александр Евгеньевич Александр Евгеньевич Черемухин родился в 1915 году в Кургане в семье рабочего. По национальности русский. Член КПСС с 1943 года.После окончания шести классов неполной средней школы поступил в Курганское железнодорожное училище. С 1935 года

— председатель первого Временного правительства — к этому назначению не стремился. Человеком он был деятельным, хорошим организатором, но по натуре очень мягким, а правительственная должность неизбежно требовала жесткости, от которой интеллигентный князь всегда уклонялся. Дважды ему удавалось избегать министерских портфелей: сначала Витте предлагал пост министра земледелия, затем Столыпин пост министра внутренних дел. Однако на фоне бурных февральских событий уклониться от ответственности князь не счел возможным. Сам Львов говорил, что никогда не думал "сделаться министром". "Меня сделали, — вспоминал он. — Разве я хотел этого?"

К тому же у нас редко вспоминают, что вместе со своей отставкой Николай II назначил и нового председателя Совета министров. Выбор был, конечно, продиктован уже Временным комитетом Думы, но государь против предложенной кандидатуры не возражал, а только вздохнул: "Ах, Львов… Хорошо — Львов". И подписал документ.

Как признает кадет , он "24 часа боролся" во Временном комитете Думы за князя, чтобы не допустить во власть своего старого соперника Родзянко. Так что на посту главы Временного правительства (ему же достался и портфель министра внутренних дел) Львов оказался как фигура компромиссная. Этот известный всей стране земец, отчасти либерал-западник, отчасти славянофил, пропитанный духом толстовства, протестов не вызывал ни у кого. Более того, поначалу в обществе его назначение вызвало восторг, а сам он от прессы получил почетное звание "русского Вашингтона".

Впрочем, фамилия Львова возникла, конечно, не случайно. Уже с 1916 года имя князя постоянно фигурировало в оппозиционных списках членов "ответственного министерства", которое должно было заменить существующее "правительство бюрократов". Известность Львову принесла Русско-японская война. В мае 1904 года в Маньчжурию выехали сотни уполномоченных от земских организаций во главе со Львовым, где под огнем — прямо на позициях или в ближайшем тылу — они создавали передвижные госпитали, походные кухни, эвакуационные пункты.

Позже в годы первой мировой Львов занимался тем же самым. Просто полномочий и денег у него стало больше: к этому времени князь уже возглавлял объединенный комитет Земского союза и Союза городов, так называемый ЗЕМГОР.

Не государство, а Всероссийский земский союз помощи больным и раненым военным стал главной организацией, занимавшейся тогда оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежды и обуви для армии (в ее ведении находилось 75 поездов и 3 тысячи лазаретов).

Оппозиционером князя сделали не столько книги, хотя он и преклонялся перед своим земляком Львом Толстым, сколько сама жизнь. Получив юридическое образование, князь начал свою работу в Тульском окружном суде. Здесь же в 1891 году произошло и его первое столкновение с властью: князь вступился за жестоко наказанных крестьян, что привело к отставке. Огрехи, которые выявила Русско-японская война, любви к власти ему не прибавили. Львов восхищался царем-освободителем Александром II, но не испытывал ни малейшего уважения к его наследникам.

Мыслей "взорвать систему" у князя никогда не было, а вот постепенно (эволюционно) "приподнять" Россию он хотел. Львов полагал, что главная задача — содействовать "постепенному обновлению общественного строя в целях устранения из него господства насилия и установления условий, благоприятных доброжелательному единству людей". Звучит возвышенно, но крайне неопределенно. Тем не менее земство, с которым связал свою жизнь князь, занималось как раз конкретными делами: лечило, учило, строило и создавало в провинции зачатки местного самоуправления. При этом властный центр не столько помогал земству, сколько мешал, а потому постепенно политика проникла и в земскую среду.

Оппозиционером стал и потомок Рюриковичей, вошедший в либеральный Союз освобождения, ядром которого стал журнал "Освобождение", издававшийся за границей Петром Струве. Это было влиятельное издание, в котором печатались философ Николай Бердяев, академик Владимир Вернадский, историк Евгений Тарле, юрист Анатолий Кони.

Есть даже версия, что Львов участвовал в некоем заговоре, чтобы посадить на трон , популярного тогда в войсках. С толстовством Львова подобная интрига согласуется, правда, плохо, но… в реальной жизни всякое бывает.

Несмотря на свою бурную земскую и оппозиционную деятельность, не раз князь, человек глубоко верующий, оглядываясь по сторонам, впадал в отчаяние. Даже хотел удалиться в Оптину пустынь, однако старцы уговорили его вернуться в мир, где он еще мог сделать немало добра. Чем Львов и занимался: в Думе возглавил врачебно-продовольственный комитет. На деньги правительства и благотворителей создавал пекарни, столовые, санитарные пункты для голодающих, погорельцев и малоимущих.

Помогал переселенцам в Сибирь и на Дальний Восток. А для изучения переселенческого дела в 1909 году съездил в США. Выводы, которые сделал князь, на мой взгляд, многое говорят об этом человеке. "Только такой культ организованной работы на широком и глубоком фундаменте политической жизни мог создать в короткое время такие громадные богатства", — пишет Львов. Но тут же замечает, что духовные интересы американцев "скрыты в железных сундуках банков". "На меня это отсутствие проявления духовной, внутренней жизни действовало удручающим образом".

Трудно сказать, кто мог бы справиться с тяжелейшим положением в стране после Февраля во главе Временного правительства, но точно не Львов.

Милюков, который столь настойчиво добивался его назначения, позже называл премьера "шляпой". "Гамлетовская нерешительность, прикрытая толстовским непротивленчеством — это было прямо противоположно тому, что требовалось от революционного премьера", — писал кадет. Члены правительства требовали от премьера решительных, даже жестких действий, а он предпочитал оппонента уговаривать.

Между тем, в острейшей ситуации того периода уговоры помочь, конечно, не могли. Да он и сам это понимал. Накануне отставки Львова секретарь записал его слова: "Для того чтобы спасти положение, надо разогнать Советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать. Керенский сможет".

И снова удалился в Оптину пустынь. После Октября был под арестом, но повезло — бежал: уехал в США, потом во Францию, где и умер.

Как рассказывал писатель Марк Алданов, "после его кончины оказалось, что похоронить бывшего главу правительства не на что".

К премьерству "русского Вашингтона" можно предъявить массу претензий. Но не стоит забывать, что именно при нем Россия получила то, о чем столь долго мечтала: полную политическую амнистию, отмену всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений, провозглашение всеобщих выборов в органы местного самоуправления, подготовку выборов в Учредительное собрание, равноправие женщин и многое другое.

За границей от русских эмигрантов самых разных идеологических взглядов князю перепало немало упреков. Отчасти справедливых, отчасти — нет.

На критику, а то и откровенную брань в свой адрес Львов реагировал с горькой иронией: "Ну да, конечно. Ведь это я сделал революцию, я убил государя и всех… Все я…"

Мечтал о "доброжелательном единстве людей". Красивая мечта, но не вышло. А у кого получилось?

Георгий Львов родился 21 октября 1861 года в городе Дрезден, Германия. Представитель княжеского рода Львовых. Отец - князь Евгений Владимирович Львов, алексинский уездный предводитель дворянства, мать - Варвара Алексеевна Мосолова. Семья, по дворянским меркам, не была богатой; в Тульской губернии владели имением Поповка. Старший брат Алексей с 1896 возглавлял Московское училище живописи. Другой брат, Владимир, руководил с 1901 года Московским главным архивом МИДа.

Окончил частную Поливановскую гимназию в Москве и юридический факультет Московского университета. Тульский помещик, работая в судебных и земских органах Тульской губернии, он очень скоро завоевал широкую известность как земский деятель; председатель Тульской губернской земской управы, участник земских съездов. Земляк князя Лев Толстой, знавший всю семью Львовых, одобрял его деятельность.

В 1901 году князь Львов в Богородицкой усадьбе женился на младшей дочери владельца поместья, графа А.П.Бобринского, Юлии. Род Бобринских происходит от внебрачного сына Екатерины II. Избранница князя была слабого здоровья и умерла через два года, детей у них не было.

Участник земского оппозиционного кружка «Беседа» и либерального движения «Союз освобождения».

Львов был избран в Государственную думу I созыва. В думе Львов возглавил врачебно-продовольственный комитет с широкими благотворительными целями: на деньги правительства и российских и зарубежных финансовых организаций создавались пекарни, столовые, санитарные пункты для голодающих, погорельцев и малоимущих. Занимался оказанием помощи переселенцам в Сибирь и на Дальний Восток России. Для изучения переселенческого дела Львов в 1909 году посетил США и Канаду.

С 1911 года - член Московского комитета партии «прогрессистов». В 1913 году, после отставки Н.И.Гучкова, Г.Е.Львов был избран Московской городской думой кандидатом на должность московского городского головы, но не был утвержден в должности министром внутренних дел Н.А.Маклаковым. Это событие стало началом длительного конфликта между московским городским самоуправлением и правительством. После Г.Е.Львова Московская дума в 1913 году еще дважды избирала кандидатов, которые не были затем утверждены правительством.

В Москве в 1914 году на съезде, подготовленном московским земством и с участием земских представителей от всей России, создан «Всероссийский земский союз помощи больным и раненым военным» - его возглавил Львов. За короткий срок эта организация помощи армии, с годовым бюджетом в 600 млн руб., стала основной организацией, занимавшейся оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежды и обуви для армии.

Через год этот союз объединился со Всероссийским союзом городов в единую организацию - ЗЕМГОР. C 1915 по 1917 год Львов возглавлял объединенный комитет Земского союза и Союза городов, боролся и с коррумпированностью, и с политизацией ЗЕМГОРа. На съезде земских деятелей в сентябре 1915 года он заявил: «Столь желанное всей стране мощное сочетание правительственной деятельности с общественностью не состоялось».

С 1916 года имя Львова стало фигурировать во многих списках членов «ответственного министерства» или «министерства доверия», которое должно было заменить существующее «правительство бюрократов».

Временным комитетом Государственной думы 2 марта 1917 года Львов был назначен министром-председателем и министром внутренних дел первого Временного правительства, возглавлял также первое коалиционное правительство. Стоит отметить, что вместе с отречением от престола император Николай II подписал указ о назначении Львова председателем Совета министров марта 1917 года, но указ был оставлен без внимания.

Провал июньского наступления и организованное большевиками июльское восстание привели к правительственному кризису. 7 июля 1917 года Львов ушел в отставку с постов главы кабинета и министра внутренних дел. Временное правительство возглавил военный и морской министр Керенский.

После Октябрьской революции поселился в Тюмени, зимой 1918 года был арестован, переведен в Екатеринбург. Через 3 месяца Львова, и еще двоих арестантов выпустили до суда под подписку о невыезде, и Львов тут же покинул Екатеринбург, пробрался в Омск, занятый восставшим Чехословацким корпусом.

Образованное в Омске Временное Сибирское правительство во главе с П.Вологодским поручило Львову выехать в США для встречи с президентом В. Вильсоном и другими государственными деятелями для осведомления их о целях антисоветских сил и получения помощи от бывших союзников России в Первой мировой войне.

В октябре 1918 года приехал в США. Но Львов опоздал - в ноябре того же года Первая мировая война закончилась, началась подготовка к мирной конференции в Париже, куда и переместился центр мировой политики. Не добившись никаких практических результатов в США, Львов вернулся во Францию, где в 1918-1920 годах стоял во главе Русского политического совещания в Париже. Стоял у истоков системы бирж труда для помощи русским эмигрантам, передал в их распоряжение средства Земгора, хранившиеся в Национальном банке США. Позднее от политической деятельности отошел, жил в Париже, бедствовал. Зарабатывал ремесленным трудом, писал мемуары.

Георгий Евгеньевич Львов скончался 7 марта 1925 года в Париже и был погребен на Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Из всех государственных руководителей за последние 100 лет, бесспорно самый малоизвестный - князь Георгий Львов (1861-1925), возглавлявший Временное правительство России с марта по июль 1917 года, до Александра Керенского. Даже о Константине Черненко, 13 месяцев занимавшем пост генерального секретаря КПСС в 1984-1985 гг., вспоминают и говорят чаще. Так что же это была за фигура в нашей истории? Почему и за какие заслуги именно на него, после отречения последнего императора, была возложена почетная, но тяжелейшая обязанность возглавить Временное правительство воюющей России? И почему Георгий Львов в итоге не справился с теми задачами, которые ставили перед ним время и судьба?

Георгий Евгеньевич Львов родился 21 октября 1861 года — в год отмены крепостного права. Семья его происходила из древнейшего рода Рюриковичей, но ко времени его появления на свет уже была совсем не богата. Отец Георгия Евгеньевича, Евгений Владимирович — был близок к славянофилам, служил уездным предводителем дворянства в Тульской губернии и поддерживал реформы Александра II.

Молодой Георгий Евгеньевич Львов бывал в домах, куда приходили Иван Аксаков, Владимир Соловьев , Федор Достоевский, Лев Толстой , Василий Ключевский, он впитал в себя и западничество, и славянофильство, и толстовство.

Окончив юридический факультет Московского университета в 1885 г., Львов начал работать в судебных и земских органах Тульской губернии. Примкнул к земскому либеральному движению, стремившемуся содействовать развитию России «снизу», на местах прокладывая дороги, обустраивая школы, больницы и приучая людей к самоуправлению. Был избран председателем Тульской губернской земской управы (1903-1906), участвовал во всероссийских земских съездах, требовавших народного представительства и гражданских свобод.

Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. впервые ярко проявился тот раскол между земством и государством, который станет решающим в судьбе князя Львова. Он стал одним из лидеров движения двух десятков земств из различных регионов империи, предложивших властям свою безвозмездную поддержку для воюющей, плохо снабженной и не имеющей тылов армии. К огромному изумлению земцев, их предложения об отправке волонтеров для работы в тылу, о создании полевых госпиталей, просто о материальной помощи фронту неоднократно отвергались. Николай II, министр внутренних дел Плеве и другие первые лица империи страшно боялись общественной инициативы, едва ли не сильнее, чем поражения своей армии и победы Японии. Они боялись, что координируя свои усилия и создавая общеземские отряды, земство превратится в политическую силу, структуру, альтернативную правительству и более эффективную, чем правительство.

В апреле-мае 1904 года, после личной встречи с императором Николаем, Львову удается отправить на Дальний Восток 8 земских врачебно-продовольственных отрядов, в том числе и два — из его родной Тульской губернии. Сам он приехал в Харбин в качестве главноуполномоченного земства. Впрочем, его полномочия были весьма эфемерны: в любой момент каждое его решение могло быть пересмотрено или отменено властями. Прибыв в Китай, на севере которого, в Маньчжурии, и разворачивались основные боевые действия, Львов и приехавшие с ним врачи, фельдшеры, медсестры с огромной энергией и рвением, в тяжелейших бытовых условиях, приступили к созданию полевых лазаретов и тыловых госпиталей. Создавались земскими отрядами также и полевые кухни, обеспечивавшие бойцов едой.

Так возникла всероссийская известность Львова. Георгия Евгеньевича, лично работавшего наравне с другими земцами в полевых условиях, спавшего порой на полу вагона, преодолевавшего естественное на первых порах недоверие военных чинов, в России чествовали как настоящего героя, подвижника.

Прощаясь с общеземской организацией, главнокомандующий армией Н.П. Линевич сказал: «Приехав сюда, вы увидели в земских лазаретах большое число больных и раненых и видели рядом хорошо обставленные лазареты военно-санитарного ведомства почти пустыми. Я хочу отметить, чем это обусловливалось. В военно-санитарных лазаретах солдат всегда чувствовал себя только солдатом, а в земских отрядах он чувствовал себя не только солдатом, но и сознавал себя человеком. Вот почему солдаты всегда стремились и желали быть помещенными в земские лазареты. За такого рода отношение к больным и раненым воинам прошу вас передать мою особенную благодарность всему медицинскому и служебному персоналу земских отрядов».

В 1906 году Георгий Львов становится членом Партии кадетов и избирается в Первую Государственную думу от города Тулы. Его рассматривали как одного из возможных кандидатов в «ответственное правительство», о котором вели переговоры часть окружения императора и кадетская партия. Однако, когда эти переговоры окончились неудачей и роспуском I Государственной думы, Львов, не имеющий большого интереса к партийной и парламентской политике, возвращается к общественной деятельности и земской работе.

В 1913 году Московская городская дума избирает князя Львова городским головой Москвы, но министр внутренних дел отказывается утверждать его в должности.

В июле 1914 во главе с князем Львовым создается Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам. Через год союз объединяется с Всероссийским союзом городов в единую организацию — Объединенный комитет Земского союза и Союза городов (Земгор). За короткий срок эта организация помощи фронту во время Первой мировой войны становится основной организацией, занимавшейся оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежды и обуви для российской армии. В первые же месяцы войны земство под руководством Львова создает госпитали, рассчитанные на 150 тысяч раненных, а через некоторое время число мест достигает 200 тысяч, что в точности отвечало задачам, которые ставились государством.

240 тысяч полотнищ для солдатских палаток, 60 миллионов теплых вещей для армии, закупка в США 3 миллионов пар сапог, 1 миллиона 700 тысяч пар ботинок — всё это и сбор денег на эти задачи было работой Земгора и князя Львова. За первые четыре месяца войны было закуплено медикаментов на 1 245 780 рублей. И это было лишь начало: к началу 1917 года закупки медикаментов обходились в 1 миллион рублей ежемесячно, а на 1917 год было запланировано собрать и использовать для медицинских и гигиенических нужд более 17 миллионов 400 тысяч рублей.

Как отмечает историк Т. Полнер: «К этому времени среди учреждений Земского союза действовали уже два собственных завода в Москве, изготовлявших предметы медицинского снабжения. Один из них, завод санитарной техники с 700 рабочими, представлявшими 12 цехов, производил различных предметов оборудования на 4 миллиона рублей в год по ценам ниже рыночных на 15, 20 и даже 40 процентов. Другой завод — химико-фармацевтический, переделанный из купленного Земским союзом пивоваренного завода, начал функционировать с июля 1916 года. Постепенно расширяясь и увеличивая производство под руководством лучших профессорских и технических сил Москвы к июлю 1917 года он производил уже продуктов на 300 000 руб. в месяц».

К концу 1916-го годовой бюджет одного лишь Земского союза достиг 600 миллионов рублей и продолжал расти. В 1914 году все земства России ассигновали на военные нужды 12 миллионов рублей, а в 1915 году — 32 миллиона. Работа такой огромной машины, действующей на основе общественного энтузиазма, требовала от ее руководителя безукоризненной честности и исключительной точности в финансовых делах. Львов от имени союзов приобретал заводы и другие предприятия, как прямо работавшие на фронт, так и способные приносить средства для помощи армии. Понемногу, убедившись в чрезвычайной эффективности Земгора, государство стало выделять ему деньги, чтобы он самостоятельно решал важнейшие задачи обеспечения фронта.

При этом, с точки зрения высшей бюрократии, общественные организации, являлись добром лишь отчасти. Недоверие царского правительства к любой общественной инициативе отражалось на работе Комитета. Организации мешали под различными благовидными предлогами. Многие оптимальные решения принимались с большим опозданием или и вовсе отвергались. Огромной проблемой, которую земцы не могли решить без поддержки государства, были многочисленные беженцы из районов боевых действий, уезжавшие от войны вглубь страны, где ничего не было готово к их появлению и отдельные от властей усилия Земгора не могли решить проблему целиком. Правительство не было готово ни взять ответственность на себя, ни создать возможности для общественных организаций действовать вполне самостоятельно.

Огромное подозрение вызвало у властей готовность земства снарядить и отправить на фронт 80 тысяч землекопов и плотников, которые под руководством квалифицированных инженеров и техников строили бы укрепления, рыли окопы и траншеи.

На собрании земских уполномоченных 12-14 марта 1916 года князь Львов говорил: «Мы пережили за полгода, что не виделись с вами, много огорчений во всех областях нашей деятельности. Это было тяжелое полугодие решительного натиска власти на общественность. Они наносили свои удары в забвении великого дела победы и нравственного долга перед родиной. Напомню вам наиболее крупные из них. Отказ в приеме избранной вами депутации, поход на союзы по поводу отчетности, отнятие дела попечения о беженцах, запрещение созыва нашего собрания. Не буду останавливаться на бесконечном ряде более мелких. Все, кто работают, знают, что мелкие толчки и уколы создают атмосферу работы, и атмосфера, созданная ими для нас, господа, для нашей работы, не может быть названа иначе, как удушливой.

Теперь мы должны сказать — факт разрушения внутреннего единства страны налицо. Власть не обновлена, постоянно сменяющиеся новые люди у власти не изменили ее в сущности. Напротив, они последовательно друг за другом только понижали ее достоинство. Отечество, действительно, в опасности. Мы не занимаемся политической борьбой. Наша политика творится самым фактом нашей работы, имеющей государственное значение. Политику и политическую борьбу ведут против нас те, кто не занят делом спасения родины, а спасением своих личных позиций.

Слава Богу, господа, отпадение от общей народной жизни, от общих народных стремлений, правительственной власти не мешает небывалому единодушию всех истинных сынов России. В полном единении с армией и с народными представителями мы должны помнить, что и наша работа — есть государственная работа. Не потому, что мы делаем дело правительственной власти и ее учреждений, а потому, что мы выковываем в этой работе единство общественных сил и государственное могущество».

Общественный деятель М.В. Челноков, сподвижник Львова, в сердцах говорил в одной из правительственных комиссий: «Теперь вы нас зовете, просите помочь, охотно отпускаете средства. Пройдет немного времени, и вы начнете уже бороться и мешать нам. А окончится тем, что вы всегда делаете с общественными организациями, вам неугодными, — вы будете стремиться предать их суду. Почти все эти стадии уже прошли — осталась только последняя».

Запланированный на 9 декабря 1916 года съезд Земского и Городского союзов был запрещен правительством. Придирки и запреты власти толкали даже весьма умеренного Львова, мало интересовавшегося собственно политикой, к мнению о необходимости смены политического строя для победы в войне.

2 марта 1917 года, после отречения Николая II, временным комитетом Государственной Думы князь Львов был назначен министром-председателем и министром внутренних дел первого Временного правительства. Именно как блестящего менеджера, неподкупного и эффективного организатора сложнейшей работы, со всероссийской известностью, его выдвинули на пост главы правительства, по сути — главы новой России.

Однако князь не был готов к интригам между различными партиями в Правительстве и Советами. Он был настроен заниматься хозяйством и организацией полноценного снабжения фронта, отдавая вопрос будущего государственного устройства Учредительному собранию, выборы которого готовились. Но слишком многим силам в политической борьбе того времени национальное объединение для победного завершения мировой войны не было по-настоящему интересно, они боролись за власть в России и потому внимание главы правительства постоянно отвлекалось на вопросы этой внутриполитической борьбы.

3-5 июля в Петрограде произошли так называемые «Июльские волнения», проходившие при активном участии большевиков и анархистов. Многие историки рассматривают эти события как первую попытку большевистского переворота.

Столкнувшись с вооруженными мятежниками на улицах, правительство Львова применило силу. Погибло 40 человек (24 со стороны Временного правительства и 16 восставших), ранено было около 770. Это стало еще одной, едва ли не последней каплей, переполнившей чашу терпения министра-председателя. 7 июля в 2 часа дня Георгий Евгеньевич связался по телефону с председателем Государственной Думы Михаилом Владимирович Родзянко и сообщил о своей отставке:

«Я утром сего дня на заседании Временного Правительства заявил, что ухожу, т.к. по долгу совести и той присяги, которую принимал, вступая в Правительство, я не могу согласиться с той программой, которую новое Правительство должно проводить <…> Я сделал все, что мог: уступки, задержки, торговля, но уж когда прямо потребовали социалистических пунктов, я счел своим долгом уйти. Нельзя работать, т.к. много лжи.»

Уйдя в отставку, князь Львов удалился от политики. После Октября был арестован, три месяца провел в тюрьме, откуда смог выбраться почти чудом. В дальнейшем, уже эмигрировав, Георгий Евгеньевич занимался все последние годы своей жизни тем, что лучше всего умел: организацией общественной работы — сначала для снабжения Белой Армии, затем для объединения и взаимной поддержки российских эмигрантов. Его довольно раннюю, в 63 года, смерть связывали с перенапряжением от огромных объемов работы, которые привык выполнять Львов в течении всей своей жизни.

Изучая жизнь и судьбу первого главы Временного правительства России, мы можем убедиться, что драматический разрыв между государством и обществом, отчуждение и непонимание, недоверие властей к выдающимся общественным деятелям, запоздание с их приходом на ответственные посты уже сыграли роковую роль в истории страны век назад. Сегодня мы повторяем многие из уже единожды совершенных ошибок.

Smart Power Journal публикует текст речи Георгия Евгеньевича Львова, которую он планировал произнести на съезде Земского и Городского союзов 9 декабря 1916 года.

Мы не виделись с вами девять месяцев. Со времени последнего собрания нашего 12 марта изменились соотношения государств, изменились соотношения воюющих народов, произошли громадные изменения в их духовной жизни, изменились отдаленные и близкие исторические горизонты; не изменилось только наше правительство. Его война с общественными силами, сперва затаенная, затем открытая, ведется им вне всякого соответствия с мировыми событиями и вне зависимости от участия нашего государства. Пусть потом несчастия затопят нашу родину, пусть великая Россия станет данницею немцев, лишь бы им сохранить свое личное, старое благополучие. 15 месяцев назад нас не допустили сказать монарху искреннего слова предостережения о надвигавшейся тогда грозной опасности гибельного разрушения того внутреннего единства, которое было провозглашено в самом начале войны с высоты престола как единственный верный залог победы. Им было страшно слово правды, которое мы бережно, осторожно несли из глубины народного сердца к престолу. Им было страшно соприкосновение царя с народом. Они испугались нас, поглощенных высокопатриотической работой на спасение родины, до такой степени, что запретили нам собираться и обдумывать наше патриотическое дело. Под видом забот о твердости царской власти они разрушают самые ее основы. Все силы власти своей они направили на устранение общественных сил от великого и сложного дела организации страны для победы, не выполняя сами самых важных и прямых обязанностей в этой области. Путем разрушения народного единства и сеяния розни они неустанно готовят почву для позорного мира; и вот уже не в предчувствии грозной опасности, а в состоявшемся полном разрыве идеала русского народа с действительной жизнью мы должны теперь сказать им: «Вы злейшие враги России и престола; вы привели нас к пропасти, которая развернулась перед Русским царством». Господа, то, что мы хотели 15 месяцев тому назад с глаза на глаз сказать вождю русского народа, теперь говорит в один голос громко вся Россия. Поистине нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. То, что мы говорили в ту пору шепотом, на ухо, стало теперь общим криком всего народа и перешло уже на улицу.

Но нужно ли теперь нам повторять то, что кричат на улицах? Нужно ли оценивать то, что уже оценено всеми? Нужно ли нам называть имена тайных волхвов и кудесников нашего государственного управления? Довольно... Каждому уже отмерено мерою народного суда по достоинству. Едва ли правильно останавливаться на чувствах негодования, презрения, ненависти. Не эти чувства укажут нам путь спасения. Оставим презренное и ненавистное. Не будем растравлять ран души народной! Общее положение нашего отечества сознано теперь всеми. Отечество в опасности. От Государственного совета и Государственной думы до последней землянки все чувствуют это одинаково. Всех охватила одна великая тревога за отечество. Высокое, святое чувство за родину-мать объединило всех, и в нем надо искать спасения.

Что же нам делать! Отдадим себе отчет в нашем собственном положении, в наших силах и в нашем долге перед родиной в смертельный час ее бытия. Оглянемся назад на пройденный нами путь, взглянем на нашу путеводную звезду. Не для борьбы с правительством позвали нас к государственным делам, и надо быть справедливыми, господа, к самим себе. Русская общественность не потерялась перед неожиданностью поставленных перед нею задач, не растерялась и перед растерянностью и бессильем власти. Я не собираюсь излагать перед вами историю роста нашей общественной, государственной работы от первого робкого миллиона до миллиарда рублей, покрывшего сложной сетью общественных организаций все фронты и всю внутреннюю Россию. Вы лично прошли этот тяжелый путь государственного труда под непрестанным обстрелом враждебной к нашей работе власти. Я хочу только указать вам на тот факт, что по мере роста участия народных сил в деле спасения родины росла и враждебность к общественным силам власти. Мы исполняли наш долг; все, что не одолевал сделать старый аппарат государственной власти, делали мы, общественные силы. Но в этом, все возрастающем росте горячей общественной работы на мировом пожаре, в этой организованной общественности власть видела и видит не радостное спасительное явление, а личную себе гибель, гибель старому строю управления. Как будто общественная работа, неразрывно связанная с подвигами армии на спасение родины, участи армии и о путях к победе. Они ведут борьбу за власть в своих руках, а мы — за целость, величие и честь России. Страна совершенно равнодушна к борьбе за власть и к происходящим личным переменам. Она давно утратила веру в возможность восстановления нарушенного правительством величавого образа душевной цельности и согласия жизни государственной переменой лиц. Страна жаждет полного обновления и перемены самого духа власти и приемов управления.

Куда же ведет нас наша путевая звезда, наш долг, долг истинных сынов родины? Когда историческая судьба призывает весь народ к государственной работе, а власть стала совершенно чуждой интересам народа, тогда ответственность за судьбу родины должен принять на себя сам народ. В такие роковые минуты нечего искать, на кого возложить ответственность, а надо принимать ее на самих себя. К ответственности призывается сама душа народа.

Удары судьбы всегда собирали народную душу, и она, только она одна и никто другой выводили всегда страну из опасности. Для спасения отечества требуется совершение национального подвига. И какое же может быть сомнение в том, что народ совершит его? Для здорового государства нет безвыходных положений. Нужно только соответственное напряжение энергии, ума, воли и любви к родине. Когда сознание опасности проникает в душу народную, охватывает всех и каждого, тогда выход из опасности находится.

Разве мы задумывались в момент объявления войны, когда немцы двинулись на нашу землю? Всем было ясно, что нужно делать; и что было нужно, было сделано, было достигнуто великое единение сил, и немцы остановлены. А после великого отступления от Карпат к болотам Полесья разве не было сделано то, что казалось совершенно невозможным? Разве армия не обеспечена теперь снарядами? Так повелевает совесть поступить и теперь, когда мы переживаем великое падение власти. Мы уже пережили ту грозу, которую мы с таким волнением и трепетом ожидали 15 месяцев тому назад, грозу отпадения власти от жизни народной. Власть уже отделилась от жизни страны, она не стоит во главе победного духа народного. Народ ведет войну, напрягая свои силы без руководства власти. Власть бездействует, ее механизм не работает, она вся поглощена борьбой с народом. Старая государственная язва розни власти с обществом покрыла собой, как проказой, всю страну, не пощадив и чертогов царских, а страна и молит об исцелении и страдает. Разве не сознаем мы, что над нами сбываются слова Евангелия: «Царство, разделившееся в самом себе, опустеет»? Разве не чувствуем мы, что великое царство наше разделилось само в себе, что разделение это проходит снизу доверху и дошло до самого сердца, до самого источника власти? В такие минуты, господа, нужны прежде всего самообладание и спокойствие. Нужна вера в силы России и мудрость народа. Нужна ясная цель и определенная воля к ней. Мы взывали к власти, мы указывали на пропасть, к которой они ведут царство и царя. Теперь, на самом краю пропасти, когда, может быть, осталось несколько мгновений для спасения, нам остается только воззвать к самому народу, к Государственной думе, законно представляющей весь народ русский, и мы взываем к ней. Душа народная скорбит смертельно и тоскует, как в смертных муках. Прислушайтесь к ним, поймите их, не расходитесь и найдите, не останавливаясь ни перед чем, пути спасения родины! Будем все на страже тяжко раненного властью нашего дорогого отечества и спасем его! Ибо никто уже спасти его не может, кроме самого народа. Только высокий подъем духа народного, только национальный подвиг могут спасти наше погибающее отечество. Вдохнем же в него новые силы, подымем его на высоту духа, перед которой не устоят никакие препятствия, откуда бы они ни шли, на нашем последнем пути к конечной цели нашей, к победе над врагом и к спасению целости, величия и чести родины!

Оставьте дальнейшие попытки наладить совместную работу с настоящей властью! — они обречены на неуспех, они только отдаляют нас от цели. Не предавайтесь иллюзиям! Отвернитесь от призраков! Власти нет, ибо в действительности правительство не имеет ее и не руководит страной. Безответственное не только перед страной и думой, но и перед самим монархом, оно преступно стремится возложить на него всю ответственность за управление, подвергая тем страну угрозе государственного переворота. Им нужен ответственный монарх, за которым они прячутся, — стране нужен монарх, охраняемый ответственным перед страной и думой правительством. И да сбудутся слова Писания: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главой угла!»

При подготовке материала использована книга Т. Полнера «Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича Львова». М.: Русский путь, 2001. Иллюстрация: Фонд Русское либеральное наследие