Как стать католичкой. Из католичества в православие

05.03.2014

В 21-м веке разнообразием религий и вероисповеданий никого не удивишь. Более того, сменить веру стало нормальным (и даже где-то модным) явлением. Но для присоединения к одной из основных религий мира - католицизму важно понимание ее основ и постулатов.

Условия для принятия католицизма

Католический священник при выявлении прихожанами желания принять его религию обязательно уточнит следующие моменты:
— во-первых, верит ли человек в Иисуса Христа и учения святого Евангелия? Готов ли прихожанин познать силу учителя не только в земной жизни, но и небесной;
— во-вторых, принимает ли человек необходимость исповедоваться, как основной постулат веры?
При этом непосвященным объяснят, что важнейший символ католической веры - Никейский, который признанный таковым уже более 17 веков. Символом веры считается свод норм, что определяют вероисповедание как таковое. Главный тезис католической веры - неоспоримый авторитет единой церкви во всей вселенной. Это святая церковь Христа. Тут важно уяснить один простой постулат: вера в Иисусову Церковь настолько священна и важна, сколько вера в самого Сына Божьего. Именно об этом и твердит Никейский символ веры.
Выводы из всего сказанного: тот, кто верит в Христа, доверяет ему свои чистые помыслы и благородные поступки, должен с благодарностью принимать наставления Церкви Христа. В мирской жизни это означает обращение к Церкви по всем вопросам морали и нравственности, неоспоримая вера пастырям и духовным наставникам, участие в Поместных соборах (вселенских - по возможности).

Как сменить одну христианскую религию на другую?

На просторах нашей родины проживают люди разных религий и конфессий. Но основной религией все-таки остается православие. С рождения мы подвергаемся христианским обрядам неосознанно, скажем, без нашей воли нас крестят. Но католическая вера признает основные таинства, произведенные по православному обычаю (крещение, венчание и прочие). Это означает, что дублировать их при смене веры не нужно.
Первым шагом на пути к католицизму является общение со священником ближайшего прихода. Святому Отцу стоит объяснить, что вы хотите стать членом общины, рассказать почему.
Бывает, что сразу после беседы священник даст задание прочесть Никейский символ веры, после чего можно считать себя католиком.
Правда, бывает и более сложный путь вхождения в католическую общину - прохождения курса обучения Писанию и Преданию. Этот курс изучения в католицизме называют катехизацией.


После описания структуры служб стоит задаться одним исключительно важным вопросом — пожалуй, центральным для этой книги. Вопрос был сформулирован одной из читательниц первой версии этой книги до ее выхода...



Полацак, 15 ліпеня 2007 г. Дарагія браты і сёстры! 1. Вялікі дзякуй кожнаму з вас, хто сёньня прыйшоў сюды “разам праслаўляць Госпада”. Дзякуй тым з вас, хто ў мінулыя дні ахвярна прайшоў шлях ХІІІ Пілігрымкі беларускіх...



Каждый крещёный человек носит на груди крестик с изображением Христа. Это не украшение, не знак отличия, это — символ веры. Крестик, который человек получает при крещении, надо носить всю жизнь. Снимать его...

Я православный и был крещен с детства. Думаю принять католицизм. Могу ли я его принять и каким образом? То есть, каков будет процесс и насколько это долго? Ведь я уже крещен, но Православный, а у нас с Католической Церковью особой разницы нету, как брат и сестра. Я, если честно, очень редко хожу в нашу церковь, если только на Пасху. Но я думаю, мне ближе Католичество, у меня совсем другие взгляды.

Вячеслав

садовник, программист, Чело"Век"

Топки, Кемеровская область

Уважаемый Вячеслав, довольно странный вопрос Вы обращаете к православному священнослужителю - о том, как Вам покинуть Православную Церковь и стать католиком. Вряд ли Вы можете ожидать, во-первых, поощрения этого поступка, а во-вторых - инструкций, как Вам в данном случае действовать. Если уж Вы примете такое решение, то за разъяснениями Вам следует обращаться к той конфессии, куда Вы предполагаете направить свои стопы.

Не стремлюсь оказать на Вас никакого мировоззренческого давления, но просто задам вопрос, который Вы сами себе повторите: Вы хотите стать католиком вместо православного потому, что сравнили догматы веры, пришли к твердому убеждению, что Папа Римский есть наместник Христа на земле, преемник князя апостолов, верховный первосвященник Вселенской Церкви? Что он есть гарант церковной истины, и его веро- и нравоучительные суждения, высказанные особенным образом - ex cathedra - являются безошибочными? Вы убеждены, что Дух Святой исходит от Отца и Сына, а не только от Отца, как мы провозглашаем в Никео-Константинопольском Символе Веры? Путем тщательного разбора Вы пришли к взгляду, что чистилище и индульгенции есть необходимая часть христианского учения о спасении? И многое другое. Или Вам понравилось нечто иное? Скажем, органная музыка, внешний вид священнослужителей, эстетика католического богослужения?

Если первое - то, не разделяя этого выбора, я не могу не отнестись к нему с уважением. Если второе или какие-то другие косвенные причины (скажем, бывает, что люди за супругой переходят в другую веру или по каким-то практическим соображениям жизненного порядка), - то это не очень основательный фундамент для принятия такого ответственного решения, как смена веры. Это шаг такой, перед которым нужно семь раз отмерить, или даже семижды семь раз, прежде чем один раз отрезать. Да и тот факт, что Вы и прежде в Православной Церкви не были усердны ни в изучении основ веры, ни в посещении богослужений, не вселяет уверенности в серьезности Вашего решения. Так что подумайте прежде крепко.

Тридцатишестилетний кубинец архимандрит Иероним (Эспиноза) был известным ученым-химиком и выпускником католического богословского учебного заведения. Однажды он случайно попал на службу в православный храм и после этого резко изменил свою жизнь, принял монашество и посвятил себя служению Православной Церкви

– Католик с высшим теологическим образованием, окончивший семинарию, неожиданно принимает православную веру. Более того – его рукополагают в сан православного священника. Как же такое случилось?

– Это было действительно неожиданно. Если бы за десять лет до этого мне сказали, что однажды я покину Римо-католическую церковь и перейду в другую конфессию, тем более в Православие, – я бы не поверил. Я говорю «тем более в Православие», потому что в католических церковных кругах Кубы о православии почти ничего не знали, а когда о нём всё-таки заходила речь, в связи с ним непременно упоминали беспорядок, невежество и отступление от веры! Церковное образование я получил у иезуитов, известных своей особой преданностью папскому престолу.

Я абсолютно уверен, что мое обращение было промыслительным. Первый раз я пришёл в православный храм св. Николая в Гаване с любопытством студента, изучающего древнегреческий язык, – хотел найти там древние тексты и ни о чём более не помышлял. Но тогда, в час Вечерни, я понял (не столько умом, сколько душой), что существует нечто другое, именно то, чего мне не хватало столько времени в католических службах, хотя я этого и не осознавал. Так я постепенно стал приближаться к Православию и всё серьёзнее изучать его.

– Как мог сменить веру католик с теологическим образованием?

– В первую очередь благодаря молитве. Мне очень помогли Отцы Церкви – читая их труды, я постепенно начал понимать многое и видеть некоторые вещи в другом свете.

– Обрели ли вы душевное спокойствие и совершенство приближения ко Христу после перехода в другую Церковь?

– Душевное спокойствие – определённо. Именно это является причиной моего обращения, потребность в богословских изысканиях появилась уже потом. В Православии я нашёл то, чего мне не хватало в латинской церкви, в Православии я нашёл духовную, эсхатологическую составляющую. В католической церкви сильнее составляющая катехизаторская, позитивистская, академическое знание. Ей недостаёт элемента духовного и священнотаинственного. Я не говорю, что образование не важно, напротив, как академическое, так и духовное образование вкупе с молитвой помогают нам в нашем пути к Богу, но прежде всего – именно молитва, непрестанная молитва.

– Если Христос – Единый, Неделимый и Неразделённый, как мы можем утверждать, что наша вера более правильна (так сказать, мы Его «правильнее славим»)?

– Я лично могу предложить вам такой опыт. Оставим на мгновение богословие и рассмотрим проблему с точки зрения нерелигиозного человека. Мы проведём этот опыт в практических целях. Я спрошу: какая Церковь из всех церквей и сект мира происходит непосредственно от апостолов и самого Христа? Ответ несложен. А какая из них сохранила единое богословское учение и традицию на протяжении веков? Сохранила единство, когда другие, например копты или латиняне, отделились от её ствола? Думаю, ответ очевиден. Это Православие.

– Ради духовного сана Вы оставили даже занятия химией…

– Мои занятия точными науками в целом – не только химией, но и математикой, а в особенности молекулярной физикой, очень помогли мне в духовной жизни. Это может показаться странным, но лично мне они помогли понять законы физического функционирования Вселенной (по крайней мере, вплоть до границ, очерченных наукой). Это укрепило мою веру в Бога и мою жизнь как клирика. Верующий человек и в науке и физических законах видит волю и руку Божию – именно там, где другие ищут основание для своего неверия.

– Отметили ли вы какие-либо различия по существу между греческим и католическим богословием?

– Различий множество. Существует общая основа: период истории Церкви до последнего Вселенского собора, примерно до IX века, когда на Западе начинается господство франков после победы Карла Великого. Затем пути и обеих Церквей, и их богословия стали расходиться всё сильнее и сильнее. Мы больше не можем говорить о едином богословии. Сейчас латинское богословие, особенно академическое, основано большей частью на учении блаженного Августина и Фомы Аквинского. Из теологии Фомы Аквинского проистекает все западное богословие, которое вот уже почти тысячу лет отдалено от православного. Новые догматы, новые богословские решения, папские энциклики (которые вместе с догматом о непогрешимости папы имеют догматический характер) и новые движения, такие, как теология освобождения, заполнили академическую нишу на Западе. Православные же богословы избегали новшеств, стараясь сохранить учение отцов Вселенских Соборов – не в неподвижности, как нас обвиняют католики, а, напротив, придавая богословию его подлинный характер. Поэтому в прошлом веке о. Иоанн Романидис выдвинул идею об опытном богословии, т.е. о богословии, происходящем не только от академического знания, но и от опыта обожения.

– Сейчас единственная религия, которая продолжает распространяться, – это ислам. Что Вы можете сказать по этому поводу?

– Не только ислам – ещё и протестанты, мормоны и многие другие. За это мы несём большую ответственность. Они просто заполняют не занятые нами ниши. И когда я говорю, что это наша личная ответственность, я имею в виду не одну лишь Церковь – и власти, и правительство, и каждого из нас. Когда Церковь не ведёт духовно-просветительскую работу, когда власти не только не интересуются деятельностью церкви, но и порой ей мешают, когда правительство во имя псевдодемократии принимает в парламенте законы, нарушающие священные каноны (как в случае легализации абортов), когда мы с гордостью называем себя православными христианами, но порог храма переступаем только на Пасху и Рождество или же становимся «эхом» СМИ, обвиняя Церковь и её иерархов на основании первых же «желтых» новостей – тогда мы оказываемся союзниками еретиков и предателями нашей родины, основание и столп которой – православная вера и кровь тысяч мучеников, отдавших жизнь за свободную и православную Грецию.

– Как Вы считаете, находит ли нынешняя проповедь Церкви отклик среди верующих? Может быть, растущее безбожие объясняется неспособностью Церкви к убеждению?

– Церковь на протяжении всей своей истории многое испытала, переживала периоды и упадка, и расцвета. В нашу эпоху мы испытываем не только экономический кризис, но и кризис традиционных ценностей. И в целом, проанализировав нынешнюю ситуацию, вы увидите, что все религиозные системы переживают кризис. Мир потерял надежду, и люди пытаются найти решение проблем путём поиска новых ощущений. Я верю, что вера во Христа – источник единственной надежды, которая может вознаградить человека. Вне Христа надежды нет. Долг всей Церкви и каждого верующего в отдельности – дать надежду этому миру. Церковь должна обновить свой евангельский характер и вновь понести миру благую весть, мир сегодня нуждается в том, чтобы услышать её голос, но звучащий с той силой, с какой он звучал в апостольскую эпоху, и, самое главное, со свидетельством веры, с любовью.

– Другие церкви и религии имеют божественное происхождение или являются изобретением людей?

– Церковь – Единая, Кафолическая и Апостольская, Богом создана, Богом живёт и к Богу движется. Все другие есть не что иное, как напрасное стремление неразумных людей к счастью, надежде и спасению.

Известный богослов иеромонах Габриэль Бунге нечасто дает интервью. Он ведет отшельнический образ жизни в маленьком скиту в Швейцарии, не пользуется интернетом, а единственное средство связи с ним - телефон. Да и тот стоит на автоответчике в далекой комнате. Хотите дозвониться - оставляйте сообщение с указанием времени, когда собираетесь перезвонить, и если отец Габриэль готов разговаривать, то в указанное время он будет рядом с телефоном. Нам, однако, удалось обойтись без такой сложной операции, потому что с отцом Габриэлем мы встретились в Москве. 27 августа он перешел из Католичества в Православие. Присоединение совершил митрополит Волоколамский Иларион. В нашей беседе отец Габриэль рассказал о мотивах такого решения, о том, чем Валаам принципиально отличается от Швейцарии, и о многом другом.

Если человек переходит из одной христианской традиции в другую - то значит, чувствует, что ему в его духовной жизни чего-то существенно не хватает…
- Да, и если этому человеку семьдесят лет, как мне, то такой шаг вряд ли можно счесть поспешным, не правда ли?

- Правда. Но чего же не хватало Вам - монаху с таким огромным духовным опытом?
- Здесь приходится говорить не об одном решении, а о жизненном пути в целом, где есть своя внутренняя логика: в какой-то момент случается событие, которое вся предыдущая жизнь в каком-то смысле подготавливала.
Как и все молодые люди в подростоковом возрасте, я был в поиске, что называется, своего пути. Поступил в Боннский университет, стал изучать философию и сравнительную теологию. А незадолго до этого впервые побывал в Греции, два месяца провел на острове Лесбос. И там я впервые своими глазами увидел настоящего православного старца. К тому моменту я уже внутренне тяготел к монашеству и успел прочитать кое-что из православной литературы, в том числе русской. Этот старец поразил меня: он стал воплощением того монашества, о котором я раньше читал только в книгах. Я вдруг увидел перед собой ту монашескую жизнь, которая сразу стала казаться мне подлинной, настоящей, наиболее близкой к практике первых христианских монахов. С этим старцем мы потом всю жизнь переписывались. Так у меня появился идеал монашеской жизни.

Вернувшись в Германию, я вступил в бенедиктинский орден - он казался наиболее близким моим устремлениям. Даже структура самого ордена чем-то напоминает устроение раннехристианской Церкви: в ордене нет системы единого вертикального подчинения, каждая община существует автономно. А то, что гарантирует единство этих общин, - это традиция и устав. То есть духовный идеал, а не юридический порядок. И кстати, в этом смысле мне кажется, что именно бенедиктинцы из всех западных христиан готовы наиболее чутко понимать православных верующих. Но все-таки я и мой духовник очень быстро увидели, что в ордене я нахожусь не на своем месте - с моей увлеченностью восточным монашеством и любовью к восточному христианству в целом. Так, аббат, пожилой и опытный человек, которого я чту до сих пор, не без сожаления решил перевести меня в маленький монастырь в Бельгию. Там я пробыл восемнадцать лет, приобрел огромный опыт и уже оттуда, по благословению, отправился в скит в Швейцарии. Все эти перемещения были подчинены одному - попытке двигаться к подлинной монашеской жизни, как это было у ранних христиан. Такой, какую увидел в восточном христианстве. Последним по времени событием на этом пути стал переход в Православие.

А почему Вы решили перейти, ведь можно всей душой любить Православие, но при этом оставаться в традиционном для себя католичестве. Таких примеров на Западе немало…
- Да, многие, кто внутренне тяготеют к Православию, остаются в Католической Церкви. И это нормально. В большинстве западных соборов висят православные иконы. В Италии существуют профессиональные иконописные школы, где преподают в том числе и русские специалисты. Все больше и больше верующих в Европе интересуются сегодня византийскими песнопесниями. Даже традиционалистские круги Католической Церкви открывают для себя византийское пение. Конечно, оно звучит не за богослужением в храме, а вне богослужений - например, на концертах. Православная литература переводится на все европейские языки, причем книги публикуются в крупнейших католических издательствах. Словом, на Западе и вправду не потеряли вкус ко всему тому подлинному, христианскому, что сохранила восточная традиция. Но, увы, в реальной жизни людей и общества в целом ничего от этого не меняется. Интерес к Православию - скорее культурный. И те несчастные, кто, как я, испытывают к Православию интерес духовный, остаются в меньшинстве. Мы похожи на чудиков, нас нечасто понимают.

«Просто знать, откуда что взялось»

Как богослов Вы не раз высказывались по проблеме разделения Востока и Запада. Можно ли говорить, что приход к Православию стал плодом рефлексии на эту тему?
- Когда я был в Греции и начал поворачиваться в сторону восточного христианства, я вдруг стал очень болезненно воспринимать разрыв между Востоком и Западом. Мне это вдруг представилось не отвлеченной теорией и не сюжетом в учебном курсе истории Церкви, а тем, что бьет лично по моей жизни, по моему духовному опыту. Поэтому-то и переход в Православие в какой-то момент стал казаться мне вполне логичным шагом. Ведь в молодости я искренне надеялся, что объединение западного и восточного христианства возможно. Ждал этого всем сердцем. И на то были свои основания. На Втором ватиканском соборе были наблюдатели от Русской Православной Церкви, в том числе нынешний митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Котляров). В то время очень активную международную деятельность вел митрополит Никодим (Ротов). И на этом фоне во многих возникало предчувствие, что две Церкви движутся навстречу друг другу и в какой-то момент могут сойтись в одной точке. Это было моей мечтой, которая, казалось, становилась все реальнее и реальнее. Но взрослея и узнавая какие-то вещи глубже, я перестал верить в возможность объединения Церквей, имея в виду именно богослужебное и институциональное единство. И что же мне оставалось делать? Только продолжить искать это единство в индивидуальном порядке. В каком-то смысле восстановить единство Церкви в одном отдельно взятом человеке - в себе. Большего я не мог. Я просто пошел за собственной совестью - и пришел к Православию.

- Не слишком ли радикальное мнение?
- Еще в Греции, будучи католиком, я понял, что именно Запад отпал от Востока, а не наоборот. В тот момент для меня это было невообразимо. Потребовалось время, чтобы понять и принять это. Я не могу никого осуждать, разумеется, нет! Речь идет о целом большом историческом процессе, и мы не можем сказать, что виноват в этом тот, тот и еще вон тот. Но факт есть факт: то, что мы называем западным христианством, родилось как цепь разрывов с Востоком. Григорианская реформа, потом собственно разделение Церквей в ХI веке, потом Реформация в ХV веке и, наконец, Второй ватиканский собор уже в ХХ веке… Это, конечно же, очень грубая схема, но в целом она мне кажется верной.

Однако есть мнение, что цепь таких разрывов - в сущности нормальный исторический процесс, ведь любое явление (христианская Церковь тут не исключение) переживает какие-то свои этапы. Где же тут трагедия?
- Трагедия - в людях. В ситуации таких радикальных, революционных событий всегда появляются люди, которые начинают делить жизнь на «до» и «после». Они хотят вести отсчет непременно с этого нового поворота, как будто все, что было до него, - вообще не имеет значения. Когда будущие протестанты объявляли Реформацию, вряд ли они знали, что это приведет к разделению западной Церкви на два больших лагеря. Они этого не осознавали, просто действовали. И окружающие для них с тех пор стали разделяться на здоровых, которые прониклись идеей Реформации, и больных - папистов.
Но более того, история повторяется: сегодня фактически то же самое происходит вокруг Второго ватиканского собора внутри Римско-Католической Церкви. Есть те, кто не принял решений этого Собора, и те, кто считает его в своем роде стартовой чертой. И все рассуждают именно в этой плоскости. Простой пример: если в разговоре звучит слово «собор» - просто так, без всяких дополнительных уточнений - все автоматически понимают, что речь идет именно о Втором ватиканском соборе.

- А как Вы относитесь к современным либеральным настроениям среди католиков?
- Я очень рад возможности обратиться со страниц вашего журнала к российской аудитории и сказать, что не стоит стричь всех католиков «под одну гребенку». Есть среди них те, кто хотел бы большей секулярности, либеральности, и это не значит, что они преступники, просто они видят жизнь такой. Но есть другие - те, кто всецело преданы традиции. Причем я бы не называл их традиционалистами. Потому что традиция важна им не сама по себе. Для них это не старинный фольклор, который нужно искусственно подпитывать и держать на плаву. Нет! Традиция для них - это то, что в каждую эпоху обеспечивало и продолжает обеспечивать живое личное общение со Христом, повседневное хождение перед Богом. Как у Иоанна Богослова: О том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение - с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом (1 Ин 1 :3). Я убежден, что установка «есть Бог и я» - это для еретиков. Для христиан - «Бог, я и все остальные». Остальные - это и другие верующие, и, что немаловажно, те, кто из века в век передавали нам веру. И если бы люди когда-то не стали так преданно слушать других людей, записывать за ними и передавать сказанное, не было бы и Нового Завета. А значит, не было бы ничего…

- А как в таком случае относиться к тем, кто не очень-то предан традиции?
- Бить в лицо не надо. И гнать из Церкви, само собой, тоже нельзя. Любой человек заслуживает христианского милосердия. Если бы я, православный, например увидел в православной церкви католика, я бы более всего хотел подойти к нему и тихонько, открыто и доверительно ему сказать: «Послушай, брат, может быть, тебе интересно узнать, что сначала мы все крестились вот так - справа налево. Теперь все изменилось. Нет, я не призываю тебя пересматривать всю свою жизнь и бежать в Православную Церковь. Просто знай, откуда что взялось».


Москва, 2008 год. Фото предоставлено порталом Богослов.ru

Валаам

- А почему Вы выбрали именно Русскую Православную Церковь?
- Мне кажется, ключевым фактором в принятии таких решений оказываются люди, которые тебя окружают. Мои знакомые русские епископы из Санкт-Петербурга сказали мне, когда узнали, что я перехожу в Православие: «А мы совсем не удивлены! Вы всегда были с нами. Но теперь у нас будет еще более тесное общение, священное - у одной Чаши».
Я давно знаю митрополита Илариона, нынешнего главу Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата. Мы познакомились в 1994 году, когда он был еще иеромонахом. Считаю его своим добрым другом и очень этой дружбой дорожу. Владыка Иларион, если угодно, - один из самых компетентных и знающих людей, с кем мне доводилось общаться. И он фактически стал для меня единственным человеком, к кому я мог обратиться со своей просьбой напрямую, кто знал меня, мои убеждения и мою ситуацию. И кто - в чем я был уверен - готов откликнуться. Что и произошло.

- Как конкретно это должно помочь в достижении Вашего идеала духовной жизни?
- Вы требуете от меня пророчеств, но я не пророк. Я не знаю, что конкретно будет дальше. Надо просто жить. Но уже сейчас я нашел в России много того, что меня чрезвычайно заинтересовало. Например, я побывал на Валааме. Знаете, на Западе, если верующий человек тяготеет к такого рода жизни, как предельное монашеское уединение, ему фактически некуда пойти. Скитов в том виде, в каком они сохранились в России, там фактически нет. Это форма жизни там как будто свое отжила. А я как монах постоянно ищу предельного уединения, даже одиночества. И на Валааме я почувствовал, что здесь все это есть.

Неужели Вам не хватает одиночества в Вашем скиту в Швейцарии? Ведь и Валаам - место достаточно многолюдное, туда регулярно приезжают паломники…
- Швейцария - маленькая и оттого густонаселенная страна. Скит окружен лесом, но в пятнадцати минутах ходьбы от него - деревня, а в ней около ста жителей. На Валааме - намного более спокойно. И да, конечно, там много людей. Но само место, по моим ощущениям, обособлено от остального мира. Может быть, за счет того, что это остров, или по каким-то другим, не географическим причинам. И мне кажется, что все это может рождать в сердце каждого туда попавшего человека как раз то самое состояние желанного одиночества и уединения.

- В Европе с этим сложнее?
- Несколько огрубляя, можно сказать, что на Западе этого не существует вовсе. Подлинная монашеская традиция на Западе была фактически растоптана в ходе Французской буржуазной революции 1789 года. У меня есть твердое убеждение, что последствия этой революции для Европы - не менее тяжелые, чем для России последствия революции 1917 года и семидесяти лет государственного атеизма. Во Франции после всех этих кровавых событий монашество пришлось создавать в известной степени с нуля. Этим занялись обыкновенные священники, не монахи. Больше было некому. А в России монашество - через все потрясения и ужасы - все же выжило. Да, это происходило на уровне отдельных фигур - старцев. Но они были! И духовную традицию они сохранили, оставаясь воплощением подлинной монашеской жизни. В том, что касается монашеской жизни, России, как мне кажется, не все пришлось начинать с чистого листа. И поэтому мне иногда жаль слышать от русских о том, что «у нас все было разрушено, Церковь растоптана и т.д.». Мне все время хочется ответить: «А по-моему, у вас все есть - новомученики и исповедники, старцы». Причем все они на расстоянии вытянутой руки. Только надо ее протянуть, взять это богатство и, что называется, применять на практике, то есть в своей жизни. У меня часто создается впечатление, что большинство людей в России этого не ценят. Или просто не понимают, что это ценно.

- А почему, с Вашей точки зрения, так происходит?
- Говоря о проблемах, люди концентрируются на тех материальных, подчас внешних трудностях, с которыми сегодня сталкиваются монастыри в частности и Церковь в целом. Да, нужно очень много всего восстанавливать. Но это только, так скажем, техническая часть, только стены и крыши. Само собой, люди плачутся - на стены и крыши нужно много денег, а где их взять… Однако если над этой крышей - пускай дырявой - мысленно подняться, то видно, что главное - не в стенах, а в том, с каким сердцем в эти стены входишь. «Храм не в бревнах, а в ребрах». И вот это-то главное - духовная традиция - от русских никуда не девалась. Старцы и новомученики все это сберегли. На это мне иногда отвечают: «Но ведь старцев сегодня почти не осталось, большинство из них уже умерло. Некому нас наставлять…». На что я всегда говорю: «Если рядом с вами нет живого старца, обратитесь к почившему. У вас есть его житие, его тексты, его наставления. Читайте - и соотносите со своей жизнью».
При этом я, конечно же, не имею в виду, что не встречал в России людей, которые это знают, ценят и берегут. Таких много и очень много. И поездка на Валаам для меня - тому подтверждение.

Прыгайте в воду

- Что должно измениться теперь - после перехода - в Вашей повседневной жизни?
- Безусловно, есть вещи, которые не могут не измениться. Став членом Русской Православной Церкви, но продолжая жить в Швейцарии, я подчиняюсь теперь архиепископу Корсунскому Иннокентию. Мои связи с Католической Церковью не могут, само собой, остаться прежними.

- А какой реакции Вы ждете от Ваших духовных чад? Ведь они наверняка все католики…
- Во-первых, по счастью я имею дело с замечательными понимающими людьми и уверен, что они будут уважать мое решение. А во-вторых, я никогда не делал тайны из своих взглядов и убеждений. Все мои духовные чада знали, что мой идеал христианства - на Востоке. И не думаю, что они будут сильно удивлены. Я ничего не говорил им заранее, чтобы избежать лишних разговоров. Но думаю, что ничего страшного не произойдет. Думаю, что те духовные беседы, за которыми мои чада приезжают, будут продоложаться, не вижу повода эту практику прекращать. Ну и наконец, те, с кем мы общаемся постоянно, - это люди, которые в той или иной степени, на том или ином уровне разделяют мой духовный идеал. Иначе бы они не приезжали.

- А как же быть с богослужебными моментами?
- Конечно, отныне я не смогу причащать католиков. Но я и раньше делал это очень редко: скит находится все же на отдалении от большого мира, территория запирается на ключ, службы также закрытые, часовня маленькая - от силы на десять человек. И только на Рождество и на Пасху мы открываем двери для желающих.

Если бы Вы могли и хотели дать современному человеку очень краткий, в одно предложение, совет относительно устроения молитвенной жизни, что бы Вы сказали?
- Хотите научиться плавать - прыгайте в воду. Только там научитесь. Только тот, кто молится, почувствует смысл, вкус и радость молитвы. Из глубины большого, теплого кресла этому не научишься. Если ты готов встать на колени, искренне каяться, поднимать глаза и руки к небу - то многое откроется само. Конечно, можно читать много книг, слушать лекции, общаться с людьми, что тоже важно и дает возможность к большему пониманию. Но в чем тут ценность, если после этого мы не предпримем конкретных шагов? Не встанем на молитву? Думаю, Вы и сами это должны понимать. Просто, вероятно, задаете вопрос с позиции неверующего…

- Именно. Ведь наш журнал - для сомневающихся.
- Сомнения - это не страшно и даже полезно. Впрочем, искать их специально тоже, наверное, не стоит. Но если они появляются, надо просто вспоминать, что у каждого есть шанс услышать: подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим (Ин 20 :27).

Габриэль Бунге
Родился в 1940 году в Кельне. Отец - лютеранин, мать - католичка.
В возрасте 22 лет вступил в орден бенедиктинцев во Франции. В 1972 году был рукоположен в священный сан. Много лет посвятил изучению творений Евагрия Понтийского. С 1980 года живет в скиту Святого Креста в швейцарском кантоне Тичино по древнему бенедиктинскому уставу. Автор книг «Скудельные сосуды. Практика личной молитвы по преданию святых отцов», «Другой Утешитель», «Вино дракона и хлеб ангельский», «Духовное отцовство» и др.

Фото Владимира Ештокина

Людей, воспитанных в православной или в советской атеистической традиции, а потом сознательно перешедших в католичество, не так много, чтобы это можно было считать массовым явлением. Но и не так мало, чтобы вовсе не обращать на них внимания. По просьбе The Village корреспондент газеты «Коммерсантъ» Мария Семендяева расспросила московских католиков о том, как они пришли к вере и как им с ней живётся, а также поговорила с генеральным секретарем Конференции католических епископов России.

Наташа


Я приняла католичество на четвёртом курсе, не знаю, почему. Я была крещёная православная с детства. У меня была очень религиозная бабушка, которая меня отвела в храм и крестила, но моим религиозным воспитанием никто особо не занимался. При этом я была верующая девочка, впечатлительная, но не знала, как именно надо ходить в церковь, что там делать.

В какой-то момент я оказалась в тусовке, симпатизирующей католичеству. Я пришла с ними на службу, посмотрела, узнала, что у них есть катехизация - курсы, подготавливающие к принятию католичества. В принципе, если бы мне попались такие же православные курсы, возможно, я и не приняла бы католичество. В то время для меня всё это что-то значило, но сейчас мои мотивы изменились. Я по-прежнему хожу в храм каждую неделю, но первоначальный сильный порыв ушёл.

В католичестве меня больше всего привлекает единство учения: по сути, между православием и католичеством не так уж много различий, но у нас есть папа римский, его авторитет объединяет католиков всего мира. Тогда как у православных слишком много разнообразных и совершенно не зависимых друг от друга течений.

То, что сейчас какие-то православные священники заявляют про Pussy Riot, про гомосексуалистов так нетерпимо - дескать, горите в аду, - мне это кажется неправильным. От католических священников я такого не слышу. Возможно, в Италии какой-нибудь священник тоже жёстко задвигает про опасности современного мира. Но в российской прессе это слабо освещается, а иностранную я не читаю.

Я считаю, нельзя говорить, что всё прекрасно и хорошо и как мы живём - так и надо жить. Жёсткость, конечно, какая-то нужна, но разжигание ненависти - это плохо. Не знаю, что бы Христос сделал с гей-парадом и с Pussy Riot, но если можно как-то смягчить участь конкретных людей - надо смягчать. К тому же это люди не из церкви. Если человек воцерковленный что-то делает не так, священник может ему сказать: «Ты что делаешь, ты нас всех позоришь!» Но если это люди посторонние - тогда какая разница?

Мои родители не очень воцерковленные: моя мама вообще не крещёная, и ей это всё удивительно. Папа крещёный и иногда вроде как интересуется, ему нравится раз в год сходить на пасхальную службу. Я не чувствую в себе морального права их агитировать, хотя, конечно, было бы хорошо их затащить в церковь. Когда я сама соберусь выходить замуж, я обязательно буду венчаться, а детей крещу с детства в католичестве.

Лена


Меня крестили по православному обряду в пять лет. Я хорошо помню этот день. Отрицания христианства у нас в семье не было - был эстетический интерес: посмотреть в храме иконы, послушать пение.

Переход в католичество в 2003 году тоже был у меня связан с каким-то общекультурным интересом. Я тогда училась в музыкальном училище, проходили Баха - Мессу си минор. Меня пригласили послушать мессу, посмотреть на орган. Я пришла, познакомилась с потрясающими людьми, с очень мудрым священником, и с этого началось моё углубление в религию. То есть получается, что к вере я пришла через музыку. Я и сейчас учусь в Академии Гнесиных по специальности «орган» и играю на органе в храме святого Людовика.

Катехизировали сёстры милосердия из ордена матери Терезы. Они в Нальчике (я оттуда родом) помогали самым нищим и несчастным: бездомным, сиротам, тем, кого никто не посещает в больнице. В 2003 году прихожан в Нальчике было больше, чем в 2012-м, и молодёжи тоже больше.

Папа относился к моей вере холодно, мама тоже сначала смотрела настороженно. Всё же мне было 16 лет - в этом возрасте многих заносит либо в секту, либо на дурные пути. Но потом мама заболела, и мы с сестрой её навещали. Тогда из прихода многие люди очень помогали. Мама, слава богу, встала на ноги и после этого пересмотрела своё отношение. Она не переходила в католичество, но иногда приходит на мессу.

Я не была особо православной, но если бы мне в 2003 году попался хороший православный священник, возможно, я стала бы углубляться в ту веру, которая связана с историей нашей страны.

У меня есть знакомые, которые были православными сознательными, но потом перешли в католичество. Для меня это было удивительно. Я спрашивала их, почему, и сейчас сама чувствую то же самое: в католической церкви они нашли единство. Все конгрегации католической церкви объединены папой римским - этого нет в православии. Это единство очень хорошо чувствуется на международных встречах. Я была в прошлом году на такой встрече молодёжи с папой в Мадриде и в 2005-м в Кёльн ездила.

У меня много православных друзей, которые спокойно относятся к моей вере.

Глеб


Я принял католичество в 9 лет. Это был довольно осознанный шаг.
У меня папа - военный. После того как он вышел на пенсию, нас занесло на Западную Украину, под Винницу, где православие на второстепенных, так скажем, ролях. Папа был воспитан в духе научного атеизма и не придавал религии значения, пока не произошёл один случай. Папа бомбил на машине, и его остановил католический священник. Они ехали, было жарко, но священник почему-то прикрыл окно. И прямо в эту секунду в окно прилетел здоровый камень от проехавшего грузовика. Папа удивился - и они со священником разговорились, познакомились.

Папе нужна была работа, а священник приехал восстанавливать старый католический костёл - папа взялся помогать. Мы несколько лет общались с этим священником, сдружились. Всё произошло абсолютно естественно: сначала крестился папа, ну а потом я. Я даже не задумывался о том, что можно было не креститься.

Для детей катехизация минимальная, особенно если ходишь на занятия постоянно. Занятия проходили несколько месяцев по субботам, они назывались «пятёрки», потому что за каждые пять занятий дарили красивую открытку с библейскими сценами. Католическая община отличается большой активностью: у нас постоянно проводились какие-то вечера, песни под гитару, посиделки у костра.

Когда мы приехали в Россию в 1995 году, я сильно почувствовал разницу. Тут мамины родственники все православные - и приезжаем мы, католики с Украины. Мы казались странными.

Нам была непривычна дистанция между духовенством и прихожанами. Та община, к которой мы принадлежали, была очень сплочённой. Наверное, дело в том, что она была образована вокруг одного общего дела: мы восстанавливали костёл - и восстановили, сейчас он там главная достопримечательность.

Я сталкивался с неприязненным отношением к католичеству всего пару раз в жизни. Один раз я зашёл в православный храм в Северодвинске и перекрестился слева направо открытой ладонью. Тут, конечно, бабушки на меня зашикали, и я понял: о"кей, зайду в другой раз.

Ещё меня спрашивают: а вот как же так, ты католик, а у тебя татуировка, ты играешь в рок-группе. А ведь это не имеет никакого отношения к вере.

Одноклассники и однокурсники удивлялись скорее не тому, что я католик, а тому, что верующий. Особенно в пост странное отношение. У нас на курсе были такие постящиеся девушки - ни мяса, ни майонеза, ничего нельзя. Они знали, что я тоже пощусь, и когда видели, что я ем бутерброд с сыром, тут же начиналось: как же так, ты же постишься! А я им говорю: у меня католический пост, он мягче. А они: ваш пост - это вообще не пост! При этом они вечером в клуб, гулять - меня сильно угнетало это несоответствие.

Мне очень странно слышать, когда люди, которые крестились в сознательном возрасте, рассказывают, что их это сильно изменило. За последнее время было много случаев, когда мне, католику, приходилось защищать православную церковь от самих православных, которые возмущались «доколе, сколько можно». Католикам проще: они уже давно живут с постоянным негативным фоном, который был вызван, в частности, скандалами с педофилией. Учишься спокойно различать: есть люди, а есть вера.

Меня многое не устраивает в католичестве и мне нравится многое в православии. Католичество после II Ватиканского собора отказалось от многих важных вещей - в православии больше древних традиций сохранилось. Но у меня в голове не укладывается, как можно поменять религию. Невозможно поменять мать. Главное в церкви - не то, кто учит, а то, чему учат. Христианское учение - штука неудобная, и жить по нему тяжело, но упрощать его нельзя ни в коем случае.

Игорь Ковалевский

генеральный секретарь Конференции католических епископов России,
администратор прихода святых Петра и Павла в Москве


Католическая община в Москве немногочисленна по сравнению с населением города, но в количественном отношении наши общины весьма весомы. Наши прихожане разные: есть и иностранцы, которые работают или учатся в Москве, но большинство прихожан - российские граждане, русские по культуре, языку и даже по менталитету. Поэтому можно смело назвать нашу католическую общину в Москве русской. Мы и служим на русском языке.

К нам приходят многие люди, у которых не было в семье католиков. Многих привлекает, скажем так, эстетика и то, что служба идёт на современном русском языке. Есть романтики, которые видят в католической церкви нечто особенное, не характерное для московской и российской постсоветской культуры. Есть люди, интересующиеся историей. Есть люди ищущие - любители ролевых игр, виртуального мира, которые находят некую крышу в католической церкви.

Есть у нас и те, кому что-то не нравится в православии, однако мы стараемся с этими людьми поступать очень осторожно, потому что некое духовное диссидентство - это неглубокая мотивация. Нередко от интеллигентных москвичей можно услышать критические замечания в адрес Русской православной церкви и некие комплименты в адрес церкви католической. Я лично к этому отношусь с большим скепсисом: живи они в католической стране, они ругали бы католическую церковь.

Так или иначе, мотивация самая разная, и очень важно, чтобы она углублялась и созревала, становилась религиозной.

Чтобы взрослый человек принял крещение, необходима подготовка - как минимум год. Если человек уже крещёный, надо тоже готовиться около года. Главное в этой подготовке - не только изучение основ католического вероучения: можно и самому в интернете катехизис прочитать. Главное - процесс воцерковления, мотивации. Надо понять, зачем ты сюда пришёл.

Содержание обрядов, таинств у нас с православными одинаковое, отличается лишь форма. У нас то же самое учение о таинствах, об апостольской преемственности, у нас одинаковая позиция по многим нравственным вопросам. Сразу надо сказать, что мы очень близки к православию, но есть специфика - особая роль епископа Рима и его преемника папы римского. Для нас это видимый знак единства Церкви Христовой.

Процесс подготовки включает размышление над церковью как таковой. У нас сейчас потеряно это ощущение общины в огромном городе. Мы часто даже соседей по лестничной клетке не знаем. Храмы тоже часто превращаются в такой зал ожидания на вокзале. Мы стараемся, чтобы прихожане общались и ощущали единство друг с другом.

Наша главная проблема, общая со всеми религиями в России, - катастрофически низкий уровень религиозной образованности. Мы не зря поддерживали введение духовно-нравственного воспитания в российских школах. Россия нуждается в глубоком религиозном просвещении. Если бы здесь православные действительно были сильны с точки зрения религиозных практик, нам было бы гораздо легче нормально развиваться.

Важно понимать, что такое католическая церковь, а то вот у девушек часто такая мотивация: у вас здесь красиво, орган играет, скамеечки, а в православной церкви заставляют платок надевать. Это очень поверхностная мотивация, эмоциональная. С такой мотивацией, возможно, завтра разонравится и католическая церковь.

Когда в 90-е годы по радио объявили, что есть Господь Бог, приток во все религиозные конфессии России был огромный, но потом такой же огромный был и отток. Несколько лет назад, в частности, после кончины папы Иоанна Павла II, интерес к католической церкви среди москвичей возрос. Однако процесс этот не продолжался долго. Сейчас мы имеем стабильную в плане количества общину. Если в начале 90-х у нас в год было несколько сотен крещений, то сейчас - до 60–70. Но у нас уже высокий процент крещений младенцев. Это дети наших католиков - будущее нашей церкви.

В Москве и области проживают несколько десятков тысяч католиков. Храмов у нас два - в Милютинском и на Большой Грузинской улице, а также есть храм в Люблине, где раньше был ДК, потом дискотека, а сейчас он выкуплен и перестраивается под храм. Это главная наша беда - отсутствие достаточного количества храмов.

Отношения с православной церковью у нас за последние годы значительно улучшились. Я бы не стал называть католическую церковь либеральной или более либеральной по сравнению с православной. Мы выступаем совместно с православной церковью по многим вопросам. У многих россиян складывается ошибочное мнение, что католическая церковь - это западноевропейская культура и антагонист православной. Это совершенно не так. Католическую церковь нельзя отождествлять с современной либеральной западноевропейской культурой. Католическая церковь защищает традиционные ценности, и здесь мы выступаем вместе с православной церковью.

Всё меньше я слышу вопросов о том, чем отличаются католики от христиан, - невежественных вопросов, за которые сложно судить. Крайне мало практикующих христиан - как православных, так и католиков. Если бы в России количество верующих возрастало, мы бы только радовались. Главная наша борьба - с безбожной советской культурой. Атеизм - это тоже некая форма веры, а безбожие - самое худшее состояние, жизнь как будто Бога нет.

Фотографии: Анастасия Хартулари

Рекомендуем почитать