Готье трансплантолог биография. Сергей Готье: "Никогда в любом деле, в медицине тем более,  нельзя быть всем довольным"

У директора Центра трансплантологии Сергея Готье нет проблем с правительством. У него собеседник посерьезнее - российское общество.

Трансплантология - дело исключительно государственное? Или частной инициативе в этой области тоже есть место?

Негосударственное лечебное заведение может получить лицензию на операции по трансплантации различных органов. Пример - известная клиника «Мейо» (Mayo Clinic) в Соединенных Штатах. Другое дело - система забора органов. Это прерогатива государства. Если обращаться к американскому опыту, то там существует федеральный регистр, который представляет собой свод информации о потенциальных донорах и наличии органов для трансплантации. По точности и своевременности предоставления данных это самая эффективная система в мире. Мы в России такой регистр пока только пытаемся создать. И конечно, это должна быть государственная, федеральная система.

- Кажется, степень государственного контроля в трансплантологии выше, чем в других отраслях медицины.

Так должно быть. Это ведь не случайность, что темой забора органов, их трафика и продажи занимается Интерпол, а в Европарламенте действует постоянная комиссия по этим вопросам, при которой, кстати, аккредитован представитель нашего центра. Хотя на моей памяти в России не было ни одного случая криминального изъятия органов. Другое дело, что наши граждане могут выезжать за границу и там становиться донорами - такое я допускаю.

- И такое перемещение органов контролировать невозможно?

Российское трансплантологическое общество придерживается принципов Стамбульской декларации, принятой в 2008 году и запрещающей трансплантационный туризм и куплю-продажу органов. Мы стараемся держать ухо востро и следить, чтобы такого не происходило.

Нельзя же всех, пересекающих границу, заставить задрать рубашку и проверить, есть у них операционные шрамы или нет.

Но можно поставить законодательные препятствия. Например, в Испании человек, продавший за границей, например, свою почку, нарушил закон, и ему грозит уголовное преследование. Сам по себе испанец - свободный человек, но его органы - достояние государства.

- Запчасти, которые могут понадобиться другим людям.

С точки зрения трансплантолога, всех людей можно разделить на потенциальных доноров и возможных пациентов. Каждый человек после смерти может стать донором и помочь тем, кто живет. В Испании это регулируется законодательно, и, кроме того, католическая церковь объявила донорство богоугодным делом, по этому поводу была даже выпущена папская энциклика.

- В России иначе?

Патриарх Кирилл прислал Центру трансплантологии грамоту со словами поддержки нашей работы, и мы ему благодарны. Правда, в ней ничего не сказано о такой важной вещи, как презумпция согласия (норма, позволяющая использовать для пересадки органы человека после его смерти, если при жизни он этого не запретил. - Ред.).

- А закон такую норму содержит?

Да, презумпция согласия в законе оговорена, и перечислены те родственники, которые после смерти человека имеют право воспротивиться использованию его органов.

Если закон идет навстречу трансплантологам и их пациентам, почему по количеству подобных операций Россия так существенно отстает от других стран?

Вот как выглядит статистика. В России в прошлом году на миллион населения - 3,3 донорских изъятия. В Испании - 34, в Штатах и во Франции - 25-27. А в этом году население России немного выросло, и этот показатель упал до 2,9. Поэтому проблема не в законе, а в недостатке образования. Причем это относится и к населению в целом, и к врачам. Нам всем не хватает главного - ответственности за благосостояние своей нации. Слишком много потеряно времени, которое надо было потратить на работу и с медицинским сообществом, и с населением.

- Существуют ли страны, которые можно назвать зоной трансплантологического благополучия?

Существуют, и там люди в подростковом возрасте уже имеют представление о донорстве. И получают они его не из телевизора и не от родителей, а в школе, где предусмотрен специальный курс. У нас же есть единственная кафедра трансплантологии в Московском государственном медицинском университете имени Сеченова, на которой мы работаем со студентами, а не со специалистами, уже имеющими опыт в других областях хирургии. Ведь трансплантология - наука комплексная, требующая знания и неврологии, и реаниматологии, и хирургии, и права.

- Социальная ответственность, которой так не хватает, не может появиться там, где нет сострадания.

Не может. Как его добиться - вот вопрос. И что делать с теми, кто на него не способен. Меня часто посещает крамольная мысль. Предположим, у человека умер кто-то из близких, встает вопрос о донорстве, и человек запрещает использование органов умершего. А через пару лет он заболевает и нуждается в пересадке. Имеет право этот человек быть включенным в лист ожидания?

Если человек в состоянии аффекта совершил ошибку, он должен быть прощен. Поскольку выяснить, была ли это ошибка, невозможно, в дело вступает презумпция невиновности.

Возможно. Но для того чтобы риск такой ошибки свести к минимуму, людей надо воспитывать и просвещать. В Европе и Штатах вопрос о посмертном донорстве большинством людей даже не обсуждается: это считается естественным развитием событий. И такое отношение к окружающим - результат работы со многими поколениями. Я помню, как тридцать лет назад в Испании, которая сейчас лидер в трансплантологии, каждая такая операция становилась телевизионной новостью номер один. А сейчас это информационная рутина, потому что дело сделано: благодаря общим усилиям донорство стало нормой поведения.

- Мы в начале этого пути?

Надеюсь. Наша главная проблема - недоверие всех ко всем. Не доверяют никому - ни врачам, ни журналистам, ни полиции… Какая-то тотальная презумпция виновности. Самое распространенное убеждение: врачи органы вырежут, продадут, причем обязательно за границу, полиция их покроет, журналисты напишут об этом неправду… Главная проблема - в головах. За такое отношение к трансплантологии надо отдельное спасибо сказать авторам криминальных сериалов, где следователь себя уважать не будет, если в качестве одной из версий убийства не предположит изъятие органов. Сейчас этого добра стало меньше, но стереотип в массовом сознании уже закрепился.

Можно ли проблему нехватки донорских органов решить деньгами? Сумма на руки - в обмен на согласие на посмертное донорство?

Ни в коем случае. При нашем умении хранить конфиденциальную информацию? Людей могут начать убивать. Цивилизованный мир отрицает любую коммерческую деятельность с органами. Но поддержание органов в рабочем состоянии после констатации смерти - кондиционирование - это очень сложная, филигранная работа высококлассного реаниматолога. Вот на это нужны деньги, и сейчас как раз решается, где их брать - из бюджетов субъектов федерации или из федеральных средств. Но без этих денег и без этой подготовительной работы трансплантологу будет просто нечем заниматься.

Вы считаете, что по отношению общества к трансплантологии, к донорству можно судить о степени цивилизованности страны?

Вот эта цифра - 2,9 случаев изъятия органов на миллион населения - она роковая. Это свидетельство отсутствия привычки думать об окружающих. Это ведь не персонализированное отношение, а показатель состояния общественной атмосферы. Человеку не приходит в голову, что он после смерти может быть кому-то полезен. Возможно, потому, что он при жизни слишком часто ощущал себя ненужным.

Проще говоря, главная проблема российского трансплантолога - не министерство здравоохранения, не Государственная дума и не режим в целом, а общество в его нынешнем виде.

Да. Ведь когда речь идет о родственном донорстве, никаких проблем не возникает. Отбоя нет от предложений, люди обижаются, если мы им отказываем в праве быть донорами для близких. Как только речь заходит о трупном донорстве, начинаются проблемы.

- Многие ли студенты медицинских вузов выбирают трансплантологию?

Единицы. Сложно, тяжело, эмоционально нагрузочно. Сложнее и тяжелее, чем во многих других местах в медицине.

Почему за последнее время Центр трансплантологии сделал такой количественный рывок? Раньше - 5-10 пересадок сердца в год, а в прошлом году - целых 60.

Опыт. Мы его копили, накопили, и он стал работать на нас. 60 пересадок сердца в год - это результат, которым не все и в Штатах могут похвастаться. Мы сейчас вошли в десятку мировых трансплантологических центров.

- Откуда столько органов для пересадки?

Часто возникает дилемма: или пересадить пусть даже поврежденный орган, скажем, сердце с недостаточностью митрального клапана или требующее последующего стентирования (операция, проводимая для восстановления коронарного кровотока. - Ред.) - или больной умрет. У нас вошло в привычку пересаживать даже органы с дефектами и потом с ними работать - чинить митральный клапан, стентировать… Вот так мы с начала этого года пересадили двадцать три сердца, и никто из пациентов не умер, а есть еще печень, почки, в общем - семьдесят пять пересадок за квартал. Иногда этот конвейер вдруг останавливается: нет органов - и все, мы стоим. Сначала раздражаешься, потом понимаешь: это значит, что никто не умер. Что хорошо.

ДОСЬЕ

Сергей Готье родился в Москве в 1947 году в семье врачей. Отец - Владимир Юрьевич Готье, полковник медицинской службы, судебно-медицинский эксперт.

Мать - Нина Петровна Пырлина, доцент кафедры судебной медицины.

В 1971 году окончил 1-й Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова. Через пять лет защитил кандидатскую диссертацию.

В 1990-м стал одним из организаторов и основных исполнителей первой в России ортотопической трансплантации печени.

В 1996 году стал доктором медицинских наук.

В 2000-м стал руководителем отдела трансплантации органов в Российском научном центре хирургии РАМН.

В 2005-м избран членом-корреспондентом Российской академии медицинских наук.

С 2007 года - директор ФГУ «ФНЦ трансплантологии и искусственных органов им. академика В.И. Шумакова» Минздравсоцразвития России.

Сергей Готье - главный трансплантолог Минздрава России, председатель общероссийской общественной организации трансплантологов «Российское трансплантологическое общество», член Совета Европейского общества трансплантологов, член правления Международной ассоциации хирургов-гепатологов России и стран СНГ, член Международной гепато-панкреато-билиарной ассоциации, член Международной ассоциации гастроэнтерологов и хирургов.
Фамилия Готье известна в России с XVII века. Дед Сергея Готье - Юрий Владимирович Готье, директор библиотеки Румянцевского музея, заведующий кафедрой истории Московского государственного университета, академик АН СССР. Двоюродный прадед Сергея Готье - Эдуард Владимирович Готье-Дюфайе, известный врач-терапевт, работал в 1-й градской больнице Москвы, его именем названа аудитория, в которой обучаются студенты Российского государственного медицинского университета.

Вокруг трансплантологии последнее время возник, говоря модным ныне словом, необычайный хайп. Кажется, еще вот-вот - и мы получим возможность жить бесконечно, пересаживая и пересаживая себе новые органы. Не будет донорских - вырастим в пробирке, не получится в пробирке - напечатаем на биопринтере. Не сможем пересадить органы - пришьем голову к новому телу. Отделить мечты от реальной науки нам поможет академик РАН, профессор, доктор медицинских наук, директор Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени В.И. Шумакова Сергей Готье.

— С ергей Владимирович, прошло ровно 50 лет со времени первой пересадки донорского сердца человеку. Тогда казалось, еще немного, и каждый из нас получит возможность легко менять свой износившийся «пламенный мотор» на новый, чтобы и дальше жить припеваючи. Однако, как известно, это получилось только у миллиардера Рокфеллера, который сменил семь донорских сердец и успешно прожил до 101 года. А для остальных операция по пересадке сердца по-прежнему остается делом уникальным. Что изменилось к лучшему за это время? Что мы умеем делать сейчас из того, что раньше почти не умели?

— Ну почему не умели? К моменту первой пересадки сердца (это произошло, как известно, в Кейптауне в декабре 1967 года) уже были пересажены первые почки (в СССР такую пересадку осуществили 15 апреля 1965 года). Но, конечно, сама трансплантология тогда не могла похвастать выдающимися успехами в смысле создания препаратов, подавляющих иммунитет. Нужны были большие дозы стероидных гормонов, а это влекло осложнения и развитие онкологии. Вот в этом была проблема, которая долгое время решалась в основном за счет получения препаратов, избирательно действующих на иммунитет.

Но в конце концов такое лекарство было создано, и оно буквально перевернуло трансплантологию. Первые клинические результаты применения циклоспорина появились к концу 70-х годов. Очень большой опыт накопил сэр Рой Калне в Великобритании. Ему мы обязаны глубокими исследованиями применения циклоспорина для подавления иммунитета. С тех пор очень долгое время именно циклоспорин являлся базой для имунносупрессии. К нему добавляли гормоны, и это позволяло успешно проводить операции по пересадке органов.

А вскоре появился новый, более современный препарат такролимус. Он был изобретен в Японии, несколько отличался от циклоспорина и до сих пор является эффективным для подавления реакции отторжения пересаженных органов.

Но, кстати, этот эффективный препарат в СССР очень долго не появлялся: фирме-производителю просто было невыгодно к нам его везти — в нашей стране тогда было слишком мало трансплантаций.

Я тогда встречался с японцами и видел, что у них не было никакого энтузиазма насчет России. Ведь препарат нужно было здесь лицензировать, продвигать, вкладывать в это деньги, а экономического выхода для них — никакого.

Но время шло, и наконец-то и у нас был зарегистрирован препарат, а затем появились и дженерики (равнозначные заменители), сам препарат подешевел, и он сейчас абсолютно доступен.

— Барнард делал первые пересадки сердца, а у нас в то время...

— А у нас еще и не пахло возможностью изъятия донорских органов на бьющемся сердце при констатации смерти мозга. Не было даже понятия «смерть мозга». А само изъятие органов осуществлялось по спецразрешениям в особом порядке.

И все равно большинство пересадок были не слишком успешными. Только знаменитый академик Валерий Иванович Шумаков, именем которого сейчас назван наш Центр, добился успеха.

Спросите, почему столько неудач? Да потому, что в то время брали для пересадки уже остановившееся сердце, а средств, которые помогли бы этому сердцу заработать, и тогда не было, и сейчас нет. Валерий Шумаков был в то время директором Института трансплантологии. Он начал пересадки сердца в1986 году. И тоже поначалу неудачно. Понятно, что для Валерия Ивановича начались трудные времена. Но это был удивительно упорный человек, и он все-таки добился успеха — в марте 1987 года была выполнена первая успешная трансплантация, и больная прожила восемь с половиной лет.

После этого в основном все пересадки были успешными, и так началась эра трансплантации сердца в России. Но только в конце 1992 года был принят Закон о трансплантации, который обосновывал возможность посмертного донорства органов.

— С сердцем ясно, а сколько живет в организме пересаженная почка?

— Хотелось бы лет 15—20. Но я встречал случаи, когда она жила и тридцать лет, и больше! Во всяком случае, не менее пяти лет.

— Но это же очень мало!

— Совсем не мало, если учесть, что потом можно следующую почку пересадить. С пересаженной почкой женщина успевает и родить, и выходить ребенка. Ее жизнь значительно полноценнее, чем на диализе.

— А что труднее всего для пересадки — почка, печень, сердце?

— Ну, в общем, сейчас каждый хирург знает, что в том, чтобы пришить новое сердце, ничего трудного нет. Иногда труднее вынуть старое — особенно если на нем уже было несколько операций. А вот с печенью сложнее. Кстати, я был первым в России и в мире хирургом, который выполнил трансплантацию правой доли печени от живого донора, и с тех пор эта операция приобрела огромную популярность. Но вот мы ее сейчас делаем крайне выборочно. Мы считаем, что принятые в международной практике стандарты, разрешающие взять до 70 процентов печени у живого донора, превышают разумный риск для него. Очень сложная, но очень эффективная операция — пересадка небольшого фрагмента взрослой печени маленькому ребенку. Мы делаем много таких операций.

— А вот еще обсуждают возможность пересадки головы.

— Не пересадки головы, а пересадки тела к голове. Думаю, технически это вполне возможно. Но ведь еще нужно, чтобы эта голова управляла своим новым телом. Кстати, я знаком с молодым человеком, который якобы готовился к такой пересадке. Сейчас он принял решение о более предсказуемой операции по коррекции позвоночника. Я этому рад, не хотелось бы, чтобы этот мужественный человек подвергся непредсказуемому эксперименту.

— Ладно, когда родственники становятся донорами органов — это понятно. Но ведь в интернете на каждом шагу объявления «продам почку». Что, ее можно так легко продать?

— Полная брехня. У нас возможна пересадка только от родственников, и об этом уже сто раз писали и говорили.

— Да я за деньги куплю справку, что я ваш родственник.

— Спасибо, не надо. Тут все очень просто, справка — это не документ о родстве. Нужны только генетические родственники. В нашем Законе о трансплантологии написано, что донором может быть только генетический родственник — не жена дяди, а дядя, и не моя жена, а моя сестра, мать, дочь, сын.

— И все-таки органы продают .

— Но точно не в России. Вот в Турции сейчас бум пересадок, и там не спрашивают, чьи это органы. В Пакистане вам легко и не очень задорого пришьют какой-нибудь орган, а вы даже и не узнаете, от кого и что это за орган. Да и за последствия никто не отвечает. Кроме того, в России запрещено пересаживать органы от посмертных доноров гражданам других стран.

— А наши-то в другие страны ездят?

— За прошлый год уехало на пересадку пять человек. Это не много.

— И куда?

— Например, в Китай. Это называется трансплантационный туризм. Всемирное трансплантационное общество, Всемирная организация здравоохранения считают, что каждая страна должна быть самодостаточна по обеспечению своих граждан донорскими органами с точки зрения профилактики трансплантационного туризма. Нельзя поощрять человека получать органы в другой стране. Россия подписала Конвенцию, которая препятствует трафику органов.

— А вот есть вопрос, который вы, по-моему, как-то обходите стороной. Как развивать трансплантацию в России, если на пересадку органов нужно или спецразрешение, как раньше, или согласие родственников?

— Во-первых, вы мне этот вопрос еще не задавали. Во-вторых, «спецразрешение» было нужно в 70—80-х годах прошлого века. И дело не в согласии родственников. Точнее, не в этом главное. Трансплантология — это такая наука, которая как никакая другая зависит от состояния общественного гуманизма. Это когда человек человеку не волк, проще говоря.

В Европе этот путь проходили в течение многих лет, и сейчас там есть понимание необходимости помощи нуждающимся в пересадке людям. Это позиция такая — человек попал в беду, есть угроза его жизни. Будем ли мы его лечить, или оставим умирать в одиночестве? А если мы его спасаем, то какие средства для этого применимы? Готовы ли мы в случае собственной смерти помочь выжить другому человеку?

Вот именно, отвечая на этот вопрос, в 80-х годах прошлого века в Испании некий Рафаэль Матесанс, баск по происхождению, придумал и ввел в медицинскую практику специальные протоколы для донорства органов. Это целая система. В каждом лечебном учреждении страны появляются специальные сотрудники, которые отслеживают больных, поступающих с травмами — катастрофами головного мозга. Им обеспечивают полное лечение, но если прогресса нет и человек умирает, его вносят в специальный регистр, и после этого умершего человека невозможно потерять без обсуждения вопроса использования его в качестве донора. После смерти мозга органы поддерживают в жизнеспособном состоянии, а специалисты оценивают их качество. Вот что такое испанская система.

— А если родственники против?

— Я не случайно начал с того, что для развития трансплантологии важен уровень гуманности общества. В таком обществе родственники не могут быть против. Они просто не вправе распоряжаться чужим телом. Если им точно неизвестно, как человек при жизни сам отнесся бы к этому. Они могут только сказать, что при жизни он говорил о том, что не хотел бы этого.

— Вот и все. И ничего не пересадишь …

— Но в нормальном обществе, в гуманном обществе — это всего лишь проблема информированности. Родственникам надо просто объяснить, что своим отказом они обрекут как минимум четырех людей на верную смерть. Они могут об этом не знать. И есть специальные психологи, которые объясняют такие нюансы, после чего проблема не возникает.

В большинстве стран Европы, в Польше и в Белоруссии действует презумпция согласия — если ты не запретил при жизни донорство твоих органов, то считается, что ты согласен. И дальше это не обсуждается. Вот именно это дало гигантский рывок в трансплантологии. Например, в Австрии бум пересадок легких. Если ты при жизни не занес себя в регистр отказов, то в соответствующем случае становишься донором буквально автоматически, и общество это поддерживает! Но рекордсмен по пересадкам, конечно, Испания, где была впервые разработана и применена эта система.

— А мы? Где мы в этом ряду?

— А у нас, как я уже говорил, в 1992 году был принят Закон о трансплантации органов. Это хороший документ, и он тоже основан на прогрессивной презумпции согласия. Да я скажу больше: если б не этот закон, не сидели бы мы тут с вами — нечего было бы и обсуждать. Но один минус. Презумпция-то есть, а продолжения ее нет. Да, человек имеет право отказаться от донорства, но как ему это сделать? Где заявить? Об этом в законе ничего не написано.

— Вот сейчас прошло сообщение, что в Госдуме рассматривают возможность ставить в паспорт отметку о том, что человек согласен на пересадку своих органов после смерти. Это поможет?

— А если он поленится поставить такую отметку? То что? Не пересаживать? Нет, я не думаю, что это правильный путь. Так делают в США. Но там при выдаче автомобильных прав задают такой вопрос молодому человеку, и ставят ему штампик в правах. Нам не надо выдумывать новые штампики, когда есть опыт Европы. Поэтому и важен регистр отказа: кому это нужно, тот скажет — я отказываюсь.

— А в результате мы опять в хвосте у всего мира по пересадкам. Даже Белоруссия нас опередила?

— Вот вам такие цифры. В Белоруссии 18 изъятий органов на миллион населения.

— Это много или мало?

— В Испании 34—35.

— А у нас?

— В России в целом 3,3. Три целых три десятых!

— Минуточку. Это показатели по всей России. Зато в одной Москве на миллион населения — 19—20 изъятий.

— Но почему же только Москва? Да если бы по всей России это было нормально налажено, у нас на каждого больного и здорового было бы много всяких запасных органов.

— Да что вы говорите? (Смеется. ) Давайте про Санкт-Петербург. На пять миллионов населения 70 трансплантаций почек в год. А в Москве — 300—400. А дальше, вглубь России, еще хуже. Есть, конечно, места, где врачи стараются что-то сделать. Уральский регион, к примеру. Вот недавно в Челябинске успешно пересадили сердце. Но это скорее исключение. Никто не спрашивает с руководителей регионов. Пересадили почку — слава богу, не пересадили — пусть едут в Москву. Сколько лет я как главный трансплантолог России бьюсь с таким отношением. И вроде люди все хорошие — понимают, сочувствуют, но ничего сделать не могут.

А в Москве издали свой приказ об организации трансплантологической помощи, создали координационный центр органного донорства, и все отлично работает.

— Неужели все органы мы умеем изымать только в столице?

— Конечно нет. Работают 47 трансплантационных центров в 25 регионах страны. Просто Москва является лидером. Наш институт вообще на первом месте в мире по трансплантации сердца. В этом году уже было 132, а потом я перестал считать. Но к концу года посчитаем, конечно.

— Честно говоря, не вижу в этих рекордах ничего хорошего. Было бы больше таких институтов, нагрузка на специалистов-трансплантологов была бы меньше. Но вот у меня другой вопрос: ведь в основном все органы для пересадок — это печальный результат автоаварий. Но автомобили становятся все безопаснее, летальных случаев все меньше. Так скоро вообще без доноров останетесь?

— Во-первых, это не рекорды, а умение работать. Чтобы люди не умирали. Естественно, институтов (вернее, центров, где пересаживают органы) должно быть больше, я над этим много работаю. Но нагрузка будет только увеличиваться! Больных очень много.

Во-вторых, посмертное донорство это не только и не столько результат автоаварий. Мозгу угрожают и другие катастрофы — инсульты, например. Да и возраст доноров увеличивается. Недавно пересадили реципиенту сердце 70-летнего донора. И ничего, работает! Да и потом со временем, я надеюсь, количество пересадок будет уменьшаться. Медицина учится лечить все более эффективно.

— А я думал, биопринтеры нас спасут.

— На биопринтере можно пока успешно распечатать, например, часть черепа, возможно, и кости. Но распечатать почки или сердце так, чтобы все работало, пока невозможно.

— Всем известно, что операции по пересадке органов в России бесплатны. За все платит государство. А если кризис? И государство скажет — не могу больше платить. Что тогда?

— Бесплатны не только операции, но и препараты, подавляющие отторжение. И они бесплатны всю жизнь пациента. И я думаю, никогда государство не скажет что-то подобное. Потому что бесплатная трансплантология — это для государства честь мундира. Если ты хочешь быть в ряду цивилизованных стран, за трансплантацию нельзя требовать оплаты от того, чья жизнь висит на волоске. Это забота государства. Вот вы в начале разговора привели пример миллиардера Рокфеллера. Дескать, счастливчик-богач: ему пересадили семь сердец. Ну и что? У него даже при наличии обычной американской медицинской страховки была возможность пересадить сколько угодно сердец, если на то есть медицинские показания. Вот у нас есть пациентка, которой пересадили уже третье сердце. Но она отнюдь не Рокфеллер.

— Пока я шел на интервью, заметил, что весь забор вокруг и все лавки исписаны странными предложениями по покупке каких-то «лекарств».

— Это, видимо, не наш забор, да и лавки мы не контролируем. Иногда бывают проблемы с получением оперированными у нас больными лекарств в регионах — пишем письма.

Хуже другое. То и дело в интернете появляются сайты с объявлением, что наш институт набирает каких-то добровольцев в качестве платных доноров почки, например! Доверчивые граждане заходят на такой сайт, с них берут по несколько тысяч якобы для оформления документов, а потом, естественно, все это растворяется, концов не найдешь. Пару таких сайтов мы даже закрыли с помощью ФСБ.

Беседовал
Вячеслав Н едогонов —
специально для «Новой»

Директор, академик РАН, Главный трансплантолог Минздрава России, Заведующий кафедрой трансплантологии и искусственных органов Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова, Председатель Общероссийской общественной организации "Российское трансплантологическое общество", Заслуженный врач Российской Федерации, доктор медицинских наук, профессор.

Сергей Владимирович Готье родился в семье высокообразованных и передовых людей России. Его дед - Юрий Владимирович Готье, директор библиотеки Румянцевского музея, заведующий кафедрой истории Московского государственного университета, академик АН СССР. Двоюродный прадед С.В.Готье - Эдуард Владимирович Готье-Дюфайе, известный врач-терапевт, работал в Первой градской больнице города Москвы, его именем названа аудитория, в которой обучаются студенты ГБОУ ВПО «Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н.И.Пирогова» Минздрава России.

Отец - Готье Владимир Юрьевич (1911-1994), судебно-медицинский эксперт, полковник медицинской службы. Мать - Пырлина Нина Петровна (1916-2010), доцент кафедры судебной медицины Московской медицинской академии имени И.М.Сеченова.

Выдающийся врач и крупный ученый, С.В. Готье стоял у истоков развития трансплантации печени в России. Он является одним из хирургов, осуществивших первую в России ортотопическую трансплантацию печени и сейчас известен как ведущий специалист Российской Федерации в области трансплантологии. С.В. Готье выполнил первые успешные трансплантации комплекса «сердце-легкие», мультиорганные трансплантации (печени и почки, печени и поджелудочной железы), пересадки поджелудочной железы, первые родственные пересадки фрагментов печени. К настоящему времени С.В. Готье располагает наибольшим в стране личным опытом выполнения ортотопической трансплантации печени, в том числе у детей первых месяцев жизни.

Важной заслугой С.В. Готье является организация оказания трансплантационной помощи педиатрическому контингенту больных ранее получавших такую помощь исключительно за рубежом. С.В.Готье в течение многих лет изучает вопросы оптимизации качества трансплантируемых донорских органов, адаптации донорского органа в организме реципиента, иммунного ответа организма реципиента при трансплантации различных органов и их комплексов, патофизиологические аспекты реперфузионного повреждения трансплантированной печени и др. Им научно обоснованы и введены в клиническую практику алгоритмы обследования, подготовки и реабилитации родственных доноров органов.

Научные интересы - разработка биологических и клинических проблем трансплантации жизненно важных органов, вопросов регенеративной медицины и создания биоискусственных органов. Основные исследования посвящены вопросам ортотопической трансплантации печени как способа лечения терминальных стадий диффузных и очаговых заболеваний печени; трансплантации поджелудочной железы при сахарном диабете I типа; родственному донорству и трансплантации фрагментов печени; трансплантации органов у детей; одномоментной трансплантации комплексов органов; адаптации трансплантированного органа в организме реципиента; разработке способов минимизации ишемического повреждения трансплантата; роли биомаркеров в иммунологическом взаимодействии трансплантированного органа и организма реципиента; прогнозированию и лечению отторжения трансплантата; обеспечению длительного выживания трансплантата в организме реципиента; биологическим аспектам иммунной толерантности; профилактике инфекций в трансплантологии; разработке биогибридной биоискусственной печени и др.

С.В.Готье - автор более 550 научных работ; 22 книг, монографий и руководств по трансплантологии, хирургии, гастроэнтерологии, гепатологии и др., 15 авторских свидетельств и патентов на изобретения. Особое значение для науки и практики имеют изданные им книги «Трансплантация печени», «Очерки клинической трансплантологии», «Инфекции в трансплантологии», «Иммуносупрессия при трансплантации солидных органов», 4 тома издания «Трансплантология: итоги и перспективы» (2009, 2010, 2011, 2012).

С.В.Готье является лидером созданной им научной школы и много сил и энергии отдает воспитанию кадров. Под руководством С.В. Готье защищены 8 докторских и 14 кандидатских диссертации.

С.В.Готье - опытный и эффективный организатор, активный общественный деятель. Он является главным специалистом трансплантологом Минздрава России, председателем Научного совета по комплексной проблеме медицины «Трансплантология и искусственные органы» Российской Федерации,председателем комиссии Экспертного совета по модернизации и инновационному развитию в области трансплантологии и искусственных органов.

С.В.Готье - председатель Общероссийской общественной организации трансплантологов «Российское трансплантологическое общество», член правления Международной ассоциации хирургов-гепатологов России и стран СНГ, главный редактор журнала «Вестник трансплантологии и искусственных органов», член редколлегий российских и зарубежных журналов - «Анналы хирургической гепатологии», «Annals of transplantation» и др.

С.В.Готье - лауреат премии Правительства Российской Федерации; номинант Первой Национальной Премии лучшим врачам России «Призвание» за выполнение родственной трансплантации печени, лауреат премии «Россиянин года», лауреат премии «Призвание» за выполнение трансплантации поджелудочной железы, национальной премии лучшим врачам России «Известность», международной медали «Выдающемуся хирургу мира», «Профессия - жизнь», международной медали Теодора Бильрота, «Большой золотой медали Н.И. Пирогова» и др.

С.В.Готье добился блестящих успехов в научной и практической деятельности, что наряду с его большой эрудицией, новаторством, широтой научных интересов и талантом хирурга выдвинуло академика РАН, профессора С.В.Готье в круг выдающихся врачей и ученых современности.

С.В. Готье – член Совета Европейского общества трансплантологов, член правления Международной ассоциации хирургов-гепатологов России и стран СНГ, член Международной гепато-панкреато-билиарной ассоциации, член Международной ассоциации гастроэнтерологов и хирургов. С.В. Готье входит в состав редколлегии журнала «Анналы хирургической гепатологии».

Родился 23 сентября 1947 года в Москве. Отец – Готье Владимир Юрьевич (1911–1994), судебно-медицинский эксперт, полковник медицинской службы. Мать – Пырлина Нина Петровна (1916 г. рожд.), доцент кафедры судебной медицины Московской медицинской академии имени И.М. Сеченова. Супруга – Цирульникова Ольга Мартеновна (1962 г. рожд.), доктор медицинских наук. Дети: Готье Анна Сергеевна (1968 г. рожд.), дизайнер; Готье Сергей Сергеевич (1979 г. рожд.), врач-хирург; Готье Марина Сергеевна (1984 г. рожд.), студентка Российского государственного медицинского университета.

История семьи Готье прослежена с XVII века, ее представители оставили свой след в истории России, в частности, развивая книгоиздательство. Дед С.В. Готье – Юрий Владимирович Готье, директор библиотеки Румянцевского музея, заведующий кафедрой истории Московского государственного университета, академик АН СССР. Двоюродный прадед С.В. Готье – Эдуард Владимирович Готье-Дюфайе, известный врач-терапевт, работал в 1-й градской больнице города Москвы, его именем названа аудитория, в которой обучаются студенты Российского государственного медицинского университета.

Жизнь во врачебной семье предопределила профессиональный выбор Сергея Готье. В 1971 году он окончил лечебный факультет 1-го Московского медицинского института имени И.М. Сеченова, затем последовательно обучался в клинической ординатуре и аспирантуре по хирургии при Всесоюзном НИИ клинической и экспериментальной хирургии МЗ СССР, директором которого был академик Б.В. Петровский. В дальнейшем вся трудовая и научная деятельность С.В. Готье проходила в этой клинике, которая теперь носит название Российского научного центра хирургии имени академика Б.В. Петровского РАМН (РНЦХ РАМН). С.В. Готье – яркий представитель хирургической и научной школы Б.В. Петровского. В 1976 году С.В. Готье защитил кандидатскую диссертацию по теме хирургического лечения ран печени. К этому времени С.В. Готье уже являлся высококвалифицированным специалистом в области общей хирургии, владел всеми видами оперативных вмешательств на органах брюшной полости. Однако его основная профессиональная деятельность была связана с хирургией органов гепато-панкреато-билиарной зоны.

С 1989 года он углубленно занимается вопросами трансплантации печени, стажировался в клиниках Испании и США и стал одним из организаторов и основных исполнителей первой в России ортотопической трансплантации печени, которая состоялась в РНЦХ РАМН 14 февраля 1990 года. В 1996 году, работая в должности ведущего научного сотрудника отделения хирургии печени, желчных путей и поджелудочной железы, защитил докторскую диссертацию на тему «Ортотопическая трансплантация печени в хирургическом лечении ее диффузных и очаговых заболеваний». Эта работа впервые обобщила уникальный для России опыт клинического выполнения трансплантации печени. В то время С.В. Готье являлся единственным специалистом в стране, который успешно развивал это направление. В связи с необходимостью дальнейшего развития проблемы в сентябре 1996 года в РНЦХ РАМН было создано первое в России отделение трансплантации печени, которое возглавил С.В. Готье. Под его руководством разработаны два фундаментальных направления: трансплантация печени при ее тяжелых диффузных заболеваниях и лечение обширных очаговых поражений печени с помощью предельно больших радикальных резекций.

С.В. Готье имеет наибольший личный опыт в России по выполнению трансплантации трупной печени и является единственным хирургом, выполняющим родственную трансплантацию печени. Его опыт превышает 140 операций. Он является автором оригинальной методики трансплантации правой доли печени от живого родственного донора, которую впервые в мире выполнил в ноябре 1997 года. Эта методика запатентована и к настоящему времени получила широкое распространение в мире. Результаты трансплантации печени, выполняемой в РНЦХ РАМН, соответствуют наиболее успешным зарубежным программам, а в области родственной трансплантации результаты превосходят зарубежные.

Усилиями С.В. Готье и возглавляемого им коллектива на базе РНЦХ РАМН организован и функционирует единственный в России трансплантационный центр, обеспечивающий в федеральном масштабе население страны самостоятельным видом трансплантологической помощи – трансплантацией печени. Новым направлением, успешно развивающимся в этом центре, стала трансплантация печени в педиатрии, в том числе пациентам первого года жизни. С.В. Готье является единственным хирургом в России, выполняющим трансплантацию печени детям.

С.В. Готье располагает наибольшим в России опытом выполнения обширных и предельно больших резекций печени по поводу гигантских опухолей, имея уникальные результаты по выживанию пациентов – взрослых и детей. Он успешно сочетает возможности хирургии печени с различными трансплантационными технологиями, позволяющими расширить объем и повысить радикальность операции. Ему принадлежат единственные в России операции по аутотрансплантации культи печени после предельно больших резекций, а также по протезированию нижней полой вены в составе расширенной резекции печени.

В 2000 году С.В. Готье возглавил организованный в РНЦХ РАМН отдел трансплантации органов, в который, помимо руководимого им отделения трансплантации печени, вошли отделение трансплантации почки и лаборатория гемодиализа. В феврале 2002 года он стал первым в России хирургом, который выполнил мультиорганную трансплантацию – одномоментную пересадку печени и почки одному реципиенту, а в октябре 2003 года впервые в мире произвел одновременную трансплантацию правой доли печени и почки от живого родственного донора. Под руководством С.В. Готье в РНЦХ РАМН стало развиваться новое для России клиническое направление – трансплантация почки у детей раннего возраста, а также возобновлена программа родственной трансплантации почки.

С октября 2002 года С.В. Готье впервые в России начал выполнение родственной трансплантации фрагмента поджелудочной железы по поводу сахарного диабета 1-го типа у взрослых и детей. Таким образом, впервые в отечественной практике осуществлено радикальное лечение сахарного диабета.

Развитие высоких технологий в области трансплантации органов способствовало научному прогрессу в области смежных дисциплин – анестезиологии, реаниматологии, перфузиологии и т. д. Получены уникальные фундаментальные научные данные о патофизиологических и морфологических механизмах выживания печени в экстремальных ситуациях и ее регенерации.

Под руководством С.В. Готье трансплантация печени превратилась из эксквизитной для российской практики экспериментальной операции в рутинную процедуру, выполняемую еженедельно с прогнозируемым положительным исходом. Высокую хирургическую активность профессор Готье сочетает с успешной научной и педагогической деятельностью. Им создана школа специалистов-трансплантологов, разрабатывающих различные направления трансплантации органов, хирургии печени и поджелудочной железы. Под его руководством защищены 12 кандидатских и докторских диссертаций. Большое внимание С.В. Готье уделяет обучению специалистов из различных регионов России и зарубежных стран, осуществляя программу по организации новых трансплантационных центров. Ученики С.В. Готье уже осуществили первые операции по родственной трансплантации печени в Санкт-Петербурге и на Украине.

С.В. Готье – автор более 350 печатных работ в области хирургии и трансплантации печени, в том числе глав в монографиях «Клиническая трансплантология», «Введение в клиническую трансплантологию», «50 лекций по хирургии», «Практическая гепатология», «Руководство по гастроэнтерологии» и др. Более 150 работ опубликовано за рубежом. С.В. Готье является признанным специалистом среди зарубежных трансплантологов, выступает с лекциями и докладами на международных конгрессах и симпозиумах. Первая в России серия из 100 операций по трансплантации печени широко обсуждалась медицинской общественностью, а результаты получили высокую оценку.

Профессор Готье активно популяризирует возможности трансплантации органов среди населения и медицинской общественности, выступая в прессе и по телевидению.

В короткие периоды отдыха Сергей Владимирович предпочитает слушать классическую музыку и рок-н-ролл. Любимые писатели – Л.Н. Толстой, А.Н. Толстой, Д. Голсуорси, Т. Драйзер, В. Гюго, А. Хейли. С удовольствием путешествует.

Живет и работает в Москве.

Пересадка головы, роботы вместо врачей — готово ли наше общество переварить все то, что для специалистов сегодня почти рутина? Главный трансплантолог Минздрава России Сергей Готье — о прогрессе в медицине и новых этических вызовах, перед которыми он нас ставит.

Трансплантология — одна из самых дерзких областей медицины: специалистам из этой сферы не привыкать шокировать публику. Пересадка головы, роботы вместо врачей — готово ли наше общество переварить все то, что для специалистов сегодня почти рутина? Соответствует ли нынешнему уровню развития медицины наш менталитет и наше законодательство? Елена Бабичева поговорила на эти острые темы с главным трансплантологом Минздрава РФ, директором Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов им. Шумакова академиком Сергеем Готье .

Ювелир от хирургии

Визитная карточка

Сегодня академик РАН Сергей Готье — одним из самых ярких и в мире российских хирургов-трансплантологов.

В 1971 году он окончил Медицинский институт им. Сеченова. Еще во время учебы в аспирантуре стал учеником знаменитого хирурга Бориса Петровского , который тогда был директором НИИ клинической и экспериментальной хирургии. Первым в стране начал заниматься вопросами трансплантации печени, стажировался в клиниках Испании и США, стал одним из организаторов и основных исполнителей первой в России трансплантации печени (1990 год).

Единственный в России хирург, который проводит родственную трансплантацию . Автор оригинальных запатентованных методик, признанных во всем мире. Результаты трансплантации печени, выполняемой академиком Готье, соответствуют наиболее успешным зарубежным программам, а в области родственной трансплантации даже превосходят зарубежные. В феврале 2002-го он стал первым в России хирургом, который одномоментно пересадил печень и почки. В 2001 и 2004 годах получил премию «Призвание» как лучший врач России.

Под руководством академика Готье стало развиваться новое для России клиническое направление — трансплантация почки у детей раннего возраста, а также возобновлена программа родственной трансплантации почки. С октября 2002-го Сергей Готье впервые в России начал лечить диабет 1-го типа хирургическим путем, пересаживая фрагменты поджелудочной железы.

Усилиями Сергея Готье и возглавляемого им коллектива на базе Российского научного центра хирургии РАМН организован и функционирует единственный в РФ трансплантационный центр им. В. Шумакова. Создал школу специалистов-трансплантологов. Автор свыше 700 научных работ, 30 книг. Член Совета Европейского общества трансплантологов, член международной группы хранителей Стамбульской декларации.

— Сергей Владимирович, перед Новым годом общественность бурно включилась в дискуссию в связи с законодательной инициативой, согласно которой каждый гражданин России должен будет при жизни высказаться: согласен ли он посмертно отдать свои органы для пересадки или нет. Вы как специалист что можете сказать об этой инициативе?

— Подобные инициативы, на мой взгляд, не очень серьезны. Представьте, что лично вам нужно будет специально идти в полицию или поликлинику, чтобы поставить штамп о согласии или несогласии на посмертное донорство. Я вот, например, не пойду — элементарно некогда. К тому же на данный момент у нас в стране уже есть презумпция согласия (сегодня органы умершего могут быть изъяты, если на момент смерти не было известно о несогласии человека на посмертное донорство.— прим. ред.), и лично я согласен на посмертное донорство. А заявить о своей позиции должен тот, кто не согласен.

— Насколько в принципе наше общество готово обсуждать столь непростые с этической точки зрения вопросы? Согласитесь, одно дело, когда вопросы медицинского законодательства обсуждают специалисты, другое — когда дискуссию о трансплантологии выносят на публику и говорят: отныне каждый сам решает судьбу своих органов. Россия готова к таким дискуссиям?

— Я считаю, что вопросы донорства и трансплантации , и хорошо, что наше общество постепенно становится участником таких обсуждений. Не случайно органное донорство и трансплантация во всех развитых странах считаются эффективным способом сохранения нации.

— Авторы нового проекта главным аргументом за принятие называют «прозрачность» новой системы: она, мол, исключает злоупотребления, которых так боятся россияне в столь чувствительной сфере. Как вы думаете, сработает?

— Пока законопроект не вынесен на обсуждение — говорить не о чем.

— А как выглядит подобное законодательство в других странах?

— В разных странах по-разному. Например, в США все построено на так называемом испрошенном согласии — при получении водительского удостоверения или какого-либо другого документа делается пометка, что человек разрешает использовать свои органы для трансплантации после своей кончины.

Европа же шла другим путем. Она более консервативная, сдержанная и религиозная. Но именно католицизм, как это ни странно, сыграл огромную роль в развитии трансплантологии. Представьте: в Испании с населением всего 46 млн человек (подавляющая часть которых — католики) именно Церковь встала на сторону медицины и провозгласила, можно сказать, со всех амвонов, что посмертное донорство — долг каждого христианина. Начиная с 1980-х там была введена государственная просветительская программа, которая на разных уровнях рассказывала о том, почему необходимо развивать работы по пересадке органов.

Тогда, кстати, в Испании действовала презумпция несогласия. Это значило, что с родственниками умершего обязательно разговаривали врачи, и за все время, что существовала такая практика, в Испании крайне редко фиксировались отказы. Могу засвидетельствовать: в 1989 году я стажировался в Мадриде и был свидетелем ситуации, когда у начальника полиции погиб 17-летний сын — разбился на мотоцикле. Казалось бы, высокая должность — начальник полиции, потерял сына — ну как тут без исключений?.. Тем не менее органы были изъяты и отданы медикам без вопросов.

Резонанс был большой, и именно после этого презумпция согласия в Испании была введена законодательно. А если кто-то против — тот должен сообщить о своей позиции. В Испании сегодня очень строгий порядок исполнения всех правил по сохранению национального донорского ресурса.

— Сегодня именно Испания лидирует в трансплантологии — в этой стране пересаживают органы чаще, чем во многих других. Это и есть результат законодательства и просветительства?

— Пожалуй, да. В России на сегодня в среднем 3 посмертных донора на миллион жителей в год. В Испании — 34-37. В Австрии — 30. Во Франции, где тоже действует презумпция согласия, показатель пониже — порядка 25. Такой же и в Италии, в которой, к слову, всплеск донорской активности произошел много позже — в 1990-е.

А вот в странах, где действует принцип испрошенного согласия, в целом случаев посмертного донорства традиционно меньше: например, в Германии — около 10.

— По этой статистике получается, что именно презумпция согласия работает более эффективно с точки зрения интересов национального здравоохранения. Но у нас в стране по факту существует еще и «презумпция незнания» — многие просто понятия не имеют, что они — доноры.

— Часто — причем именно по незнанию — трактуют как некий способ принуждения к донорству. Это не так. Презумпция согласия — наиболее гуманный способ помочь человеку не сделать ошибку.

Представьте ситуацию: у человека горе, у него умер кто-то близкий и вдруг ему в это время задают вопрос, можно ли у ушедшего взять органы. Человеку в такой момент не до страданий ближнего, он сам страдает и поэтому говорит «нет». И обрекает тем самым на смерть еще пять человек, которые ждут донорских органов. Так что презумпция согласия — это такой расчет на то, что человек не сволочь, а приличный человек. Просто ему некогда об этом подумать.

— А если он подумал еще до смерти и принял принципиальное решение о том, что не хочет быть донором?

— Он имеет на это право. В мире существуют так называемые регистры отказа. У нас тоже планируется введение подобного регистра. При этом будет создан и единый регистр доноров, единый лист ожидания и так далее. Другое дело, что подобные документы с юридической точки зрения составить очень сложно, поэтому пока все это остается на уровне проекта.

— Тем не менее пока у нас по-прежнему негативное отношение к трансплантации. Согласны?

— Не к трансплантации, а к посмертному донорству. Понимаете, вопросами донорства нужно заниматься — вести разъяснительную работу среди населения, объяснять, что это один из современных методов лечения. Так и поступали в той же Испании или в той же ЮАР, где провели первую пересадку сердца. А у нас после первой трансплантации почки Борисом Петровским в 1965 году этим долго не занимались.

Сегодня мы освоили все новые технологии. Но трансплантология — это ведь не только технологии. Это еще и отношение общества, определенная культура помощи ближнему, а также традиции, с которыми иной раз ничего поделать нельзя.

Например, в Японии, как и в ряде других стран Юго-Восточной Азии, наблюдается парадокс: медики располагают всеми достижениями науки, медицины, промышленности и наукоемких технологий. По большому счету, именно они должны бы быть первыми в трансплантологии, но у них нет реальной возможности получить орган. Посмертных изъятий в Японии крайне мало — такова традиция, менталитет. В итоге практически вся Япония обречена на родственную трансплантацию почек и части печени от прижизненных доноров.

— Это, как я понимаю, и создает почву для того, что называют трансплантационным туризмом?

— Да. Есть страны — Индия, Китай, Пакистан,— которые проводят очень агрессивную политику по привлечению соответствующей клиентуры. Разумеется, мы не можем ограничивать передвижения человека, он может выехать, куда захочет, и сделать, что захочет...

— А такое коммерческое донорство допустимо в принципе?

— Конечно, нет. Россия относится к цивилизованным странам и поддерживает все конвенции в области трансплантологии, в том числе Стамбульскую декларацию (документ международного профессионального сообщества.—прим.ред.), которая говорит о недопустимости трансплантационного туризма. Донорский орган — это национальное достояние. Уезжая за границу с целью получить там, скажем, донорскую почку, человек наносит ущерб донорскому ресурсу того государства, в которое он едет. Понимаете, в каждой стране есть свой лист ожидания тех или иных органов. И любое государство обязательно оценивает собственный донорский ресурс. Мы тоже потихоньку движемся к этому.

— Возвращаясь к нашим, российским, реалиям, какие положительные изменения в вашей области медицины вы могли бы отметить? Что-то в последнее время изменилось в лучшую сторону?

— Академик Валерий Шумаков в свое время много сделал, чтобы в Москве появился центр органного донорства. Но системы все равно не было, пока в 2012 году в Москве не издали приказ о систематизации и повышении качества трансплантационной помощи. Я с восхищением отношусь к деятельности московского Департамента здравоохранения. Именно ему удалось создать необходимую систему, работающую (может, и не в полном объеме) на «испанском» принципе. Сейчас в каждой больнице есть координатор, который поддерживает связь с учреждениями, которые занимаются трансплантацией. Благодаря этому процесс пошел, и уже в 2016 году на территории Москвы частота донорских изъятий составила 15 случаев на миллион. То есть все можно сделать, .

— Во сколько сегодня в России обходится пересадка органа? Входит ли она в ОМС?

— Трансплантация финансируется в рамках высокотехнологичной медицинской помощи и стоит от 1 до 1,5 млн рублей. В основном мы укладываемся в эту сумму. Но помимо операции сюда же надо прибавить расходы на лечение, реабилитацию, пожизненное со стороны государства. Самым дорогостоящим оказывается первый год после операции, когда ведется тщательное наблюдение за пациентом и когда осложнения наиболее вероятны.

— Немалые деньги! Возможно, в этом и причина того, что в регионах слабо развита трансплантация?

— Ну вот, например, в Татарстане и великолепная медицина, и грамотные врачи, и деньги есть, а частота донорских изъятий меньше одного случая на миллион населения. Причем это не связано с религиозным фактором.

— Тогда в чем же причина?

— Все зависит от организационных факторов и, я бы сказал, от политической воли на уровне регионов. Каждый руководитель региона должен обеспечить свое население не только теплом, жильем, транспортом, дорогами, но и возможностью получить при необходимости такую элементарную медицинскую помощь, как пересадка почки. Это не бог весть какая технология! Диализ (процедура очистки крови, которую вынуждены в течение всей жизни проходить люди с болезнями почек.—прим.ред.) обойдется гораздо дороже. Конечно, диализные центры тоже нужно строить. Но строительство центров без развития трансплантологии — это «нецелевое расходование средств», изматывание экономики.

Однозначно доказано, что пять лет жизни пациента с пересаженной почкой намного дешевле, чем пять лет на диализе. И качество его жизни намного лучше. Но у нас сегодня только 28 регионов имеют возможность сделать трансплантацию почки.

— То есть, по-вашему, такие центры нужно открыть в каждом регионе?

— Нужно, а главное — возможно. Да, трансплантацию сердца нужно делать в крупном центре, но ехать за пересадкой почки в Москву, скитаться по съемным квартирам, жить на диализе... Это ужасно! Нельзя подвергать людей таким испытаниям!

Обратите внимание: в Москве ежегодно проводится более 400 трансплантаций почки — для граждан со всей России.

Еще раз повторю: необходимо развивать донорство. В прошедшем году только у нас в центре мы сделали 160 трансплантаций сердца. Это невероятная цифра, но возможна она только благодаря тому, что в Москве развито донорство. Если бы его не было, мы делали бы по 10-15 трансплантаций сердца.

— Сейчас в трансплантологии появляются все новые прорывные технологии. В Германии собираются использовать роботов для этих операций...

— С помощью робота можно и блоху подковать, но это прорыв не в науке, а в методике. По большому счету от этого ничего не изменится. Трансплантация зависит не от того, каким образом будет пришит орган — руками или роботом, она зависит от развития донорства. Вот в этом направлении человечество прошло большой путь.

— Какие органы нельзя пересадить?

— Пересадить можно все. Важно понимать — . Пересадка органов делается тогда, когда без нее жить невозможно. Если жизнь без пересадки возможна, лучше ее не делать.

— Итальянский нейрохирург Серджо Канаверо собирался в конце декабря 2017-го живому человеку. С точки зрения специалиста, это фантастика или реальность?

— С точки зрения специалиста, правильнее было бы все же говорить о пересадке тела донора, а не головы. Но технически это сделать можно — просто надо все тщательно пришить. Помимо этого существует методика глубокого охлаждения организма для сохранения мозга во время операции. Так что и в случае с пересадкой туловища такой протокол разработать вполне возможно. Основная проблема — воссоздание нервной регуляции в спинном мозге. Вот с этим большие сложности. Потому что есть риск, что в результате пересадки человек останется с работающей головой, но при этом он не сможет двигать конечностями и самостоятельно дышать. Серджо Канаверо предлагает нервные окончания склеивать. Если ему это удастся, это будет большой шаг вперед, настоящая сенсация.

Беседовала Елена Бабичева

Фото в тексте: «Огонек»