Беспечный воин. Пирр Эпирский и его "победы". Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Пирр
И вот, ему, томящемуся в ожидании счастливого случая, представилась новая возможность действовать.
Римляне напали на тарентинцев. У тех не было сил вести войну, но бесчестная дерзость вожаков народа не давала им сложить оружие, и тогда они задумали призвать и сделать военачальником в войне против римлян Пирра, отличного полководца и в то время самого праздного из царей. Правда, старейшие и наиболее благоразумные граждане были против такого замысла, однако тех из них, кто выступал открыто, сторонники войны криками и прямым насилием прогнали из Собрания, прочие же, видя это, удалились сами. И вот один рассудительный человек, по имени Метон, в день, когда должны были принять решение, надел увядающий венок, взял в руки факел, как делают обычно пьяные, и явился в Народное собрание, сопровождаемый флейтисткой. Как бывает везде, где власть народа не знает должных пределов, толпа, увидев это шествие, встретила его рукоплесканиями и смехом, и никто не остановил Метона, напротив, его просили вместе с флейтисткой выйти на середину и спеть. Он сделал вид, будто так и собирается поступить, но когда воцарилось молчание, сказал: « Тарентинцы! Как хорошо вы делаете, что дозволяете желающим бражничать и шутить, пока можно. Но если вы в здравом уме, то поспешите и сами воспользоваться этой вольностью: ведь когда в город явится Пирр, дела пойдут иначе и другая жизнь начнется для нас» . Эти слова многим тарентинцам показались убедительными, и Собрание подняло крик, что Метон правильно говорит. Однако те, кто боялся, как бы после заключения мира их не выдали римлянам, обругали народ за то, что он так добродушно позволяет пьяному бесстыднику высмеивать его, а Метона сообща прогнали. Итак, мнение сторонников войны возобладало, и в Эпир отправили послов, чтобы отвезти Пирру дары от имени не только тарентинцев, но всех вообще италиотов , и сказать, что им нужен разумный и прославленный полководец и что в их распоряжении есть большие силы луканцев, мессапов, самнитов и тарентинцев: всадников около двадцати тысяч, а пехотинцев триста пятьдесят тысяч. Эти речи воспламенили не только Пирра, но и эпиротам внушили нетерпеливое желание выступить в поход.
Пирр говорил, что Киней своими речами взял больше городов, чем он сам с мечом в руках, и всегда оказывал этому человеку высокое уважение и пользовался его услугами. Видя, что Пирр готов выступить в поход на Италию, Киней выбрал момент, когда царь не был занят, и обратился к нему с такими словами: « Говорят, что римляне народ доблестный, и к тому же им подвластно много воинственных племен. Если бог пошлет нам победу над ними, что даст она нам?» Пирр отвечал: « Ты, Киней, спрашиваешь о вещах, которые сами собой понятны. Если мы победим римлян, то ни один варварский или греческий город в Италии не сможет нам сопротивляться, и мы быстро овладеем всей страной; а уж кому, как не тебе, знать, сколь она обширна, богата и сильна!» Выждав немного, Киней продолжал: « А что мы будем делать, царь, когда завладеем Италией?» Не разгадав еще, куда он клонит, Пирр отвечал: « Совсем рядом лежит Сицилия, цветущий и многолюдный остров, она простирает к нам руки, и взять ее ничего не стоит: ведь теперь, после смерти Агафокла, там все охвачено восстанием и в городах безначалие и буйство вожаков толпы» . « Что же, это справедливо, - продолжал Киней. - Значит, взяв Сицилию, мы закончим поход?» Но Пирр возразил: « Если бог пошлет нам успех и победу, это будет только приступом к великим делам. Как же нам не пойти на Африку, на Карфаген, если до них оттуда рукой подать? Ведь Агафокл, тайком ускользнув из Сиракуз и переправившись с ничтожным флотом через море, чуть было их не захватил! А если мы ими овладеем, никакой враг, ныне оскорбляющий нас, не в силах будет нам сопротивляться, - не так ли?» . « Так, - отвечал Киней. - Ясно, что с такими силами можно будет и вернуть Македонию, и упрочить власть над Грецией. Но когда все это сбудется, что мы тогда станем делать?» И Пирр сказал с улыбкой: « Будет у нас, почтеннейший, полный досуг, ежедневные пиры и приятные беседы» . Тут Киней прервал его, спросив: « Что же мешает нам теперь, если захотим, пировать и на досуге беседовать друг с другом? Ведь у нас и так есть уже то, чего мы стремимся достичь ценой многих лишений, опасностей и обильного кровопролития и ради чего нам придется самим испытать и причинить другим множество бедствий» . Такими словами Киней скорее огорчил Пирра, чем переубедил: тот хотя и понял, с каким благополучием расстается, но был уже не в силах отказаться от своих желаний и надежд.
24. Когда Пирр отплывал, варвары объединились против него: карфагеняне дали ему в самом проливе морское сражение, в котором он потерял немало кораблей, а мамертинцы, числом не менее десяти тысяч, переправившись раньше Пирра, но не осмеливаясь встретиться с ним лицом к лицу, заняли неприступные позиции, а когда Пирр на уцелевших судах прибыл в Италию, напали на него и рассеяли все его войско. Погибли два слона и множество воинов из тылового отряда. Пирр сам отражал натиск врага и без страха сражался с опытным и дерзким противником. Когда он был ранен мечом в голову и ненадолго вышел из боя, мамертинцы воспрянули духом. Один из них, огромного роста, в сверкающих доспехах, выбежал вперед и грозным голосом стал вызывать Пирра, если тот еще жив, выйти и сразиться с ним. Пирр, раздраженный, повернулся и, пробившись сквозь ряды своих щитоносцев , пытавшихся его удержать, вышел гневный, со страшным, забрызганным кровью лицом. Опередив варвара, Пирр ударил его мечом по голове, и, благодаря силе его рук и отличной закалке стали, лезвие рассекло туловище сверху до низу, так что в один миг две половины разрубленного тела упали в разные стороны. Это удержало варваров от новых нападений: они были поражены и дивились Пирру, словно, какому-то сверхъестественному существу.
Остальной путь Пирр прошел беспрепятственно и с двадцатью тысячами пехотинцев и тремя тысячами всадников прибыл в Тарент. Пополнив там войско самыми храбрыми из тарентинцев, он тотчас выступил против римлян, стоявших лагерем в Самнии. 25. Дела у самнитов в это время шли совсем плохо: разбитые римлянами во многих сражениях, они пали духом, да и отплытие Пирра в Сицилию у них вызвало недовольство, так что присоединились к нему лишь немногие. Разделив свое войско, Пирр половину послал в Луканию, желая задержать там одного из консулов, чтобы тот не пришел на помощь товарищу по должности, а другую часть сам повел на Мания Курия, стоявшего лагерем в безопасном месте возле города Беневента и ожидавшего подкреплений из Лукании (впрочем, он бездействовал еще и потому, что его удерживали предсказания жрецов и птицегадателей). Пирр спешил напасть на римлян прежде, чем подойдет второй консул, и поэтому, собрав самых сильных людей и самых свирепых слонов, ночью двинулся на лагерь врага. Но дорога была длинная, шла через густой лес, воины заблудились в темноте, и таким образом время было потеряно. Наступило утро, на рассвете враги ясно увидели Пирра, двигавшегося по гребню холмов. В лагере римлян поднялись шум и суматоха, и так как обстоятельства требовали решительных действий, а жертвы предвещали Манию удачу, консул вышел из лагеря, напал на передние ряды наступавших и обратил их в бегство, чем привел в смятение и остальных. Было перебито множество солдат Пирра, захвачено несколько слонов, брошенных во время отступления, и эта победа позволила Манию перенести бой на равнину. На глазах врага собрав свои легионы, он в одних местах обратил противника в бегство, но в других под натиском слонов отступил к самому лагерю и вызвал оттуда караульных, которых много стояло на валу в полном вооружении. Со свежими силами выйдя из-за укреплений, они забросали слонов копьями и повернули их вспять, а бегство слонов вызвало беспорядок и замешательство среди наступавших под их прикрытием воинов, и это не только принесло римлянам победу, но и решило спор о том, кому будет принадлежать верховное владычество над Италией. Доказав в этих битвах свою доблесть, они обрели уверенность в своей мощи и, прослыв непобедимыми, вскоре захватили всю Италию, а через некоторое время и Сицилию.
26. Так рухнули все надежды Пирра в Италии и в Сицилии; шесть лет потратил он на эти войны и хотя был побежден, но и в поражениях сохранил свое мужество непоколебленным и по-прежнему считался повсюду самым опытным, сильным и отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради надежд на будущее и, алчущий далекого и нового, не мог удержать достигнутого, если для этого нужно было проявить упорство. Поэтому Антигон и сравнил Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но не знает, как воспользоваться своей удачей.
Вернувшись в Эпир с восемью тысячами пехотинцев и пятьюстами всадниками, растратив всю казну, Пирр стал искать новой войны, чтобы прокормить войско. К нему присоединились некоторые из галатов, и он напал на Македонию, где царствовал тогда Антигон, сын Деметрия. Целью его был захват добычи, но после того как ему удалось взять многие города и две тысячи неприятельских воинов перешли на его сторону, Пирр, преисполнившись надеждами, пошел в наступление на самого Антигона и, напав на него в узком ущелье, поверг в смятение все его войско. Только многочисленный отряд галатов в тылу у Антигона упорно сопротивлялся, и в завязавшемся жестоком бою большинство их было перебито, а вожаки слонов, окруженные вместе с животными, сдались в плен. Увеличив таким образом свои силы и более полагаясь на свою удачу, чем трезво все размыслив, Пирр ударил на фалангу македонян, которые после понесенного галатами поражения были полны смятения и страха. Македоняне уклонились от боя, и тогда Пирр, простерши к ним руку, стал поименно окликать подряд всех начальников, и старших, и младших, чем и побудил пехоту Антигона перейти на его сторону. Отступая, Антигон удержал за собой всего несколько прибрежных городов. Пирр, для которого все сложилось так счастливо, был уверен, что наибольшую славу он стяжал победой над галатами, и поэтому лучшую и самую блестящую часть добычи он сложил в храме Афины Итонийской, написав следующие стихи:
Тотчас после сражения Пирр захватил Эги и другие города, где не только сам всячески притеснял жителей, но и разместил караульные отряды галатов, служивших в его войске. А галаты, народ крайне алчный, принялись разрывать могилы похороненных в Эгах царей, причем сокровища они расхитили, а кости, осквернив, разбросали. Пирр, кажется, не придал их поступку большого значения и то ли за недосугом отложил наказание, то ли вообще не осмелился покарать варваров, из-за чего ему и пришлось услышать от македонян немало упреков.
Не дождавшись, пока его дела устроятся и положение упрочится, Пирр опять увлекся новыми надеждами. Он насмехался над Антигоном, называя его бесстыдным за то, что тот не надевает плаща и продолжает носить царскую порфиру, и охотно поддался на уговоры Клеонима Спартанского, который прибыл, чтобы звать его в Лакедемон.
Клеоним принадлежал к царскому роду, на вид казался сильным и властным, а потому не пользовался в Спарте ни расположением, ни доверием, и правил вместо него Арей. Это и было причиной его давней обиды на всех сограждан. Кроме того, он уже в старости женился на Хилониде, дочери Леотихида, женщине красивой и царского рода. Но она влюбилась в цветущего юношу Акротата, сына Арея, так что любившему ее Клеониму этот брак принес только горе и позор, ибо ни для кого из спартанцев не осталось тайной, как презирает его жена. И вот, когда к прежним обидам присоединились эти домашние неприятности, Клеоним, разгневанный и удрученный, привел в Спарту Пирра с двадцатью пятью тысячами пехотинцев, двумя тысячами всадников и двадцатью четырьмя слонами. Уже сама многочисленность этого войска ясно показывала, что Пирр хочет приобрести не Спарту для Клеонима, а весь Пелопоннес - для себя, но на словах он упорно отрицал это перед прибывшими к нему в Мегалополь лакедемонскими послами. Он говорил, что пришел освободить покоренные Антигоном города, и именем Зевса клялся, если ничто ему не помешает, послать своих младших сыновей в Спарту на воспитание, чтобы они усвоили лаконские нравы и благодаря этому одному превзошли всех царей. Обманув этой ложью тех, кто встречался ему на пути, Пирр тотчас же по приходе в Лаконию занялся грабежами. Послы стали обвинять его в том, что он начал военные действия, не объявляя войны, но он ответил: « Никогда мы не слыхали, чтобы вы, спартанцы, открывали кому-нибудь свои намерения» . На это один из присутствующих, по имени Мандроклид, сказал на лаконском наречии: « Если ты бог, то с нами ничего не случится - мы ничем против тебя не погрешили, если же ты человек, то найдется кто-нибудь посильнее тебя» .
27. После этого Пирр приблизился к Спарте. Клеоним предложил сразу идти на приступ, но, как сообщают, Пирр, опасавшийся, как бы воины, напав на город ночью, не разграбили его, отложил штурм, говоря, что возьмет Спарту днем. Спартанцев было мало, и они не были приготовлены к внезапному нападению, тем более что сам Арей отправился на Крит, чтобы оказать гортинцам помощь в войне. Самоуверенность врагов, презиравших обезлюдевший и бессильный город, спасла Спарту. Пирр, полагая, что ему не с кем воевать, остановился на ночлег, а илоты и приближенные Клеонима начали убирать и украшать его дом так, словно на следующий день Пирру предстояло там пировать. Ночью спартанцы держали совет и постановили прежде всего отослать на Крит женщин, но те воспротивились, а одна из них, Архидамия, явилась с мечом в Совет старейшин и от имени всех спартанок стала упрекать мужчин, которые хотят, чтобы женщины пережили гибель Спарты. Было решено провести вдоль вражеского лагеря ров, а справа и слева от него расставить колесницы, врытые в землю до ступиц, чтобы они прочно стояли на месте и не давали пройти слонам. Когда мужчины начали работу, к ним подошли женщины, одни - в плащах и подпоясанных хитонах, другие - в одних хитонах, чтобы помочь старикам, а тех, кому предстояло сражаться, они просили поберечь силы, и сами сделали третью часть работы, узнав предварительно размеры рва. Шириной он был в шесть локтей, глубиной в четыре, а в длину имел восемь плефров, как сообщает Филарх; по рассказу же Иеронима, он был меньше. Утром, когда враг двинулся в наступление, женщины подали мужчинам оружие и наказали им охранять и защищать ров, говоря, что славно победить на глазах у соотечественников, но почетно и умереть на руках у матерей и жен, доблестно пав за Спарту. А Хилонида, вдали от остальных, приготовила для себя петлю, чтобы не попасть снова в руки Клеонима, если город будет взят.
28. Сам Пирр со своими гоплитами ударил на спартанцев, которые оборонялись, выставив щиты, и пытался преодолеть ров, непроходимый потому, что рыхлая почва на краю его осыпалась под ногами воинов, не давая им твердо ступить. Сын Пирра Птолемей с двумя тысячами галатов и отборными воинами из хаонов двинулся вдоль рва, стараясь прорваться через ряд колесниц, но они были врыты так глубоко и расставлены так часто, что не только загородили дорогу воинам Птолемея, но и самим лакедемонянам мешали обороняться. Когда же галаты вырвали колеса из земли и стащили колесницы в реку, юноша Акротат, заметив опасность, с тремя сотнями воинов бегом пересек город, обошел Птолемея, скрывшись от него за склонами холмов, и, напав с тыла, заставил врагов повернуться и разделить свои силы. Солдаты Птолемея толкали друг друга, падали в ров и меж колесниц и, наконец, были отброшены, понеся большой урон. На подвиг Акротата смотрело множество стариков и женщин, и когда, залитый кровью, гордый победой и всеми восхваляемый, он возвращался через город, он казался спартанкам еще прекраснее, и они завидовали любви Хилониды. А некоторые старики, следуя за ним, кричали: « Ступай, Акротат, взойди на ложе Хилониды, чтобы подарить Спарте достойных потомков!» Вокруг самого Пирра завязалось ожесточенное сражение, в котором доблестно бились многие воины, но упорнее всех сопротивлялся и больше всего врагов убил Филлий, когда же он почувствовал, что слабеет от множества ран, то уступил место стоявшему с ним рядом воину и умер за строем своих, чтобы и мертвым не попасть в руки врага.
29. Ночь прервала битву. Во сне Пирр увидел, будто он мечет молнии в Лакедемон и вся страна охвачена огнем, он же радуется этому. От радости проснувшись, он приказал военачальникам держать войско наготове, а приближенным рассказал о своем сновидении, полагая, что оно знаменует взятие города. Все были удивлены и согласились с Пирром, только Лисимаху сон царя не понравился: он высказывал опасение, что раз нельзя ступать на места, пораженные молнией, значит и этот город, как предвещает божество, останется для Пирра недоступным. Но Пирр ответил, что все это вздор, достойный праздной черни, и что им следует, держа в руках оружие, только повторять самим себе:
Этими словами он ободрил войска и с наступлением дня повел их в бой. Спартанцы, обороняясь, превосходили самих себя доблестью и самоотверженностью, женщины помогали им, подавая стрелы, поднося проголодавшимся еду и питье, подбирая раненых. Македоняне собрали много хворосту и пытались завалить им ров, засыпая при этом мертвые тела и оружие. Лакедемоняне, собравшиеся на помощь, увидели Пирра, который гнал коня мимо рва и колесниц, пробиваясь в город. Оборонявшиеся подняли крик, сбежались воины, раздались вопли женщин. Пирр уже помчался вперед и налетел на стоявших перед ним врагов, когда его конь, раненный в брюхо критской стрелой, в предсмертных мучениях сбросил седока на скользкий склон. Наступавшие вместе с Пирром воины пришли в замешательство, подбежавшие спартанцы стрелами заставили их отойти. Вслед за тем Пирр повсюду прекратил сражение в надежде на то, что лакедемоняне, почти все раненные и многих потерявшие убитыми, хоть немного ослабели. Но счастливая судьба города то ли испытывала мужей, то ли желала показать, как велика ее власть даже в безвыходном положении, и на помощь лакедемонянам, уже терявшим всякую надежду, явился из Коринфа полководец Антигона фокеец Аминий со своими наемниками. Не успели спартанцы принять его, как с Крита вернулся царь Арей, ведя за собой двухтысячное войско. Женщины немедля разошлись по домам, ибо им больше не нужно было заботиться о ратных делах, отпущены были и те, кто, несмотря на преклонный возраст, по необходимости взялся за оружие. Прибывшие воины приготовились к сражению. 30. Пирром овладело честолюбивое желание захватить город именно после того, как туда пришло подкрепление, однако, не добившись ничего и получив отпор, он отступил и стал опустошать страну, собираясь перезимовать в ней.
Но того, чему суждено свершиться, нельзя избежать. В Аргосе шли распри между Аристеем и Аристиппом. И так как Аристипп считался другом Антигона, то Аристей поспешил призвать в Аргос Пирра. Пирр, всегда легко переходивший от одной надежды к другой, всякий успех считал лишь началом дела, а каждую неудачу стремился возместить новыми подвигами; поэтому ни победа, ни поражение не приносили мира и покоя ни ему, ни его противникам. Немедленно двинулся он на Аргос. Арей же, устроив множество засад и заняв труднопроходимые места на его пути, отрезал от войска шедших в хвосте галатов и молоссов. Один гадатель, рассмотрев внутренности жертвенных животных, счел знамения неблагоприятными и предсказал Пирру, что ему суждено потерять одного из близких. Но среди шума и суеты Пирр совсем позабыл о предсказании и велел своему сыну Птолемею, взяв телохранителей, идти на помощь хвостовому отряду, а сам двинулся вперед, чтобы поскорее вывести войско из теснин. Вокруг Птолемея завязалась ожесточенная битва, отборные лакедемонские воины во главе с Эвалком врукопашную бились со стоявшими впереди царского сына македонянами, и тут критянин из Аптеры по имени Оресс, человек воинственный и проворный, сбоку подбежал к отважно сражавшемуся юноше, ударил его копьем и поверг наземь. После его гибели те, кто был рядом с ним, обратились в бегство, лакедемоняне, преследуя их, забыли обо всем и вырвались на равнину, оставив своих гоплитов позади. И тут на них повернул молосскую конницу Пирр, уже услышавший о смерти сына и потрясенный горем. Он первым ворвался в ряды спартанцев, стремясь убийством насытить жажду мести, и хотя в бою он всегда казался страшным и непобедимым, но на этот раз своей дерзостью и силой затмил все, что бывало в прежних битвах. Когда он направил своего коня на Эвалка, тот, уклонившись в сторону, мечом разрубил поводья Пирра и чуть было не отсек руку, державшую их. Пирр в то же мгновенье ударом копья поразил Эвалка и, спрыгнув с седла, в пешем бою уложил рядом с Эвалком весь его отборный отряд. К таким бессмысленным потерям привело Спарту уже после конца войны чрезмерное честолюбие ее правителей.
31. Словно бы почтив убитого сына такой жертвой и в гневе на врагов изливши большую часть своей скорби, Пирр справил пышные поминальные игры и пошел дальше на Аргос. Узнав, что Антигон уже занял высоты над равниной, он стал лагерем близ Навплии. На следующий день он послал к Антигону вестника, называя царя погубителем и приглашая сойти на равнину, чтобы сразиться за власть. Тот отвечал, что на войне для него важнее удобный момент, чем сила оружия, и что если Пирру не терпится умереть, то для него открыто множество путей к смерти. Между тем и к Пирру, и к Антигону прибыли из Аргоса послы с просьбой отойти от города и предоставить аргосцам возможность, не подчиняясь ни одному из них, сохранять дружбу с обоими. Антигон согласился и отдал аргосцам в заложники сына, а Пирр, также согласившись отступить, ничем не подтвердил своих обещаний и тем внушил горожанам большие подозрения. В это время Пирру явилось страшное знамение: в жертву приносили быков, их головы, уже отделенные от тел, на глазах у всех высунули языки и стали слизывать собственную кровь, а в Аргосе Аполлонида, прорицательница Ликейского бога , выбежала, крича, что ей привиделся город, полный убитых, и орел, который шел в сражение, а потом исчез.
32. В глубокой темноте Пирр приблизился к стенам и обнаружил, что ворота, именуемые Проходными, уже отперты для него Аристеем. Пока галаты Пирра крадучись входили в город и занимали площадь, им удалось остаться незамеченными. Но слоны не могли пройти в ворота, пришлось снимать с их спин башни, а потом в темноте вновь водружать их; это задержало нападающих, и аргосцы, услышав шум, поспешили занять Аспиду и другие укрепленные места и отправили гонцов к Антигону. Тот, приблизившись к городу, сам остановился, но послал на помощь аргосцам своего сына и полководцев с большим отрядом. Подошел и Арей с тысячей критян и легко вооруженных спартанцев. Вместе напав на галатов, они повергли их в смятение. В это время Пирр с шумом и криками входил в город возле Киларабиса , и галаты в ответ тоже закричали, но в их крике не было бодрости и уверенности, - всем показалось, что это вопль страха и отчаяния. Тогда Пирр поспешно бросил вперед двигавшихся во главе войска всадников, но те лишь с большим трудом и риском для жизни могли проехать среди каналов, которыми был изрезан весь город. В этой ночной битве нельзя было разобраться ни в действиях войск, ни в приказах начальников. Разобщенные отряды блуждали по узким улицам, во мраке, в тесноте, среди доносившихся отовсюду криков; не было возможности руководить войсками, все медлили и ждали утра. Когда рассвело, Пирр устрашился, увидев Аспиду, занятую вооруженными врагами, и заметив на площади среди множества украшений медную статую волка и быка, готовых схватиться друг с другом, он вспомнил давнее предсказание, что ему суждено погибнуть там, где он увидит волка, сражающегося с быком. Аргосцы говорят, что эта статуя стоит у них в память очень давнего события: когда Данай впервые вступил в эту страну, то по пути в Аргос, близ Пирамий в Фиреатиде, он увидел волка, сражающегося с быком. Решив, что он сам, чужестранец, напавший на местных жителей, подобен этому волку, Данай стал наблюдать драку. Когда волк победил, Данай вознес мольбы Аполлону Ликейскому и, одолев и изгнав с помощью мятежных аргосцев царствовавшего тогда в Аргосе Геланора, захватил власть. 33. Заметив статую и видя к тому же, что ни одна из его надежд не сбывается, Пирр пал духом и решил отступить; опасаясь узких ворот, он послал своему сыну Гелену, оставшемуся со значительными силами вне города, приказ разрушить часть стены и помочь выходящим, если враг будет наседать на них. Однако в спешке и суматохе гонец неясно передал приказ, произошла ошибка, и юноша, взяв остальных слонов и самых сильных солдат, вошел через ворота в город на помощь отцу. Пирр в это время уже отходил. Сражаясь на площади, где было достаточно места и для отступления и для боя, Пирр, повернувшись лицом к врагу, отражал его натиск. Но его оттеснили в узкую улицу, которая вела к воротам, и там он столкнулся со спешившими на помощь войсками. Пирр закричал, чтобы они повернули назад, но большинство его не услышало, а тем, кто готов был повиноваться, преграждали путь новые отряды, вливавшиеся в город через ворота. Кроме того, самый большой слон, упав поперек ворот, лежал, трубя и мешая отступающим пройти, а другой слон, из тех, что вошли в город раньше, по кличке Никон, ища раненого вожака, упавшего с его спины, несся навстречу отступавшим, гоня и опрокидывая вперемешку врагов и друзей, пока, наконец, не нашел труп и, подняв его хоботом и подхватив обоими клыками, не повернул назад, словно взбесившись, валя наземь и убивая всех встречных. Сбитые в кучу и плотно прижатые друг к другу, воины не могли ничего предпринять поодиночке: словно единое тело, толпа ворочалась и колыхалась из стороны в сторону. Мало кто бился с врагами, зажатыми между воинами Пирра или наседавшими сзади, - большей частью солдаты ранили друг друга, ибо тот, кто обнажил меч или замахивался копьем, не мог ни опустить руку, ни вложить клинок в ножны: оружие разило, кого придется, и люди гибли от руки своих же товарищей.
34. Пирр, оглядев бушевавшие вокруг бурные волны, снял диадему, украшавшую шлем, передал ее одному из телохранителей и, доверившись коню, напал на врагов, следовавших за ним по пятам. Копье пронзило ему панцирь, и он, получив рану, не смертельную и даже не тяжелую, устремился на того, кто нанес удар. То был аргосец, незнатный человек, сын бедной старой женщины. Она в это время, как и остальные аргивянки, с крыши дома глядела на битву и, увидев, что ее сын вступил в единоборство с Пирром, испуганная грозящей ему опасностью, сорвала с крыши черепицу и обеими руками бросила ее в Пирра . Черепица ударила его в голову ниже шлема и перебила позвонки у основания шеи; у Пирра помутилось в глазах, руки опустили поводья, и он упал возле святилища Ликимния , почти никем не узнанный. Некий Зопир, воевавший на стороне Антигона, и еще два-три человека подъехали к нему и, узнав, оттащили его в преддверие какого-то дома. Между тем Пирр начал приходить в себя, Зопир вытащил иллирийский меч, чтобы отсечь ему голову, но Пирр так страшно взглянул на него, что тот, перепуганный, полный смятения и трепета, сделал это медленно и с трудом, то опуская дрожащие руки, то вновь принимаясь рубить, не попадая и нанося удары возле рта и подбородка. Между тем многие услышали о случившемся, и Алкионей, желая убедиться, подъехал и потребовал голову. С нею он ускакал к отцу и бросил ее перед царем, сидевшим в кругу приближенных. Взглянув и узнав Пирра, Антигон палочными ударами прогнал сына, называя его варваром и нечестивцем, а потом, прикрыв глаза плащом, заплакал, вспомнив о деде своем Антигоне и об отце Деметрии, которые в его собственной семье являли пример переменчивости судьбы. Украсив голову и тело Пирра, он предал их сожжению, а когда Алкионей встретил Гелена, жалкого, одетого в бедный плащ, и, дружелюбно приветствовав его, привел к отцу, Антигон сказал: «
- Имеется в виду I Пуническая война Рима и Карфагена за обладание Сицилией (264- 241).Павсаний, I, 13, 8). На месте, где погиб Пирр, они воздвигли храм Деметре и погребли там останки Пирра.
Пирр. Античный бюст
В начале III в. до Р. Х. Рим уже почти завершил объединение Италии. Римское владычество пока не утвердилось прочно лишь на юге Апеннинского полуострова, где располагались густонаселённые и богатые греческие колонии. Когда римляне начали подчинять их своей власти, им пришлось столкнуться с прославленным полководцем того времени, эпирским царём Пирром, чья армия прибыла с Балкан на помощь эллинским соплеменникам. К рассказу войне Рима с ним, ознаменованной вначале знаменитыми «Пирровыми победами», а затем торжеством римлян, мы сейчас и перейдём.
Начало войны между Римом и Тарентом
Одной из самых сильных греческих колоний южной Италии был город Тарент. На юге от соседнего с Тарентом Кротона Лакинский мыс образовывал западную границу Тарентского залива. По старинным договорам с Тарентом римляне не имели права посылать военные корабли восточнее этого мыса – в Адриатику. Но эти договоры были давно забыты. Однажды тарентинцы, созванные для совещания о делах в театр, лежавший на высоком месте, увидели, что по заливу идут десять римских трирем и становятся на якорь у берега. Римляне послали их в свои новые колонии на Адриатическом море, основанием которых Тарент был очень недоволен. Эти римские колонии грозили подорвать его торговлю.
Народ в Таренте, увидев причалившие римские корабли, подумал, что аристократы хотят уничтожить демократические учреждения и призвали римлян на помощь себе. Забывая, что Тарент находится в союзе с Римом, возбужденный демагогом Филохарисом народ бросился в гавань и напал на римские корабли; они не ожидали нападения и были побеждены. Пять успели уйти, другие были взяты или потоплены; начальник эскадры утонул; взятые в плен были казнены или проданы в рабство. С ними поступили, как с морскими разбойниками. В довершение безрассудства и пренебрежения к договору с римлянами, тарентинцы напали на город Фурии, выгнали римский гарнизон, изгнали, важнейших граждан и наложили на город тяжелую контрибуций в наказание за то, что он отдался варварам.
Сенат, при известии об этих наглых оскорблениях, выказал большую умеренность; он желал бы уклониться от войны с городом, сильно укрепленным, который трудно было взять. Затянувшись, война могла произвести новую коалицию против Рима; потому требования сената были мягки, насколько позволяло достоинство республики. Условиями примирения сенат ставил только освобождение пленных, восстановление независимости Фурий и выдачу людей, возбудивших народ к нарушению мира. Но безрассудная толпа, владычествовавшая в Таренте, послушалась своих руководителей, отвергла требования сената и оскорбила римских послов, пришедших в театр, где было созвано народное собрание выслушать их требование. При каждой ошибке Луция Постумия против правил греческого языка собрание хохотало над ним, а когда послы уходили из театра, пьяный тарентинец пошлым образом замочил одежду Постумия и народ восхитился этой выходкой. Постумий воскликнул: «эта одежда будет омыта реками вашей крови!» Послы уехали из города.
Союз Тарента с Пирром
Римское войско вошло в тарентскую землю и без труда разбило тарентинцев. Консул Луций Эмилий снова предложил мир на прежних условиях и без выкупа освободил знатных пленников, чтоб они убедили своих сограждан согласиться на эти справедливые и легкие требования. Но демагоги боялись мщения римлян и убедили народ, что лучше будет призвать иноземного военачальника, чем заключить с Римом союз, который приведет к рабству. Несмотря на сопротивление аристократов, уже были отправлены послы в Эпир пригласить на помощь царя Пирра. Потому‑то римляне и выказывали такую снисходительность: им не хотелось, чтоб явился в Италию этот опасный враг. Недавняя война Рима с самнитами и этрусками едва была кончена, раны её еще не зажили; в разных областях государства еще происходили судорожные движения; они могли распространиться, произвести общее восстание побежденных. Естественно было римлянам опасаться приезда Пирра, называвшего себя потомком Ахиллеса и потому считавшего своим наследственным призванием войну с потомками троянцев; его хорошо обученное войско легко могло быть увеличено наемниками, в которых не было тогда недостатка, и все враги Рима могли присоединиться к этому вождю, родственнику Александра Македонского и еще более близкому родственнику того Александра, царя эпирского, который раньше успешно делал завоевания на юге Италии, пока не был убит изменником. Пирр считал себя призванным продолжать дело, начатое этим Александром, и подражать примеру, Александра Великого.
Царь Пирр Эпирский
Пирр, царь эпирский, бывал в своей жизни то могущественным государем, то беглецом. По своим подвигам он был замечательное лицо даже в те времена, богатые удивительными военными событиями. Наполовину герой, наполовину искатель приключений, Пирр величавой осанкой, красотою лица, силой характера, храбростью и чистотою нравов очаровывал всех, сближавшихся с ним, возбуждал удивление и любовь в современниках и потомках. Отважный воин, искусный полководец, неутомимо воевавший, он повсюду, куда приводила его изменчивая судьба, занимал выдающееся положение, приобретал доверие сподвижников, любовь женщин, расположение народов. По своему происхождению и по брачным связям, Пирр был в родстве с династиями преемников Александра Великого; македонский народ желал иметь его царем. Храбрые эпирцы были преданы ему с восторженною привязанностью; многочисленные наемники и вожди их, скитавшиеся тогда повсюду, желали служить у Пирра; словом, он казался предназначен играть на западе цивилизованного мира ту роль, какую несколькими десятками лет раньше с такой славою исполнил его великий родственник на востоке. Потому Пирр с большим удовольствием принял приглашение тарентинцев сражаться за них с римлянами. Перед его взглядом открывалась блестящая перспектива, он видел обширное поле для своих геройских подвигов и завоеваний в прекрасных областях Италии и Сицилии. У Пирра было опытное войско, восторженно преданное ему; он мог убеждением или силой привлечь на свою сторону греческие города запада, повести их воинов вместе с своими на борьбу против западных варваров, победить своею фалангою римлян на суше, своим флотом карфагенян на море, – так мечталось его гордой душе. И действительно, со времени Александра Великого не было человека, более достойного такой роли, чем Пирр, превосходивший всех своих современников блестящей храбростью и безукоризненным характером. Однажды воины назвали его орлом; он отвечал, что их оружие – его крылья. Но Пирр умел только делать завоевания, сохранять их он не умел; он думал о том, чтобы выигрывать битвы, а не о том, чтобы рассудительно пользоваться победою. Ему были привлекательны далекие экспедиции, рискованные дела; мысли о них отвлекали его от соображений более близких, и он беспечно покидал приобретенное его победами, чувствуя в себе силу вновь завоевать то, что покидает. Таким образом все, что создавал Пирр, быстро разрушалось. Он был не похож на Александра, в котором с геройством завоевателя соединялась гениальная проницательность рассудительного государственного человека. Безграничная отвага и любовь к приключениям вовлекали Пирра в предприятия фантастические, которые не могли дать никаких прочных результатов. Правда и то, что ему пришлось сражаться не с таким народом, который, проиграв несколько битв, падает духом. В борьбе Пирра с римлянами в первый раз выказалась глубокая разница между западом и востоком цивилизованного мира; это была неравная борьба фаланги наемников и военного царя с когортами, гражданами‑воинами и сенатом, индивидуальная таланта с национальной энергией. Это была первая война Рима с греческим миром; ход её был предзнаменованием всего будущего хода событий, предвестием того, что Греция после упорного сопротивления будет подавлена железною рукою Рима. Пирр не был полным представителем греческой национальности; но и на его долю досталась часть симпатии, с какою люди сочувствуют падающему величию; и легенды потомства сделали почти героическим лицом этого «орла», как называли его эпирские воины.
Прибытие Пирра в Италию (281 г.)
Получив известие, что, наперекор всем усилиям преданной Риму и желавшей мира партии, заключен договор между Пирром и Тарентом, что Пирр готовится плыть в Италию и что его полководец Милон с 3000 войска уже прибыл в Тарент (281 г.), Луций Эмилий пошел через Апулию назад в Рим. Только то, что при его войске были тарентские пленники, спасло его: чтобы не подвергать их казни, неприятель не преследовал отступающих римлян. Следующею весной приплыл в Тарент сам Пирр, которому было тогда 36 лет. Плавание было бурно и войско Пирра понесло на нем много потерь. Пирр привез в Италию 20000 человек тяжеловооруженной пехоты, 3000 конницы, 2500 стрелков и пращников и 20 слонов. Тарентинцы встретили его с радостью и охотно платили деньги на жалованье и продовольствие войска. Но царь, досадуя на то, что не пришли отряды союзников, которых обещали ему тарентинцы, начал действовать самовластно. Пирр стал на тарентинские деньги собирать наемников, взял в войско тарентинтских граждан способных к службе, принудил их учиться военному делу, запер театр, запретил народные собрания, обеды целыми обществами (сисситии) и пиры, запер места прогулок, поставил у ворот стражу из своих эпирских воинов и под разными предлогами отослал в Эпир знатных граждан, опасаясь, что они хотят составить заговор; эти его действия произвели неудовольствие. Такого освободителя тарентинцы не желали и не ожидали. Многие граждане бежали в Рим, спасаясь от неприятностей в настоящем, от бед в будущем.
Победа Пирра над римлянами при Гераклее (280 г.)
Римляне выказали не меньше энергии, чем Пирр. Они требовали у союзников войск и денег, сами употребляли величайшие усилия на снаряжение войска, чтобы послать много легионов в Южную Италию и однако же оставить сильные отряды в других местностях, восстания которых можно было опасаться. Они послали гарнизоны в города, на верность которых не надеялись; чтобы запугать ненадежных союзников, они казнили в Пренесте нескольких сенаторов, навлекших на себя их подозрение. Большое войско, с которым консул Публий Валерий Левин быстро пошел в Южную Италию, не допустило луканцев и самнитов принять сторону Пирра. Левин и Пирр встретились на реке Сирисе, близ Гераклеи (280 г.); тут произошла страшная битва; обе стороны сражались с величайшим ожесточением; семь раз воины Пирра подвигались вперед и были оттесняемы. Римляне отбили атаку фессалийской конницы; сам Пирр был сбит с лошади. Быстро стал он перед своей пехотой и повел фалангу на легионы. В этом бое был убит эпирский военачальник Мегакл, одетый в шлем и военный плащ Пирра; войско думало, что убит царь, и стало колебаться; но Пирр прошел с открытой головою по рядам воинов и одушевил их новым мужеством. Победа все еще колебалась; Наконец были пущены на римскую конницу слоны, остававшиеся вдали от боя; их неожиданное появление решило битву. Римская конница в ужасе от невиданных чудовищ обратилась в бегство, увлекла за собою и пехоту; поражение римлян и победа Пирра были полными. Все их войско было б истреблено солдатами Пирра, если б один из слонов, раненный храбрым римским воином Гаем Минуцием, не обратился в бешенстве против своих и не помешал преследованию. Благодаря этому замешательству противников, консул успел собрать бегущих и, под прикрытием наступавшей ночи, увести их в крепость Венузию.
Урон римлян был велик: 7000 их воинов легли на поле битвы: но подле них лежали тела 4000 эпирцев и греков. «С такими воинами я завоевал бы весь свет», – сказал Пирр, обозревая на следующий день поле сражения и видя, что убитые римляне пали стройными рядами, не отступая от тяжелого натиска фаланги. Лучшие военачальники Пирра, были убиты в этом сражении. Он велел с почетом похоронить убитых римлян и освободить от оков 2000 пленных, твердо отказавшихся поступить на службу к нему.
Падение римского господства на юге Италии
Поражение римлян при Гераклее имело результатом отпадение народов Южной Италии от союза с Римом. Луканцы, бруттийцы и самниты присоединились к Пирру; греческие города сдались ему; локрийцы выдали ему римский гарнизон. Только Регий не последовал примеру других городов. Кампанские наемники, бывшие на службе у регийцев, убили всех граждан, взяли себе их дома и жен и основали независимое разбойническое государство: в союзе с мамертинцами, своими соплеменниками, которые за несколько лет перед тем завладели посредством такого же злодейства на другом берегу пролива Мессаною, они стали грабить окрестные области.
Посольство Кинея в Рим
Пирр хотел под первым впечатлением победы заключить мир с римлянами, чтобы приобрести прочное положение в Италии и получить свободу для завоевания Сицилии. Он послал с предложением мира в Рим своего друга и советника, фессалийца Кинея, искусного оратора, государственного человека и писателя. Пирр предлагал римлянам союз, если они признают независимость всех греческих городов Италии, возвратят самнитам, луканцам, бруттийцам и апулийцам свободу и отнятые у них земли и города, в том числе Луцерию и Венузию; он говорил, что, заключив мир на этих условиях, он удалится из Италии, довольствуясь славою победы над храбрейшим из всех народов. Посол Киней действовал в Риме с тем искусством, которому был обязан многими успехами в переговорах с греками и восточными царями: он умел хвалить и льстить, ловко выставлял всю выгодность союза с Пирром для римлян, все невыгоды продолжения войны, превозносил великодушие своего царя и с такою же горячностью восхвалял мудрость и честность римского сената. Сенат колебался; многие говорили, что должно принять предложение, дающее Риму время оправиться от тяжелого удара; но бывший консул Аппий Клавдий, слепой старик, велел нести себя через форум в сенат и восстал против мира с Ппрром; его пламенные слова одушевили сенаторов непреклонною энергиею их отцов; он резко осуждал малодушие людей, которые хотят в один день отдать победоносному врагу все завоевания, приобретенные сорокапятилетнею борьбою; под впечатлением его суровой речи сенат велел Кинею немедленно выехать из Рима и передать Пирру ответ, что переговоры о заключении мира могут начаться, лишь когда он со своим войском удалится из Италии. Это правило, высказанное теперь в первый раз, стало неизменным основанием римской политики. Киней, возвратясь к Пирру, назвал сенат собранием царей. Пирр и его посланник, знавшие только выродившихся греков, удивлялись мудрости и возвышенности мыслей сената, гражданской доблести, честности и простоте жизни римских военачальников – Фабриция, Курия Дентата и других, и геройству легионов.
Твёрдость римлян в борьбе с Пирром
Урон, понесенный римским войском в битве при Гераклее, был уже пополнен молодыми гражданами, добровольно спешившими под знамена, когда Пирр пошел в Кампанию, взял неожиданным нападением Фрегеллы и с обремененным добычею войском пошел через земли латинов и герников на Рим, надеясь побудить к восстанию этрусков. Он перешел Лирис, дошел до города Анагнии, находившегося лишь с небольшим в пятидесяти верстах от Рима. По словам Флора, Пирр, взяв Пренест, видел с цитадели этого города холмы Рима. Он не встречал сопротивления. Но если он надеялся, что латины присоединятся к нему, то ошибся. Лишь очень немногие из них перешли на его сторону; за этим небольшим исключением латины остались верны Риму и не впускали врага в свои города. Левин вышел на встречу Пирру с новыми легионами, а другой консул, Тиберий Корунканий, обеспечив верность этрусков заключением новых договоров с ними, собрал в Риме другое большое войско. Пирр увидел невозможность идти дальше: отряды римлян и их союзников угрожали его тылу и флангам; он с богатой добычей вернулся в Южную Италию дождаться весны в союзной с ним стране. Римское войско провело зиму в Пицене у города Фирма. Сенат велел разбитым у Пирром Гераклеи легионам зимовать в снегах гор под шатрами и добывать себе пищу нападениями на врагов; это было наказанием за то, что они не устояли в битве.
Посольство Фабриция к Пирру
Пирр зимовал в Таренте; туда приехали к нему три римские посла, одним из которых был храбрый и честный Гай Фабриций Лусцин. Они были присланы для переговоров о выкупе или обмене пленных. Пирр не принял предложения послов, но отпустил всех пленных домой на праздник Сатурналий, взяв с них обещание, что они возвратятся, если не будет заключен мир. И ни один из них не изменил данному слову. Впоследствии у римлян было много рассказов о том, как Фабриций, человек бедный, устояв против всех обольщений царя, возбудил его удивление и честностью своей, и неустрашимостью. По рассказам римлян, Пирр воскликнул, что скорее солнце совратится со своего пути, чем Фабриций со стези доблести.
«Пиррова победа» при Аускуле (279 г.)
Следующею весной (279 г.) Пирр с войском, в котором кроме эпирцев и греков находились луканцы, бруттийцы и самниты и численность которого простиралась до 70,000 человек, пошел в Апулию прогнать оттуда войско римлян и их союзников, простиравшееся до такого же числа воинов, и взять Венузию. При Авскуле произошла битва, в которой римляне сначала теснили Пирра, потому что его конница и слоны не могли действовать на крутизнах и болотах берегов реки; но, переменив позицию, он возобновил сражение на удобной местности и выиграл битву. Победа была решена и тут, как при Гераклее, слонами и эпирскою фалангой, вооруженной длинными копьями (сариссами), от которых не могли отбиваться римляне своими мечами. Число убитых римлян было 6,000. Пирр, по греческим известиям, потерял 3,505 человек. Он по обыкновению сражался в самых опасных местах боя и был в этом сражении ранен дротиком в руку. Поле битвы осталось за ним; но эта слава и была единственным плодом кровопролитного сражения. Римляне в стройном порядке отступили в свой стан; их военная сила и верность их союзников непоколебимо выдержали этот удар. Пирр приобрел при Авскуле только бесплодные лавры. Лучшие воины его были убиты. Он не мог раз считывать на италийских и греческих союзников своих, между которыми не было согласия. Он удерживал их под своими знаменами только силой. Пирр был прав, отвечая на поздравления с победой: «Еще такая победа – и я погиб» (отсюда и пошло крылатое выражение «пиррова победа»). Он не мог ожидать себе подкреплений из Эпира и Македонии: туда вторглись около этого времени галлы, опустошали все, истребляли выступавшие против них отряды. Пирр искал предлога, который позволил бы ему с честью покинуть Италию, и желал заключить мир с римлянами.
Отъезд Пирра в Сицилию
Предлог покинуть Италию скоро нашелся. В Сицилии господствовали между греческими городами и тиранами такие раздоры, что карфагеняне считали возможным для себя овладеть всем этим островом и осадили Сиракузы. Сиракузяне обратились за помощью к Пирру. Положение сицилийских греков было бедственно. Это вынудило их призвать Пирра, хотя и должно было опасаться им его властолюбия: беззакония и беспорядки дошли у них до такой степени, что стали невыносимы. Пирру было очень приятно приглашение стать защитником греческой свободы от Карфагенян. Оно давало ему почетный предлог покинуть Италию, и он в своих мечтах уже видел себя владыкою всей западной части греческого мира; как Тарент служил опорою власти его в Южной Италии, так опорою её в Сицилии будут, думал Пирр, Сиракузы. Ему хотелось прежде всего примириться с римлянами. Гай Фабриций, бывший в том году консулом, прислал ему закованного в цепи грека, который предлагал отравить его, если римляне дадут за это награду. Пирр был так тронут этим благородством, что отпустил римских пленников без выкупа и предложил римлянам мир на условиях очень выгодных для них. Римляне по‑прежнему отвечали, что вступят в переговоры о мире лишь по удалении его из Италии. Он решился уехать, несмотря на неудачу переговоров: Пирр надо было спешить, чтобы Сиракузы не были принуждены покориться карфагенянам. Тарентинцы и другие италийские союзники умоляли его не покидать их, но он был совершенно увлечен мечтами о победах и завоеваниях в Сицилии. Пирр оставил в Таренте гарнизон под начальством Милона, в Локрах другой отряд, начальником которого назначил шестнадцатилетнего юношу Александра, – своего сына от дочери Агафокла, и отплыл с войском и слонами на сиракузских кораблях в Сицилию (278 г.).
Подавление Римом восстаний в Италии
Пирр оставался в Сицилии около трех лет (278–275 гг.). После мы расскажем о том, что сначала он одерживал там победы, но что результаты их были отняты у него неудачею при осаде Лилибея и отпадением сицилийцев; он был принужден с остатками своего войска возвратиться в Тарент. Римляне не вмешивались в сицилийские дела, хотя обратили (279 г.) свой прежний торговый трактат с карфагенянами в договор о союзе против общего врага: взаимное недоверие мешало им и карфагенянам помогать друг другу. Они воспользовались удалением Пирра из Италии, чтобы покорить восставших против них союзников. Город Гераклея, бывший под властью Тарента, заключил мир с римлянами немедленно по отъезде Пирра. В следующем году (277 г.) оба консула пошли на самнитов, которые увели своих жен и детей, увезли все свое имущество в неприступные горные леса и защищали свои укрепления с обыкновенной своей храбростью. При опрометчивом нападении на одно из этих укреплений римляне даже потерпели поражение. Успешнее действовали они против луканцев и бруттийцев. В этих походах воины, бывшие в плену у Пирра, должны были служить в наименее почетных рядах войска и ночевать за укреплениями стана без защиты от врагов и непогоды; прежний почет возвращаем был только тому, кто искупал стыд плена, убив двух неприятелей. Эта железная дисциплина возвеличила Рим. То был период, когда у римлян владычествовали суровые военные доблести, когда граждане всех сословий вели строго нравственный, простой образ жизни, когда слава и могущество отечества были высшим предметом желаний для всех, когда почести приобретались только геройскими подвигами.
Римляне восстановили свою власть и на восточном берегу. При нападении на Кротон, их войско было отражено эпирским гарнизоном; но вскоре они взяли этот город военной хитростью. Локрийцы, восставшие против римлян, купили себе прощение, выдав им эпирский гарнизон.
И Кротон и Локры были совершенно обессилены этой войною. На Кротон вскоре после того напали разбойники, овладевшие Регием, и сожгли город. Немногие уцелевшие жители поселились в маленьком уголке погибшего большого города и распахали остальную местность его; это бедное население существовало несколько десятков лет, потом исчезло без следа. Локры были снова покорены возвратившимся в Италию Пирром. Он казнил множество граждан, наказал других за измену тяжелой контрибуцией. Пирр ограбил богатый храм Прозерпины; но прогневанная богиня скоро низвела его в свое мрачное царство.
Возвращение Пирра из Сицилии
Когда Пирр возвратился через Локры в Тарент, его орлиные крылья были поломаны. Правда, войско, с которым явился он, ещё было довольно многочисленно: оно состояло из 20000 человек пехоты и 3000 конницы, но это были уже не прежние его эпирские ветераны: они почти все погибли, а греческие наемники, или варвары, занявшие их места, не имели преданности к нему, покидали его знамена, когда у него не было денег на уплату жалованья. Были испорчены грабежом и развратом и те немногие из его прежних воинов, которые уцелели: дисциплина у них упала; ослабела и преданность Пирру от усвоения понятий иноземцев, с которыми они служили. Италийские народы встретили его уже не так, как за пять лет перед тем: они теперь не видели в нем защитника своей свободы; их доверие к нему исчезло, когда он покинул их на мщение римлян, отправившись завоевать Сицилию. Пирр и сам уже не был одушевлен прежними гордыми надеждами. Из человека, мечтавшего основать могущественное государство, он обратился в искателя приключений; он вел теперь войну не для осуществления обширных планов, а просто наудачу, как проигравшийся игрок, чтобы забываться в шуме сражений.
Битва при Беневенте 275 г.
Консул Маний Курий Дентат занял в самнитской земле крепкую позицию на холмах. Пирр успел завлечь его в сражение, прежде чем пришел на соединение с ним другой консул, находившийся в Лукании. Битва началось, но отряд, посланный Пирром в обход для того, чтобы напасть на римлян с фланга, заблудился в густом лесу и запоздал, а слоны расстроили фалангу: римляне бросали в них зажженные стрелы; они испугались, взбесились, бросились на свое войско, воины бежали от них. Таким образом, битва при городе, который назывался Малевентом («плохой воздух»), а после этого назван был Беневентом («хороший воздух»), кончилась совершенным поражением Пирра (275 г.). Он с немногими всадниками ускакал в Тарент. Станом его овладели римляне, взявшие там богатую добычу; четыре слона, захваченные ими, послужили украшением триумфа победоносного консула.
Гибель Пирра
Через несколько недель после битвы Пирр с небольшим остатком своего войска отплыл из Тарента искать в Греции счастья, покинувшего его в Италии. Но в Таренте остался его полководец Милон и держал город в строгом подчинении: Пирр хотел иметь в Италии гавань на тот случай, если вздумает вернуться туда, чтобы возобновить войну с римлянами. На родине Пирр скоро завоевал отнятое у него врагами и задумал снова овладеть Македонией; но его могущество было теперь призрачное: судьба лишь обольщала его, и скоро он жалким образом погиб на безрассудном походе в Пелопоннес : при нападении на Аргос, Пирр был сбит с коня брошенным на него с кровли большим камнем и убит неприятельским воином (272 г.). В том же году Милон купил пропуск себе и своему отряду на родину, сдав цитадель.
Покорение Южной Италии Римом
Тарентинцы, обессиленные раздорами и разочаровавшиеся в Пирре, уже заключили в это время мир с римлянами. Город сохранил самостоятельное управление, но должен был отдать римлянам свои военные корабли, оружие, разрушить свои стены и платить победителям дань. Ход переговоров был ускорен тем, что в Тарентском заливе появилась карфагенская эскадра: римляне поспешили заключить мир, чтобы не вмешались в войну карфагеняне.
В следующие годы римляне покорили самнитов, луканцев и бруттийцев. Те права, какие сохранили эти народы, были даром снисходительности Рима. Бруттийцы должны были уступить римлянам половину Сильского леса, доставлявшего соседним приморским городам материал для кораблестроения. Через два года по заключении мира с Тарентом отряд кампанцев, злодейски овладевший Регием, был наказан за измену римлянам, за убийство граждан Регия и разорение Кротона (270 г.). Консул Генуций при содействии сиракузанцев, приславших ему корабли и съестные припасы, осадил Регий. Разбойники, владевшие им, отчаянно оборонялись, зная, что их ждет неумолимое наказание. Наконец город был взят приступом. Те из разбойников, которые не были убиты при взятии его, были отведены в Рим и там на форуме высечены и казнены. Регий был возвращен тем из прежних жителей, которые уцелели. Сообщники злодеев, владевших Регием, мамертинцы владевшие Мессаною, были спасены от погибели взаимным недоверием между римлянами и карфагенянами. Несмотря на союз, заключенный с римлянами против Пирра, карфагеняне тайно помогали тарентинцам; потому у римлян не было желания избавить карфагенские города в Сицилии от грабежа мамертинцев. Вся южная Италия была теперь покорена Риму; только между самнитами и пицентами еще оставались некоторые общины, пытавшиеся сопротивляться, но и в этих горах меч и виселица установили наконец тишину (269 г.). Последние из бившихся с римлянами воинов были казнены, или проданы в рабство, как разбойники. Новые колонии Беневент и Эзерния держали в повиновении недовольных самнитов, Пестум и Коза луканцев, Аримин, Фирм и Castrum Novum галлов. Большая дорога была продолжена из Капуи через Беневент и Венузию в приморский город Брундизий, скоро ставили соперником Тарента в торговле. Таковы были последствия борьбы, которую так и не смог выиграть Пирр.
Литература о Пирре
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. «Пирр»
Казаров С. С. История царя Пирра Эпирского. СПб., 2009
Кабане П. Эпир со времени смерти Пирра до римского завоевания. Париж, 1980 (на франц. языке)
Эббот Дж. Пирр. Царь Эпира. М., 2004
Пирр, Царь Эпирский
Чтобы не раздроблять на части историю войны с Пирром, мы помещаем в ряду римских героев героя греческого – именно ЭПИРСКОГО царя, человека, который имеет право явиться в этом обществе, так как он был достойным противником римлян на поле сражения. Говорят, что Ганнибал признавал его вторым полководцем после Александра Македонского, между тем как самому себе он отводил в этом отношении только третье место. Несомненно, что Пирр был значительнейшим полководцем из школы Александра Великого и что, когда он, снабженный всеми изобретениями и ухищрениями эллинского искусства, вступил на итальянскую землю, господство Рима над Италией, уже почти вполне довершенное, снова поколебалось.
Пирр был призван в Италию тарентинцами, Тарент, богатый торговый порт, могущественнейший греческий город в Италии, уже давно враждовал с римлянами. Он хорошо понимал, какая опасность угрожала ему от постоянно распространявшегося все дальше и дальше владычества Рима; но, находясь под господством необузданной демократии и бессовестных, легкомысленных демагогов, этот испорченный город оказался неспособным к энергической и последовательной политике и пропустил удобное время для удачной борьбы с Римом. Только после окончательного истощения самнитян, победы над луканами, основания Венузии и завоевания туриев Тарент схватился за оружие, чтобы отогнать римлян, уже подступивших к его воротам. И теперь они начали войну так же легкомысленно и неблагоразумно, как прежде пренебрегли возможностью повести ее в свою пользу. В начале 281 г. десять римских кораблей, по пути в Адриатическое море, зашли в Тарентинский залив и, не подозревая никакой опасности, бросили якорь в обширной Тарентской гавани. Правда, что за 20 лет до того римляне по договору с Тарентом обязались не переплывать за Лацинский мыс; но с тех пор обстоятельства так изменились, что прежнее договорное постановление, по-видимому, устарело и было забыто. В ту минуту как римские военные корабли бросали якорь, тарентинский народ находился в театре; демагоги возбудили вопрос о нарушении договора и привели толпу в такое озлобление, что она тотчас же бросилась в свои лодки и в бешенстве напала на римские корабли. После жестокой битвы, в которой пал римский предводитель, пять римских кораблей были взяты, а их экипаж отчасти казнен, отчасти продан в рабство. Вслед за этим тарентинцы подступили к римскому городу Турии и завоевали его. Римляне отнеслись к этому безрассудному поступку довольно снисходительно; они избегали пока открытой вражды с тарентинцами, так как желали утвердить свое господство с другой стороны. И вот Рим отправил в Тарент посольство под предводительством Л. Постумия и потребовал освобождения пленных, возвращения Туриев и выдачи виновников враждебных действий. Вместо удовлетворения римские послы встретили только насмешки и оскорбления. Грубая чернь стала издеваться над их костюмом, пурпурными тогами, подняла на смех в народном собрании Постумия за то, что он не очень бегло и неправильно говорил по-гречески, а один шут, для увеселения праздной толпы, простер свою дерзость до того, что выпачкал платье Постумия самым бесстыдным образом. Тогда Постумий сказал: «Это пятно вы смоете вашей кровью, ваш смех скоро превратится в плач» – и выехал из города. Вскоре после того римское войско двинулось к Таренту.
Насколько храбры и смелы были тарентинцы на словах, настолько же малодушными и трусливыми оказывались они в бою. Первая схватка их городского гарнизона с римскими солдатами ясно показала им, что без чужой помощи они никак не справятся с неприятелем. Поэтому было сделано предложение обратиться за содействием к Эпирскому царю Пирру, с которым Тарент и до этого времени находился в отношениях. Некоторые из старейших и более благоразумных граждан восстали против этого предложения и советовали принять благоприятные условия, которые все еще предлагались римлянами; они предвидели, что эпирский царь принесет Таренту не свободу, а рабство. Но партия войны осилила их криками и ругательствами и выгнала их из народного собрания. Тогда благонамеренный гражданин, по имени Метон, сделал еще одну, последнюю попытку. Притворившись пьяным, он пришел в народное собрание с венком из увядших цветов на голове, с факелом в руке, и предшествуемым девушкой, игравшей на флейте. Его встретили смехом и аплодисментами и потребовали, чтобы он вышел на середину и пропел что-нибудь с аккомпанементом флейты. Когда все смолкло, Метон произнес: «Вы хорошо делаете, о мужи тарентские, что не мешаете никому веселиться и развлекаться как угодно. Но торопитесь наслаждаться вашей свободой, потому что как только Пирр войдет в город, для вас начнется совсем иной образ жизни». Эти слова произвели впечатление, но коноводы другой партии прогнали Метона из собрания и настояли на отправлении посольства к Пирру.
Царь Пирр уже несколько раз в продолжение своей тревожной жизни выказал себя отличным воином. Он был сыном эпирского царя Аякида, который вел свой род от Ахиллеса и находился в родстве с Александром Великим. Родился Пирр лет через семь после смерти этого великого завоевателя. Ему не минуло еще двух лет, когда его отец, вследствие народного восстания, был свергнут с престола, а сам он увезен верными слугами в Иллирию к царю Глауку. Слуги застали этого последнего во дворце сидящим рядом со своей женой и, положив ребенка на пол, просили Глаука принять его под свою защиту и покровительство. Глаук затруднялся исполнить эту просьбу, потому что боялся гнева царя македонского, Кассандра, преследовавшего семейство Аякида, В то время как он сидел в задумчивой нерешительности, ребенок подполз к нему, схватился за его платье и, поднявшись на ноги, оперся о его колени. Тут царь сжалился и передал мальчика своей жене, поручив ей воспитать его вместе с их собственными детьми. Кассандр предлагал ему двести талантов за выдачу ребенка, другие враги тоже с угрозами требовали этого; но Глаук не уступил, и когда Пирру минуло двенадцать лет (в 307 г.), отвез его на родину.
Во время одной поездки Пирра в Иллирию молоссы, одно из четырнадцати эпирских племен, взбунтовались и возвели на престол одного из родственников Пирра, Неоптолема. Пирр, которому тогда было семнадцать лет, бежал к Димитрию Полиоркету, женатому на его сестре Дендамии. Этот смелый и храбрый воин, сын Антигона, одного из лучших полководцев Александра Великого, сражался вместе со своим отцом против остальных преемников Александра (Диадохов) за распавшуюся монархию этого последнего и находился в то время на высшей ступени своей славы и счастья. Молодой Пирр обнаружил в сообществе Димитрия и Антигона такой военачальнический талант, что когда Антигона спросили, кто, по его мнению, величайший полководец, он отвечал: «Пирр, когда он придет в зрелый возраст». В битве при Ипсе во Фригии (301), в которой Антигон лишился жизни, а Димитрий престола, Пирр показал чудеса храбрости; в следующие за тем годы он тоже не покидал несчастного Димитрия, потерявшего большую часть своих владений. Когда Димитрий заключил мир с Птоломеем, царем Египта, Пирр, в интересах своего друга, отправился заложником в Египет.
При дворе Птоломея он приобрел себе доверие и приязнь царя своим открытым и энергичным характером, его мужественная красота и рыцарственность снискали ему расположение царицы Вереники и ее дочери Антигоны, падчерицы Птоломея. Он женился на Антигоне и, получив от тестя деньги и войско, возвратился на родину (296 г.). Народ встретил его с большой радостью, так как Неоптолем, из-за своей жестокости, пользовался общей ненавистью. Он условился с Пирром управлять государством вместе, но скоро обнаружил замыслы отделаться от своего соправителя, вследствие чего этот последний умертвил его во время одного торжественного жертвоприношения.
С этих пор Пирр оставался неприкосновенным и не ограниченным владыкой своего наследственного государства. Грубые, воинственные эпирцы были в восторге от своего храброго, рыцарственного царя и прозвали его «орлом». Но такой пылкий и предприимчивый чело век, как Пирр, не мог удовлетвориться горами маленького Эпира; он не переставал мечтать о битвах и победах, о славе и обширном владычестве. Некоторое, очень короткое, время он был государем Македонии. Македоняне добровольно предложили ему вакантный престол, но он также добровольно, семь месяцев спустя, отказался от господства, которое не мог удерживать за собой собственными силами. И вот через несколько лет после того явились к нему тарентские послы с просьбой об избавлении их родины от бедственного положения, о защите эллинской культуры в Италии от посягательства на нее варваров-римлян. Они предложили ему верховное начальство над войсками тарентинцев и их союзников – луканцев, самнитян, бретийцев, итальянских греков, что составляло в сложности 350 тыс. человек пехоты и 20 тыс. конницы. Город Тарент обещал уплатить все военные издержки и поместить в своих стенах гарнизон ЭПИРСКОГО царя. Это предложение открыло Пирру новую блестящую перспективу; он надеялся, опираясь на силу итальянских и сицилийских греков, завоевать себе обширное государство на западе, подобно тому, как его родственник Александр Великий сделал это на востоке. Поэтому предложение тарентинцев было принято им очень охотно.
При дворе Пирра жил фессалиец Кинеас, очень даровитый человек и искусный оратор, который был учеником Демосфена и которого современники сравнивали с этим последним. Пирр глубоко уважал его, так как Кинеас, независимо от своих дарований, оказал ему много важных услуг в качестве посланника, и обыкновенно говорил, что этот человек завоевал для него больше городов словами, чем он сам – оружием. Рассказывают, что после принятия Пирром тарентинского предложения Кинеас шел с царем следующий разговор: «Римляне, – сказал он, – народ очень воинственный, и под их властью находится много боевых людей; если боги пошлют нам победу над ними, каким образом воспользуемся мы ею?» Пирр отвечал: «Если мы одолеем римлян, то скоро вся Италия будет принадлежать нам». После некоторого молчания Кинеас продолжал: «Ну а когда Италия сделается нашей, что мы станем делать после этого?» Царь отвечал: «В самом близком соседстве с ней лежит Сицилия, плодородный и густонаселенный остров, который завоевать очень не трудно, потому что со смерти тирана сиракузского, Агафокла, там не прекращаются народные волнения: города не имеют правителя и брошены на произвол необузданных демагогов». – «Это хорошо, – заметил Кинеас, – по завоевание Сицилии сделается ли пределом нашего господства?» Пирр возразил: «Да ниспошлют нам боги победу и счастливое выполнение наших планов! Все это будет для нас только прологом к более обширным предприятиям, потому что из Сицилии легко добраться до Африки и Карфагена и завладеть ими». – «Конечно, – сказал Кинеас, – а с такими средствами мы без труда снова завоюем себе Македонию, да и Грецию вдобавок. Но скажи мне, когда уже это все очутится в наших руках, что станем мы делать тогда?» – «Тогда, – отвечал Пирр смеясь, – тогда мы заживем в мире и спокойствии; круговая чаша будет ходить у нас каждый день, с утра до вечера будем мы собираться в дружеской компании, и веселью не будет конца». – «В таком случае, – заключил Кинеас эту беседу, – что же мешает нам теперь жить весело и спокойно, за круговой чашей, когда мы уже теперь без труда владеем всем тем, что ты хочешь еще приобрести ценой стольких опасностей и кровопролитий?»
Эти мудрые слова произвели незначительное впечатление на воинственного государя. Еще в этом же году (281 г.) осенью он отправил вперед своего полководца Милона с 3 тысячами человек и занял тарентскую крепость; сам же двинулся в начале следующего года на тарентских кораблях со всей своей армией: 20 тысячами тяжеловооруженных людей, 2 тысячами стрелков, 500 пращеносцев, 3 тысячами всадников и 20 слонами. Во время переезда поднялась сильная буря, рассеявшая весь флот и уничтожившая часть кораблей. Судну, на котором находился царь, удалось благополучно приблизиться к берегу; но в эту минуту ветер изменился и снова погнал его в противоположную сторону. Пирр и его телохранители спрыгнули в воду и пустились вплавь, но вследствие ночной темноты и сильных волн могли достигнуть берега только с рассветом.
По прибытии в Тарент Пирр нашел многое совсем не в таком положении, как ожидал. Из обещанных 350 тыс. союзников, над которыми ему предстояло принять начальство, не оказалось ни одного человека, да и сами тарентинцы не думали о снаряжении собственного войска. Военная служба была им совсем не по вкусу, и они только хотели, чтобы Пирр доставил им победу за их деньги. По этому, как только рассеянные бурей и уцелевшие от крушения корабли снова собрались в Тарентинской гавани, Пирр очень серьезно приступил к делу и пустил в ход все, чего требовало положение вещей. Он стал вербовать иноземных солдат на тарентинские деньги и из граждан Тарента взял в свою армию всех способных к военной службе. Само собой разумеется, что такое распоряжение очень не понравилось изнеженным тарентинцам; им было гораздо приятнее проводить время на пирушках, площадях, в купальнях, чем заниматься скучными и трудными военными упражнениями. Теперь многие из них находили уже, что они поступили бы благоразумнее, если бы помирились с Римом на выгодных условиях вместо того, чтобы отдать себя под деспотическую власть чужеземного государя. Увидев эту оппозицию и услышав, что затеваются даже переговоры с Римом, Пирр, для которого дело шло теперь о собственной безопасности, поступил с Тарентом как с завоеванным городом. Он закрыл места общественных игр и прогулок, запретил народные сходки, пиршества и т. п., поставил у ворот стражу, для того чтобы никто не мог уйти из города и тем избавиться от военной службы. Рекрутский набор продолжался с неумолимой строгостью. «Ты только доставляй мне высоких и здоровых ребят,- говорил он вербовщику, – а уж храбрыми я их сумею сделать».
Между тем римское войско под предводительством консула П. Валерия Левина проходило по Лукании, опустошая все огнем и мечом. Пирр, во главе своих тарентинских войск, встретился с ним между Гераклеей и Пандозией, у реки Сириса. Римляне с большим искусством и мужеством переправились через реку на глазах у неприятеля и открыли сражение сильной кавалерийской атакой. Пирр сражался впереди своих всадников с удивительной храбростью; но и в рукопашной схватке он не забывал общего плана и, лично появляясь то тут, то там, управлял битвой так обдуманно и хладнокровно, как будто смотрел на нее издали. В разгар сражения он подвергся большой опасности. Один храбрый френтанец, Оплак, избрал его своей мишенью и, внезапно устремившись на Пирра, поразил копьем его лошадь; но один из друзей царя, заметивший это нападение, в ту же самую минуту проколол лошадь Оплака, а самого его изрубил после мужественного сопротивления. Пирр же был окружен и уведен своими приближенными. Это происшествие заставило царя стать осторожнее. Он поменялся плащом и вооружением со своим телохранителем Мегаклом, и так как в это время его конница стала отступать, то повел в дело пехоту. Семь раз греческая фаланга и римские легионы сшибались друг с другом, и все без окончательного результата. Но вдруг пал Мегакл, на котором было платье и вооружение Пирра. Весть, что царь убит, возбудила восторженное одушевление в римлянах и сильную панику в греках. Левин, уже совершенно уверенный в победе, напустил на неприятеля всю свою конницу. Но Пирр поскакал по всем рядам с обнаженной головой, протягивал солдатам руки и громко кричал, чтоб слышали и узнавали его голос; против римской конницы он двинул своих слонов. Этот маневр решил битву. Лошади римлян испугались чудовищных животных и кинулись в бегство. Пирр воспользовался смятением и приказал своим фессалийским всадникам врезаться в неприятельскую кавалерию. Вскоре после того были прорваны и ряды пехоты, и вся римская армия бросилась бежать. Если б К. Минуций, служивший первым гастатом в четвертом легионе, не ранил одного из слонов, что привело в расстройство неприятеля, гнавшегося за бегущими, то от римского войска не осталось бы почти ни одного человека. Семь тысяч римлян лежали мертвыми или ранеными на поле битвы, две тысячи попали в плен. Но и Пирр понес большие потери; четыре тысячи его храбрейших солдат и многие из лучших генералов были убиты. Римская храбрость вызвала в нем чувство глубокого удивления. Объезжая поле битвы и глядя на трупы, лежавшие целыми шеренгами и на лицах которых еще после смерти сохранилось выражение гневного мужества, он воскликнул: «С такими солдатами я завоевал бы целый мир!»
Последствия битвы при Гераклее были в высшей степени важны для Пирра. Лукания подчинилась его власти, бретийцы, самнитяне и италийские города греков примкнули к победителю. Пирр желал обеспечить за собой все приобретенное и отправил в Рим Кинеаса, поручив ему, под свежим впечатлением страшной битвы, предложить мир под условием, что римляне откажутся от господства над греческими городами и над самнитянами, даунами, луканами и бретийцами. Тонкий, искусный дипломат употребил все свое умение, чтобы склонить римлян к принятию предложения его государя, и большая часть сенаторов уже склонилась на его сторону, когда слепой старец Аппий Клавдий, с которым мы уже прежде имели случай познакомиться, снова направил на надлежащий путь поколебавшиеся умы. Вследствие старости и слепоты он давно уже перестал заниматься государственными делами; но в эту решительную минуту велел перенести себя на носилках в сенат, где обсуждалось предложение Пирра. У дверей сенатского здания он был встречен своими сыновьями и зятьями, и когда они внесли его в залу, собрание приветствовало его почтительным молчанием. Гневно заговорил старик: «До сих пор, римляне, я скорбел о потере зрения; но теперь больно мне, что я не лишился также слуха и поэтому должен слышать ваши позорные речи и постановления, пятнающие римскую славу. Что же сталось с вашими былыми заявлениями, что если бы сам великий Александр пришел в Италию и померялся с нами, в то время юношами, и нашими отцами, находившимися тогда еще в полном цвете сил, то он перестал бы считаться непобедимым, а, напротив того, еще более возвеличил бы Рим своим бегством или смертью? То были, значит, одни хвастливые слова, если теперь вы же боитесь хаонийцев и молоссов, всегда бывших добычей македонян, дрожите перед каким-нибудь Пирром, который постоянно служил какому-либо из сподвижников Александра и теперь шляется по нашей стране не для того, чтобы помочь италийским грекам, но чтобы не попасть в руки своих врагов на родине. О мире с ним не может быть и речи, вступить с ним в переговоры Рим может только тогда, когда он очистит Италию». Эти слова престарелого Аппия снова пробудили в сенаторах древнюю римскую доблесть; они отвергли предложенный Пирром мир и объявили, что не вступят с ним в переговоры, пока он будет оставаться на итальянской почве. Римляне смотрели на Италию как на свою исключительную собственность.
Когда Кинеас возвратился к своему государю и этот последний начал расспрашивать его о виденном и замеченном в Риме, он между прочим сказал, что сенат показался ему собранием царей. «Что же касается народной массы, – заметил он, – то я боюсь, что нам придется сражаться с лернейской гидрой, потому что консул собрал уже войско вдвое многочисленнее прежнего, и при этом еще остается в запасе столько же, если не гораздо больше, способных носить оружие римлян».
В момент получения ответа римского сената Пирр был уже в Кампании. Ответ заставил его изменить направление: он двинулся против Рима, намереваясь в то же время соединиться с этрусками. Нигде не встречал он сопротивления, но и нигде в Лациуме не нашел он открытых ворот; по пятам его шел консул Левин со своей снова вполне укомплектованной армией, в Риме стояло наготове резервное войско, а из Этрурии двигался с третьей армией консул Т. Корунканий, заключивший мир с этрусками. При таком положении дел Пирр счел нужным отступить, хотя в это время он находился уже у Анагнии, в 16 часах от Рима. Он удалился на зимние квартиры в Тарент.
Следующей весной (279 г.) Пирр вторгся в Апулию, где навстречу ему выступило римское войско под предводительством обоих консулов. При Аскулуме завязалась битва. С каждой стороны сражалось около 70 тысяч человек; под начальством Пирра, кроме его туземных войск, находились тарентские ополченцы (так называемые белые щиты), луканцы, бретийцы и самнитяне; под римскими знаменами – кроме 20 тысяч римских граждан, латины, кампанцы, вольски; сабиняне, умбры, марруцины, пелигны, френтаны и арпаны. Пирр разбил свою фалангу на обоих крыльях на небольшие отряды и, приняв за образец римское построение когорт, в преимуществах которого он убедился на деле, расставил эти отряды промежуточно, так что солдаты самнитские и тарентинские, на которых он не особенно мог полагаться, стояли между отрядами его эпиротов; только в центре фаланга составляла одну, плотно сомкнутую, линию. Римляне также выступили в этой битве с нововведением: это были особого рода боевые колесницы, для обороны от слонов снабженные на длинных шестах жаровнями и бревнами с острыми железными наконечниками, которые можно было опускать в случае надобности. В первый день боя Пирру не повезло, вследствие неблагоприятных условий почвы; но на второй он принял все меры к тому, чтобы фаланга могла развертываться совершенно свободно. Битва оставалась без решительного исхода до тех пор, пока колесницы римлян не были опрокинуты слонами, которые вслед за тем врезались в когорты. Римские войска бежали в лагерь, и поле битвы осталось за Пирром. С римской стороны пало 6 тыс. человек, с другой – 3,5 тыс. Римляне впоследствии ложно утверждали, что сражение осталось нерешенным; некоторые историки доказывали даже, что победу одержали римляне и что она была вызвана самообречением на смерть Деция, сына павшего при Сентиниуме и внука погибшего при Везувии Деция. Во всяком случае, Пирр понес в этой битве такие потери, что, как рассказывают, сказал: «Еще одна такая победа – и мы погибли».
В вышеупомянутых двух сражениях Пирр лишился цвета своих войск, последовавших за ним с родины; этот пробел было не так-то легко восполнить, а в то же время и итальянские союзники эпирского царя значительно охладели в своем воинственном рвении, тогда как в римской армии люди вырастали точно из земли. Пирр понял, что с таким стойким народом его боевых средств хватит ненадолго, и с жадностью воспользовался случаем добыть себе новые ресурсы в Сицилии. Там, после смерти сиракузского тирана Агафокла, карфагеняне приобрели первенство над греческими городами в такой степени, что всему острову предстояло скоро перейти в их руки. Вследствие этого жители Сиракуз, Агригента и Леонтин – значительнейших городов Сицилии – отправили послов к Пирру, бывшему зятем Агафокла, и просили его приехать в Сицилию и принять ее под свое владычество. Как только римляне и карфагеняне услышали о союзе Пирра с сицилийскими греками, они заключили, в свою очередь, между собой союз, целью которого было не допускать царя в Сицилию и погубить его в Италии. Но Пирр невредимо прибыл и Сицилию в 278 г., оставив гарнизон в Таренте под начальством Милона и в Локрах под начальством своего сына Александра, и выгнал карфагенян из Сиракуз и вскоре сделался обладателем всего острова, за исключением Лилибеума, где удержались карфагеняне, и Мессаны, которой овладели грабители-мамертиниы, бывшие прежде наемными солдатами Агафокла. Для обеспечения за собой новых приобретений Пирр соорудил флот. Но так же быстро, как он завоевал Сицилию, он и потерял ее, и притом по собственной вине. Он стал обращаться с греками, подчинившимися его власти, как с покоренным, лишенным всяких прав народом, насильно набирал среди них матросов для своего флота и солдат для своей армии, занимал гарнизонами города, произвольно прибегал к самым суровым наказаниям, с нарушением туземных законов, и поступал таким образом даже с теми, кто были его деятельнейшими и мужественнейшими помощниками во всех предприятиях. Так править можно было египетскими или азиатскими подданными, но отнюдь не греками, ставившими свободу выше всего. Легкомысленный народ, раздраженный временным гнетом, нашел карфагенское иго более сносным, чем новое солдатское управление, и значительнейшие города снова стали заключать союзы с этим старым национальным врагом, даже с дикими шайками мамертинцев, чтобы отделаться от своего тяжелого освободителя. Царь увидел себя окруженным изменой и мятежом; но вместо того чтобы последовательно идти своим путем, вместо того чтобы сдержать изменнические города силой и отнять у них всякую точку опоры изгнанием карфагенян из Лилибеума, он имел неблагоразумие внезапно отказаться от Сицилии и вернуться в Италию, где, впрочем, его присутствие было очень необходимо, так как его союзникам, луканцам и самнитянам, предстояла опасность совершенно погибнуть от меча римлян.
К концу 276 г. Пирр переправился со своим флотом и Италию, но на пути понес довольно значительные потери в битве с карфагенянами. С тех пор Сицилия была для него безвозвратно потеряна, потому что при вести об этом поражении сицилийские города отказали отсутствующему царю во всякой помощи деньгами и войсками. На италийском берегу Сицилии лежал укрепленный город Региум, находившийся в то время в руках одного мятежного римского легиона, который, в союзе с мамертинцами, занимавшими лежавшую на противоположном берегу Мессану, давно уже производил разбои и грабежи на море. Пирр сделал попытку овладеть этим городом; но кампанцы, поддерживаемые 10 тыс. мамертинцев, отбили это нападение и завлекли царя в засаду перед стенами города. Завязалась кровопролитная схватка; Пирр был ранен мечом в голову и принужден на некоторое время удалиться из боя. Ободренный этим обстоятельством, один мамертинец, отличавшийся громадным ростом и блестящим вооружением, провозгласил, что он вызывает Пирра на поединок, если тот еще жив. С гневным окровавленным лицом ринулся царь на дерзкого варвара и нанес ему такой страшный удар в голову, что громадное тело, рассеченное сверху донизу, рухнуло на землю двумя половинами. Неприятель в смятении бежал, а Пирр продолжал путь к Таренту, куда прибыл с 20 тыс. человек пехоты и 3 тыс. конницы.
Войско Пирра было уже не то старое, надежное войско, которое он привел с собой из отечества пять лет тому назад; те солдаты лежали мертвыми на полях сражений. Ресурсы его в Италии были также незначительны. За время его отсутствия союзники, а особенно самнитяне, тяжко пострадали от римлян; силы их совсем истощились, доверие к Пирру исчезло. Весной 275 г. Пирр, подкрепленный всем, что было в Таренте способного к военной службе, вторгся в Самниум, где перезимовало римское войско. Во главе его находился консул М. Курий Дентат; заняв твердую позицию на высотах при Беневенте и укрепившись там, он старался избежать битвы до прибытия своего товарища, Лентула, шедшего на соединение с ним из Лукании. Но Пирр желал сразиться раньше. Он приготовился напасть на римское войско перед рассветом и, когда наступила ночь, отправил часть своего войска окольным путем для занятия вершины горы над римским лагерем и нападения на неприятеля с фланга. Движение по неудобопроходимым лесам оказалось продолжительнее, чем рассчитывали; факелы погасли, когда было еще совсем темно, и солдаты сбились с дороги; когда они спустились с горы, солнце стояло уже высоко. Курий двинулся им навстречу и без труда снова загнал в горы утомленных ночным блужданием. После этого он повернул оружие против главной армии Пирра и сразился с ней в открытом поле на Арузинской равнине. Одно римское крыло победило, другое было отброшено фалангой и слонами до самых лагерных укреплений. Решили исход сражения опять слоны, но на этот раз не в пользу Пирра. Осыпанные целым градом пущенных из римских укреплений огненных и снабженных крючками стрел, животные в бешенстве ринулись на свои же войска и обратили их в стремительное бегство. Пирр потерпел полное поражение; его лагерь был взят, два слона убиты, четыре захвачены в плен, а сам он добрался обратно в Тарент в сопровождении нескольких всадников.
Так как уцелевших войск Пирра, в количестве 8 тыс. пехоты и 500 всадников, было недостаточно для продолжения войны в Италии, и так как Антигон, царь Македонии, и другие греческие государи оставались глухи к его просьбам о присылке денег и людей, то в начале 274 г. он возвратился в Эпир, оставив, однако, в тарентской крепости гарнизон под начальством Милона, так как надежда возвратиться не покинула его. Неспокойный нрав его не позволил ему долго оставаться в бездействии. Он предпринял войну против македонского царя Антигона и завладел большей частью его государства. Но вместо того чтобы утвердить свое владычество в Македонии, он снова сделал скачок в сторону, повернув оружие против Пелопоннеса, Спарты, Аргоса, куда последовал за ним Антигон, снова сделавшийся полным обладателем Македонии. Пирр занял уже часть города Аргоса, когда Антигон и спартанский царь Арей вытеснили его оттуда. В схватке, завязавшейся по этому случаю на улицах города, он получил незначительную рану; но в ту минуту как он устремился с мечом на аргосского юношу, нанесшего ему этот удар, мать молодого человека, смотревшая на бой с крыши одного дома в сообществе других женщин, так сильно пустила ему в голову черепицей, что он упал без чувств. Солдаты Антигона узнали его и потащили в близлежащую колоннаду. Когда он начал приходить в себя, один солдат, смущенный и испуганный его страшным взглядом, дрожащей рукой отрезал у него голову, совершив эту операцию медленно и с большим трудом. Алкионей, один из сыновей Антигона, принес голову своему отцу и кинул ее к его ногам. Возмущенный такой дикой жестокостью, Антигон палкой выгнал сына из комнаты и назвал его разбойником; сам же он закрыл лицо плащом и плакал, думая о превратностях человеческой судьбы, которые так удивительно проявились и в его собственном семействе, на его отце Димитрии Полиоркете и деде Антигоне. Он приказал с подобающими почестями сжечь голову и труп Пирра и отпустил в Эпир плененного сына его Гелена. Смерть Пирра произошла в 272 г. В Эпире наследовал ему сын его Александр II, с преемником которого, Пирром III, прекратилась эта династия (в 219 г.). После этого жители Эпира ввели у себя демократическое правление, существовавшее до тех пор, пока эта страна, вместе с Македонией, была присоединена к Римской империи.
Антигон, противник Пирра, сравнивал этого последнего с игроком, которому часто везло, но который никогда не умел воспользоваться своим счастьем. И он действительно был таков. Не приобретенное имело для него прелесть, а сам процесс приобретения, борьба, труды, риск. Поэтому вся жизнь его имела такой непостоянный, тревожный характер, была так похожа на жизнь искателя приключений. Пирра часто сравнивали также с его родственником, Александром Великим. Правда, что его план основать западногреческое государство, средоточие которого составили бы Эпир и эллинские города, был так же отважен и смел, как план Александра; но для достижения этой цели Пирру недоставало того верного расчета средств, той твердой последовательности в действиях, тех творческих способностей государственного мужа, которыми Александр обладал в такой высокой степени. Пирр был только воин, правда, первый воин своего времени; но для основания государства необходимо нечто большее, чем храбрость и полководческий талант. Будь его противником даже менее воинственный народ, чем римляне, планам его тоже пришлось бы потерпеть неудачу. Если, однако, мы и должны признать его скорее искателем приключений, чем героем, то он все-таки остается для нас почтенной и симпатичной личностью, как открытая и честная натура, пренебрегавшая азиатской роскошью и церемониями, которыми остальные преемники Александра окружали свои новые престолы, и ни разу не запятнавшая себя безнравственностью и порочностью того испорченного века.
В том самом году, когда пал Пирр (272 г.), римлянам полностью покорились и его союзники в Италии – самниты, луканы и бреттийцы, а Милон сдал город Тарент осаждавшему его римскому войску. Карфагенский флот, стоявший в тарентской гавани с целью овладеть этим важным городом, отступил под тем предлогом, что он будто бы хотел только помочь своему союзнику, Риму, согласно договору. Таренту позволили сохранить свободное самоуправление, но он должен был выдать все свое оружие и корабли и снести городские стены. Два года спустя был завоеван и Региум, причем понесла кровавое наказание мятежная шайка, которая за десять лет до того завладела этим городом, умертвив его жителей, и основала на этом месте разбойничье государство. В 266 г., т. е. через сто лет после уравнения прав обоих сословий, покорились Саллентины в Калабрии и Сарсинаты в Умбрии, и таким образом теперь вся Италия оказалась в руках римлян.
Римляне поспешили обеспечить за собой эти новые завоевания устройством военных дорог и колоний. Соединенные в одно государство народы и города находились в весьма неодинаковых отношениях к господствующей власти. Небольшая часть их пользовалась всеми правами римского гражданства; разнообразные виды подданства остальных распадались на три главные категории: пассивное право гражданства, или гражданство без права голоса, и занятие почетных должностей, латинское и нелатинское союзничество.
Пирр Эпирский
Племянник Александра Македонского, подаривший истории «Пиррову победу»
Пирр Эпирский
Война балканского Эпирского царства с Древним Римом длилась долго – с 281 по 272 год до н. э. Если со стороны римлян армией командовали то одни, то другие консулы, противник же у них был всегда один – эпирский царь Пирр, племянник Александра Великого (или Македонского), убежденный поклонник полководческого таланта своего дяди.
У этого человека была удивительная судьба. Он дважды был царем Эпира: в 307–302 годах и в 296–273 годах до н. э. В первом случае он лишился трона в ходе восстания местных племен молоссов. Пристав к Деметрию Полиоркету, воевал в Греции, отличившись в 301 году до н. э. в сражении при Ипсе.
Возвратив себе эпирский престол, Пирр потратил много сил и энергии для расширения своего царства. Результатом его военных походов стало завоевание островов Керкира и Леакада, греческих областей Акарнания, Амбракия и других. В 287 году до н. э. он семь месяцев удерживал власть над Македонией.
В конце III столетия до н. э. Рим, продолжавший свои завоевания на Апеннинах, устремился в Южную Италию. Его экспансия встревожила многие местные греческие колонии и одна из них, город Тарент, объявивший войну Риму, в 281 году до н. э. призвала на помощь воинственного царя Эпира. К тому времени Пирр уже набрался воинского опыта, сражаясь то там, то здесь в Элладе.
Когда Пирр, получивший такое приглашение, дал свое согласие, война на итальянском юге уже началась. Осенью 282 года до н. э. перед Таренто появилось десять римских военных кораблей. Этим обстоятельством самым грубым образом нарушалось условие заключенного в 301 году до н. э. договора, в силу которого ни один римский корабль не имел права заходить далее Лацинийского мыса.
Стоявшие в тарентской гавани греческие корабли были спешно вооружены и отправлены в море. Перед Таренто с римской эскадрой состоялся жаркий морской бой. Четыре ее корабля были потоплены греками, одно взято на абордаж, а остальные нашли спасение в бегстве.
В том бою римский флотоводец был убит в абордажной схватке, пленные частью казнены, частью проданы в рабство. Воодушевленные одержанной победой, тарентцы напали на римский гарнизон в ранее захваченном греческом городе Фурия и принудили его сдаться. После этого римских легионеров отпустили на свободу.
Откликнувшийся на призыв о помощи царь Пирр Эпирский прибыл в Южную Италию с хорошо организованной и оснащенной армией. Она насчитывала в своем составе около 20 тысяч пеших воинов, которые умели хорошо сражаться в строю фаланги, три тысячи фессалийских и эпирских конников, две тысячи лучников и 500 пращников. Имелось и 20 боевых слонов.
В силу той военной ситуации на итальянском юге царь Пирр стал фактическим хозяином греческих городов-колоний. Они же надеялись на его защиту от Рима, который вел на Апеннинах одну завоевательную войну за другой.
Рим без долгих раздумий двинул на высадившихся эпирцев свою армию (два римских и два союзных легиона) под командованием Публия Валерия Ливания. Армия насчитывала в своих рядах около 25 тысяч легионеров.
Римляне действовали решительно, на виду у неприятеля переправившись через реку Сирис и с ходу атаковав его у Героклеи. Царь Пирр в ходе жестокой сечи двинул на вражескую кавалерию боевых слонов, которых до этого дня римляне нигде не встречали, и обратил ее в паническое бегство.
После этого эпирская армия разгромила римскую пехоту, и легионерам пришлось спасаться бегством обратно через реку Сирис. В том большом сражении при Героклее римляне (по разным сведениям) потеряли от 5 до 7 тысяч человек. Победители (по тем же источникам) – от 4 до 11 тысяч воинов.
После одержанной победы венценосный племянник Александра Македонского сказал свою знаменитую в истории фразу: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска». Так была одержана «Пиррова победа».
Эпирский монарх-полководец осознал, что римская армия своим упорством резко отличается от всех прежних его противников. Он не стал преследовать бежавших легионеров, а увел остатки своей армии на юг Италии. Там он не только восполнил понесенные при Героклее потери, но и набрал большую армию – до 70 тысяч из самнитов и местных племен, а также итальянских греков.
В 279 году до н. э. римская армия вместе с войсками своих союзников под командованием консулов Кая Фабриция и Квинта Эмилия вновь сошлась в сражении с царем Пирром Эпирским. При Аскулуме (современный Асколи) стороны имели примерно равное число людей. Упорное сражение продолжалось два дня, поскольку первый день победителя не выявил.
На другой день в ходе яростной битвы Пирр, получивший тяжелое ранение, вновь провел сильную атаку римской конницы боевыми слонами. Эффект атаки был прежний: неприятель обратился в паническое бегство. Но на этот раз побежденная, но не разгромленная римская армия отступила от Аскулума в полном порядке.
Сражавшиеся стороны вновь понесли тяжелые потери – примерно по 11 тысяч человек каждая. На сей раз эпирский монарх был еще больше озабочен своей «Пирровой победой»: особенно тяжелые потери оказались в его царском войске, которое он привел с собой на итальянский юг из Эпира.
В следующем, 278 году до н. э., Пирра призвали к себе на помощь Сиракузы. Эпирская армия высадилась на Сицилии и повела войну против карфагенских войск. С города Сиракузы была снята тяжелая осада. Однако вытеснить неприятеля из центральной и западной части острова оказалось делом сложным. Получив сведения, что Рим заключил с Карфагеном союз против него, царь Пирр поспешил покинуть Сицилию. Он переправился со своей армией обратно на Апеннины, чтобы на полях итальянского юга сразиться с римлянами.
Теперь против Пирра действовала другая римская армия, которой командовал Марий Курий Дентат. В 275 году до н. э. близ города Беневенте состоялось большое сражение. Решительно настроенный Пирр предпринял ночную атаку на неприятельский укрепленный лагерь. Атаку римляне отбили, причем эпирцы и их союзники-итальянцы понесли большие потери.
Ободренные успехом римляне оставили укрепления походного лагеря и вышли для продолжения битвы в поле. Пирр вновь повторил свой излюбленный прием, атаковав вражескую конницу и пеших легионеров боевыми слонами. Римляне были вынуждены отступить к валам своего лагеря. Эпирцы вновь подступили к лагерю, но из него неожиданно для них на вылазку пошел сильный отряд легионеров, оставленный Марием Курием Дентатом для защиты лагерных укреплений.
Легионерам удалось дротиками, стрелами, камнями повернуть обезумевших от большого числа полученных ран слонов на эпирскую фалангу, которая следовала за ними. Это вызвало немалое смятение в армии царя Пирра, и повторная атака на римский походный лагерь сорвалась.
Этим незамедлительно воспользовался опытный полководец Марий Курий Дентат. Он послал все свои наличные силы в контратаку. Натиск стройных рядов легионеров получился настолько мощным, что эпирская армия и ее союзники не смогли удержаться на месте и были разгромлены. Понесенные ею потери оказались огромными.
Вскоре после понесенного при Беневенте поражения царь Пирр Эпирский возвратился в Грецию. Он увозил с собой на судах всего 8 тысяч пеших воинов и 300 всадников. Перед убытием из Италии он сказал пророческие слова: «Какое прекрасное поле битвы я оставляю здесь Риму и Карфагену».
Самый грозный для Рима противник покинул итальянскую землю, чтобы на нее больше не возвращаться. В Македонии он ввязался в борьбу за царский престол с внуком Александра Великого Антигоном Гонатом. В 272 году до н. э. царь Пирр Эпирский пал в ходе штурма на одной из улиц города Аргоса – его убила женщина-македонянка, бросив ему в голову черепицу.
В тот же год римская армия захватила греческий город Тарент, который несколько лет тому назад пригласил на свою защиту монарха-полководца Эпира. Эпирский гарнизон под командованием военачальника Милона и царского сына Гелона сдался римлянам на предложенных ими весьма выгодных условиях.
После этого в ходе яростного штурма пал соседний греческий город Регий, который был занят восставшим римским легионом. Часть мятежников казнили на месте, а 300 человек в цепях отправили в Рим. Там их публично наказали кнутом и обезглавили.
Пирр I - эпирский царь из рода Пирридов, правивший в 307—302, 295—272 гг. до P.X. Сын Эакида. Род. в 319 г. до Р.Х. + 272 г. до Р.Х.
Жены: 1) Антигона; 2) Авдолеона; 3) Биркенна; 4) Ланасса, дочь сицилийского царя Агафокла.
Пирр принадлежал к младшей ветви Пирридов. Матерью его была Фтия, дочь фессалийца Менона, который стяжал себе славу во время Ламийской войны. Во все время своего правления Эакид поддерживал Олимпиаду и враждовал с Кассандром.
Когда в 313 г. до Р.Х. восставшие молоссы изгнали Эакида и возвели на престол его брата Алкета II, а приверженцев Эакида захватили и убили, Андроклид и Ангел бежали, тайно увезя мальчика Пирра, которого уже разыскивали враги. Однако им пришлось взять с собой нескольких рабов и женщин, чтобы ухаживать за ребенком, и это настолько затруднило и замедлило бегство, что погоня уже настигала их. Тогда они передали мальчика Андроклиону, Гиппию и Неандру, юношам верным и сильным, приказав им бежать что есть духу и остановиться в македонском городе Мегары, а сами то просьбами, то силой оружия до вечера удерживали преследователей, и едва только те повернули вспять, поспешили догонять своих спутников, увозивших Пирра. Ускользнув таким образом от преследования и очутившись вне опасности, беглецы прибыли в Иллирию, к царю Главкию, и там, в доме царя, увидев его, сидевшего вместе с женой, положили ребенка на пол посреди покоя. Царь был в нерешительности. Он боялся Кассандра — врага Эакида — и потому долго молчал, размышляя. В это время Пирр сам подполз к нему и, схватившись ручонками за полы его плаща, при-поднялся, дотянулся до колен Главкия, улыбнулся, а потом заплакал, словно проситель, со слезами умолявший о чем-то. Главкию это показалось изъявлением воли богов, и он тотчас поручил ребенка жене, приказав ей воспитывать его вместе с их собственными детьми. Спустя некоторое время враги потребовали отдать им мальчика, а Кассандр даже предлагал за него 20 талантов, но царь не выдал Пирра. Более того, когда Пирру исполнилось 12 лет, Главкий с войском явился в Эпир и вернул своему воспитаннику престол. Это случилось в 307 г. до Р.Х., когда эпироты убили Алкета II.
Лицо у Пирра было царственное, но выражение его было скорее пугающее, нежели величавое. Зубы у него не отделялись друг от друга; вся верхняя челюсть состояла из одной сплошной кости, и промежутки между зубами были намечены лишь тоненькими бороздками. Верили, что Пирр может доставить облегчение страдающим болезнью селезенки, стоит ему Только принести в жертву белого петуха и его правой лапкой несколько раз легонько надавить на живот лежащего навзничь больного. И ни один человек, даже самый бедный и незнатный, не встречал у него отказа, если просил о таком лечении: Пирр брал петуха и приносил его в жертву, и такая просьба была для него самым приятным даром.
Когда Пирру исполнилось 17 лет, он, считая, что власть его достаточно крепка, отправился за пределы своей страны, чтобы взять в жены одну из дочерей Главкия, вместе с которыми он воспитывался. Тогда молоссы снова восстали, изгнали его приверженцев, разграбили имущество и призвали на царство Неоптолема III, сына Александра I, отпрыска старшей ветви Пирридов. Пирр, утратив власть и лишившись всего своего достояния, отправился к Деметрию Полиоркету, сыну Антигона I, женатому на его сестре Деидамии. В большой битве при Ипсе (в 301 г. до Р.Х.), где сражались все цари, Пирр, в ту пору совсем еще юный, принял участие на стороне Деметрия и отличился в этом бою, обратив противника в бегство. Когда же Деметрий потерпел поражение, Пирр не покинул его, но сперва по его поручению охранял города Эллады, а после заключения перемирия был отправлен заложником к Птолемею I Лагу в Египет. Там, на охоте и в гимнасии, он сумел показать Птолемею свою силу и выносливость, но особенно старался угодить Беренике, так как видел, что она пользуется у царя наибольшим влиянием. Пирр умел войти в доверие к самым знатным людям, которые могли быть ему полезны, а к низким относился с презрением, жизнь вел умеренную и целомудренную, и потому среди многих юношей царского рода ему оказали предпочтение и отдали ему в жены Антигону, дочь Береники. После женитьбы Пирр стяжал себе еще более громкое имя, да и Антигона была ему хорошей женой, и поэтому он добился, чтобы его, снабдив деньгами, отправили с войском в Эпир отвоевать себе царство. Там многие -были рады его приходу, ибо ненавидели Неоптолема за его жестокое и беззаконное правление. Все же опасаясь, как бы Неоптолем не обратился за помощью к кому-нибудь из царей, Пирр прекратил военные действия и по-дружески договорился с ним о совместной власти.
С течением времени нашлись люди, которые стали тайно разжигать их взаимную неприязнь и подозрения. Неоптолем стал искать случая отравить Пирра и вовлек в заговор его виночерпия. Но заговор его открылся. Пирр имел самые точные сведения о готовящемся на него покушении и предоставил все собранные улики некоторым могущественным эпиротам. Те же призвали его уничтожить Неоптолема и взять всю власть над страной в свои руки. Пирр так и поступил. Он пригласил Неоптолема на одно из празднеств и убил (в 295 г. до Р.Х.) + + +
С тех пор Пирр питал в душе много великих замыслов, однако больше всего надежд сулило ему вмешательство в дела соседей-македонян. Незадолго до этого Кассандр умер, а между его сыновьями — Антипатром и Александром V — началась распря. Александр обратился за помощью к Пирру. Пирр явился и потребовал в награду за союз Стимфею и Паравею, подвластные македонцам, а также Амбракию, Акарнанию и Амфилохию, принадлежавшие покоренным им народам. Когда юный Александр согласился, Пирр захватил эти области, оставил в них свои гарнизоны, а остальные владения, отобрав у Антипатра, вернул Александру.
В 294 г. до Р.Х. в Македонию приехал Деметрий I Полиоркет. Вскоре ему представился случай убить Александра. Он умертвил юношу и был провозглашен царем Македонии. Не взирая на прежнюю дружбу, Пирр и Деметрий стали готовиться к войне между собой. В 289 г. до Р.Х. цари двинулись друг на друга, но оба сбились с пути и разминулись. Деметрий вторгся в Эпир и разграбил его, а Пирр напал на македонское войско, стоявшее в Этолии. Военачальник Деметрия Пантавх вызвал Пирра на поединок. Пирр дважды ранил его и свалил с ног. Эпироты, ободренные победой своего царя, прорвали строй македонцев, бросились преследовать бегущих и многих убили, а 5000 взяли в плен.
Этот поединок и поражение, нанесенное македонцам, не столько вызвали ненависть к Пирру, сколько умножили его славу и внушили свидетелям и участникам битвы восхищение его доблестью. О нем много говорили и считали, что и внешностью своей и быстротой движений он напоминает Александра, а видя его силу и натиск в бою, все думали, будто перед ними тень Александра или его подобие, и если остальные цари доказывали свое сходство с Александром лишь пурпурным облачением, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то Пирр доказал его с оружием в руках. После смерти Антигоны он женился еще не раз и всегда из расчета, желая расширить свои владения: он был женат на дочери Автолеонта, царя пэонийцев, на Биркенне, дочери Бардиллея, царя иллирийцев, и на Ланассе, дочери Агафокла Сиракузского, которая принесла ему в приданное Керкиру. От Антигоны у него был сын Птолемей, от Ланассы — Александр, а от Биркены — Гелен. Всех их он с самого рождения закалял для будущих битв и воспитывал храбрыми и пылкими в бою.
После битвы в Этолии Пирр вернулся домой и некоторое время спустя заключил с Деметрием мир. Деметрий готовил в ту пору восточный поход, мечтая о завоевании Азии, и очень желал помириться с Пирром, чтобы не иметь у себя в тылу такого беспокойного соседа. Миру, однако, не суждено было продлиться долго. В том же году Пирр развелся с Ланассой, которая ревновала мужа к другим женам-варваркам. Она удалилась на Керкиру, куда вскоре приплыл Деметрий. Он сошелся с Ланассой и поставил в городе гарнизон. Этот эпизод окончательно убедил Пирра во враждебности Деметрия, и он примкнул к союзу Лисимаха, Птолемея и Селевка, который те заключили против Деметрия.
В 288 г. до Р.Х. Лисимах вторгся в Верхнюю Македонию. Пирр выждал, когда Деметрий выступит против него, и занял Нижнюю Македонию. Деметрий повернул армию и пошел на Пирра. Но как только два войска сблизились, многие македонцы стали перебегать к Пирру. Испуганный Деметрий тайком бежал из лагеря. Пирр без боя вошел в лагерь, где македонское войско провозгласило его царем. Но вскоре появился Лисимах и, считая разгром Деметрия общей заслугой, стал требовать у Пирра раздела власти. Пирр принял его предложение, потому что сомневался в македонцах и не мог твердо на них положиться. Цари поделили между собой страну и города.
Сперва это решение послужило им на пользу и прекратило войну, но вскоре оба убедились, что раздел власти стал для них не концом вражды, а лишь источником распрей и взаимных обвинений. Пока Деметрий мог угрожать обоим, цари хранили видимость мира, но в 285 г. до Р.Х., когда Деметрий потерпел поражение в Сирии, Лисимах двинулся на Пирра, который стоял лагерем под Эдессой. Письмами и речами он побудил знатнейших македонцев к измене, пристыдив их за то, что они поставили над собой господином чужестранца, чьи предки всегда были рабами македонцев, а друзей и ближайших соратников Александра изгнали из Македонии. Когда многие склонились на уговоры Лисимаха, Пирр, испугавшись, ушел с войском эпи-ротов и союзников, потеряв Македонию так же легко, как прежде приобрел. Изгнанный в Эпир, он скоро стал тяготиться мирной жизнью и только ждал случая, чтобы ввязаться в какую-нибудь авантюру. Возможность представилась ему через пять лет. + + +
В 282 г. до Р.Х. римляне напали на тарентийцев. У тех не было сил вести войну, но бесчестная дерзость вожаков народа не давала им сложить оружие, и тогда они задумали призвать и сделать военачальником в войне против римлян Пирра, отличного полководца и в то время самого праздного из царей. Пирр воспрянул духом, предвидя возможность великих завоеваний в Западном Средиземноморье. Разгромив Рим, он хотел овладеть всей Италией и Сицилией, и оттуда напасть на Карфаген. Как только из Тарента прибыли грузовые суда, Пирр в 280 г. до Р.X. погрузил на них 20 слонов, 3000 всадников, 20 000 пехотинцев, 2000 лучников и 500 пращников. После того как все было готово, он отчалил, но когда корабли вышли на середину Ионийского моря, их понес необычный для этого времени года бурный ветер. Благодаря храбрости и расторопности гребцов и кормчих кораблю Пирра удалось приблизиться к берегу. Опасаясь, что корабль будет разбит, Пирр бросился в море, а приближенные и телохранители немедленно кинулись его спасать. Однако в темноте среди огромных волн Трудно было оказать ему помощь, и только на рассвете, когда ветер стих, Пирр выбрался на сушу, изможденный телом, но бодрый духом. Мессапы, на землю которых его вынесло бурей, по мере сил оказали ему помощь и подвели к земле немногие уцелевшие корабли, на которых было несколько десятков всадников, меньше двух тысяч пехотинцев и два слона.
С этими силами Пирр отправился в Тарент. Вступив в город, он ничего не предпринимал против желания тарентийцев, пока не подошли спасшиеся корабли и не собралась большая часть его войска. К этому времени Пирр увидел, что чернь в Таренте по доброй воле не склонна ни защищаться, ни защищать кого бы то ни было, а хочет лишь отправить в бой его, чтобы самой остаться дома и не покидать бань и пирушек. Поэтому он закрыл все гимнасии и портики, где тарентийцы, прогуливаясь, вершили военные дела на словах, положил конец неуместным пирам, попойкам и шествиям и многих призвал в войско.
Когда пришло известие, что римский консул Левин с большими силами опустошил Луканию и наступает на Тарент, Пирр счел недостойным в бездействии смотреть, как приближается враг, и выступил с войском, не дождавшись прихода союзных отрядов. Свой лагерь он устроил на равнине между Пандосией и Гераклеей.
Узнав, что римляне остановились неподалеку за рекой Сири-сом, Пирр верхом отправился к реке на разведку, осмотрел охрану, расположение и все устройство римского лагеря. Увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему приближенному Мегаклу, стоявшему рядом: «Порядок в войске у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле — посмотрим». И уже опасаясь за дальнейшее, он решил дождаться союзников, а на тот случай, если римляне попытаются перейти реку раньше, поставил стражу, чтобы помешать переправе. Но римляне начали переходить реку сразу в нескольких местах, так что греки, боясь окружения, отступили. Узнав об этом, Пирр встревожился еще больше и приказал своим военачальникам построить пехоту и держать ее в боевой готовности, а сам во главе трех тысяч всадников напал на строящихся после переправы римлян. Во время битвы красота его оружия и блеск роскошного убора делали его заметным отовсюду, и он делом доказывал, что его слава вполне соответствует его доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издалека, поспевая на помощь всем, кого одолевал противник.
Тем временем подошла построенная фаланга, и Пирр сам повел ее на римлян. Те выдержали натиск, и завязался бой, исход которого долгое время не мог определиться: говорят, что семь раз противники поочередно то обращались в бегство, то пускались в погоню за бегущими. Победу грекам принесла только атака слонов. Римские кони не выносили вида этих чудовищ и мчались вместе с всадниками вспять, не успевая приблизиться к врагам, а Пирр, напав во главе фессалийской конницы на пришедших в замешательство противников, обратил их в бегство и многих перебил. Иероним сообщает, что в этой битве римляне потеряли семь тысяч, а Пирр — меньше четырех тысяч. Он взял римский лагерь и привлек этой победой на свою сторону многие союзные с Римом города, опустошил обширную область и продвинулся вперед настолько, что от Рима его отделяли лишь 300 стадиев.
После битвы к Пирру пришло множество луканов и самнитов, и он смог сформировать большое войско. Однако римляне не делали никаких попыток к заключению мира и продолжали готовиться к новым сражениям. Чтобы склонить их на уступки, Пирр предложил отпустить без выкупа всех пленных и обещал римлянам помощь в завоевании Италии. Взамен он не требовал ничего, кроме дружеского союза с ним и неприкосновенности Тарента. Сенат отказался, заявив, что пока Пирр остается в Италии, римляне будут воевать с ним до полного истощения. В следующем году Пирр встретился с римлянами близ города Аскула. Первый день был неудачным для него. Неприятель оттеснил его войско в места непроходимые для конницы, к лесистым берегам быстрой реки, откуда слоны не могли напасть на вражеский строй. Много воинов было ранено и убито в этом сражении, пока ночь не прервала его. На следующий день, задумав перенести битву на равнину и бросить в бой слонов, Пирр заранее укрепил наиболее уязвимые позиции караульными отрядами и, расставив между слонами множество метателей дротиков, стремительно двинул на врага плотно сомкнутый строй. Римляне не могли уклониться в сторону или ударить с фланга, как в предыдущем сражении, и встретили противника на равнине лицом к лицу. Стремясь скорее отбросить фалангу, пока не подошли слоны, легионеры упорно бились мечами против сарисс, но против слонов их доблесть была бессильна. Римляне бежали в свой лагерь, потеряв 6000 человек. Пирр потерял за два дня 3500. Говорят, что он заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: «Если мы одержим еще одну такую победу над римлянами, то окончательно погибнем». В самом деле, в двух прошедших сражениях погибла большая часть войска, приведенного им с собой, и почти все его приближенные и полководцы; других воинов, которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было, а кроме того, он видел, что пыл его местных союзников остыл, в то время как вражеский лагерь быстро наполняется людьми, и что после всех поражений римляне не пали духом, но гнев лишь приумножил их упорство.
В следующем году у Пирра появились новые надежды. Ему даже пришлось выбирать, потому что одновременно к нему обратились сицилийцы, предложившие занять Акрагант, Сиракузы и Леонтины и просившие изгнать карфагенян и освободить остров от тиранов, и вестники из Греции, сообщившие, что Лисимах убит, а унаследовавший ему Птолемей II Керавн пал в битве с галатами и теперь самое время явиться в Македонию, лишившуюся царя. Пирр сетовал на судьбу, которая в один и тот же час представила ему две возможности совершить великие дела, ибо понимал, что от одной из них необходимо отказаться, и долго колебался. Но затем, решив, что в Сицилии его ждут более славные подвиги и что оттуда недалеко до Африки, он предпочел двинуться на остров. В Таренте он поставил караульный отряд, а тарентийцам, с негодованием требовавшим, чтобы он либо вел войну с римлянами, ради которой явился, либо покинул страну и оставил им город таким, каким его принял, отвечал высокомерно, советуя спокойно ждать, пока придет их черед. Затем он отплыл в Сицилию, где все шло так, как он предполагал: города с готовностью присоединились к нему, так что на первых порах ему нигде не пришлось прибегать к военной силе, и всего с 30 000 пехоты, 2500 всадников и 20 слонами он разбил карфагенян и занял их владения. Лишь Эрик, недоступный по своему местоположению и хорошо укрепленный, он взял силой. Сообщают, что Пирр первым забрался на его стены, отражая натиск многочисленных врагов, и, нагромоздив вокруг себя горы мертвых тел, сам остался невредимым. Затем он обратился против марментинцев, сильно досаждавших грекам, разбил их в сражении и разрушил многие принадлежавшие им крепости.
Карфагеняне, напуганные напором этого человека, согласны были заплатить ему деньги и прислать суда, если бы он заключил с ними союз, но Пирр, жаждавший добиться большего, ответил, что заключит мир только в том случае, если они покинут Сицилию. Гордый своей мощью и успехами, стремясь осуществить то, ради чего он приплыл в Сицилию, а более всего мечтая об Африке, Пирр стал набирать по городам гребцов, которых не хватало на многих его кораблях, и при этом действовал уже не мягко и снисходительно, а властно и жестко, прибегая к насилиям и наказаниям. Сначала он не был таким, напротив, как никто другой, привлекал к себе приветливым обхождением, всем доверял и никого не стеснял, зато позже, превратившись из вождя народа в тирана, своей суровостью стяжал себе славу человека жестокого и коварного. Как бы то ни было, но города, пусть и неохотно, выполняли его требования, пока вскоре он не стал подозревать в измене Фенона и Сострата, знатных сиракузян, которые первые уговорили его приехать в Сицилию, открыли перед ним город, едва он явился, и больше всех помогали ему в сицилийском походе. Пирр не желал ни брать их с собой, ни оставлять на острове. Сострат в страхе перешел на сторону врага, а Фенона Пирр умертвил. И тут дела царя сразу приняли иной оборот: города возненавидели его; одни из них присоединились к карфагенянам, другие же призвали мамертинцев. В ту пору, когда Пирр повсюду видел измены, заговоры и восстания, к нему прибыли письма от самнитов и тарентийцев, которые, лишившись своих земель и с трудом отстаивая от римлян свои города, просили его о помощи. Это помогло Пирру скрыть, что его отплытие означает отказ от всех замыслов и бегство, ибо на самом деле Сицилия, словно потрясаемый бурей корабль, уже не повиновалась ему, и он, ища выхода, поспешно бросился в Италию.
Когда Пирр в 275 г. до Р.Х. покинул Сицилию, варвары объединились против него: карфагеняне дали ему в самом проливе морское сражение, в котором он потерял немало кораблей, а мамертинцы, числом не менее 10 000, переправились раньше Пирра и, не осмеливаясь встретиться с ним лицом к лицу, заняли неприступные позиции. Когда Пирр на уцелевших судах прибыл в Италию, они напали на него и рассеяли все его войско. Погибли два слона и множество воинов из тылового отряда. Пирр сам отражал натиск врага и без страха сражался с опытным и дерзким противником. Когда он был ранен мечом в голову и ненадолго вышел из боя, мамертинцы воспрянули духом. Один из них, огромного роста, в сверкающих доспехах, выбежал вперед и громким голосом стал вызывать Пирра, если тот еще жив, выйти и сразиться с ним. Пирр, раздраженный, повернулся и, пробившись сквозь ряды своих щитоносцев, пытавшихся его удержать, вышел гневный, со страшным, забрызганным кровью лицом. Опередив варвара, Пирр ударил его мечом по голове, и, благодаря силе его рук и отличной закалке стали, лезвие рассекло туловище сверху донизу, так что в один миг две половины разрубленного тела упали в разные стороны. Это удержало варваров от новых нападений: они были поражены и дивились Пирру, словно какому-то сверхъестественному существу. Остальной путь Пирр прошел беспрепятственно и с 20 000 пехоты и 3000 всадников прибыл в Тарент. Пополнив там войска самыми храбрыми из тарентийцев, он тотчас выступил против римлян, стоявших лагерем в Самнии. Один из консулов Маний Курий стоял лагерем возле Беневента, другой находился вЛукании. Пирр поспешил напасть на Мания прежде, чем подойдет второе войско, и потому, собрав самых сильных людей и самых свирепых слонов, ночью двинулся на лагерь врага. Но дорога была длинная, шла через густой лес, воины заблудились в темноте, и таким образом время было потеряно. На рассвете враги ясно увидели Пирра, двигавшегося по гребню холмов. Маний немедленно вышел из лагеря, напал на передовых воинов и обратил их в бегство. Однако, когда в бой вступили слоны, римляне отступили к самому лагерю. Здесь они забросали слонов из-за укреплений множеством копий и сумели повернуть их вспять. Бегство слонов через ряды фаланги внесло в ряды Пирра сильный переполох, и римлянам оставалось только закрепить победу.
Так рухнули все надежды Пирра в Италии и Сицилии; шесть лет потратил он на эти войны и хотя был побежден, но и в поражении сохранил свое мужество непоколебимым и по-прежнему считался повсюду самым опытным, сильным и отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради надежд на будущее и, алчущий далекого и нового, не мог удержать достигнутого, если для этого нужно было проявить упорство. Поэтому Антигон и сравнивал Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но не знает, как воспользоваться своей удачей. + + +
Вернувшись в Эпир с 8000 пехотинцев и 500 всадниками, расстроив свою казну, Пирр стал искать новой войны, чтобы накормить войско. К нему присоединились некоторые из галатов, и в 274 г. до Р.Х. он напал на Македонию, где царствовал тогда Антигон II, сын Деметрия. Целью его был захват добычи, но после того, как ему удалось взять многие города и 2000 неприятельских воинов перешли на его сторону, Пирр, преисполнившись надеждами, пошел в наступление на самого Антигона и, напав на него в узком ущелье, поверг в смятение все его войско. Только многочисленный отряд галатов в тылу у Антигона упорно сопротивлялся, и в завязавшемся жестоком бою большинство их было перебито, а вожаки слонов, окруженные вместе с животными, сдались в плен. Увеличив таким образом свои силы и более полагаясь на свою удачу, чем трезво все размыслив, Пирр ударил на фалангу македонцев, которые после понесенного галатами поражения были полны смятения и страха. Македонцы уклонились от боя, и тогда Пирр, простерши к ним руку, стал поименно окликать всех военачальников, старших и младших, чем побудил пехоту Антигона перейти на свою сторону. Отступая, Антигон удержал за собой всего несколько прибрежных городов.Не дождавшись, пока дела его в Македонии устроятся и положение упрочится, Пирр опять увлекся новыми надеждами и охотно отозвался на уговоры Клеонима Спартанского, который прибыл в 272 г. до Р.Х., чтобы звать его в Лакедемон (он хотел отобрать царскую власть у своего племянника Арея I).
Пирр явился в Грецию с 25 000 пехотинцев, 2000 всадников и 24 слонами. Уже сама многочисленность этого войска показывала, что Пирр хочет приобрести ни Спарту для Клеонима, а весь Пелопоннес для себя, но на словах он упорно отрицал это перед прибывшими к нему лакедемонскими послами.
Тем не менее спартанцы изготовились к обороне. Их было мало, но они, охваченные патриотическим порывом, готовились дорого продать свою жизнь. Целый день войско Пирра безуспешно пыталось преодолеть ров, которым спартанцы окружили свой город. На другой день на помощь осажденным подошел полководец Антигона II Гоната Аминий с войском.
Пирру пришлось отступить. Как раз в это время в Аргосе шли распри между Аристеем и Аристиппом. И так как Аристипп считался другом Антигона, то Аристей поспешил призвать в Аргос Пирра. Пирр всегда легко переходил от одной войны к другой. Он немедленно двинулся на Аргос. Узнав, что Антигон уже занял высоты над равниной, он стал лагерем близ Навплии. В завязавшихся переговорах решено было, что оба войска отступят от города и не будут вмешиваться в аргосский конфликт. Но Пирр, вступивший в тайный сговор с Аристеем, не собирался выполнять своих обещаний.
Когда наступила ночь, Аристей открыл для него городские ворота. Пехота Пирра тихо вошла в город, но когда через ворота стали проводить слонов, поднялся шум, всполошивший жителей. Аргосцы поспешили занять Аспиду и другие укрепленные места и отправили гонцов к Антигону. Соединившись с лакедемонянами, его солдаты напали с тыла на войско Пирра. В кромешной темноте на узких улицах Аргоса, изрезанных каналами, начался упорный бой. Когда наступило утро, Пирр увидел, что Аспида занята вооруженными врагами, и велел своим отступать. Сыну своему Гелену, оставшемуся вне города, он велел разрушить часть стены, чтобы помочь выходящим. Но гонец перепутал приказ, и юноша, взяв остальных слонов, вошел в город на помощь отцу. Пирр в это время уже отходил. В воротах началась страшная давка, которую еще усугубили вышедшие из повиновения слоны. Пирр, оглядев бушевавшие вокруг людские волны, снял диадему, . украшавшую шлем, и напал на врагов, следовавших за ним по пятам. Копье пронзило ему панцирь, и он, получив рану, устремился на того, кто нанес удар. То был аргосец, незнатный человек, сын бедной старой женщины. Она в это время, как и остальные аргивянки, с крыши дома глядела на битву и, увидев, что сын ее вступил в единоборство с Пирром, испуганная грозящей ему опасностью, сорвала с крыши черепицу и обеими руками бросила ее в Пирра. Черепица ударила его в голову ниже шлема и перебила позвонки у основания шеи. Пирр потерял сознание и свалился с лошади. Солдаты Антигона оттащили тело в преддверие какого-то дома и там отрубили голову.
Когда весть о гибели Пирра стала всем известна, войско его сложило оружие и перешло на сторону Антигона, который наследовал его власть и его царство (Плутарх: «Пирр»). Все монархи мира. Греция, Рим, Византия. Константин Рыжов. Москва, 2001 г.